Любовники

      Опять одинокий, тихий вечер декабря месяца. Погода в Питере стояла прохладная, снега было приличное количество, а мороз дивной своей тонкой кистью художника вырисовывал на окнах интересные узоры, через которые виделись огни машин, фонарей и гирлянды. Тёмная квартира освещалась только светом телевизора, где шла какая-то скучная передача. Юноша не особо высокого роста, как многие другие, с тёмно-русыми волосами, бледной кожей, напоминающей мрамор или фарфор, и глазами почти прозрачными сидел как обычно в зале.        Тёмная гостиная с двумя креслами и диваном, небольшой стеклянный столик, где в вазе уже произносила свои последние слова белая лилия, была соединена с кухней. Так казалось удобнее, не надо бегать по коридорам, когда можно сразу пройти в зал.        Юноша с тихим скрипом переступил по паркету босыми ногами, достал бокал и бутылку вина, где аккуратно выведено было название марки, которое, естественно, он не стал читать. Пробка бутылки вытащилась очень легко, без шума, и вот красная жидкость вылилась в бокал. На протяжении всех действий с бледного плеча то и дело, шурша, сползала ткань подаренного кимоно тёмно-синего цвета с вышитой золотыми нитями сакурой. Если свету от экрана телевизора удавалось попадать хоть немного на открытое плечико, то оно казалось серебристым с небольшой россыпью родинок, которые со спины вызывали ассоциацию с созвездием большой медведицы.        Иван Францевич Бриллинг в своём гордом одиночестве уже на протяжении недели проводил тоскливые вечера декабря за распитием дорогого вина и сидением в кимоно перед телевизором, где показывали либо до жути скучные передачи, что-то про романтику, либо по истине стоящие старые российские комедии, которые хоть немного да и скрашивали вечер. Всю эту гробовую тишину нарушил звонок в дверь, которому мужчина не придал значения. Но звонок повторился ещё раз, гораздо настойчивее, и тут уже делать нечего, пришлось подниматься и идти открывать дверь.       Дверь Бриллинг открыл неспешно, поправляя кимоно в сотый, а может и в тысячный раз. Как только появилась щель, он выглянул. Увидев знакомую фигуру, открыл дверь нараспашку, пропуская мужчину к себе с улыбкой, которая так часто всплывала на его лице при виде этой особы.        Вошедшим оказался высокий мужчина с широкими плечами и почти такой же бледной, как у Бриллинга, кожей. Над верхней губой у него красовалась полоска усов, пронзительно карие глаза, больше похожие на вишню, оглядывали Ивана особенно внимательно, чёрные, как уголь, волосы, где ярким пятном выделялись седые виски дополняли картину. На лице играла лёгкая улыбка, с которой он наблюдал за действиями парня. Иван быстро закрыл дверь на замок и, повернувшись уже лицом, медленно подошёл. Вскоре чёрное пальто Фандорина висело на крючке. Тихим голосом, сложив руки на груди, Иван произнёс: – Я не думал, что ты сегодня приедешь, – на лице Бриллинга играла легкая улыбка, которая вскружит голову любому. – А я вот приехал, – Эраст Петрович одной рукой притянул парня, второй, зарывшись в волосы, начал покрывать белоснежную кожу шеи горячими поцелуями.        Да, вот так вот Фандорин поступал достаточно часто. То мог неделю не появляться, а потом внезапно стоять на пороге с вином, конфетами и цветами. Для жены своей, Сашеньки, надо было придумать отмазку наподобие «Много дел», «Долгий допрос», «Прости, Романов задержал» и так далее по огромному списку вранья. – Неделю не появлялся, – тихо бурчал Иван, отогнув шею и предоставляя Эрасту большую возможности для поцелуев. Тонкие и бледные пальцы Бриллинга моментально оказались в чёрном вихре густых волос, а вторая рука обняла его где-то чуть ниже лопаток.

***        Окна спальни были нараспашку, белая тюль с замысловатым узором внизу тихо поднималась и опускалась, скомканная серая простынь кровати одиноко скучала где-то в стороне, на полу комком валялось кимоно, а пояс от него лежал рядом с кроватью на белом, мягком и пушистом ковре.       Фандорин восседал в гостиной. Растрепанные чёрные волосы, исцарапанная в порыве страсти спина, усыпанная каплями пота – вот последствия двухчасового секса в душной спальне, где сейчас гулял мороз. В руках у Эраста была сигарета, от которой тонкой струёй тянулся дым.        Иван минут пять приходил в себя, такого он давно не испытывал. Сейчас, натянув рубашку Эраста Петровича, разливал вино уже по двум бокалам. Один из них Бриллинг предложил Эрасту, который его с удовольствием принял. Следом за бокалом уже и самого Ивана Фандорин потянул, заставляя опуститься на колени. Парень послушно с довольной улыбкой опустился на колени, одной рукой держа бокал, а второй ловко отбирая окурок. Иван сделал затяжку, а потом куда-то вверх выпустил дым. Фандорин прикусил губу, наблюдая за пареньком, и только выдал, с улыбкой проведя пальцем по мраморной щеке. – Я Саше сказал, что Романов срочно вызвал, – небольшой глоток вина, и вновь бокал в стороне, а свободная от окурка рука обняла парня за талию, коснулась пальцами бедра и спокойно поглаживала его.       Иван все прекрасно знал: и про жену, и про вечное враньё. С одной стороны, ему было жалко девушку, а с другой, надо уметь делиться и признавать свое поражение. Иван поднёс аккуратно зажатую между пальцев сигарету к губам Фандорина, и тот, сделав небольшую затяжку, выпустил дым в сторону, чтобы, не дай Бог, на его драгоценного мальчика не попало. В этот момент Эраст внезапно услышал: –Ты её любишь?       Пепельный только повернул голову и выдал, отставив бокал на стол, проскользнув пальцами по щеке и по искусанной шее, где красными пятнами горели засосы: – Нет, не люблю... И никогда не любил...       Бриллинг недолго молчал. Как только его бокал оказался рядом с фандоринским, Иван, обнимая Эраста, выдал: – А меня любишь?        Тут уже, целуя в запястье Бриллинга, Эраст Петрович произнёс зачетные слова: – А тебя я любил, люблю и буду любить всегда, мальчик мой.