Огненная Тьма

Прикоснулся и остыл. Будто целую покаянными губами в холодных скалах высеченный монастырь. В. В. Маяковский «Флейта-позвоночник»

Жарко. Солнечные лучи безжалостно выжигают все до чего могут дотянуться. Сухой раскаленный воздух царапает горло и заливается в легкие расплавленным свинцом. В небе ни облачка, а чистота лазурного полотна превратилась из услады для глаз в настоящую пытку. Молочная белизна ее кожи приобрела легкий золотистый оттенок и на контрасте с ним еще ярче засияли серебряные косы, а глаза так и вовсе стали окончательно неземными и откровенно нечеловеческими. Она перестала затягивать себя в неизменную черную кожу из-за этой жары, переодевшись в белое и почти прозрачное, а вокруг обнаженных рук обвились бесконечные браслеты. Между ее тонких точеных ключиц лежит черный бриллиант, ограненный в виде звезды, чьи острые лучи отражают солнечный свет, преломляют его, преображая из просто яркого и слепящего в нестерпимо режущий. Уже не раздражает, как ранее. Всего лишь камень — красивый, редкий и очень ей подходит. Камень ни в чем в сущности не виноват. Да собственно никто вообще ни в чем не виноват. — Приехал и дорнийский климат за собой притащил, — ворчал Джендри, обливаясь потом под этими палящими лучами. Джон тоже переносил свалившийся на них внезапный зной не самым лучшим образом, но вида не подавал, всеми силами держался, внушая самому себе, что все нормально, а гулко стучащий в голове раскаленный барабан, оглушающий и лишающий ориентации в пространстве, всего лишь плод его воображения. Даже неугомонные птицы куда-то все исчезли, растворившись в неподвижном, словно хрустальном воздухе. Зато Дрогон блаженствовал, кружась высоко в небе, сверкая мрачной своей черно-красной чешуей, величественный и умиротворенно-прекрасный. Налетавшись и наигравшись вдоволь в воздухе, спускался вниз, выбирал себе местечко поудобнее, сворачивался там и снисходительно посматривал на всех. Дейнерис играла с ним, бегая вокруг и уворачиваясь от лениво помахивающего хвоста, которым дракон старался ее осторожно сбить с ног. Дени ловко прыгала, выплясывая вокруг дракона, страшный шипастый хвостище пролетал мимо нее, а рядом в очередной раз летел на землю, подбитый драконьим хвостом Герольд Дейн. Падение сопровождалось каким-нибудь крепким словечком, смехом и протягивающей ему руку довольной Дейнерис. В руке ее он не нуждался совершенно, он спокойно и непринужденно вот прямо тут час назад из положения лежа на спине вскочил сразу на ноги, но тем не менее руку ее он принимал и поднимался не так феерично, зато с неизменным поцелуем. С драконом они играли уже часа два, не зная усталости, а жару так и вовсе не замечали. Они вообще мало что замечали, будучи вдвоем. Джон стиснул зубы. Не думать. Ни в коем случае не думать о них двоих и не вспоминать тем более ни о чем и не давать воли чувствам. Думал конечно все равно, вопреки самому же себе и чувства вылетали непроизвольно из глубин души. Дейн бесил так, что в глазах темнело и убить его хотелось раз по десять на дню, не меньше. Только вот убивать его было совершенно не за что и вся его вина состояла лишь в том, что Дени была с ним рядом счастлива, она все время смеялась и смотрела на него доверчивым открытым взглядом. На Джона она так смотрела последний раз, когда они стояли перед железным троном, которого еще не коснулось пламя Дрогона. Джон думал, что больше уже и не увидит никогда ее такой, что той девочки, словно сотканной из чистого света, больше нет. Но она была, она никуда не делась, она появилась легко и естественно, словно и не исчезала никуда, ровно в тот момент, как появился Герольд Дейн. Он вытащил эту девочку откуда-то из тьмы, как фокусник вытаскивает из рукава внезапно голубя или кролика. И если хорошо подумать, то его благодарить надо было бы за это чудо, но вот бесил, раздражал и вызывал еще при этом невольно безотчетную, неконтролируемую совершенно симпатию, чем в итоге бесил еще сильнее. Бран добавлял раздражения в этот и так кипящий котел своей выходкой с птицами и сердцами. Хвала всем богам, у них хватило тогда ума не хвататься сразу же за оружие в попытках перебить птиц, поддавшись первому импульсу — в тесном пространстве и в хаосе из мелькающих беспорядочно крыльев, все могло принять поворот неожиданный и самый плачевный. Первой среагировала Дени — цапнула за руку Джендри, сочтя видимо его тут самым нуждающемся в руководстве из всех присутствующих, и поволокла за собой к выходу. Дальше уже включился Дейн, вот тогда наверное и пробежал первый импульс раздражения по отношению к нему, он тогда скользнул режущим взглядом по окружившим их растерянным лицам и бросил резко и громко, будто раскаленным бичом хлестнул, ни к кому конкретно не обращаясь: — Лучников! Быстро! — от этого окрика моментально разбилось всеобщее оцепенение, все пришли в движение, забегали, засуетились, а затребованные лучники были на месте через минуту и из шатра раздались предсмертные крики птиц. Сам же он возвел очи к небу, негромко что-то ругательное этому небу высказал и все свое внимание перенес на принесенные сердца и на Дени, что склонилась к ним и рассматривала с любопытством. Сердца эти мягко и ненавязчиво заволакивали все пространство тонким и едва уловимым, сладковатым запахом начинающегося уже разложения. Мысли, одна страшнее другой, повисли немедленно в воздухе, готовые уже сорваться с губ, облачившись в слова, но Дени никому не дала озвучить и развить этих мыслей о сердцах перед ними и их вероятной жуткой принадлежности. Она подняла одно из них, поднесла к лицу и тонкие ноздри ее затрепетали, втягивая запах начинающегося распада, а губы чуть дернулись, искривились. Она подняла кинжал и сделала глубокий надрез, почти разламывая сердце на две половинки, словно это было яблоко или апельсин. Подсохшая снаружи мертвая плоть, внутри еще сохраняла мягкую влажность и податливость, там в центре ее, все еще темно-красном, но увядающем уже и бледнеющем, сохранилась пара капель не до конца свернувшейся крови. Лицо ее в этот миг преобразилось, став белым, страшным и неподвижным, глаза потемнели, стали пусты и словно бы стеклянны, розовая гладкость губ выцвела до мертвенной синевы — она всматривалась в этот крохотный и давно угасший уже отблеск жизни, ловила эхо, слабый отголосок и явно что-то видела в тонком, невесомом и незримом. — Всего-то! — голос ее прозвучал почти беззаботно, а на лицо вернулись краски, черты же, напоминающие больше некое умертвие, чем живого человека, стерлись без следа. — Я то думала… а тут какие-то несчастные приговоренные к казни. Ну никакой фантазии у нашего короля! — И что бы это могло значить? — сдавленным надтреснутым голосом, словно ему горло перехватило, спросил Джендри. Кажется ему было не слишком хорошо от этого зрелища. — Думаю, это попытка тонкого намека, что и на сей раз все неугодные ему сердца прекратят биться и станут вот такими же — высыхающими, разлагающимися… глупо на самом деле и нелепо как-то. Впрочем об этом после, — ее глаза снова зачарованно приковались к мертвой плоти. — Да брось ты уже гадость эту! — Дейн слегка хлопнул ее снизу по руке с разрезанным сердцем, оно вылетело и описав в воздухе небольшую дугу благополучно приземлилось вне ее досягаемости. — Я тут летел к ней как одержимый, а она чьи-то скорбные останки разлагающиеся страстно тискает! Иди ко мне! Казалось, что сейчас она топнет ножкой, вся вскипит и… она действительно пошла, послушно скользнула к нему в руки, сразу крепко обхватившие ее талию, вся мгновенно в этих руках успокоившись, словно внутри у нее разжалась невидимая пружина, отпуская все тревоги и страхи. За всей этой абсолютной дурацкой выходкой с сердцами безусловно стояло нечто большее, что-то важное и скрытое от глаз. Не в сердцах как таковых конечно было дело, во всей ситуации было нечто, что никак нельзя было упустить — Дейнерис об этом заявила прямо и призвала думать, думать и снова думать над всем случившимся. — Давайте, прекрасные мои, выливайте все свои соображения, включая случайно мелькнувшие мысли и образы, — Дени обвела их всех лукавым взглядом. — Мне вот вся эта история с сердцами ужасно глупой видится и нелепой какой-то что ли… неловкой. Не могу толком еще ухватить свое ощущение, но что-то есть тут… это надо поймать и понять. — Попытка ответить на головы, — Джон говорил и при этом старался не замечать как Дейн не спеша стаскивал с ее рук кольца, одно за другим, — неудачная до крайности. Сам он так конечно не думает, а в окружении его видать никого не отыскалось достаточно смелого, чтобы указать на неприкрытую неуклюжесть такого вот ответа… ну попытки в данном случае. — Кстати да, — сразу же отозвалась на это Дени, — он ведь не своими руками вырезал их из тел казненных. И получается, что нет рядом с ним того самого человека, необходимого каждому правителю. — Это какого? — поинтересовался Джендри. — Прямого и неотвратимого, как падающая на голову наковальня, — Дейн стащил с нее очередное кольцо и прервал на минуту свое занятие, отвечая на вопрос Джендри, — который придет и скажет, что ты ведешь себя как идиот, наплевав на корону на твоей голове. — Я полагала, он понимает это, — в голосе Дени звучало явное разочарование, — переоценила. Умеет наш король лишь фигурки с доски скидывать незаметно да за ниточки тягать. Жаль. И ведь это только начало, сердца вот эти дурацкие, а что же дальше ждать? Какими еще нелепостями он нас тут повергнет в глубины недоумения? И ведь ему снова не скажут, я убеждена в том абсолютно. Потому что действительно никого достаточно смелого в окружении… Я не говорю, что не нашлось никого разумного или там тонко чувствующего такие вот вещи, потому что будем честны — Тирион тот же далеко не идиот, ну или вот сир Давос, к примеру… — Его, я думаю, в такие дела король не посвящает, он, думается мне, вообще всех тех, кто наделен хоть каплей совести и чести подальше держит от своих делишек, проворачивает все втихомолку, — в этом своем предположении Джендри был скорее всего прав. Все ее кольца были сняты и выложены в длинную цепочку на карте — начиналась она на Драконьем Камне и обрывалась чуть не доходя Дорнийских марок. — Поймать и понять, говоришь? — голос Дейна, когда он говорил негромко, обволакивал мягким бархатом. — Много не поймал, но… у меня такое чувство, что это ребенок действует. Ну не совсем конечно ребенок, но что-то близкое. Он будто не видит разницы, не соизмеряет, упрощает, потому что… застыл? Пока все. — Герольд, ты чудо, — она потянула с его руки первое кольцо. — Все для тебя, сердце мое, — он не отводил от нее глаз. Джон мысленно отвесил себе затрещину, заставляя себя отрешиться от мурчащих томных интонаций в их голосах и от того как теперь она стаскивала с него кольца и тоже выкладывала на карту, продолжая начатую им дорожку из колец, уводя ее дальше в Дорн. — И что вам это дало? — включился снова Джендри в разговор. — Ну то, что он как ребенок действует? — Пока ничего, — прикрывая острый внимательный взгляд ресницами, ответил ему Дейн, — но бессмысленность кусочка картины не отменяет его ценности как части целого. — Ничего сейчас не понял, — отмахнулся от него Джендри. — Да, это тебе пока еще Квентин в уши не залил, так что не бери в голову, — это уже было произнесено с обезоруживающей улыбкой. — Герольд, я тебя на поединок вызову когда-нибудь за твой язык, — честно предупредил Джендри, впрочем при этом он и сам смеялся. — А давай! — радостно согласился тот, сразу весь вспыхивая озорным задором. — Нам тут еще дней пять в тоске и печали сидеть. В смысле в ожидании. Мы не всерьез, до первого пореза, — последнее сказанное уже было в сторону Дейнерис, в ответ на возмущенно и грозно сведенные брови. — Когда-то на моих глазах из-за простого пореза пал один из лучших воинов, что мне доводилось знать, — тихо проговорила она, не отводя глаз от его рук и колец. — Значит не будем, — так же тихо ответил он ей. Она улыбнулась его словам. Последним его руки покинуло кольцо с причудливо изогнутым скорпионом и легло где-то в Красных горах. Джон смотрел на эту полосу из серебра и камней — чего там только не было! Кроме уже означенного скорпиона было кольцо изображающее оскаленные клыки, другое обхватывало палец когтистой лапой, были помимо этого сверкающие сапфиры, какие-то матовые черные камни, названия которых Джон не знал и конечно же рубины, а еще дракон, змеи, неожиданная сова, черепа какие-то… в общем кольца всячески демонстрировали довольно необычные вкусы своих владельцев. Интересно у Герольда, как и у Дени, каждое кольцо не просто так, а со скрытыми смыслами, задумался Джон на несколько мгновений, после чего разозлился на себя же и сам себя одернул побыстрее от этой мысли — не хватало еще о его кольцах размышлять! Достаточно того, что этими кольцами сейчас выложена по карте прямая и самая короткая дорога от Драконьего Камня до Горного Приюта — так только на драконе можно пролететь. — Дней пять… — задумчиво промолвила Дени, — а кстати, почему вы так задержались, а? — Пришлось некоторое утяжеление с хвоста сбросить, — уклончиво ответил Дейн и взгляд его сразу заинтересованно уставился куда-то вверх. — Герольд, — голос Дени звучал вкрадчиво и настороженно, — а ну не отводи глазищи свои и поведай мне уже — кто там на хвост вам так сел, что аж задержаться пришлось? — Армия Хайтауэров, — он бросил свои поползновения увернуться от разговора и наконец посмотрел на нее. — Вот значит как, — она не злилась, но явно была недовольна. — И мне о том конечно же сообщить никак не получилось, так? — Зачем?! — Дейн проговорил это чуть громче, а острая сталь, укутанная в мягкий бархат его голоса, уже ощутимо прорезалась. — Я бы прилетела к вам! — Дени медленно закипала. — Вот именно! И на кой черт тогда там нужен я?! С криками о помощи к тебе бегать?! — злился уже ощутимо, голос возвысил, сталь уже явно резала, вспарывала мягкий бархат. Дени негромко зашипела. Прямо как дракон, пронеслось в голове у Джона. Аметистовые глаза сощурились. Темно-лиловые напротив повторили этот, чуть угрожающий, прищур. Между ними ощутимо заискрило, в воздухе натянулись нервно звенящие струны, пылающие взгляды схлестнулись. Были бы у них хвосты — колотили бы сейчас ими неистово себя по бокам. Дейн ухватил ее за руку, притянул к себе, целуя кончики пальцев. Не сдался — отступил на время. — После поговорим, — шепнул едва слышно, — наедине. — Наедине, — прикрыла ресницами пульсирующие зрачки, втянула шипы и когти. Джендри, явно посчитав, что их надо немедленно на что-то другое отвлечь, в спешном порядке заинтересовался, лежащими на карте кольцами, прихватил одно, простое и строгое, намного темнее всех других с вставленными в него прямоугольными рубинами, его некоторое время назад Дени стащила с руки Герольда. — Интересное колечко… Где тебе его сделали? — вопрос был обращен к Дейнерис. — Есть одно местечко в Эссосе, — лукаво подмигнула она ему. — Знаем-знаем, что за местечко, — понятливо закивал Джендри. — Хорошее местечко, ой, хорошее! Сам бы туда с удовольствием отправился, но раньше было не по карману, а теперь не до того, — обреченно махнул он рукой. — Сейчас может и не до того, а после чего бы и нет? Они конечно ревностно свои секреты хранят, но меня там очень ждут и не откажут в исполнении небольшого каприза, — произнося это она выглядела очень довольной. — Ты же у нас вроде кузнец, — это уже Дейн, — что за внезапная страсть к ювелирному делу? — Кузнец, кузнец, — подтвердил Джендри, — но интересно ведь! Да и не буду я вечно молод, когда-нибудь и старость и слабость придут, а без дела как можно? Будет достойная замена кузнечному делу. — Да… таких лордов Вестерос еще не видел, а может оно и правильно как раз, а? Кстати! Про украшения. Пока не забыл, — Дейн отстегнул откуда-то с внутренней стороны ворота небольшую виноградную гроздь — серебро и темный янтарь с мерцающими золотыми сполохами в медовой глубине. — Пусть у тебя будет. Брошь перешла в руки Дени, которая принялась внимательно ее рассматривать. — Красивая, — вынесла она вердикт. — Это для нее? — Ага, — усмехнулся Дейн, — очень просили не потерять ненароком, ибо память. Поэтому держи у себя, пока трофей не вытащим из заточения. — Не потеряем. И трофей вытащим, — уверенно проговорила она. — Пора заканчивать здесь, а то что-то мы слишком уж разыгрались. — Ждем Квентина и заканчиваем, — согласился с ней Дейн. Ему было лет пятнадцать самое большее или и того меньше. Почти мальчишка. Испуганные золотисто-карие глаза на пол-лица, зачарованно уставившиеся на Дейнерис. Безуспешные попытки скрыть как ему страшно. Нервная дрожь в руках, сжимающих чуть помятый свиток и тонкий ломающийся голос. — А мне-то зачем? — в голосе Дейнерис звучало искреннее недоумение. — Ну давай, раз привез, — она приняла свиток из трясущихся рук. Печать сломалась, аметистовые глаза быстро пробежались по строчкам, на губах заиграла недобрая кривая усмешка. — Возвращайся к своему лорду, мальчик, скажи, что кто-нибудь да приедет. А вот кто — это уже не ему решать. Передай еще — пусть будет благодарен, что до разговора с таким отребьем как он вообще снизошли. Не бледней! И передай все в точности, не смей смягчать мои слова. А если боишься, что за этим последует наказание, значит плохому лорду ты служишь. Все, беги к мамочке! Парнишка растерянно хлопал глазами, пока она говорила и кажется даже не дышал. По окончании ее речи кивнул, поклонился, вскочил на свою лошадь и поспешил отбыть. — Нет, ну вы видели?! — зазвенела она возмущенно. — А чего сразу не прислать дитя лет пяти?! Может мне тоже надо Искорку отправлять в лагерь противника? — Ну так кого не жалко прислал, — говорил Герольд спокойно, но в этом спокойствии звенело то же возмущение. — Что там от нас хотят? — На переговоры зовут, — лаконично ответила Дени. — Ну ты уже один раз съездила и хватит с тебя. Теперь я поеду, — решительно заявил Джендри. — Пожалуй ты прав, поезжай, — сходу согласилась с ним Дени. — Только не один… в идеале Квентина бы сюда сейчас, но чем уж богаты на данный момент, так что поедешь с Герольдом. — То есть ты хочешь, чтобы сира Бронна Черноводного убили очень-очень больно? — синие глаза Джендри смеялись при этих словах, видать мысль о мучительной смерти сира Бронна была ему очень по душе. Громкий смех Дейна почти заглушил ее голос. — Нет, я хочу… Герольд! Да перестань смеяться! Я хочу, чтобы как раз он был цел и невредим, потому что нам нужен до определенного момента порядок в Хайгардене. И вот как раз, чтоб ты не пристукнул нашего лорда-выскочку совсем и насмерть с тобой и поедет Герольд. Ну вот что ты смеешься?! — это уже снова Дейну. — Такая вот у тебя репутация. Впрочем у меня не лучше. А мальчик милый был… — внезапно с мечтательной улыбкой произнесла она в никуда и уже повернувшись к Герольду с горящими глазами спросила, — видел какие глаза? — Видел конечно. Притащить тебе эту игрушку? Раз уж его и так на убой послали… ну или на что у нас фантазии хватит, — немедленно отозвался Дейн, говорил так, словно о безделице какой, а не о живом человеке речь идет. — Нет, не хочу, чтобы тащили, — капризно надула губки Дени, — хочу, чтобы сам, своей волей. — Так тоже можно, — они переглянулись и больше на эту тему не было произнесено ни слова. Вернулись с переговоров они неожиданно веселые, смеющиеся, напевающие что-то вполголоса. Дени немедленно вцепилась в них с расспросами, оборвав песню на моменте про волосы ее — как свет луны. Джон махнул на них рукой и вернулся к своим мечным тренировкам, наверное ему надо было остаться и послушать чего там хотел на переговорах сир Бронн, но сил уже не было смотреть как она смеется — не его словам, как смотрит — не на него, как нежно обнимает — снова не его. Глупое это было чувство, смешное, но столь сильное, что никак перебороть его не получалось — только сбежать. Бегство правда ничуть не спасало от ледяных беспощадных иголочек, жалящих в самое сердце. И вовсе не ревность была причиной этих иголочек, нет. Ох, если бы это была всего лишь ревность! С ревностью можно справиться, ревность можно было бы загнать внутрь себя, закрыть там на сто замков и запечатать намертво на сто печатей, самого себя одернуть поскорее, что не имеешь ты на ревность никакого права, какая может быть ревность между вами, после тобой же сотворенного? И все, помучиться дней несколько, перебеситься в глубине души, побиться головой о стены, опять же исключительно внутри себя, и с миром отпустить. Только вот ревности не было, а было гадкое и мерзостное чувство утраченного безвозвратно и исключительно по своей вине. Осознание, что вот сейчас в лице Дейна она нашла наконец то, что ей было нужно в мужчине. А сам Джон в той, прошлой, жизни делал как раз таки все, что ей не было нужно ни в каком виде — он все время ее куда-то тащил, тянул, чего-то от нее хотел, ждал, доказывал, переубеждал зачем-то… не надо было! Надо было просто любить, доверять, быть рядом, когда нужен и тогда получил бы больше чем весь мир. И ведь она все это терпела и поддавалась на его уговоры, наступала себе на горло, отказывалась от себя и своих целей — потому что любила и доверяла. Получила своим же доверием в итоге в самое сердце, а теперь вот нашла в себе силы снова ему поверить, отказалась от мести. Так что ему оставалось только принимать все как есть — это тоже часть искупления совершенной им глупости. Джон усмехнулся. Теперь назвать случившееся всего лишь глупостью можно было, потому что ее вернули и все вроде как понарошку было. Иллюзия — сладкая и непростительная. Потому что все было по-настоящему, кинжал был настоящим и тот предательский удар в сердце — тоже. Еще сильно бросалось в глаза, что отношения эти не вчера начались и что они довольно устоявшиеся, так же как и близкое доверительное общение с ними Джендри — значит не сразу она решила его найти и вытащить из ссылки на край мира. Интересно зачем именно сейчас? Это знание ничего не могло изменить, даже если она вдруг решила его просто использовать для каких-то, ей одной ведомых, целей — он даст ей осуществить задуманное, станет по ее прихоти послушной фигуркой на доске и пойдет хоть на заклание, потому что заслужил и никакого права сопротивляться или быть несогласным с такой своей участью у него просто не было, он сам себя этого права лишил, когда ответил на безграничное доверие — предательством. Но ему было интересно, хотелось знать о причинах. Спрашивать конечно же было бесполезно — она отшутится или отмолчится, может быть сама расскажет позже… ну или просто само время раскроет тайну. Ему необходимо было успокоиться, взять себя в руки — получалось плохо. Он все время висел на волоске от срыва, мысленно все время себя одергивая и нарочно воскрешая в памяти ее образ перед тем моментом, когда он все разрушил. Помогало, хоть и ненадолго. В общее его взвинченное внутреннее состояние добавляло нервозности и прочих неприятных крайне переживаний это чертово кольцо, которое так не к месту схватил тогда Джендри и принялся со всех сторон рассматривать, да еще и расспрашивать о нем Дейнерис. Не привлеки тогда Джендри внимания к нему, Джон бы и не заметил и было бы ему хоть чуточку спокойнее. И на пару капель меньше боли. Но внимательные синие глаза лорда Баратеона рассмотрели характерные для валирийской стали разводы на строгом обруче, украшенном рубинами, довольно увлекательный разговор про Квохор, где его и сделали по заказу Дейнерис, тоже состоялся и проклятое кольцо это засело в памяти Джона намертво. Что-то было в нем смутно знакомое, что-то мелькало, угадывалось… в голове шуршали страницы книг, звучал далеким эхом голос мейстера Лювина, пласты памяти ворочались, двигались, вытаскивая на поверхность нужное. И нужное было извлечено, а Джон пожалел, что смог вспомнить и понять. Кольцо было точной копией короны Эйгона Завоевателя, в миниатюре. Последним эту корону носил король Дейрон, которого Джон по юности боготворил и почитал своим кумиром, конечно и про утерянную корону знал и читал ее описания и даже в какой-то из книг рисунок видел. И вот теперь копию этой короны носил в виде кольца Герольд Дейн и чтобы для него эту игрушку сделать она аж в Эссос летала. Когда нахлынуло это жутко неприятное понимание, Джону очень сильно захотелось встать и просто уйти. Неважно куда, главное — подальше отсюда, потому что подарок этот прямо-таки кричал в голос — ну почему ты не Таргариен?! Именно такой вот от крови дракона ей нужен, да он и был и соответствовал полностью по своей сути и по духу и будь в нем хоть капля нужной крови — оседлал бы дракона, в том Джон был уверен. И столицу они бы жгли вместе, дружно и слаженно и гораздо раньше и уж точно не смутил бы его чей-то пепел и чьи-то смерти. Но этой капли, так, судя по всему, ей желанной, не было, потому скорее всего и вытащила она Джона из забвения — не зря ведь сказала, что ей нужен Эйгон Таргариен, сын Рейгара, ее родная кровь, а Джону она пожелала за Стеной сгинуть. И он сам все решил и теперь вот получал последствия — все и сразу. Обидно, плохо, больно — было. Но он снова и снова себя одергивал уже привычным — а что ты собственно хотел и ждал? Что она объятия снова раскроет и будет смотреть влюбленно? Все эти поцелуи и объятья нынешние от нее уже имеют совсем иное значение и как раньше уже не будет никогда. Скажи спасибо, что не скормила Дрогону, что дает шанс хоть какой-то. Такое самовнушение почти работало и все терзающие его чувства отпускали — ровно до того как перед глазами представали она и Герольд. И так по кругу. Джон уже молился всем богам, чтобы скорее приехал этот дорнийский принц, которого он ни разу не видел и чтобы уже все здесь в Просторе закончилось. Что там дальше последует неизвестно, но хоть какая-то передышка должна быть у этого адского круговорота! Непростую задачу удерживать себя в руках ему еще всячески осложнял и сам Дейн, который вел себя с ним как разыгравшийся кот — выпускал когти, слегка толкал наглой лапой и прищурившись наблюдал за реакцией. Провоцировал совершенно открыто, для него все это было игрой, забавой, чем-то несерьезным, а Джон, вместо того, чтобы подумать хоть немного — реагировал ровно так как и предполагалось и в итоге поток острых и ядовитых шпилек в адрес друг друга почти не прекращался и в какой-то момент они таки сцепились уже всерьез. Кто начал, кто продолжил, кто не смолчал и кто перешел грань было не так и важно — случившееся было лишь вопросом времени и должно было произойти в любом случае. Клинки вылетели из ножен с непринужденной легкостью, словно мечи тоже ждали, когда же уже эмоции накалятся до нужной степени и выплеснутся, и клинки эти непременно скрестились бы и тут наверное даже сами боги не смогли предсказать результат. — А ну прекратили оба! — голосом Дейнерис сейчас наверное можно было бы целые армии противника валить насмерть, столько там было едва сдерживаемого кипящего гнева. Меч Герольда влетел обратно в ножны раньше, чем она закончила короткую фразу. Меч Джона мгновением позже. Дейнерис буквально материализовалась между ними, глаза ее опасно сузились, брови угрожающе сошлись к переносице, губы побелели почти до синевы — верный признак, что на сей раз она разозлилась не на шутку. — Я закрывала глаза, я терпела, я ждала и надеялась, что вы оба начнете думать головой, а не тем что ниже пояса! И вот во что вылилось мое терпение! У меня на глазах! Совсем страх потеряли! Про совесть молчу — ее и не было! — лицо у нее полыхало нездоровым румянцем, глаза лихорадочно блестели, а голос дрожал. — В общем так, если еще раз вы сцепитесь или снова начнете свои бесконечные перепалки язвительные, которые приведут все к тому же — вы схватитесь снова за мечи. Так вот если все это опять начнется… я не знаю, что я с вами сделаю! Но я клянусь, что придумаю! И вам не понравится совсем никак! Вы правда не понимаете, что хуже всего вы делаете мне?! Ну почему нельзя просто взять и подумать?! Да она же сейчас заплачет! И на то, чтобы слезы не пролились она сейчас употребляет все свои силы. Потому и кричит так, срывающимся и дрожащим голосом. Вместе с этой догадкой на Джона нахлынула волна такого стыда, так мерзко от самого себя сделалось, что он готов был вот прямо тут на коленях у нее прощения выпрашивать. Видимо что-то похожее испытал и Герольд, потому что мягко взял ее за руку, оттягивая вниз перчатку и прижался губами к полоске обнажившейся кожи на запястье и долго не отпускал, видимо вкладывая в этот жест что-то только им двоим понятное. — Прости. Слишком разыгрался, — с него в этот момент словно маска слетела и он сделался весь открытым и совершенно другим, глаза даже посветлели и ясно стал виден оттенок лилового. Впрочем Джону сейчас было не до рассуждений о метаморфозах Герольда Дейна — в обращенных к нему глазах Дени дрожали непролившиеся слезы. — Прости, — он улыбнулся ей чуть заметно, лишь уголком губ, — мы больше не будем. Специально употребил такое наивное детское выражение, тем самым давая ей понять, что действительно все их перепалки смешны и они действительно заигрались. Она переводила взгляд с одного на другого, наконец сурово и гневно сдвинутые брови разошлись, уголок губ чуть пополз наверх. — С тобой мы после поговорим наедине, — короткий взгляд в сторону Дейна. — И с тобой тоже, — это уже Джону. Она чуть приподняла голову и кончиками пальцев легонько похлопала себя по щекам, чуть прикрывая глаза и внимательно за ними наблюдая из-под ресниц. Намек был более чем в лоб. Джон и Герольд переглянулись, синхронно вздохнули и каждый послушно запечатлел на ее щеке поцелуй. — Вот так, — удовлетворенно проговорила она, совершенно по-драконьему щуря глаза, — а если еще раз попытаетесь вцепиться друг другу в глотки… лучше не стоит! Тряхнула косами и вышла вон. — Отныне — мир. Тшш… — Герольд приложил к губам палец, призывая ничего не отвечать, — мне неинтересно, что ты скажешь. Она сейчас всерьез расстроена была, а такого быть не должно. Никогда. Все. Я замаливать свою глупость, — криво усмехнулся и поспешил за ней. Больше их в тот день никто не видел. Джон не спал, плавал где-то на грани между сном и явью. Мыслей не было вообще никаких. Все чувства тоже словно угасли, приглушенные случившимся накануне. Из пограничного состояния, в котором он пребывал, его выдернул легкий шорох в темноте. Джон встрепенулся настороженно и почти сразу расслабился — тихой, едва слышной призрачной тенью к нему в шатер проскользнула Дени. Присела рядом с ним. Близко настолько, что он ее прерывистое дыхание мог отчетливо расслышать. — Ну и что это сегодня было? И до этого твои терзания и метания тоже? — спокойно, умиротворенно и слегка насмешливо. — Неужели ревность так замучила? Так ты вроде знал, нет? Знал. Конечно он еще до появления Дейна знал о нем. Ему о том двое сообщили. Джендри прямым текстом и явно с благим намерением и Яра — чуть издевательским намеком, с намерением явно противоположным. Только знание это ничуть ему не помогло, воображение почему-то нарисовало смазливую игрушку от скуки рядом с ней, почти бессмысленную, не стоящую и внимания. Реальность в лице Дейна настоящего, а не выдуманного, ударила больно. Только Дени он об этом говорить не собирался, ни к чему ей это. — И что мне тебе сказать? — Джон улыбнулся в темноте. — Все мы живые пока еще, иногда чувства берут верх над разумом. Больше такого не будет. — Конечно не будет, — она говорила уверенно. — Мне Герольд клятвенно пообещал, что не будет, так что я спокойна. — Мои обещания тебе не важны, ведь так? — Важны конечно, просто из вас двоих явно не ты склонен ко всяческого рода провокациям, так что… хотя от тебя я тоже не ожидала! Герольд конечно умеет за ниточки дергать так, что даже я порой теряюсь, но тебя он просто как по нотам разыграл. А ты позволил! Ну вот как?! Неужели не понимал? — Понимал, — признался Джон. — Тогда я вообще ничего не понимаю! — полыхнула она на него глазами во тьме. — Идиоты! И ни один обо мне не подумал! И вот что мне с тобой делать?! — Не знаю, — спокойно, ему стало сейчас удивительно спокойно на несколько мгновений — как затишье перед бурей. — Обними меня! — внезапно потребовала она. Джон распахнул глаза от такой внезапности, но приподнялся и обнял. Прикрыл глаза и понял зачем она этого потребовала. Вдохнул самый страшный и самый отвратительный в мире запах — запах другого мужчины на коже любимой женщины, запах чужой любви, чужих прикосновений, чужих поцелуев и ласк. Она была ужасно горячая, волосы чуть влажные на висках и затылке, дыхание даже не выровнялось еще, а сердце отбивало быстрый ритм. Не отошла еще, не успокоилась и совершенно очевидно, что пришла к нему в таком виде и состоянии намеренно. Очень захотелось назвать ее каким-нибудь нехорошим словом, потому что это был настолько подлый и болезненный удар, настолько неожиданный, что и противопоставить было нечего, оставалось только открыться и впитывать в себя весь тот поток боли, что она на него сейчас вылила, потому что отстраниться и прервать происходящее никак не выходило — все тело словно веревками незримыми опутало и держало крепко. Джон стиснул ее сильнее, прижимаясь губами к обнаженной коже на плече, сжимая зубы и вдыхая, ощущая на ней его вкус, запах, дыхание, прикосновение и подавляя в себе дикое, бешеное, звериное почти желание схватить ее, разодрать на клочки легкую ткань, всю ее себе навстречу открыть, заполнить собой, зацеловать, облизать всю и после, такую вот, вернуть ее Дейну, чтоб тоже насладился сполна, напился, чтоб вдоволь этого ощущения… и сам же ужаснулся своим мыслям. Никогда он такого с ней не сделает. Да и она ему шею свернет и будет права. — Плохо? — заинтересованным вкрадчивым шепотом. Плохо, любимая, ты не представляешь как — этого он ей не сказал. — Это не важно. Главное, чтобы плохо не было тебе, — выискал в себе силы отстранить ее от себя чуть и даже слегка улыбнуться. — Мне не плохо, мне замечательно, пока вы не начинаете творить подобное вчерашнему, — она мягким жестом убрала от его лица пряди волос и несуществующие веревки наконец отпустили. — Так что ты уймешь свою ревность или что там у тебя и не дашь мне более повода для переживаний. — Не дам, обещаю, — как бесцветно звучал его голос… — И если я завтра скажу, что выхожу замуж, то ты пожелаешь мне счастья и сам отведешь к алтарю, как самый ближайший мой родственник, — а ее голос напротив набирал силу и краски, звучал жестко и возражений она явно не намерена была даже слушать. — Пожелаю. И отведу, — Джон закрыл глаза, понимая, что да, действительно отведет и своими руками отдаст другому мужчине, если это сделает ее счастливой. — Вот и прекрасно! А еще ты выбросишь из головы всякий бред про свою мне ненужность. Ты — моя родная кровь, больше никого не осталось и мы не имеем права друг другом разбрасываться, — обхватила его лицо горячими ладонями и вперила в него свой горящий гипнотизирующий взгляд, который в темноте хоть и не виден был, зато вполне ощущался. — Мы — семья! Пойми уже это! И я не оставлю тебя, я буду сражаться за тебя, если потребуется и вытащу из любой беды! Всегда! Понимаешь?! — Понимаю, милая, — Джон поцеловал ее в лоб, погладил по контуру лица, коснулся гладкой пряди волос. — Прости, что заставил пережить не самые наверное приятные моменты. — Я простила, только не делайте так больше. — Ты любишь его? — Если говорить на понятном тебе языке, то да — люблю. — Хорошо, — ни черта не хорошо на самом деле, но что еще он мог ей сказать? И Джон перевел разговор на совершенно другую тему. — Дени, я тебе сказать хотел и все как-то не до того было. Помнишь как мы с тобой на переговоры съездили? Тебе там ничего странным не показалось? — А что мне там могло показаться странным? Бран просто подставил этих людей и отдал их нам на убой фактически. Так он не впервые это делает… — Они все были взрослыми мужчинами и уж меч точно каждый из них держать умел и уж хоть один, но точно смог бы достать одного из нас, а они все отчего-то размахивали оружием как мальчишки, которые не так давно меч в руки взяли, да и тот деревянный. — А Брана учили или…? — Конечно учили, но выучить толком так и не успели. Ты поняла, да? Он не может пользоваться навыками тела, в которое вселяется, использует собственные. Потому и так нескладно все было. — Значит больше такого он повторять не станет, еще один факт в копилку бессмысленности, — она тяжело вздохнула. Да, все из-за него. Именно из-за действий Джона теперь эти загадки приходится разгадывать. — Дени, а если бы я тогда поступил иначе…? — не собирался об этом, но язык убежал вперед головы. — Были бы мы счастливы? Нет. Разве что на время лишь, а после была бы снова война, раскол и необходимость садиться на дракона и поливать все огнем. Потому что только так и можно править этим проклятым куском земли. — Ты так не любишь Вестерос, — Джон позволил себе улыбку. — Чего это сразу не люблю? Драконий Камень вот люблю безмерно. Дорн так вообще обожаю. По сути все мои претензии к людям, да и то больше к лордам с их непомерными амбициями. Амбиции эти отлично выжигаются драконьим огнем. В самых тяжелых случаях — вместе с лордами, в конце концов не так уж и трудно сотворить новых. Жаль я сразу этого не поняла. А если ты именно про нас двоих спрашивал, то тем более — нет. Все мысли о такой вероятности — иллюзорны. И, Джон, будем считать на этом наш разговор оконченным, а понимание — достигнутым. Она поднялась, невесомо поцеловала его в лоб и направилась к выходу. Черная ткань поползла за ней следом змеиным хвостом. Напоследок обернулась, уже откинув полог шатра и на фоне начинающегося рассвета очертился ее темный силуэт. Голос был тих и спокоен, как мягко падающий пепел. — Герольд хотел принести мне твою голову, потому что понял абсолютно все, как только меня увидел впервые. Я отказалась. Сделай так, чтоб мне не пришлось сожалеть о своем решении. Полог упал. Предрассветный сумрак схлопнулся и все снова заволокло тьмой. Утро у Джона началось сильно после полудня и встретило прохладой, легким моросящим дождем и недовольным Дрогоном, что порыкивал на всех кто попадал в поле его зрения и наконец, ко всеобщему облегчению, сорвался в небо, поигрался в низко висящих лиловых облаках и где-то чуть поодаль, на возвышении приземлился. Джон заглянул к Дени и нашел ее с растрепанными косами, завернутую небрежно в черный шелк и с руками, перепачканными гранатовым соком — тонкие темно-красные насыщенные извилистые линии расчерчивали гладкую кожу, пачкали пальцы, высыхая, становились похожи на кровь. Будто она опять кому-то горло резала. Но это были всего лишь гранаты. Терпкий и яркий аромат. Насыщенный вкус солнца и внезапно ночи. Пусть будут гранаты. Вишни. Что угодно, похожее на кровь — на ее руках. Главное, чтобы больше не кровь. Джон убивал сам и видел как убивают другие. Так страшно было смотреть только на нее. Пусть уж лучше седлает Дрогона и палит все, что под руку подвернется. Тоже страшно, но терпимо. Привычно. Будет нужда в чьем-то перерезанном горле — он отныне только сам. Ему это давно не страшно. И давно привычно. Вместе, вот как в тот раз — никогда больше. Повязали друг друга кровью и довольно. Еще страшнее чем на руках смотрелся сочный красный потек от уголка ее губ и вниз, через подбородок — на шею. Смешно. Было бы, если б не режущее воспоминание об очень похожем красном потеке из уголка ее рта — в тот раз крови. Джон сглотнул и прикрыл глаза, стараясь отогнать страшное видение. Она обрадовалась ему. Улыбнулась. Развела немного смущенно руками, как ребенок, застуканный за тасканием конфет. — Как хорошо, что ты пришел, — улыбнулась еще шире. Руки сдавили разрезанные половинки граната над кубком неожиданно сильно. Тугие бока фрукта сдались, хрустнули и полопались рубиновые налитые зерна, поддаваясь, выпуская свою ароматную кровь. — Сделать тебе? — она кивнула на кубок. — Все равно меня уже не отмыть вовек. — Нет, спасибо, не хочу, — Джон уселся напротив нее и не сдержал смешка, глядя на нее такую. — Что там у тебя? Рассказывай, вижу же обеспокоена чем-то. — Ох, опять у нас незапланированное веселье… — начала было она и не закончила, прерванная появлением Дейна. Джон, взглянув на него мельком только, чуть не вздрогнул — таким неожиданно замученным он выглядел. Восковая бледность, густые тени под глазами, волосы в жутком беспорядке, одежда тоже, скорее вообще полураздет, чем одет. Еще и закрывающиеся ежесекундно глаза, словно веки не могли выдерживать тяжести ресниц. К тому же неожиданно без всякого оружия, хотя ранее у Джона создалось стойкое впечатление, что он весь напичкан с ног до головы тем, что может так или иначе убить. Тихо прошел к Дени, улегся рядом, устраивая голову у нее на коленях и презрев, стекающий по рукам гранатовый сок, прижал ее ладонь к губам. — Герольд, ну сейчас же весь испачкаешься, — проговорила мягко, нежно, с улыбкой. — Словно меня одной мало. — Переживу, — мурлыкнул сонно и подхватил языком рубиновые капли с ее запястья. — Волосы к тому же сейчас уделаешь, а мне после все это распутывать и отмывать от липкого, — и сама же себе противореча, накрутила на пальчик серебристую прядь. — Ай, ладно! Лежи уже, так и так мне с твоей гривой возиться придется. — А я о чем? — как же обезоруживающе он умел улыбаться! Он вообще сейчас был на себя не похож — сонный, расслабленный, весь открытый, утративший свою резкость, хищность, ядовитость и ставшую уже привычной колючую язвительность. Впрочем размышлять о том, что послужило причиной таких внезапных изменений Джону было откровенно не интересно, а вот что там Дени снова встревожило — как раз напротив хотелось узнать и он вернул ее к тому моменту на котором она прервалась с приходом Герольда. — Да там непонятно что вообще, — нахмурила она недовольно брови. — Какая-то леди вроде куда-то ехала, ее сопровождение зачем-то сцепилось с солдатами из Штормовых земель, в ответ на безобидные и обычные вопросы, учитывая, что тут немножечко военные действия идут, выхватили мечи. Кто-то погиб. Леди та засела в карете со служанкой и наотрез отказывается выходить, истерику устроила… ой, в общем черт знает что! Теперь вот слезно просит послать за лордом Баратеоном, вроде они знакомы. Я вконец запуталась, что там и разбираться не желаю совсем никак, но судя по всему придется, хоть я и откладываю это всеми силами. — Ну и отправь ей лорда Баратеона, раз просит, пусть разбирается, — резонно предложил Джон, тоже не желающий вникать в проблемы неизвестных истеричных леди. — Джон, милый, да я бы с радостью! — Дени всплеснула руками, разбрызгивая алые капли под возмущенный громкий вздох Герольда, впрочем возмущение это улеглось, как только она вернула ему свою руку и он вновь уютно улегся щекой на ее ладонь и кажется даже не проснулся при этом. Дени перешла на громкий трагичный шепот. — Только вот нету у меня в наличии лорда Баратеона! Потому как Джендри, неспокойная душа, еще на рассвете ускакал навстречу Квентину, соскучился видать. — Ну давай я съезжу, — предложил Джон. — Тебе на драконе конечно быстрее, но там, во-первых, дождь начинается вполне уверенно, а во-вторых, мне все равно нечем заняться. А у тебя… — он кивнул на спящего Герольда, — что ты с ним сделала, что его так с ног свалило? — Ничего страшного, переживет. Джон ты уверен, что тебе это надо знать? — аметистовые глаза сощурились в пристальном интересе. — Уверен, что не надо, — Джон тоже смежил ресницы, отзеркаливая ее прищур. — Ну я поехал? — Езжай и… Джон, будь там осторожнее, ладно? — Ты меня как на войну отправляешь. Там всего лишь какая-то женщина… — И порой всего лишь женщина гораздо опаснее любой войны, — закончила она. — Я обещаю, что буду очень осторожен, — Джон потянулся к ней и мягко прикоснулся губами к щеке, — не скучай тут. Когда Джон обернулся перед выходом, она смотрела на него с лукавой хулиганистой улыбкой, руки нежно перебирали платиновые пряди спящего Герольда и, если Джон хоть немного ее знал, то она собиралась сейчас этот безмятежный сон прервать. Джон улыбнулся ей в ответ и вышел навстречу дождю. На дорогу ушло больше двух часов и когда Джон добрался наконец до места дождь разошелся не на шутку. Последовал короткий и довольно громкий, из-за шума дождя, разговор, прерванный распахнувшейся дверцей кареты… сказать, что он ее увидеть здесь ожидал меньше всего — значило погрешить против истины, потому он тут вообще ее увидеть не ожидал. — Джон! — на громкой истерично-радостной ноте воскликнула Лилли и бросилась к нему. Поймал, а куда было деваться? Она обвила его руками, что-то заполошно и бессвязно заговорила, путаясь в словах и перескакивая с одного на другое. — Тихо! — голос его прозвучал раздраженно и резко. Замолчала, уставившись на него во все глаза, словно не веря, что это он. Джон же, пока она его созерцала и, хвала богам, делала это молча, прислушивался к себе и ничего среди своих чувств не обнаруживал из положенных и приличных данной ситуации. Наверное надо было испытывать некоторую радость, смешанную с беспокойством, а у него было лишь глухое раздражение. Еще в голове стучала мысль, что надо наверное позже спросить про Сэма и про детей, но его совершенно не интересовали ответы на эти вопросы. Интересовало его сейчас только одно — куда ее несет нелегкая и почему не сиделось дома? Их он и задал. Она лепетала в ответ что-то про Сэма, про необходимость ей к нему в Королевскую гавань попасть как можно скорее и завершила слезным: — Джон, ты должен мне помочь к нему добраться! Ага, уже бежит со всех ног. Хватит с него долгов. Лилли конечно не виновата ни в чем, кроме глупости и порывистости характера, но ведь это не он ее вытащил из безопасного замка навстречу приключениям. — Я никому и ничего не должен. Кроме своей королевы, — отрезал жестко, наверное гораздо жестче чем следовало бы, потому что у Лилли на лице отразились обида и непонимание. Зато и розовая пелена сразу спала с глаз. — Так что ни в какую столицу ты не поедешь, потому что это не мне решать. Людей своих, кто там еще уцелел, отправь обратно в Рогов Холм, а сама собирайся к королеве. — Джон… Ох, сколько разочарования было в ее голосе — ровно столько же сколько и в самом начале облегчения и радости. Ну конечно, привычно ведь уже стало, что он все сделает как надо другим, наплевав на свои интересы и чувства, вот даже Лилли считает его универсальным приспособлением для решения проблем. После. Он подумает об этом после. Джон сосредоточился на том, что она ему говорила. Вернее уговаривала. Увещевала помочь ей незаметно проскользнуть в столицу и ничего не говорить Дейнерис. Что-то еще про сожженных в прошлой жизни родных Сэма… он почувствовал как на него тяжелой каменной плитой наваливается усталость, а в висок вонзилась противная и издающая мерзкий жужжащий звук игла подступающей головной боли. — Лилли, я не стану ничего у нее за спиной делать, — оборвал он все эти причитания. — Так что сейчас твои люди соберутся и отправятся обратно в Рогов Холм, а ты побудешь моей гостьей… — Пленницей! — перебила она его. Сжала губы, блеснула злыми слезинками, отвернулась. Капли дождя впитывались в ее волосы, стекали по лицу. Джон ничего не чувствовал, кроме уже означенного раздражения и желания поскорее тут закончить. Отбросил мокрые волосы с лица, вздохнул глубоко влажный прохладный воздух. — Пусть так, если ты настаиваешь, — не стал спорить с ней. — Так что? Моя гостья… прости, пленница, если тебе так больше по душе, или я объявляю тебя военным трофеем и оставляю тут в крепких руках солдат из Штормовых земель? Или ты предпочитаешь дорнийцев? Тогда до завтра потерпеть придется, — натянул на лицо непроницаемое выражение, разбавленное разве что насмешливым взглядом. — Нет! — слезы все-таки пролились, смешиваясь с дождем. Правильно, пусть плачет. — Ты не можешь так… ты не сделаешь… Совсем растерялась. Выбита напрочь из равновесия. Немудрено, от такого кто угодно впадет в полную растерянность. — Могу и сделаю, — отрезал Джон. Давай, девочка, делай свой единственно возможный выбор. — Я поеду с тобой, — решительно вытерла слезы Лилли и всхлипнув, продолжила, — только переговорю с теми, кто меня сопровождал. Вот умница! Давно бы так. Все таки хорошо ее воспитали за прошедшее время, научили, выточили… не леди конечно, но вполне пристойную деву, научили лицо держать и говорить правильные вещи. — Конечно поговори, — теперь можно уже и улыбнуться ей. — И не бойся Дейнерис, ты не сделала ничего пока, чтобы ее гнев вызвать, а за глупость она не карает. — Ты изменился, Джон, — она пристально на него посмотрела, хмуря брови. — Так сильно изменился, что кажется другой человек передо мной стоит. — Джон не изменился. Он умер, — сказал наконец он правду. — Давай поспешим, нам ехать часа два, а уже темно. Она бросила на него еще один пронзительный взгляд и направилась решительно к ожидающим ее служанке и кучеру, проговорив через плечо: — Я не задержу надолго. Вернулся Джон совсем уставшим и измотанным, поражаясь с чего вдруг такое, не делал ведь ничего особенно и списал все в итоге на общую нервозность сложившейся ситуации и на Лилли, которая оказалась сюрпризом того рода, без которых можно и обойтись прекрасно. Пошел сразу к Дени по приезду, испытывая жгучее желание ровно так же как и Дейн перед этим, упасть около нее, уложить голову ей на колени, закрыть глаза и уснуть, ощущая ее легкие прикосновения. Войдя, Джон сразу оказался в густом полумраке, ощутил висящее в воздухе напряжение и вдохнул тяжелую дурманящую смесь ароматов — сбивающий с ног сильный запах лилий переплетался с тонким и терпким винным ароматом, фоном сквозила горьковатая и сухая хвоя и было что-то еще — тягучее, сладко-соленое, горячее и прохладное одновременно… кровь. Здесь слишком сильно пахло кровью и смертью, а хвоя и лилии были призваны этот запах выбить или хотя бы перекрыть. Навстречу ему шагнул Герольд и кровью запахло совсем нестерпимо — кровь была на его руках, на волосах, расчерчивала обнаженный торс причудливыми рубиновыми узорами. И ни следа его дневной усталости и сонливости. Уголок точеных губ пополз вверх. — Ты что застыл? Будто привидение увидел, — смеялся, как и всегда. Скользнул взглядом по себе, облизнулся хищно и неожиданно чувственно, проскользив медленно языком по губам, слизывая с них капли подсыхающей крови. — Приносили человеческие жертвы валирийским богам, — шутил конечно, правда смешно с этой шутки не было совсем, зато пробрало непрошенным холодком вдоль позвоночника. — Да не слушай ты его! — Дени выплыла откуда-то из глубин шатра. Вид у нее был не лучше ничем, тоже вся в крови. — Дрогона мы кормили! — Невинными девами, — уточнил Дейн, задорно подмигивая. — Шучу! Не нравится ему дождь, капризничает и требует, чтобы мамочка с рук кормила, вот и пришлось нам… — Я с вами поседею до времени, — выдохнул Джон. — Дени, там у меня… ты не поверишь. — Я уже верю заранее! — заверила она его пылко. — Но все равно рассказывай. Выслушала молча и внимательно про Лилли, задумалась на пару минут, распутывая косу, вздохнула и озвучила решение. — Джон, ты ее устрой так, чтобы не сбежала и чтобы все необходимое было у нее тоже позаботься. Не до нее пока, у нас Квентин завтра прибывает, а значит пора тут все заканчивать… не до нее в общем, позже решим куда ее и как, по-хорошему ее или домой вернуть или правда в столицу отправить, но сейчас никто не станет с ней нянчится, так что пусть подумает посидит, может ума наберется заодно. Потому что это запредельной дурой надо быть, чтобы куда-то ехать через Простор сейчас! И Джон! — она окрикнула его уже на пороге. — Ты меня сегодня очень порадовал, спасибо. На долю секунды в ее глазах вспыхнул тот самый отблеск чистого света, по которому Джон так тосковал. Усталость отступила, а вместе с ней все невнятные тревоги и то нехорошее чувство, возникшее как только он переступил порог этого, мрачного сегодня, шатра. На улице по-прежнему моросил дождь, отсветы костров играли на мокрых поверхностях. Джон повернул голову на яркую вспышку огня поодаль от лагеря и короткий предсмертный крик, кажется барана — Дрогон, как всегда до углей изжарив очередную животину, утробно рыкнул и стал поглощать вполне самостоятельно свой поздний ужин… Дорнийцы появились после полудня, сразу же заполнив все пространство непривычными пряными ароматами, яркими красками, вкусом другой какой-то жизни и чем-то атмосфера ими созданная напомнила ему Драконий Камень — сладкая и легкая свобода, игривая непринужденность, страстное безрассудство. Жизнь — настоящая. Так сильно ожидаемый всеми Квентин Мартелл первым делом схватил Дени в долгие объятия, после чего был немедленно ею нежно расцелован в обе щеки. Вторым делом он поинтересовался томным голосом как там несравненная лапонька леди Грейджой, услышавши это Джон аж закашлялся, до этого момента ему бы и в голову не пришло, что кто-то может в таких выражениях говорить о Яре и если с определением «несравненная» он еще в определенном смысле мог бы согласиться, то вот с лапонькой, да еще в такой мурчаще-нежной интонации… Джон даже на секунду заподозрил, что может быть есть еще какая-то неизвестная ему леди Грейджой и все это вовсе не про Яру, но когда Дейнерис, не выказав ни малейшего удивления, сказала, что леди Грейджой сейчас на пути в Пентос и встретиться в ближайшее время у них никак не выйдет, понял, что по всей видимости Яру он за все время их знакомства узнать не успел никак. Квентин же, печально вздохнув по поводу отсутствующей Яры, завалился на подушки, уложив уютно голову на колени Дейнерис и они о чем-то тихо зашептались, с улыбками, смешками, переплетением рук, легкими поцелуями и нежными поглаживаниями. Со стороны можно было ошибочно принять их за влюбленных, но это была иллюзия и перешептывания их были далеки от романтичных нежностей, а прикосновения лишь были способом выразить их искреннюю и глубокую друг к другу привязанность. Так же было совершенно очевидно, что они откровенно друг другу нравились внешне и за этим, как ни странно, не стояло ничего большего, кроме чистого и абсолютно невинного любования друг другом, словно они были братом и сестрой. Тем более, что полюбоваться действительно было на что с обеих сторон и глядя на Квентина Джон невольно вспомнил слова Яры, когда они плыли в Штормовой Предел, она тогда подошла к нему, смотрящему на море и с обычной своей насмешливой интонацией произнесла: — Час уже на тебя смотрю и кажется поняла почему Дени тебя убивать не стала и зачем из-за Стены вытащила. — И зачем же? — полюбопытствовал Джон, изготовившись услышать от нее очередную колкость, а то и вовсе неприкрытую гадость. — А она видимо решила собрать вокруг себя всех самых красивых мужчин Вестероса, а ты чертовски хорош собой, это даже я признаю, — неожиданно изрекла Яра и показав ему язык, удалилась на капитанский мостик. Квентин в ряд «самых красивых мужчин Вестероса» явно входил по мнению леди Грейджой. Он и правда был удивительно симпатичным, если не сказать милым. На него было приятно смотреть, он казался совершенно безобидным и даже беззащитным, такая очаровательная игрушка с большими темными глазами, ослепительной белозубой улыбкой и густыми темными волосами, немного не достающими до плеч. Ему совершенно безотчетно хотелось доверять. И именно это было последним, что стоило делать в отношении принца Квентина, потому что хоть слава самого опасного человека в Дорне бежала впереди его самого близкого друга, Джон понял, что самый опасный человек в Дорне сейчас перед ним — жмурясь от удовольствия хрумкает яблоком, дольки которого скармливает ему Дейнерис. Так же как и Дени, пронеслось у Джона в голове, та тоже воплощенная невинность, пока не узнаешь ее получше. Потому видимо так и льнут они друг к другу, потому и установилось между ними такое понимание, поэтому и бьет через край нежность — две опасные рептилии почуяли родственную связь своей хищнической сути и свились в тесный клубок, так что не оторвешь их теперь никак друг от друга. И потому и нет между ними никакой страсти мужчины и женщины — им не нужно, их наслаждение в ином. Им нет нужды становиться любовниками, потому что они гораздо ближе. — Явился! — громко объявил Квентин при появлении Дейна. — Бросил меня, — немедленно нажаловался он Дени и сразу же получил сочувственный взгляд. Герольд закатил глаза к небу, на лицо его наползла до невозможности вредная и ядовитая ухмылка, а в голосе прорезалось прямо-таки шипение и внезапно искры смеха. — Квентин, драгоценный ты мой, я тебя не бросил, а оставил с целой армией Дорна, того самого Дорна правителем коего ты являешься. — Бросил! — настаивал Кветин на своей позиции несчастной жертвы, натягивая на лицо такое умильно-несчастное выражение, что хотелось его пожалеть и защитить. На Дейна, судя по его выражению лица, все эти приемы не действовали совершенно, он просто рассмеялся в лицо Квентину и произнес негромко и четко: — Не верю, — и переведя взгляд на Дени, — сердце мое, когда он тут наплачется вдоволь, а ты соответственно нажалеешься его несчастного — пришлите за мной, хорошо? Дени ничего ему не ответила, только кивнула со смехом. — Я тебя не отпускал! — громко возмутился Квентин. — Герольд! Ты куда?! — Посмотреть, осталась ли еще у Дорна армия. Или под твоим влиянием они там все в изнеженных принцесс превратились, — на этих словах он отвесил преувеличенно почтительный и от того совершенно издевательский шутовской поклон. — Стой! — Квентин предпринял было попытку сорваться за ним вслед, но Дени вовремя его перехватила, крепко обняла за плечи, почти повисла на нем и таким образом удержала, дав Дейну возможность беспрепятственно сбежать, что он и сделал. Вслед ему полетела какая-то бронзовая посудина, запущенная рукой Квентина. Герольд, не оборачиваясь, пригнулся и посудина улетела за пределы шатра. Снаружи послышались сначала чей-то наполненный болью и обидой вскрик, после чья-то громкая ругань и наконец такой же громкий смех. Негодующий же и вместе с тем веселый взор Квентина обратился к Дени, на что та лишь улыбнулась лучезарно, пожала плечами и пихнула ему какой-то очередной персик, принц персик этот сочно и с аппетитом куснул, укладываясь снова к ней на колени. — Нет, ну ты видела?! — все же высказался он. — И вот так каждый раз! За что только мы его любим? — За это и любим, — с философским спокойствием отозвалась Дени. — Это верно, — переключившись мгновенно на тот же умиротворенный тон согласился Квентин. Воздух звенел и дрожал от их крика. Это продолжалось уже довольно давно и они словно забыли о том, что не одни. По воздуху летали искры, пламя в жаровнях отплясывало бесноватый опасный танец, угрожая перелиться через металлические кованые края и все тут спалить. Карту у нее из-под рук уже вовремя выхватил Квентин, сбивая с плотной бумаги огонь и теперь на светлом дереве стола темнели обугленные отпечатки ее ладоней и поверх всего было яркой темно-красной лужей разлито вино — это Герольд, даже не опустив глаз на начинающийся пожар на столе перед собой, опрокинул кувшин, заливая огонь. — А я вот озаботился! И разведку отправил. Весь замок! Как подушечка для булавок, Дени! Я не отпущу тебя туда! — Они забудут про свои булавочные скорпионы, как только я обрушу небо на их головы! — Ты понимаешь, что стрелять будут на одном дыхании? Что будет шквальный огонь? — А ты понимаешь, что это ничтожество посмело бросить мне вызов? Вот эти скорпионы — это почти плевок в лицо! — Я понимаю! И за это умирать он будет очень больно и очень долго. Я лично приложу руку, чтоб больше никому и в голову… Но лететь тебе туда слишком опасно! — Я поднимусь высоко, за облака и проведу дракона вертикально. Они не смогут развернуть свои скорпионы для выстрелов. Так когда-то сделал Эйгон в Харренхолле. Так сделала я, когда сожгла флот Эурона. Тем более, что сейчас у меня нет цели сжечь. Лишь панику посеять. Вскрыть эту шкатулку! Сделаю один проход над замком, подпалю по верху и улечу. — Именно. Так уже делали. Дважды! И последний раз не так давно! Ты понимаешь о чем я?! — От меня будут этого ждать? Понимаю. И что с того? Дракону, который так атакует нечего противопоставить! Разве что другого дракона. — Я не дам тебе лететь на замок утыканный баллистами! Услышь меня уже! — Я уже летела на флот, а после на город, утыканный баллистами! И вполне удачно! — Ну такие вот значит чудесные мужчины были рядом, что позволили тебе это вытворить! А я не могу и не буду стоять и смотреть как ты со смертью играешь! — Я всегда с ней играю! — Я тебя не отпущу! — И что ты сделаешь? Вцепишься в хвост взлетающего Дрогона? — у нее вырвался непроизвольный короткий смешок. — Не хотелось бы… но если придется, — уголок его губ дернулся в невеселой улыбке. Еще пару секунд они смотрели друг другу в глаза, стараясь сохранять серьезность, не преуспели в том совершенно и рассмеялись — громко, искренне и так заразительно, что еще через несколько секунд вместе с ними хохотали все присутствующие. — Возьму я тебе Хайгарден, — отсмеявшись он подошел к ней и взял за руку, — было бы что тут брать, всего лишь замок. Просто дай мне немного времени. — Нет у нас немного времени, так что будешь играться с другими замками, — она смотрела на него сияющими глазами. — Надо придумать что-то другое… — Надо, — он уже придумал, это было видно невооруженным глазом. — Панику можно и без дракона устроить, не так ли, моя огненная королева? Ох, какая нехорошая улыбка наползла на его лицо! И как он выделил вот это «огненная королева». В глазах у него выплясывали огоньки отчаянного безумия, предвкушения какой-то темной и совершенно жуткой радости и в глазах Дени загоралось ответное бесноватое пламя. Они были до ужаса похожи сейчас. — Герольд, — его имя она почти пропела, — ты же понимаешь, что это в разы опаснее? — Конечно, — невозмутимо отозвался он, — только ведь не для тебя. А все остальные меня не волнуют. — Только ради тебя я соглашаюсь сейчас. И ты ведь понимаешь, что усмирять потом эту стихию тоже тебе? — многозначительно приподняла она бровь. — Естественно, — так мягко и вкрадчиво, словно и не кричал тут с минуту назад, срывая голос, — мне не в первый раз. Поговорим еще наедине. — Наедине, как всегда, — согласилась с ним Дени. Договорились. Наконец-то они до чего-то договорились, хоть и казалось, что скандал этот между ними не окончится никогда. Ругались они конечно феерично, делали это громко и страстно, с удовольствием, не выбирая выражений и полностью отдаваясь процессу. Сначала все это было с беготней друг за другом в попытках докричаться и доказать свою и только свою правоту, пока наконец они не обосновались вот около этого стола и здесь уже продолжили свою вдохновенную грызню, вокруг летали предметы, порой что-то загоралось — они и не замечали. Этот скандал так увлек их, что обрушься на их головы возрожденный король ночи — не заметили бы, а отпихнули бы его в сторону, чтоб не мешал и он бы сел покорно в уголочек, пережидая эту вакханалию. Потому что даже он бы наверное не рискнул сейчас между ними влезать. А все началось с довольно невинной и вполне позитивной новости, что лорд Бронн полноценную армию собрать не смог, ибо после всего случившегося не нашлось в Просторе таких идиотов, кто пожелал бы рискнуть ради верности новоявленному лорду у которого кроме поддержки трона, да и то на словах лишь, больше ничего и не было и который не смог их защитить. Зато на память лорды Простора не жаловались и отлично помнили как битву на Дороге Роз, так и штурм столицы, что добавляло причин к решениям пересидеть эту бурю тихо. Так и оказался лорд Бронн заперт в замке, который так отчаянно некогда желал получить, с небольшими военными силами и кучей скорпионов. Вот последняя новость и заставила все переиграть, она же стала причиной всей этой жаркой ссоры. Влезать между, пытаясь стать голосом разума, как-то утихомирить их, развести в разные стороны, чтобы остыли, было делом заранее провальным, хотя Джон поначалу было собирался, но был в прямом смысле одернут Квентином, а именно крепко ухвачен за ремень сзади и водворен твердой рукой на прежнее место. Джон вывернулся из его рук, развернулся, собираясь высказать, все что думает, но не успел. Квентин его опередил и склонившись к уху, беззвучно почти прошептал: — Хуже сделаешь. Пусть перебесятся. Не впервой уже, — и посмотрел очень серьезно, буквально пропиливая своим острым взглядом дорогу в голову Джону и считывая все его эмоции. Джон тогда послушал и правильно сделал. Они и правда перебесились, прокричались, все сами решили, обменявшись несколькими, никому не понятными толком фразами и некоторым количеством выразительных взглядов. — Так, значит подводим итоги, — Дени наконец села и устало посмотрела на Герольда. — Я не стану говорить лишнего и просто попрошу мне довериться. Слепо. Без вопросов. И просто сделать как я сказала. Квентин, душа моя, с тобой я отдельно пошепчусь, есть кое-что с чем только ты справишься. А после поезжай и привези мне Искорку. Чувствую, что она будет нужна. — Считай, что я уже все сделал, — он улыбнулся и хоть улыбка эта и предназначалась только Дени, от нее всем стало теплее и спокойнее. — Герольд, — она обернулась к нему. — Я как всегда делаю то, что больше никто не может, — он подмигнул ей и протянул шпильку с аметистом, вылетевшую из ее прически во время их бурной ссоры. — Джон? — в голосе ее звенели стальные опасные колокольчики предвкушения. Он поднял на нее взгляд и выгнул бровь вопросительно. — Сделай так, чтобы трупов было поменьше, я знаю, что ты это умеешь, если захочешь. Ну и так вообще, чтобы все относительно спокойно, без истеричного разгула и прочих радостей. Возьми пару сотен человек, больше тебе не понадобится. Кого именно — сам решай, у тебя для этого две армии и полная свобода выбора. Ты поймешь когда будет пора, ну мы с тобой еще поговорим позже. Через два дня на закате все начнется. — А мне что делать? — подал голос Джендри. — С Квентином поезжай за моей девочкой, — глаза ее сразу потеплели при одном только упоминании Искорки. На том все и завершилось и вместе с тем закрутилось уже по-новой, пришло в движение. Забегал Квентин, оставив свой обычный капризный тон, кого-то куда-то посылал, спешно набрасывая на ходу короткие записки, появлялся словно из ниоткуда перед Дени, шептался с ней, хмуря точеные брови, в темных глазах пульсировала тревога. Наконец умиротворенно выдохнул, довольным котищем подлез ей под руку и замурчал привычно, приобретя снова вид прежней своей беззащитной очаровательности, с непременным хлопаньем ресницами, надуванием губ и лениво-капризными нотами в голосе. В иное время Джон бы может и понаблюдал с интересом за сменой масок Квентина, но ему было совсем не до того и, переговорив предварительно коротко с Дени, он ушел отбирать тех, кого возьмет с собой к Хайгардену. И Дейна с собой утащил, тот даже не возразил ни разу, словно знал уже заранее и был готов к такому повороту, а может просто от неожиданности не успел выдать нужную реакцию… впрочем Джону до того сейчас не было никакого дела, тем более, что и сам Герольд видимо тоже о том думать не желал и вообще на всякие мелочи, незначительные на данный момент, не считал нужным тратить время и включился весь с головой в процесс. Обмолвился только, что ему Простор уже поперек горла встал и поскорее бы уже тут закончить, чтоб после обходить по косой дуге и внезапно признался в большой нелюбви ко всему, что не Дорн и не Драконий Камень. — И не Эссос, — добавил он, а после разлился целым потоком историй про тот самый Эссос, умудрившись не сказать при том ни слова про себя и если его послушать, то выходило, что все эти далеко не безобидные истории были известны вот просто каждому желающему и нежелающему, о неприглядных подробностях кричали на улицах, навязывая это знание каждому, а сам Герольд абсолютно невинен, чист и ни в чем не замешан. К стенке припереть его правда не вышло, хоть и хотелось, при чем бесцельно, просто так, из врожденной вредности характера, которая раньше почти не проявлялась, но вот в окружении их всех стала все чаще и чаще выползать на свет. Герольд в ответ на провокационные вопросы посмотрел взглядом человека кристально честного, еще и ресницами похлопал по-кукольному при этом, отбив этим приемом все расспросы и всем видом как бы говоря, что или внимай мне затаив дыхание и верь, что все было так как я говорю или вообще ничего рассказывать не стану. А Джону внезапно стало интересно, вот этой привычки по-кукольному хлопать ресницами невинно он у Дейнерис нахватался или сам умел, до нее еще? Все таки они были очень сильно похожи… Где-то за несколько часов до их отбытия к Хайгардену Дейнерис не отпускала уже от себя ни на миг ни его ни Дейна, просто прямым текстом потребовала ни на шаг не отходить от нее. Ей было не плохо, напротив, она вся горела лихорадочным азартом и ее слегка потряхивало, а пламя вокруг привычно уже отражало ее состояние, разгораясь сильно, с трепетом, громким потрескиванием и выстреливающими хаотично искрами. Прервав хождение из стороны в сторону, Герольд поймал ее в кольцо объятий, влил чуть не силой в нее чашу вина и начал нашептывать, что все будет хорошо, что когда все закончится, не здесь в Просторе, а вообще все, то он увезет ее в Горный Приют, а после в Миэрин и конечно, если она так хочет, в Ваэс Дотрак тоже и оружие честно-честно все на въезде в город сдаст, вообще все, правда… так он ее потихоньку заговорил, успокоил и к моменту их отъезда равновесие в ней было полностью восстановлено. — Джон, — она позвала его уже уходящего, — пришли ко мне эту девочку мейстера Сэмвелла, как ее? Лилли? Скрасит мне ожидание… надеюсь. Они уже уезжали, когда Джон все-таки не выдержал и у него вырвались, давно сдерживаемые, слова: — Что мы вообще делаем?! Это же чистое безумие! — Это не безумие, это Дейнерис, — рассмеялся рядом Дейн, смех из-за плотной ткани, закрывающей лицо, прозвучал глухо. Джон собирался было ему ответить, но не успел — конь его сорвался с места и растворился вместе со своим хозяином в подступающих сумерках. Хайгарден темнел вдалеке. Сумерки подкрадывались незаметно, так подкрадывается бесшумный убийца во тьме. Так хищник на мягких лапах крадется к ничего не подозревающей добыче. Закрыть глаза. Не думать. Чувствовать. Довериться и делать слепо то, что должно. Положиться на волю мироздания и на Дейнерис. Почти получалось. Первая робкая искра медленно проплыла по земле, за ней вторая, третья… искры свивались в тугие гибкие плети, скользили юркими змеями, подбирались к стенам замка, заключая его в огненное кольцо. Внутри там тоже что-то происходило, неведомое пока. В воздухе разливалась магия, ночь пела, выводила мелодию, нежная и тихая поначалу, она набирала силу, громкость и утрачивала гармонию и красоту, обретая ломаный ритм безумия. В замке раздались крики. Огненная плеть сильно и резко взвилась из ниоткуда и ударила, круша баллисты на стенах, разметывая их в пепельную пыль. С высоты стен упал камнем вниз первый человек. За ним с диким криком — второй. Дальше Джон уже не считал. Огонь вспыхивал везде, плясал и окружал замок, концентрируясь перед воротами, пока ревущий огненный столб не взлетел из самой земли и то, что раньше было надежным укреплением — исчезло, утонув в потоке пламени. Огненная паутина оплетала замок чудовищным коконом. Ночь превратилась в день — так было светло. Пепел и искры кружились в воздухе. Где-то наверху и вокруг кажется начинался легкий дождик, но здесь его не было — капли превращались в пар, не успевая достигнуть земли. Легкая подвижная дымка ползла под ногами, заволакивая постепенно все собой, застилая землю мягкими и пушистыми на вид клубящимися пепельными облаками. Обезумевшая от страха лошадь уносила кого-то прочь от беснующейся стихии, обретшей разум по воле… да, именно по воле Дейнерис. Что же ты такое, Дени…? Не сейчас. Сейчас — не думать ни о чем. Ты поймешь, когда будет пора. Так она сказала. Он понял — сейчас пора. Внутри был ад. Обезумевшие люди метались хаотично. Стены были изуродованы росчерками копоти. Тлели угли и едкий дым стелился по коридорам и комнатам. Крики. Слезы. Молитвы. Ярость. Боль. Отчаяние. Страх. Ужас. Смерть. Все проходило мельтешащим фоном. Джон не думал, нельзя сейчас было. Отключил все чувства и делал, что должен. Прикрыл глаза, прислонившись на миг к стене, выдыхая. Дернулся почти сразу на звук шагов — никого. — Косу подбери, — послышался за спиной внезапный голос Дейна. Джон обернулся на него, бесшумно возникшего из темноты какой-то боковой галереи. Сбросил уже свои маски и капюшоны, а на руках держал бессознательное девичье тело, закутанное в лазурный тонкий плащ, вымазанный уродливыми росчерками копоти. Толстенная темно-рыжая косища ее и правда свешивалась до пола, мела пыль и пепел растрепанным кончиком. Джон наклонился и поднял ее осторожно, коса была тяжелой и шелковистой на ощупь, он уложил ее сияющей медной змеей вдоль девичьего тела и взглянул наконец в лицо — тонкие, нервные черты, неправильные, словно слегка надломленные везде и вместе с тем странно привлекательные, притягивающие взгляд. Гладкая светлая кожа и густая россыпь веснушек, которая ее не портила совсем, а напротив создавала некую гармоничную завершенность облика, придавала своеобразное очарование. Длинные бронзовые ресницы были густыми и красиво изогнутыми, а на тонкой коже век проступали голубоватые веточки вен. Интересно, какого цвета у нее глаза? — Красивая, да? — голос Герольда оторвал его от рассматривания девушки. — И глазищи при том еще зеленые, совсем русалочьи. От Дени он что ли научился мысли подслушивать или вопрос про цвет глаз сам по себе тут напрашивался? Ай, не так это важно сейчас, отмахнулся Джон от самого себя. — Красивая, — согласился он. — Кто она? — А это у нас Десмера Редвин, — мелодично полился сладким мурчанием Герольд, — в результате событий всех недавних лет — единственная наследница Редвинов и Тиреллов. При таких условиях, даже будь она уродливой горбуньей, на ее руку была бы очередь из желающих, а тут еще и красавица… да за такую и войну развязать не жаль, а отдали просто так безродному наемнику! Да-да, тому самому, что от нас сейчас так доблестно сбежал, бросив и своих людей и даже свою жену на растерзание. Тебе не интересно как у него вышло заполучить в жены такую девицу? Мне вот интересно, а уж как Дени это интересно… — Это и есть ваш драгоценный трофей? — вопрос не требовал ответа. — Ну не Хайгарден же, — усмехнулся Герольд, — замок — это прекрасно, но он по сути лишь куча камней. Красиво сложенная в данном случае, но какой от нее прок, правда? А вот эта дева действительно важна. А вообще целей было несколько и все они сейчас достигнуты. Дени была интересна не только история вопиюще неравного, с какой стороны ни взгляни, и неприемлемого совершенно брачного союза Десмеры, но и сама Десмера, потому что как только она ее увидела, то намертво приковалась к ней глазами и никак не могла насмотреться и все дотрагивалась невесомо до ее волос, поглаживая медную косу, скользила взглядом по изгибам тела под плащом и снова возвращалась к лицу, откровенно любовалась и никак не могла заговорить, а лишь кусала губы. Все эти ее придыхания и взгляды можно было списать на творческий всплеск — все-таки девушка действительно была очень необычной и столь же красивой, но Джону отчего-то казалось, что здесь не только в желании немедля эту красоту на бумаге запечатлеть было дело… — И нарисовать ее ты тоже успеешь, — подмигнул ей Дейн, перехватывая девушку на руках поудобнее от чего ее коса снова сползла и достала кончиком до земли, — а пока давай отдадим ее на время мейстеру, а то от мертвой от нее толку мало будет… ну разве что рисовать. Пока разложение не началось. Ар-р-р!!! Отрастила косищу! Подберите кто-нибудь! Как только он растворился во тьме, Дени все внимание перенесла немедленно на Джона. — Цел? Не ранен? Все в порядке? Хайгарден хоть как-то уцелел? Где этот наемник? Много погибших? Он остановил этот поток вопросов, заключив ее в объятия. — Давай по порядку как-то, а? — прищурил на нее горящий темный взгляд. — Давай, — на удивление послушно кивнула она. — У нас потерь никаких, все живы, целы и хорошо себя чувствуют. Всякие царапины я, разумеется, в расчет не беру. Сир Бронн сбежал, чему я совсем не удивлен. — Прекрасно, — расцвела она немедленно злорадной улыбкой. — Я тоже ничуть не удивлена его бегству. Побежал к хозяину, как и положено послушной цепной псине. Что с замком? — Хайгарден цел. Огнем его конечно облизнуло сильно, но это мелочи, подправят кому нужно будет. Ворота конечно в пыль, погибших много — дым, огонь, прыжки со стен… Дени, я не уверен, что хочу знать как ты это сделала. Ты невероятная умница, ты — безусловное чудо и я не готов пока к пониманию природы твоей силы и магии. Может быть после, а пока избавь меня от этого знания, хорошо, родная? — мягко поцеловал ее в висок и добавил. — Прости, ладно? — Эй, тише, — она заглянула ему в глаза, — не хочешь — не стану ничего говорить. Тут не за что извиняться, ты же живой. Сам спросишь, если станет интересно. — Спасибо, — закрыл глаза, вдыхая неожиданный запах раскаленного металла и камня от ее волос, — за понимание. И не спорь со мной! Испытываю потребность сказать спасибо — вот и говорю. — Я не спорю, — она смеялась беззвучно кажется, Джон не уверен был, но отпускать ее, чтобы посмотреть не хотелось совершенно. — Как Герольд? — шепнула в самое ухо. — В порядке, как ты могла убедиться и даже откровенно заскучал. Никогда не думал, что можно скучать при взятии замка, но он вот как-то сумел. — Джон, ты более чем прекрасно понимаешь о чем я. — Понимаю конечно. Как видишь оба живы, вполне целы и даже не поцапались ни разу. — Прелесть. Я могу начинать рыдать от умиления или рано еще? — Над чем собралась рыдать? — их тихие перешептывания были прерваны внезапным появлением Дейна. — Потискал деву и хватит, верни обратно, — это уже Джону. Дени плавно перетекла из рук Джона в руки Герольда. — Как она? — обеспокоенно спросила Дени. — Дымом надышалась, как я и думал. В остальном наш трофей чувствует себя хорошо. Пришла в себя на минуту, меня не узнала, мейстер в нее влил снотворное и она отключилась окончательно. Пускай спит. — Прекрасно, значит с ней все завтра, а сейчас… — она замялась, отвела глаза и тихо проговорила в сторону, — надо кое-то сделать, пока Квентин и Джендри не вернулись, особенно Джендри. — Есть что-то, что хорошему мальчику Джендри лучше не видеть? — заинтересованно приподнял бровь Герольд. — Да, ему лучше не стоит… он от этих голов и сердец до конца не отошел, хватит с него пока. Мне надо, чтобы было отправлено необычное послание в столицу… оно же загадка для короля Брана. Играть, так играть, — с холодной и не предвещающей ничего хорошего улыбкой закончила она. — Показывай уже, что там у тебя, — Джон решительно взял ее за руку, желая поскорее пролить свет на то, что она никак не желала произнести вслух. Дейнерис молча кивнула и потянула их обоих за собой к шатру, где она ждала их возвращения, откинула тяжелый расшитый полог, они вошли и… — Дени, ты же мне расскажешь после, да? — восторженно выдохнул Дейн. — Во всех подробностях, — отозвалась она легким искрящимся смехом. — Дени, я не хочу знать, что тут произошло, — свой абсолютно выцветший от шока голос Джон даже не сразу признал. — Не хочешь — не узнаешь, — спокойно ответила она, — но послание должно быть доставлено в любом случае. Они о чем-то тихо переговаривались с Герольдом, Джон уже не слушал — он смотрел. Лилли сидела на большой мягкой подушке, другую подушку, чуть поменьше из вишневого бархата, обнимала обеими руками. Слегка раскачиваясь из стороны в сторону, она напевала едва слышно, повторяя раз за разом неясный и сбивчивый тревожный мотив. Глаза ее были абсолютно неподвижны, ничего не выражали и не замечали ничего вокруг нее происходящего. Стекляшки, вместо глаз. Она была словно не здесь. Конечно же не узнавала никого. Пустая оболочка. Кукла с вывороченной душой, имитирующая живого человека. Одета в легкое черное платье, скрепленное на плече круглой брошью с драконами — такие когда-то носили самые близкие сторонники Дейнерис. Ее волосы были тщательно причесаны, передние пряди аккуратно подколоты рубиновыми зажимами, такие часто носила уже сама Дени. И волосы, ее темные некогда волосы, были полностью седыми, ни малейшего проблеска прежнего цвета — лишь благородное серебро, до которого ей, учитывая возраст, было еще много-много лет.