Приключения

Наверное, у каждого человека бывал случай, когда хочешь спать, но нужно идти в школу, высшее учебное заведение или работу, у Побрацкого именно такое положение – остаться спать, прогуляв, либо идти в универ в солнечный прекрасный день, хотя можно погулять, поесть под палящим солнцем мороженое и увидеть всех друзей, но уже в неформальной обстановке. – Проснись и по-ой, – сказал из-за спины призрак. – Нужно идти в долбаный универ, меня там ждут наверняка, – разочарованно произнес студент. – Поверь, тебя ждут только в двух местах: родильный дом и кладбище, а всё остальное – лишь временные остановки в небольшом временном промежутке, называемом людьми жизнью, – мудро произнёс дух. – Бла-бла-бла, умник, ага, нашёлся, – раздраженно проговорил Димон. – Тем более ты забыл один важный факт, – хитро улыбнулся умерший парень. – Какой же? Призрака, который не дает мне спать? – Нет, сегодня первое июня, каникулы!!! – будто первоклассник заорал Олег. – Чо?! – обернулся студент. И правда – на календаре была перечеркнута последняя дата мая, наступил первый день лета, а значит, каникулы. Даже как-то не верится, что в универе все студенты сдали всё в сроки, отстрадали сессию и теперь могут заслуженно уйти на каникулы, которые у студентов вроде коррупции в Советском Союзе – их нет, а если и были, то сразу пресекались тем, кто выше тебя. – Конечно, не хочется налегать так сразу, но... Что насчет списка? Ты думаешь, что сегодня будешь выполнять? – опять этот его излюбленный жест, кончики указательных пальцев соединяет вместе. – Ой, список-пиписок, три месяца впереди, неужели ты думаешь, что мы не успеем его выполнить? – спросил Побрацкий. Он поднялся, не надевая ничего из одежды, побрел в душ, который у них был общий на весь этаж, а вернулся с полотенцем на голове и плечах. Такой горячий, что призрак еле сдерживался, чтобы не посмотреть в очередной раз на его утренний... Кхм, ну, не важно. – Да уж, я в этой суматохе и забыл, как сдал последний зачет, – препод, принимавший зачёт, был как Лаврентий Берия – тиран, валит всех, не боится никого, кроме вождя, то есть директора, на место которого уже очень долго метит. Все заботы по поводу учебного заведения были выкинуты из головы, а на их место пришли мысли о еде. Доширак, конечно же, причем двойная порция – один с морепродуктами, а другой с говядиной, на слове "говядина" Дмитрию на ум приходила преподаватель химии, которая его в середине мая завалила, гы-ы, а что, похожа. Побрацкий мигом слопал всё, даже выпил воду, которой можно мышей травить, такая она острая и завалился на кровать, а в голове вертелось единственное слово, слово слаще, чем любой арбуз в августе, а именно – каникулы. Повалявшись в поднятом расположении духа минут десять, Шашлык поднял свои семьдесят пять килограмм (один из них – это пипися) и взял конспект, чтобы в очередной тупо смотреть на список. Дух подлетел поближе за тем, чтобы понаблюдать за умственной деятельностью смертного – уж очень весело было наблюдать, как парень напрягает последние извилины в попытке додумать нужную мысль. Спустя какое-то непродолжительное, но нудное время дух шепнул: – Ты что-то видишь? – смешно, но не вовремя. – Мне кажется, нам пора выполнить этот пункт, – тыкнул стройным, как проститутка сорока лет, пальцем в пункт, который больше всего привлекал и отпугивал Олега. "Домой на каникулы", – аккуратным почерком уставшего от жизни ботаника было написано в списке дел. – Давай сделаем это сегодня, чтобы завтра и в остальные дни заняться чем-нибудь другим, – предложил Шашлык, обдумав еще раз всё. – Т-ты уверен? Можно же ведь и в другое время – три месяца впереди, – попытался отвертеться ботаник, сделав руки в своем любимом жесте. – Нет, пойдем именно сегодня, – настоял смертный, закрыв тетрадь и положив ее в рюкзак. Спешно вещи были собраны, как всегда, все только самое необходимое – еда, телефон, наличка, наушники, конспект и еще раз еда. – К слову говоря, а где ты живёшь? – спросил Побрацкий у своего спутника жизни. – Ммм, ты осуждать меня не будешь? – спросил на всякий случай дух. – На свалке? У тепловых сетей? В канализации? – заржал Дмитрий. – Ой, тебе бы всё шутить, введи в интернете "Владимирово" и увидишь всё, что нужно, – немного нахмурился Олегофренд. – Понял, – сказал студент, открыв крышку ноутбука. Поиск продолжался не долго – жилой комплекс недалеко от города, туда едет несколько автобусов в любое время дня, поэтому поездка обещала быть легкой, если сравнивать с тернистым путем до университета. – Ну, что, пошли? – улыбнулся Димон, когда нацепил свою старую куртку с дырками от пуль (от утюга, пиздит парень, как дышит). Напротив него летал дух, держа руки в своем излюбленном жесте, по которому можно было понять, что он сильно нервничает, но по началу парень не обратил на это внимания, списав всё на предстоящую встречу с родными, если, конечно, можно так сказать, ведь они видеть своего сына не будут. Автобус на удивление оказался пусть, хотя обычно в это время едут бабки в поликлинику, которая откроется через два часа, но сегодня в салоне был только старый кавказский дед пьяный в дрыну, оплативший проезд до Кавказа, несколько девушек "не привлекательной наружности, но с интересным содержанием", еще в начале стояла кондуктор, не терпевшая склонения ее звания в женский род, именно кондуктор, не кондукторша! Она подошла к юнцу за оплатой, но вид у нее был такой, будто она еще высасет всю радость и, по возможности, заберет душу. Проезд был оплачен, билет дан, а Побрацкий мирно дремал, ведь в случае чего призрак мог его предупредить, коли ограбить кто соберется. Всё бы ничего, вот только на середине пути подсела к парню бабулька лет шестидесяти, может, чуть больше, не сказав слов приветствия, полуспящему человеку заявила: – Интереснай ты мужичок, – удивительно, что вместо "ы" ей было предпочтительно произносить "а". Студент хотел было отмахнуться, но его очень заинтересовал момент, когда гражданка из трусов (передник, это, передник, Дим!) достала карты, да такие старые, что Рюрик нервно курит в углу на кортах. – Сейчас посмотрим, что ты за голубь такой, – произнесла она тихо и стала тянуть карту за картой. – Имя красивое, живешь, конечно, не хорошо, но и не тужишь, недавно что-то с тобой случилось, что теперь жизнь интереснее стала, связан ты как-то с потусторонним миром, но эта поездка будет важной и для тебя, и для него, – сказала она. В это время Олежа окликнул парня, поэтому ему пришлось отвернуться, но, повернувшись, Шашлык понял, что сидел один. – Господи Иисуси, спаси наши души грешные, ведьма, как пить дать – ведьма! – шепнул Димон, перекрестившись. Спустя еще несколько остановок, находившихся преимущественно в лесистой местности, студент вышел на нужной ему остановке и за полчаса дошёл до нужного места – жилого комплекса "Владимирово". Теперь он понял, почему Олежа так боялся осуждения. Да тут валяются просто все деньги округа: личные пентхаусы, огороженные высокими заборами, выполненными мастером, которому после создания оторвали руки и язык, так и выбивались один перед другим, такие они были красивые. Кованые ворота, похожие на картину Леонардо да Винчи, машины, будто только что сошедшие с конвейера, конечно, с тонировкой, литые диски. Улица вылажена из плиток, украденных у арабского шейха, кусты в форме фигур, возможно, в них кто-то видел произведение искусства, но Димон видел только жирных людей и осьминогов. Похоже, здесь всегда хорошая погода, потому что наверняка где-то есть станция, которая уговаривает облака плыть в другую сторону. Живности здесь не было, а птицы пели только в определенное время, потому что им тоже заплатили. – Нам туда, – указал призрак на обычные дома, похожие на свинарник по сравнению с увиденным. Дошли без происшествий, только люди смотрели на студента, как технарь на гуманитария. Дом у Олежи весьма уютный. Издалека Побрацкий увидел группу молодых людей туповатого нрава, не привлекательной внешности и развязного поведения (сейчас так можно охарактеризовать большинство молодёжи). Парень стал идти за ними, поскольку шли они в нужном направлении, поэтому Димон беспрепятственно попал в квартиру Олега, где, оказывается, была дикая вечеринка по случаю начала каникул, начавшаяся уже с утра (предусмотрительно). Ботаник же догадывался, кому такая мысль могла прийти в голову, скорее всего, его сестре... Старшей сестре, однако всего на год, но старшей... Димон в большой квартире сразу стал осматриваться и его суждения о том, что семья его призрака жила средне сразу подверглись натиску реальности. Потолок в прихожей и зале был очень высоким, несмотря на внешнюю "обычность" здания. Из зала была дверь в спальню, а оттуда – в спальни детей, расположенных на втором этаже, под ними были туалет, ванна и несколько кладовок с окном на море, вернее картина с морем. Обставлено все богатенько, однако сама квартира так и сквозила запахом старины: множество книг, переплёты которых износились, как старая шлюха, деревянные полы, скрипящие из-за всего, множество ламп и светильников, которые еще вечерами Сталину на даче помогали читать, освещая страницы. В одной из комнат был из гипса герб Советского Союза... Здесь антиквариатов старины больше, чем медалей и орденов на корейских генералах. Однако можно проследить, что в какой-то момент стала закупаться новая мебель, а старина отошла на второй план. – Так ты тут жил когда-то? – спросил еще раз Побрацкий. – Здесь почти ничего не изменилось... – пребывал в легком помутнении разума призрак. Он оглядывался по сторонам, пока его внимание полностью не приковала милая девушка, выпивающая стакан коньяка в компании пяти парней, пока рядом стояло еще несколько ящиков алкоголя от пива до дедовского спирта. – Но, несмотря на милое личико, алкоголичка-а, алкоголичка-а-а! – пели колонки. – Это Ольга... Моя старшая сестра, – тихо произнес Олежа и отвернулся, будто Путин от народа (кое за кем уже выехали). Еще несколько минут под взглядом танцующих людей Шашлык изображал бойкий танец, хотя сам танцевал, будто старая селедка со сморщенной шубой. – Пошли в спальню! – приказным тоном произнес дух, указывая на полуоткрытую дверь. Студент, когда все отвернулись, чтобы посмотреть, как Ольга выпьет залпом бутылку виски, скрылся за дверью, где было тихо и темно, а свет попадал только из открытой двери. – Пошли наверх, наверх! – умолял Олежа, смотря на второй этаж. Подчинившись, Димон поднялся по лестнице наверх, где был небольшой балкон и две двери, одна розового, а другая синего цвета, логически нужно было идти в синюю. Открыв хлипкую дверь с явными следами ударов об нее ног и рук, Побрацкий попал внутрь, прикрыв дверь за собой. Внутри все было обставлено куда скромнее, чем снаружи: на полу белый ковёр с длинным ворсом, будто у бомжа на спине и других местах, о которых нельзя говорить вслух, кровать с пышным бельем, застеленным так красиво и аккуратно, что ни одной складки не было видно, рабочий стол, заваленный учебниками, множеством бумаг и тетрадей, исписанных почерком ботаника, не познавшего вкус жизни и первого секса, лампа стояла под определенным углом, ручка покоялась меж листов тетради, как подкаблучник меж ног своей жены, шкаф (то есть стул) был завален вещами, виднелись даже розовые трусы, стены были увешаны дипломами и медалями, как Америка долгами, а в большом стеллаже было множество книг, не тронутых временем и людьми, кроме их хозяина. Большие окна закрыты фиолетовыми шторами. Казалось, что Олежа только-только выключил свет, чтобы насладиться вечеринкой и отвлечься от учёбы... – Надо же, – тихо произнес студент. – Всё такое же, как несколько лет назад... – шепотом говорил Олег, казалось, что еще что-то неожиданное и он заплачет, как первоклашка из-за расставания любимых блогеров. – Да, – за их спиной раздался звучный голос. Оба парня обернулись, не ожидав, что кто-то может сюда зайти: – Да, я сохранила эту комнату, будто охранник музей, чтобы помнить... Помнить и любить Олега, – сказала девушка Ольга. От девушки не чувствовалось опьянения, будто она только что не культурно выпивала с друзьями. О выпитом свидетельствовала только литровая бутылка шампанского, но и её девушка выкинула, как предмет осквернения чего-то священного. – А-а-а родители? – спросил дух и живой парень повторил его вопрос. – Родители скорбили много месяцев, пока мама не смогла пережить утраты того, кого она больше всего любила... – Вранье! Мать с отцом любили только тебя, а на меня им было наплевать! – вспыхнул Олег, а Димон был вынужден повторить. – Нет, они любили тебя больше жизни, ты был для них цветком, который не мог выдержать суровый климат за теплицей, поэтому они оберегали тебя, но обращались жестко, а на меня у них не было надежд и поэтому мне позволялось всё... – по щекам покатились слёзы, тушь потекла, но это мелочь. – Но как? Родители умерли? – спросил севшим голосом дух, а Побрацкий вторил ему. – Мать долго горевала по утрате счастья в твоем лице, пока её не положили с жуткой худобой в больницу, где она скончалась, так и не поборов своё горе, – поведала Ольга. – А отец? – дрожаще спросил ботаник. – Отец после кончины жены и сына бросил меня, уехал в другую страну, а спустя несколько месяцев мне позвонили и сказали, что он повесился, оставив завещание, где упоминалась только я, – завершила она. – А... Ты? – вымолвил на последнем дыхании Олежа. – Я смирилась и жила дальше, находясь в квартире, где теперь нет никого, кроме меня, ухаживала за комнатой родителей и твоей, а в попойках находила лекарство от одиночества, которое напоминало мне о тебе, маме и папе, – горестно ответила Оля. Трясущийся дух осел на пол, на щекам лились слёзы, а руки обнимали тело. Воцарилась давящая тишина, ведь теперь не было никаких сомнений в объяснении ситуации последних десяти лет – если бы родители проявляли заботу к сыну, то не было бы ничего этого, возможно, ни смертей двух взрослых людей, ни их чада, ни страданий их дочери, которая тоже жаждала любви, но была брошена, как вышедшее из моды платье... – А ты нашел хорошую пару, – впервые со своего появления улыбнулась девушка. Призрак почему-то тоже улыбнулся, хотя слёзы продолжали капать на его призрачную рубашку. Шашлык же чувствовал себя здесь лишним, если не считать роли переводчика из мира духов в мир живых. – Думаю, теперь ты понимаешь, что всегда нужно говорить слова заботы или признания, ведь завтра может быть поздно, – закончила Ольга и спустилась вниз, где села на последней ступеньке и пригубила бутылку виски. – Я хочу в общагу, пойдём в общагу, – всё ещё севшим, но уже не заплаканным голосом произнес ботаник. Парень вышел из комнаты, спустился вниз, где попрощался с девушкой, а дух в её сторону даже не посмотрел и дело вовсе не в желании, стеснении или отвращении к алкоголю. Они покинули квартиру, которая стала ядом, излечивающим все раны и направились домой – в общагу. В автобусе оба погрузились в свои мысли, у Шашлыка они были обычными, а вот призрак всё думал над последними словами своей сестры, что говорить нужно сейчас, иначе завтра будет поздно. Сказать Дмитрию он хотел лишь три слова, но очень важных, копившихся очень долго – с самой первой их встречи. – Я тебя люблю, – тихо, надеясь на посаженный слух, сказал Олежа. Побрацкий удивился, но понимал, что в нем тоже есть капля взаимности к этому духу, возможно, капля скоро перерастет в море. – Я тоже, – уже громче ответил Димон, на него посмотрели две бабки, как на дебила с опытом работы. После почти час они ехали молча, думая друг о друге и о случившемся, однако теперь им стало легче, чем было до поездки. Общага встретила их родным запахом тухлятины, чьей-то спермы и испорченной еды. Олежа лег на кровать лицом к стене, а парень раскрыл тетрадь, чтобы вычеркнуть пункт, но тот уже был вычеркнут красной пастой. – Ляг со мной, – попросил ботаник студента и тот подчинился, приземлившись точно между стеной и духом, как пуля в мишень у косоглазого стрелка. Они лежали так несколько часов, в молчании и раздумьях, пока из улицы доносились крики мальчика, которого избивали девочки розовыми лопатками, а потом пытались четвертовать. Этот день оставил след в сердцах обоих парней, но он был важен, как проливы Босфор и Дорданеллы. – Давай завтра сходим куда-нибудь и отдохнём, – предложил парень, когда в комнате стало темно и наступила ночь. – Давай... А за окном мальчика уже похоронили в песочнице.