The Ultimate Mask

Голова болела, точно по ней от души ахнули молотом, перед глазами расползалась серая муть, а уши будто заткнули ватой. Рубик с трудом сглотнул, попытался пошевелиться и тут же оставил попытки. Во-первых, тело взвыло от боли так, что не хотелось шевелиться больше вообще никак. Во-вторых, он понял, что висит вниз головой. Откуда висит и почему висит – оставалось пока загадкой, но от неосторожного движения и без того еще не закрывшиеся две длинные раны на спине нестерпимо заныли, и маг ощутил, как с кончиков пальцев, не достающих до земли, капает его собственная кровь. Постепенно к зрению вернулась мало-мальская четкость, и колдун повертел головой по сторонам. Теплая, сырая, как будто вылизанная пещера с округлыми стенами и проходами, а мрак разгоняют выступающие из стен гроздья желтых, как масло, кристаллов – и маленькие, и большие. Ноги по щиколотки влеплены в большой, вязкий ком уже затвердевшей паутины. И… Рубик невольно сглотнул. Ровно под ним находилось просто море, неисчислимое количество черных, с зелеными прожилками слизи паучьих яиц, любовно укутанных для большего тепла паутинной шалью. Яйца отвратительно хлюпали, раздуваясь изнутри и возвращаясь в свои формы, словно дышали. - Блеск, - сквозь зубы выдохнул Великий Маг, снова повисая в прежней позе. Глазами же он обшаривал закоулки паучьих яслей, надеясь найти хоть что-то, способное ему помочь. Наконец, чародей уловил слабый зеленый блеск у одной из гроздей кристаллов – то отзывался на мысленный зов хозяина его посох. Сломанный напополам, словно сухая палка, посох сиротливо валялся на бесформенной куче, в которой маг узнал свой плащ. Так. Соберись. Рубик вдохнул, выдохнул и, старательно игнорируя боль, протянул руку в сторону сломанного посоха в надежде, что у него восстановилось хоть немного маны. Как оказалось, восстановилось, и держащийся на жалкой щепке посох послушно полетел в руки мага. Тот крепко схватил его в обе руки и снова расслабленно повис, размышляя, как поступить. Неисправные магические посохи могут наделать много, очень много проблем. Еще в Академии Рубик видал беднягу, который скрыл от преподавателей повреждение своего посоха и в итоге разнес огненным взрывом половину Восточного крыла. От паренька горстки пепла не нашли, чтоб матери похоронить осталось что. Посох в руках грустно мерцал зелеными сполохами. Великий Маг прекрасно знал, что, рвани его посох, последствия будут ничуть не лучше. Но он должен постараться. Он должен выжить. Собрав в кулак всю свою решимость, Рубик направил навершие искалеченного посоха себе в ноги, залепленные паутиной, и стиснул зубы. Громкий треск, вспышка, одна зеленая молния вспорола серовато-желтую массу, как бумагу, за ней последовала вторая. В воздухе запахло паленой гадостью, а маг усиленно стал рвать ноги из липкого плена, не слушая протесты изувеченного тела. Оглушительный чавкающий звук – и маг полетел вниз. Он постарался удержать себя телекинезом, но маны не хватило. Рубик рухнул на горку яиц, и те с влажным хлюпаньем лопнули, разбрызгивая жутко воняющую слизь. Это немного, да амортизировало падение, и маг совсем немного провалялся в теплой, мягкой жиже, прежде чем все же подняться на ноги, дрожащие, как у новорожденного олененка. Посох не развалился на куски и не взорвался, но уже почти не светился, однако Рубик был благодарен ему и за такую услугу. Сорвав шматок паутины со своих ног, он кое-как слепил половины вместе и, отряхнувшись от ошметков яиц, притянул к себе и свой уже основательно подранный плащ. В нем хоть было спокойней. А после побрел, осторожно ступая босыми – сандалии остались влеплены в потолок пещеры – ногами, искать выход. Только сейчас он вспомнил, что был не один. Холодные когти страха сжали грудь, заставляя закашляться и привалиться к ближайшему кристаллу от накатившего головокружения. В голове словно что-то лопнуло, и колдуна вырвало. Сердце билось, как бешеное, тело болело и ныло, хотелось рухнуть и закричать во весь голос, но в горле стоял комок, в глазах стояли слезы. Рубику было страшно, невыносимо страшно. И этот страх пожирал его, снова свернувшегося в комок, снова отчаявшегося… И тихий летний бриз нахлынет, Шепча без слов молитву грёз, И полдень жаркий вдруг остынет, Повеет ароматом гроз. Нет. И с треском небо разобьется Ударом молнии, а сон Испуганным грачом взовьется, Исчезнет в грохоте небесном том. Нет, нет, нет! Он выберется. Он должен. Ему уже было страшно, но он смог перебороть. Благодаря… Благодаря тому, что он встретил свой страх лицом к лицу. Не прочитаешь ни детали Под этой маской совершенной. Юрнеро и Ланайя тоже, скорее всего, где-то здесь. И он не знает, насколько тяжело им пришлось. Он-то отключился, а они… а что, если они погибли? Нет. Сто раз нет, они… Юрнеро точно не мог погибнуть. Он столько всего пережил, какие-то насекомоподобные и паукообразные твари не могут его сломить. Да и, если бы эта мерзость хотела их смерти, она бы давно их убила. Так? Сам Рубик жив, хоть и искалечен. Паучиха оставила его тут как «консерву», пищу для будущих паучат. А ведь мяса в нем с гулькин нос. Куда более… мясных Юрнеро и Ланайю она вряд ли бы просто убила. Они где-то здесь. Он должен их найти. Рубик собрал остатки слюны в сухом рту и сплюнул, стараясь избавиться от горького привкуса на языке, отер рот и оперся на не менее пострадавший посох. Как ни странно, паутина прекрасно склеила сломанные части, и посох все еще мог служить хотя бы как трость, если не магический инструмент. И маг, закусив губу от боли, все же поковылял куда-то вперед. Куда – не знал, но куда-то. Ведь, если куда-то идти, непременно куда-нибудь придешь. Впрочем, пока что округа была однообразной – все те же серые округлые стены, все та же полутьма, раздвигаемая ненамного соцветиями кристаллов, светящихся мягким медовым цветом. Все так же было тепло и влажно, болеющее тело изнывало от желания поспать. Но Рубик упрямо шел вперед, огибая стайки крошечных паучков, деловито снующих туда-сюда. На потолке двигалась крупная тень – наверное, один из старших детей паучихи, то ли страж, то ли охотник. Они, казалось, совсем его не замечали. Или замечали и стремились скорее настучать начальству. Какое бы оно тут ни было. С потолков капала неожиданно холодная вода, а порой скалистые стены были пронизаны толстыми древесными корнями. В том ли они еще лесу? Как знать. А ведь они знали, что их группа тут пройдет. Не конкретно их группа, конечно. Засада была свежая. Трое на трое. Неужели кто-то как-то выдал информацию? Это не простое совпадение. Или простое? Как же болит голова. Рубик пощупал темя, на котором болтался растрепанный хвост, что привести в порядок не было ни сил, ни времени. Там нашлось липкое, болезненное пятно. Наверное, считали, что он прикинулся кабачком, и перестраховались. На пальцах оказалось что-то темное вперемешку с белым. Неужто мозги вытекать начали, пошутил про себя колдун. Как же болит голова. Паук-страж наверху плотно прилип к потолку, блестит жвалами и куда-то очень деловито ползет, вообще не обращая внимания на мага внизу. Куда он? Рубик стиснул зубы и как можно тише пошел за тварью. Может, это охотник? И он лезет на выход, чтоб принести в логово еды для матриарха и ее многочисленного потомства? По ушам ударили донесенные эхом звон меча, яростный рык, шипение и хруст. Охотник тут же встопорщился, заклацал жвалами, ринулся по тому же потолку в одно из ответвлений. Под ногами зачавкали распоротые, еще брызжущие слизью тельца пауков поменьше, нос снова забила едкая вонь. Рубик задышал ртом, едва поспевая за быстрым пауком, оскальзываясь на теплой жиже из паучьих панцирей под стопами, и вдруг по глазам ударило сияние мечущегося в полумраке клинка. Кровавый отблеск лунной стали… Это был Юрнеро! С ног до головы в жиже из паучьих тушек, совсем, кажется, не зацепленный и нигде не оцарапанный, он стальной бурей расшвыривал кидающихся на него пауков – все мелочь, едва ли ему по колено. Неустанно рубил он податливые панцири, с низким рыком насаживал их на меч и швырял в их же сородичей. Рубик оперся о какой-то сталагмит, не в силах отвести глаз от яростной сечи. Наверное, его и не смогли взять в плен. Джаггернаут пришел сюда сам! Сам пробивал себе путь потом и кровью, ради… ради него? Ланайи? Что между… Паук-страж злобно зашипел над головой, спрыгнул стремительно наземь и скакнул на Юрнеро сзади. Холод обжег замершего мага: если тварь набросится на явно не ждущего удара со спины Джаггернаута, то паучья орда легко его разорвет. - Нет! Крик получился хриплый, едва слышный, и Рубик, выбросив руки вперед, схватил паучище незримыми путами телекинеза прямо в воздухе. Юрнеро обернулся на них, зашипевший паук легко вырвался из непродолжительной из-за недостатка маны хватки и рванул, точно рассвирепевший кабан, на бессильно уронившего руки мага. Он не мог ничего сделать, из пальцев даже искры не вырывалось. Удар, резкий, по всему корпусу. И без того немногий воздух из легких вышибло, и Рубик, лишь закрываясь руками, грохнулся на спину, зажимаемый огромной тушей. Живот прошила острая, резкая боль, маг беззвучно – голоса не было – закричал, забрыкался хоть как-то. Громкий хруст, истошный визг, хлюпанье, звон клинка, тяжесть с тела спала. Но встать колдун уже больше не мог. Он неуверенно приоткрыл один глаз и наткнулся взглядом на расплывчатую в очертаниях серую полированную кость с несколькими алыми линиями. - Привет, - одними губами сказал Великий Маг и потерял сознание. *** Первым звуком был треск ломаемых сучьев. Первым запахом – сырая земля, к нему тут же присоединился второй – дым от костра. Рубик с трудом разлепил глаза и отлепил щеку от мягкой мшистой подушки, от которой на коже осталась пара сухих листочков и каких-то палочек, чтобы оглядеться. Это была чистая, зеленая лесная прогалина, тут и там прогреваемая солнечными лучами. Потрескивал костерок для тепла, шумела листва, чирикали птицы, настукивал по древесному стволу дятел. Все говорило о том, что то ужасное место миновало. Маг опустил веки и с наслаждением вдохнул свежий воздух. Он-то думал, что уже мертв. Тело хоть и саднило, словно он долго и сильно бился о камни, падая куда-то вниз, особенно болели спина, куда ударил тот гигантский жук, и живот, где рванул тот паук. Укусил? Отравил? А кто его знает. Руки нащупали плотные повязки из широких листьев, крепко и надежно охватывающих его торс, точно рубашка, которая немного мала по размеру. К тому же, он был совершенно чистый, хотя волосы, завернутые в пучок и сколотые парой прямых веточек, все еще были слегка сыры. И лежал под столь же немного мокрым своим плащом. Но солнце делало свое дело, и через полчаса все должно было быть сухо. Рубик оперся на руки и очень осторожно сел. Голова затрещала, точно мост под перегруженной повозкой, но он стиснул зубы и перетерпел, подставил лицо ласковым солнечным лучам. Колдун все еще хотел лечь и выспаться, но теперь, когда не было страха, его держало в сознании любопытство, растревоженное новой обстановкой. Кто-то же его сюда принес. Он даже догадывался, кто. Подтягивая под себя ноги, маг с благоговением подумал, что скупит для самурая всю медовуху в городе, все лучшие клинки в кузнице. Благодарность Великий Маг чувствовал за свою жизнь немало раз, но выказывать ее получалось крайне неуклюже. Посему, поразмыслив, он решил потом спросить самого Джаггернаута, что бы он хотел в награду. Так и будет, зевнул Рубик, снова ложась на мягкий зеленый мох, и стиснул собственный плащ, точно одеяло. Конечно, никто не мешает ему предложить что-нибудь в качестве ее. Ту же медовуху. Те же мечи. А то и… ну совсем наверняка… вдруг захочет… Остаток мысли растворился в новой пелене забвения – в тихом и спокойном сне.