10AGE – Жизнь;
Запись в дневнике от 04.08.2013. За неделю до больницы.
Хочется распасться на миллион осколков, раствориться в каждой молекуле этой вселенной, проникнуть так глубоко в структуру строения, чтобы исчезли все следы моего заболевшего сознания. Произвести микровзрыв, распасться на атомы, чтобы никто не знал меня и не слышал. Я так устал от этих черно-ядовитых мыслей, которые давят на мою черепную коробку, сжимают ее изнутри, уничтожают все последние искры. Эти мысли пожирают меня изнутри. Я хочу убежать. Исчезнуть. Но где бы я ни был – этот рой мыслей всегда со мной, мои верные палачи. Я в плену собственного сгнившего разума. Там я прикован к нервам тонкой нитью далекой реальности. Там каждая секунда пропитана этим едким запахом тлена и паники, что копошится внутри меня. Одно неправильное движение и в моей груди рождается очередная черная дыра, она растворяется в венах, образуя еще одну дорогу пустоты.Дыхание – это боль. Свет – это боль. Звук – это боль.
Действую в режиме автосохранения или мне так только кажется? Я пытаюсь замечать внешний мир, стараюсь общаться с людьми, но мысли поглощают мои внутренности, разрывая содержимое, как мясорубка. Безвольная марионетка внутри меня хочет стать живой, но покрывается слоями пыли и запирается на чердаке. Она переживает смерть от асфиксии. Каждый ебаный день смерть окрашивается иными оттенками. Просыпаясь после очередного эфемерного сна с привкусом страха и кошмара, думаю, что все это кончилось, что ужасы эти остались позади. Это всего лишь сраный сон! Но реальность преподносит больше тревоги и боли. Мое существование уже вообще ничего не значит. А я как маленький ребенок, который боится каждого шороха. И ведь краем сознания, стараюсь принять факт того, что, даже выбравшись из этой добровольной тюрьмы, я не буду свободен от этих громких и железных оков, которые при каждом движении долбят мои перепонки в ушах. За каждым углом меня будут поджидать все те же мысли; за каждым деревом, в каждом человеке, в каждой мысли я буду, видеть отголоски невозможной реальности. Боже, я схожу с ума. Я потерян. Потерян навсегда.***
Прошло несколько дней. Как и предполагалось, Виктор Олегович к Мирону меня не пустил. Я осторожно спросила, предположив, что, возможно он остыл. Но нет. Его ответ был четким и ясным, что даже спорить и пререкаться не получилось. Мы совершили обход по пациентам, он загрузил меня бумажной работой, будто бы наказывая. Да, однозначно наказывая. Когда начался обед, я спустилась вместе с куратором на обед. — Виктор Олегович, могу я остаться сегодня на дежурство? — как бы невзначай произношу, делая глоток сладкого чая. Сразу стараюсь пояснить, чтобы он не подумал, что я что-то задумала. — Это как отработка будет, ибо один день мне придется пропустить. По семейным обстоятельствам. Он какое-то время задумчиво жует курицу и кивает. — Когда хочешь остаться? — Сегодня. — Но у меня нет дежурства… — Я могла бы присоединиться к другому врачу в другом отделении. Кругозор расширю хотя бы. — пожимаю плечами, не замечая, как трясу ногой. — Хорошо, если тебе надо, нет проблем. После основной части практики, я вернулась домой, чтобы собрать себе еду на ужин, немного поспала. На ночное дежурство нужно идти подготовленным, со времен скорой узнала об этом. Никогда не знаешь, что именно тебя будет ожидать, поэтому отдых это очень важно. За время работы на скорой помощи я была как белка в колесе. После суток, мчалась на учебу, отсиживала пары, возвращалась домой, спала, вставала, садилась, готовилась к следующему дню. И на таком автоматизме я жила часть четвертого и часть пятого курса. Даже Новый год и день рождение отметила на подстанции, так что мало приятного в этой работе. Эмоциональный фон переработан, нет сил и нет желания. Чувствуешь себя опустошенным, каждая смена настоящая каторга, отсчитываешь минуты до конца смены. Бабули с гипертониями, бомжи и алкоголики. Наркоманы на грани передоза. И ты ездишь ко всем, стараешься всем помочь. Бывает, благодарят, бывает, нахуй пошлют. Это истощение. А когда кто-то умирает на твоих руках… Чувствуешь настоящее бессилие. Руки опускаются, земля из под ног исчезает, и душа этого человека ложится на твои плечи. И ты собираешь так каждого, подобно жестокому коллекционеру. Цинично? Медицина вся циничная. Тогда мой врач, Сергей, сказал, чтобы я не принимала это на свой счет. «Васька, всех спасти невозможно.»***
Запись в дневнике от 08.08.2013. За три дня до больницы.
Ощущение внутренней тревоги не покидает меня. Все, кажется, что под контролем. Но в то же время что-то не так. Эта чертова тревога душит меня, топит меня. Она отравляет мое существование. От нее никуда не деться – она меня из-под земли достанет. Она словно сдаливает мои ребра, пронзаясь в легкие, и я задыхаюсь. Чем бы ни занимался, куда бы ни пошел – она не уходит. Так уверенно обвила щупальцами, сжимает, давит, пытается стереть в пыль. Каждый день снова и снова прохожу через это, блуждаю по замкнутому кругу; то наверху, то падаю камнем вниз. Уже и не помню, когда в последний раз расслаблялся. Я когда-то расслаблялся, если не считать мнимого момента под наркотой? Я всю жизнь словно на пороховой бочке, в ожидании, что она вскоре взорвется. И тогда все закончится.***
Я зверь. Я зверь, которому прямая дорога на убой. Не помню, в каких количествах я смешал ЛСД и кокаин. Правда, уже плевать, уже все это не имеет никакого значения. Это конец. Приехал на свою конечную остановку. Я так зол, эта тревога пронзает меня тысячью ножами; я похож на решето. Эта паника, агрессия и ярость вонзается как иголки под ногти, настолько я пропитан ей. Хочу сломать каждую стену, разбить каждое зеркало; размажить себе руки и лицо. Я пленник собственных эмоций, они настолько цикличны, эти подъемы и падения меня заебали. Я не сплю и не ем. Я чувствую, что этот приступ будет самым мощным и разрушающим. И дело не только в несовместимых наркотиках. Марка растворяется под языком, я чувствую сильнейшие мерцания света, я вижу причудливые формы. Когда взглянул в зеркало, увидел ужасающих размеров демона, мне стало страшно; словил ебучую паничку. Возьми себя в руки, Мирон! Не будь тряпкой! В голове слышу эти голоса, которые окрашиваются безразличным баритоном; будто отец говорит со мной. Я не хочу это слышать, не хочу видеть его образ, который вырисовывается в моей голове. Мне не нравится этот трип, хочу смыть его из своей головы, оттереть Азелитом, лишь бы не видеть. Но я уже вляпался, уже все это чувствую и это пронзает мою грудную клетку, выламывая кости наружу. Хватаю телефон и нечленораздельно произношу в голосовом сообщении. Ване, Яне и маме. Спасите меня! Надо выбираться, надо что-то сделать. Умываю лицо ледяной водой, но чувствую, как его пронзает тысяча маленьких льдинок. Бегу к столу, достаю кокаин, надеюсь, он вытеснит этот ужас и придет хотя бы эйфория. Черчу дорогу и сразу же втягиваю ее в нос, морщась и кашляя. Откидываюсь на спинку дивана и закрываю глаза. Меня мутит. Сейчас вырвет. Внутренности поднимаются к горлу, чувствую мерзкий кислый привкус во рту. Я в ловушке, из которой точно не смогу самостоятельно выбраться. Сейчас лежа в позе эмбриона, я взываю о помощи. Впервые я кричу о ней так, как никогда не кричал. Мне кажется, что мои голосовые связки сейчас разорвутся и никогда больше не смогу говорить. Слышу, как стучат в дверь, как кто-то вбегает в гостиную, и я открываю глаза. Ваня и Яна. Ваня подбегает ко мне, его голос словно за моим персональным вакуумом, доносится с урывками. Он пытается меня посадить, Яна слушает его поручения, приносит много воды и какой-то таз. Видимо, чтобы я выблевал свои внутренности. Когда он сует мне пальцы в рот, я извергаю настоящие нечистоты. Разум просветляется, дымка слегка рассеивается. Но помутнение рассудка не исчезает. — Ваня, что нам, блять, делать с ним?! — слышу визгливые нотки в голосе своей девушки. Смотрю на нее пустым взглядом, а она отводит глаза. Кажется, что это конец наших отношений, уверен. — Спасать и откачивать! — кричит он на нее. У них что-то было? Они спали? Пробегает мысль в моей голове, закручиваясь в плотный узел. Этот узел путешествует по моей голове и опускается в низ живота, вырывая спазм. Они точно трахаются. Я отрываюсь от тазика и встаю. Точнее, это лишь попытка. Неуверенно держась на своих двоих, я шаткой походкой иду на кухню. Достаю большой разделочный нож и направляю на Ваню. Вижу его испуг и панику, а меня это лишь забавляет. Это уже не мой друг – воображение рисует демона, рисует настоящего врага. Я в большой опасности и мне нужно бежать отсюда нахрен. — Мирон, опусти нож. — лишь слышу его глухой голос. Нихера я не уберу! — Мирон, пожалуйста… Его голос звучит успокаивающе, но меня это лишь раззадоривает сильнее. Вспышка. Запах металлической крови. Красные ладони. Багровые реки. Мой нож входит ему в живот и мне становится мерзко. Какой отвратный звук. И как серийные убийцы делают это?... Я падаю назад, лечу куда-то в бездну. Глухой удар по затылку. И впереди настоящая бесконечность из звезд.