Numquam obliviscar

      Когда их дочери исполняется десять дней отроду, Тревиль думает о том, что настало время крестить малышку. У него не так много друзей и знакомых, которым можно было бы доверить такое ответственное поручение, как стать крёстными, а потому выбор сам собой падает на Констанцию и Атоса. Констанцию потому, что это в принципе единственная женщина, которой Тревиль может доверять, а Атоса потому, что это единственный из его мальчишек, кого уважает и хоть немного терпит Арман. — Для меня это честь, капитан, — мушкетёр слегка кивает головой, когда Тревиль оказывает ему такое высокое доверие, и не отказывается от предложенной роли. Равно как и не отказывается от неё Констанция. — А кардинал? — об этом осторожно уточняет Арамис. — Вы скажете ему об этом? — Если вы мне не откажете, — Тревиль вздыхает, прикрывая глаза, — то эту честь я бы оказал вам.       Арамис понимающе кивает, водружая на голову шляпу. Ему ведь намного проще поговорить с кардиналом о церковных делах, чем капитану, да и вопросов это вызовет намного меньше, когда все знают о семинарском прошлом мушкетёра.       Церковь, которую они выбирают в качестве места крестин, — невзрачная и небольшая. Она находится в одном из не самых состоятельных кварталов Парижа, и редкий прохожий заходит в неё вне службы. Старый священник встречает Тревиля с ребёнком на руках, крёстных и Арамиса, Портоса и д’Артаньяна с искренней радостью и даже какой-то благодарностью. Он начинает негромко читать молитву, когда отец аккуратно передаёт Констанции, держащей в руках чистые белые пелёнки, свою дочурку. Девочка не спит и с любопытством разглядывает лицо улыбающейся ей женщины своими стально-серыми глазами. Крёстные родители ближе подходят к купели, в то время как родной отец наоборот немного отступает назад, чувствуя в этот момент на себе чужой пристальный взгляд.       Арман, облачённый в плащ с глубоким капюшоном, стоит в тени, на хорах. Наблюдает за всем со стороны, и горечь разливается внутри Тревиля, хоть он и понимает, что иначе быть всё равно не может. Прикрывает глаза, отворачиваясь, и смотрит на священника, обливающего головку их дочери святой водой. Девочка смешно фыркает, но в отличие от многих детей не плачет, хотя Констанция слегка покачивает её на руках, дабы, если это будет необходимо, успокоить напуганного ребёнка. Атос меж тем зажигает свечу и вместе с Констанцией повторяет слова молитвы. — Именем Отца, Сына и Святого Духа нарекаю тебя Жанной-Марией, — священник заканчивает ритуал, рисуя миррой на лобике девочки святой крест.       Когда всё заканчивается, счастливая Констанция возвращает отцу его дитя. Тревиль улыбается, глядя на сонное личико дочери, и аккуратно поправляет пелёнки, целуя малышку туда, где парой мгновений назад святой отец рисовал крест. — Ну здравствуй, Жанна-Мария, — Жан усмехается, тихо обращаясь к зевающему ребёнку, и взгляд его сам собой перемещается на хоры. Он предсказуемо не видит там Армана, но знает точно, что второй отец разделил с ними в полной мере радость и торжество этого таинства.