Когда я вырасту.

      В летнее время года очень тяжело спать ночью. Ведь не хочется пропускать прогулки по ночам, поедание мороженного и другие радости жаркого сезона. Дазай его не особо любил. Ему было жарко в бинтах, но снимать их не собирался. А еще приходилось носить летнюю школьную форму, а она с коротким рукавом. Если раньше он мог забинтовать только запястья, то теперь белоснежная ткань оплетала все руки по плечи. С шеи бинты норовили слететь, приходилось фиксировать булавками. Иногда он думал, стоило ли это все таких мучений сейчас? Но лето радовало тем, что физкультура проходила на улице. И чаще всего на стадионе занималось по несколько классов. Дазай специально прогуливал физкультуру со своим классом, чтобы заниматься с Акутагавой и параллельно с братом. У них, вроде, все налаживается, но по прежнему что-то не так. Осаму часто видит брата в школе за одним столом с одноклассниками и девушкой, которая наглеет с каждым днем. Юан, по мнению Дазая, не видит границы дозволенного, хоть эти границы поставил он, и о них никто не знает.       Наверное, это странно, тайком встречаться во время занятий, чтобы спрятаться в ближайшей кладовой и просто целоваться. Это получилось спонтанно. Чуя просто не хотел отвечать, поэтому отпросился в туалет, его, как мальчика-зайчика, отпустили. Осаму же вышел попить воды из кулера. Никто не помнит, как они оказались в темном маленьком помещении. Дазай не заметил, как его согнули почти пополам, потому что у Чуи скользила обувь и он медленно съезжал вниз. Они целовались мокро, стучались зубами и сталкивались языками. Накахара думал, что на каком-то моменте уловил чужое сердцебиение, отчего его бросило в холодный пот. Ситуация исправилась, когда шатен, подхватив брата под ягодицы, поднял вверх. Теперь наклоняться приходилось Чуе. Парень зарылся пальцами в густую шевелюру брата и запрокинул его голову. Осаму чувствовал, как у него начинают дрожать колени и кружится голова, но продолжал наслаждаться поцелуем, на который у него было не так много времени. Рыжий хотел большего, но сомневался, что это нужно. Он, несомненно, видел и чувствовал чужие эмоции, но один раз он так обжегся, второй раз в пламя с головой не кинется. Часы на руке завибрировали. Чуя разорвал поцелуй, смотря на брата из-под прикрытых век. — Время вышло. — Парень хотел спуститься на твердую землю, но его лишь подняли выше, — Я, конечно, с такой высоты на тебя ни разу не смотрел, но пусти меня. У меня занятия. Если пробуду с тобой еще хотя бы пять минут, то мне такой пизды дадут, так что…       Накахара ахнул и прикрыл рот рукой, когда губы Дазая коснулись подтянутого живота, а прохладный кончик носа прошелся от пупка до грудины. Осаму опускал брата на землю довольно интересным способом. Чем ближе Чуя к земле, тем выше касание губами, носом, языком. Когда губы коснулись ушной раковины, рыжий уже ровно стоял на земле и пытался отпихнуть от себя парня, но тот крепко держал его за бока, а когда он был готов сдаться, его отпустили, заправляя прядь волос за ухо. — А есть подписка на увеличение времени? — Дазай улыбнулся, наклоняясь к парню, который пытался в темноте поправить свой внешний вид. Шатен наблюдал, как Чуя распускает волосы и собирает их в хвост, заправляет рубашку, поправляет воротник и галстук, закатывает рукава пиджака, перемещает на место пряжку ремня. — Не в этой жизни, рыба, — Чуя, осмотревшись в коридоре, вышел из кладовой и направился в сторону класса.       Он тихо зашел через заднюю дверь, извинился за долгое отсутствие. Никто ничего не заподозрил, но к доске его все равно вызвали. Это был урок японской культуры, дисциплина по выбору. Чуя не знал, что придется учить длинные стихи наизусть и рассказывать их. Но раз выбрал, то нужно закончить семестр идеально, а в другом выберет, что попроще. Голубые глаза заметили, что за дверью стоит некто, кто решил послушать, как Чуя своим хриплым голосом рассказывает «Смутную печаль». Учитель похвалил выбор, а Чуя лишь нервно улыбнулся, понимая, что это единственное, что он выучил за весь курс.       После урока Накахара направился в столовую вместе с Юан. Девушка сейчас была на диете, поэтому он не рискнул брать что-то соблазняющее, а ограничился шоколадным молоком и сэндвичем с курицей. Всем он отвечал, что поддерживает возлюбленную в ее стремлении к идеалам, но на самом деле не хочет выслушивать нытье о том, что она снова наелась до отвала и не влезает в шорты. Чуя замечательно играл влюбленного мальчишку. Даже Юан не понимала, что он не искренен, хотя часто говорила ему, что плохо играет.       Во время большой перемены Осаму предпочитал обедать в тишине. Если раньше ему компанию составлял Акутагава, то сейчас этот нелюдимый школьник находится в компании ученика медицинского класса. Они выглядят, как настоящие друзья, но появление багрового пятна на шее интроверта Дазай заметил, как бы не старался Акутагава прятать его за высоким воротником. Шатен думал, как мог бы сейчас проводить время с братом, если бы не было тех событий, что так испортили ситуацию. Он прекрасно понимал, почему Чуя так себя ведет. Он ему не верит, а просто позволяет себя касаться, делая одолжение, мол, я тебе позволю не больше, чем ты заслужил. Но это того стоит. Дазай надеется, что в конце концов выкинет из жизни Накахары надоедливую девчонку, и останется в его душе только он. Осаму понимает, что они спят, и не раз в неделю, а чуть ли не по часам, но он не может запретить этого, потому что сам не брезгует подобным. Странные отношения, которые и не отношения вовсе. — И давно ты тут сидишь? — дверь на крышу открылась, а в проеме показался Накахара. Взъерошенный, со свежим засосом на ключицах. У него мятая рубашка, на воротнике след от помады, который Дазаю хочется стереть как можно скорее, или хотя бы не видеть. Шатен лишь усмехнулся, игнорируя вопрос, — Ну и хер с тобой.       Рыжий достал из внутреннего кармана пиджака «айкос» и вставил в прибор очередной стик. Прибор завибрировал, сигнализируя, что начал работу. Покурить после секса — святое, достигаешь такого расслабления, что даже проблемы вселенского масштаба кажутся глупыми, детскими играми, а голова пустеет с каждой затяжкой. Чуя наслаждался сладковатым привкусом табака, пропитанного чем-то химозным, но вкусовые рецепторы радовались, так что ладно. В рыжей голове закрутилась одна идея, о которой он, скорее всего, пожалеет и не пожалеет одновременно. Он понимает, что Дазай вряд ли согласится, так как это будет не совсем так, как они когда-то планировали, но, кто не рискует, тот не пьет шампанское, верно? — Эй, Дазай, — Чуя говорил спокойно, но внутри вибрировало абсолютно все, а желудок скрутило. После того, как на него обратили внимание, он уловил на себе взгляд коньячных глаз, — Помнишь, я обещал, что мы поедем на море? — Помню, — как такое забыть? Дазай тогда неделю представлял, как сможет снять с себя бинты, спрятаться где-нибудь на частном участке и погреться на солнышке, не забыв про брата, конечно же. — Ну… У меня на первой неделе каникул сборы… Родители вряд ли поедут, а у меня есть место для сопровождающего, — Накахара сделал последнюю затяжку и вытащил использованный стик из системы нагревания, спрятал его обратно в коробку, — Если хочешь, можешь поехать со мной. Сейчас везде аномальная жара, так что, думаю, можно и искупаться будет. — А как же твоя девушка? — Если я предложил тебе, а не ей, то как ты думаешь, гений? — Чуя фыркнул, пряча устройство на место. — А ты хочешь, чтобы я поехал? — Осаму просто обязан заставить его это сказать, иначе день будет прожит зря. Шатен долго смотрел, как на лице брата гнев сменялся смущением, а затем злостью и снова смущением. — Да, блять, хочу. Жду ответа до конца учебного дня, заебал. — Накахара, быстро перебирая ногами, оказался у двери, что вела на лестницу, но не успел выйти, его потянули назад, схватив за локоть. Волосы на затылке колыхнулись из-за чужого дыхания. К лицу сразу прилила кровь, а силы сопротивляться пропали. — Ну, если Чуя-чи хочет, то поеду, — Дазай уткнулся лицом в макушку брата, прижимая его ближе к себе. Каждому человеку порой нужны такие моменты, когда просто хватаешь любимого человека и обнять так крепко, словно хочешь поглотить. Чуя для него был таким человеком. Но вслух об этом Дазай скажет только тогда, когда услышит три важных слова, адресованных ему. — Отпусти меня уже. У меня латынь.       Но его не слушали. Дазай так просто отпускать не собирался, лишь крепче обнял, игнорируя сопротивление, которое вскоре прекратилось. Даже если их увидят, какая разница, почему они обнимаются? Братья, как никак. Что такого случится от простых объятий? Все в полном порядке, если не знать скрытого смысла. Осаму обнимает его явно не как старшего братика. Скорее, как любимого человека. Чуя, может, и не против, но его до сих пор беспокоит расположение вещей в данный момент. Он предложил поездку по нескольким причинам. Во-первых, данное обещание, во-вторых, после этого он съедет. Будет жить со своей девушкой, учиться, работать, а потом поступать в университет. Вряд ли они будут как-то поддерживать связь, может, по началу поддерживать переписку сообщениями из серии «Доброе утро», «Как дела?», «Как учеба?», «Что делаешь?». Накахара просто тонул в этих «может быть» и «если». Отвратительно.       До ушей донеслась мелодия, означающая начало занятия. Как по команде замок из чужих на талии разомкнулся, а из-за ветра, от которого загораживало чужое тело, стало немного холодно. Вообще, если так подумать, то, когда Осаму касается его, он всегда холодный, а потом нагревается, если можно так сказать. Чуя думал, что брат плохо ест, но лично не видел. Зато сейчас краем глаза заметил только наполовину съеденный обед. Парень остановился на лестнице, тяжело вздыхая. Он взял свой рюкзак со ступенек и выудил оттуда контейнер с персиками. Коё всегда тайком что-то кладет, особенно часто фрукты. — Эй, Дазай! — Чуя привлек внимание шатена и, когда тот повернулся лицом, кинул контейнер прямо в руки, — Начни уже, мать твою, нормально жрать, дрищ, — своеобразное проявление заботы. Ну, как может.       Шатен хотел что-то сказать в ответ, но никого уже не было. Он смотрел на контейнер, который уже давно принадлежит Чуе. Рыжий никогда не давал кому-то эту изумрудную пластиковую коробочку с прозрачной крышкой. И берег такой странный предмет, сам мыл, сам клал на место, но вскоре емкость все чаще пылилась на полке. Озаки долго вздыхала, оставляя его на месте, но Мори как-то сказал, чтобы она незаметно клала что-то сыну с собой, а он заметит и съест. Так и случалось. В первый же день вечером Чуя, закатав рукава, мыл свой контейнер и клал на место.       Он не особо спешил на урок, ведь у них замена с каким-то из старших гуманитарных классов. Кажется, на третьем этаже. Потом надо повернуть налево, пройти до конца коридора. Дазай услышал голос одного из своих одноклассников, который, кажется, о ком-то не очень лестно отзывался. Шатен вздохнул и зашел через заднюю дверь. В совпадения он не верил до этого момента. Замена с классом Чуи, да еще и с таким началом. Осаму сел за заднюю парту, наблюдая за стараниями его одноклассника достать Накахару, которому, кажется, ровно. — Дружище, щас придет Йосано-сенсей и тебе мало не покажется, — рыжий вздохнул, кладя подбородок на кисть, а локтем уперся в парту, — А если меня заебешь, полетишь в теплые края. — Ты мне угрожаешь?! Да ты знаешь, кто мой отец?! — Знаю, кто твоя мамка. — усмехнулся Накахара, прикрывая глаза. Он дернулся, когда по парте ударил кулак первогодки, но потом снова вернул свое спокойствие, — Будешь много беситься, волосы выпадут, лысым станешь. — Чуя! Хватит первогодок обижать! Взрослый парень! А, ты, сядь на место. Вы тут гости. — в учебную аудиторию зашла женщина с темными волосами. В руках у нее было два журнала, — Сейчас будешь письменно у доски отвечать мне афоризмы, которые захочу я. — Акико с хлопком положила журналы на стол и, посмотрев на присутствующих, отметила кого нет. Лингвистический класс был небольшим, поэтому запомнить каждого в лицо нетрудно. А вот первогодкам устроили перекличку. Прогульщикам, даже не спрашивая, выставили отсутствие, а тех, кого женщина знает, отметила, как незачет.       Услышав знакомое имя, Накахара почувствовал себя неудобно. Между лопаток стало жечь, будто он чувствовал чужой взгляд, а руки потряхивало. Но надо держаться, иначе что-то точно заподозрят, а это лишнее внимание, а как итог — проблемы, которые никому из них двоих не сдались совершенно. Чуя надеялся на это. Йосано раздала задания по биологии первогодкам. Чуя знал эту распечатку, так как сдавал ее не один раз. Это задачи на логику, а не знание материала. Так как ребята еще не проходили основы генетики, им раздали методички прошлого года, которые печатались на каждого ученика, в них уже есть заполненные таблицы. Кто-то жаловался на отвратный почерк, кто-то радовался, что в обложке заложены шпаргалки, а Дазай пытался обменять ту, что досталась ему, на методичку брата. Накахара это прекрасно слышал, поэтому отвернулся к окну, проваливаясь в свои мысли. Он сейчас как на иголках, но выглядит достаточно умиротворенно. Присутствие полного отсутствия. — Ну, давай, Накахара-кун, покажи мне, как ты любишь теорию… Что такое терминоэлемент*? — учитель, услышав четкий и внятный ответ, поставила плюс в одной из клеточек на распечатке. У нее такая система. Каждый ученик получает в конце занятия распечатку с пятью знаками, плюс или минус, которые будут соответствовать их оценке за это занятие. Внизу ставится подпись учителя и ученика. Эти распечатки хранятся в двух экземплярах, один у ученика, другой у преподавателя. В случае, если с журналом что-то случится, можно восстановить оценки, — Что значит корень слова obturatio**? Произнеси его правильно. — Акико отметила два плюса. Первый год, который наслышался о том, какая эта девушка строгая, прекратил обсуждение, вслушиваясь в грамотный ответ, к которому даже придраться сложно, — Ну, давай, выходи к доске, напиши мне вот этот термин, и расскажи афоризм, который тебе нравится, — Учитель наблюдала за тем, как тонкие пальцы берут мел и бумажку с термином со учительского стола. Накахара написал термин на родном языке, затем в столбик записал словарные формы***, расставил падежи над словами в термине и, записал переведенный термин. Йосано одобрительно кивнула и поставила плюс в четвертую ячейку, — Ну, какой афоризм ты выбрал? — Victoria nulla est, Quam quae confessos animo quoque subjugat hostes — Чуя произнес фразу без запинки, достаточно расслабленно. Не скажешь, что в начале курса у него язык не поворачивался произносить такие сложные для него слова, — Перевод: «Настоящая победа только та, когда сами враги признают себя побежденными».       После того, как на бланке появился четвертый плюс, парень выдохнул и, взяв свой экземпляр, сел на свое место. Из рюкзака показалась черная глянцевая папка с файлами. Накахара, пролистав до середины, положил лист с оценкой к таким же листам, не забыв расписаться. Первогодки шептались, обсуждая его. Им казалось, что Чуя тот еще бездельник и не собирается учиться, что на языковой профиль пошел лишь для того, чтобы не заморачиваться. Но на шепоты рыжему было все равно. Он краем глаза видел, как Осаму довольно улыбается, словно так и хочет сказать «хороший мальчик». Чуя хотел уже заняться домашней работой, но дверь в класс резко открылась, а в проеме показал широкая мужская фигура. Тренер. Мужчина попросил Йосано-сенсей выйти на пару минут. Девушка попросила посидеть тихо и вышла из аудитории. Все молчали и, кажется, радовались, но вот Накахара изменился в лице. Только не это. — Накахара! Ты снят с последних двух занятий, едешь вместо Ацуши на соревнования! Прямо сейчас, собирай свои шмотки и поехали, автобус уже ждет! — мужчина засунул парню в руки пакет с формой и быстрым шагом направился прочь, останавливаясь в дверях, — Живо!!!       Чуя был готов разрыдаться. Ну только не сегодня. Ну только не сейчас. Накахара, глубоко вздохнув, закинул вещи в рюкзак и, попрощавшись с учителем, вышел. Ему надо было еще переодеться, поэтому свернул он в мужскую раздевалку. Давно он не надевал форму своей команды. Из-за работы Чуя чаще всего отказывался от участия, но сейчас ему не оставили выбора. На занятиях присутствовать обязательно, а от физрука не скроешься. И еще от одной личности тоже.       Второгодка подпрыгнул на месте, когда кожи на спине коснулись холодные пальцы, он не успел развернуться, так как лицо встретилось с грудью Дазая. Чуя не знал, с чего хочет орать больше. С того, что его так напугали, или с того, что его брат настолько бесцеремонно хватает его и обнимает, даже не спросив разрешения. Так странно, спрашивать разрешения, чтобы обнять человека. Не странно, грустно. — Можно тебя поцеловать? — Ты ведь все равно это сделаешь. Дверь на щеколду закрой.       Шатен даже воодушевился, когда услышал это. Он утянул за собой брата, прижимаясь спиной к стене и одним пальцем задвигая щеколду. Десяти секунд не прошло, как он впился своими губами в чужие. Дазай наклонялся не сильно, вынуждая Чую встать на носочки, разница в росте давала о себе знать. Накахара, недовольный таким раскладом, дотянулся рукой до затылка Дазая и, положив на него руку, потянул вниз, опускаясь на пятки снова. Он был босой, в спортивных штанах и без футболки. Без каблука, предусмотренного обувью, Накахара достигал своих гордых метр-шестьдесят. Он вздрогнул, когда холодные пальцы прошлись по ребрам, словно пересчитывая их, на месте ли они. Рыжий преобразил обычный поцелуй во французский. Голова пустела, а ноги становились ватными, когда чужой язык повторял движения, а ладони гладили плечи. Когда губы брата перешли на шею, Накахара опомнился. — Остановись, — голос хрипел. Он возбудился, вот незадача. — Тебе же нравится, — Осаму продолжать покрывать поцелуями ключицы и шею. Его отталкивали не физически, а словесно, тело, наоборот, отвечало взаимностью, — В чем проблема? — Мне надо ехать, отпусти меня. — Хотелось остаться, но, как говорится, труба зовет. И связываться с нервным физруком желания нет, иначе его будут гонять на уроках, как коня-тяжеловоза, — Меня с уроков сняли не для этого. — Во сколько ты вернешься? — Как получится, мне потом на работу, потом надо встретиться с… — Возвращайся лучше домой, — промурлыкал Дазай на ухо брату, поглаживая ладонями ягодицы рыжего, — Если бы ты был сильно против, я уверен, что давно ехал бы в карете скорой со сломанной челюстью, Чуя-чи. — Это, в самом деле, пиздец.

***

      После работы Чуя зашел в кофейню, чтобы перекусить и подумать. День сегодня выдался ужасно тяжелым. По крайней мере, благодаря его подачам они выиграли почти в сухую. Он взял кофе-бичерин и ягодный мешочек. В наушниках играла спокойная музыка, а на языке вкусы менялись с космической скоростью. Вот он чувствует горечь темного шоколада, что, будто градиентом, сменяется дуэтом белого шоколада и крепкого эспрессо, а после того, как оближешь губы, остается только сладкий привкус взбитых сливок и какао, которым напиток посыпали сверху. Затем чувствуется кислинка, потому что наполнитель в кондитерском изделии кислый, сделанный из ягод вишни. Бариста знает Чую давно и, будто чувствует его настроение, делает подходящий кофе. Сегодня Накахара использовал одну из карточек постоянного клиента, так как с финансами начинались проблемы. Он откладывал на квартиру, чтобы оплатить жилье как минимум на три месяца. Но сейчас зарплату задерживают, а выплаты за отличную учебу не покрывают всех расходов. А еще, универ, в который он собирается поступать, открывает набор на курс подготовки ко вступительным экзаменам. Парень, увидев цены, схватился за сердце. Он поступит, если бросит и работу, и девушку, сядет за книги и не будет видеть белого света, зазубривая все больше и больше слов, теории и практики. Но так резко все бросить он не мог. Единственный выход — просить у Огая. Он точно не откажет, только лишний раз подтвердит согласие Чуи в будущем работать на него в качестве переводчика.       Но все заморочки с поступлением отходили на второй план, когда на телефон пришло сразу два сообщения от двух разных людей. Юан спрашивала о том, к которому часу ей его ждать, говорила что-то о новом белье, а также добавила кучу бессмысленных эмоджи. Второе сообщения от контакта «Скумбрия», рядом с именем стоит эмоджи в виде рыбки, а перед началом черное сердечко, которое на минимальной яркости экрана и темной теме не видно. Дазай не укладывался в одно сообщение. Он прислал уже пять, а предложение не закончено. Осаму говорит что-то о крабах, об ученике, который превзошел учителя и присылает фото криво нарезанных крабовых палочек, полусырого риса и овощей, которые нарезаны слишком крупно, смысла даже не было заморачиваться, можно было закинуть целые овощи, чего мелочиться. Чуя ждет, пока Дазай напишет следующее сообщение, уже несколько минут, смотря на значок карандаша, который то набирает сообщение, то стирает его.

«Если ты хочешь продолжить то, на чем мы остановились, то приезжай домой. Родители уехали по работе и вернутся только послезавтра. Я не обижусь, если ты не ответишь. Но я знаю, что ты захочешь приехать ко мне, а не к ней. Даже если ты остановишь меня, не захочешь, то просто побудем вдвоем? Можем фильм какой-нибудь посмотреть, как раньше? Если ты уже у нее, то ничего страшного. Хорошего вечера.»

      Накахара потер переносицу, прикрывая глаза. Очень сложно, когда мозг говорит одно, а сердце совершенно другое. Смартфон завибрировал от наплыва сообщений от другого абонента, который оказался более требовательным. Юан не любила, когда ей не отвечают так долго, они часто из-за этого ругались, потому что у Чуи каждый день, как сборник рассказов о невероятных приключениях. Кто еще за один день может часа два бегать от полиции, продать три букета по сто одной розе, упасть в яму, потому что уснул на ходу, и уехать в депо, потому что, опять-таки, уснул. Парень закусил губу и включил «авиарежим», прося бариста сделать банановый раф. Парень, что стоял за стойкой, кивнул, приступая к приготовлению напитка. Он сказал, что «за счет заведения», хотя подразумевалось, что за его счет. — Вы сегодня такой загруженный, совсем замотались? — спросил юноша, заливая сироп. Они познакомились не в самой приятной атмосфере. В местной подворотне, где бариста пытался спасти котят, которых маленькие дети топили. Спасли троих из пяти, но это уже что-то. Слово за слово и теперь Чуя постоянный клиент этой кофейни. — Я бы взял чего покрепче, в плане градуса, но мне еще добираться… Хуй знает куда, — рыжий усмехнулся, облокотившись о стойку, — Что бы ты выбрал? То, что правильно, перспективно, с возможностью на более-менее хорошее будущее, или то, что не совсем правильно, и ты без понятия, что вообще ожидать, если все пойдет по этой линии? — Если рассуждать, что будет выгоднее, то первое, потому что не будет ситуаций, из которых вылезти трудно, — юноша стоял спиной и готовил молочную пену, — А если думать, чего хочется, то второе, ведь так интереснее. Накахара-сан, я плохой советчик, если это касается чего-то важного, то решайте сами, — бариста поставил стаканчик с кофе на стойку и улыбнулся клиенту. — Спасибо, — Чуя взял кофе и, немного подумав, улыбнулся парню, — Если у тебя какие-то проблемы с языками будут, то ты обращайся, я знаю три почти в идеале и доучиваю латынь. Ну, последнее тебе вряд ли пригодится. Обращайся.       Чуя закрыл кофейный стаканчик пластиковой крышкой и вышел из кофейни. На плече висел рюкзак, от которого уже спина болела. Он выпрямился и хрустнул позвонками. Из кармана штанов парень достал телефон и выключил авиарежим, получая гору гневных сообщений от девушки, которая, кажется, забеспокоилась. И одно достаточно сдержанное от брата, в котором он снова желал хорошего вечера. Наверное, надеялся на ответ. Чуя подумал, что устроит брату сюрприз, когда заявится ни с того ни с сего. Это шаг в пропасть, из которой выкарабкаться будет очень сложно. Перед тем, как зайти в метро, Накахара набрал номер Юан, к слову, девушка трубку взяла мгновенно. — Извини, я задержался на работе, не мог разговаривать, — он старался сделать голос как можно более замученным, что получалось просто замечательно, — Я, наверное, домой пойду, устал, как собака, — О, да, ты настолько устал, Чуя, что едешь домой не ради сна, а ради времяпровождения с другим парнем, который является твоим братом, пусть и не родным.

***

      К Юан ехать, конечно, ближе, но кого это волнует? По дороге Чуя обдумал все еще раз, пару раз засомневался, но все равно шел вперед. От метро захотелось пройти пешком, это недолго, минут пятнадцать. Он шел не быстро, покуривая очередной стик со вкусом шоколада. Мысли заглушала громкая музыка. Она разгружала, расслабляла. Улицы освещают только редкие фонари, которые стоят по краю дороги. В окнах домов уже гаснет свет, а там, где люди еще не спят, видно силуэты. Кто-то читает, кто-то делает уроки, кто-то обнимается, а кто-то просто курит в окно. Ночи еще прохладные. Чуя поежился, когда очередной порыв разбросал рыжие пряди по плечам, убрал челку на другую сторону. Их дом находился в конце улицы, на углу, совсем рядом перекресток с кривой зеброй, по которой Накахара ориентируется, когда пьян или слишком устал. На первом этаже горит свет, но окна зашторены, не видно, что там происходит. Чуя тихо открыл калитку и зашел на участок, также тихо проходя к входной двери. Сердце забилось сильнее, а колени начали подкашиваться. Если он сейчас сделает это, дороги назад уже не будет. Но как быть потом? Он твердо решил съехаться с Юан, поступать в универ, который находится на другом конце города. Не слишком ли это жестоко? Рука дрогнула у ручки. Еще есть шанс уйти, пока не поздно. Пока все снова не пошло по пизде. Он сглотнул. Решил, значит, решил. Он дергает за ручку и, понимая, что дверь закрыта, достает из бокового кармана сумки ключи, но не успевает вставить ключ в скважину, как дверь открывается, настолько резко, что от созданного воздушного вихря рыжая челка поднялась вверх. Чуя выронил ключи и втянул шею в плечи, распахивая глаза. Он не пугливый, но свое состояние назвал бы «чуть не сдох». — Чуя? — Ты ебу дал? — Накахара пару раз быстро моргнул, приходя в себя, — Зачем так резко? Я чуть коньки не откинул, и какого черта ты не спи… — его опять заключили в объятия. Иногда Чуе кажется, что если Дазай продолжит так наклоняться к нему, то у того вырастет горб. Рыжий вздохнул и обнял в ответ. Его ждали. Наверное, шатен не верил, но надеялся, что он придет. И он пришел. Как послушный пес, когда хозяин ласково позвал и помахал аппетитной косточкой, — Мне, вообще-то, холодно, — Чуя стоит в летней форме, которая состоит из рубашки с коротким рукавом, галстука и легких брюк (их пришлось подшивать и ушивать, как и другие), а жилетку он не носит, думает, что похож на бармена. Хотя и думал пойти работать в бар, а не с цветами, но тогда Коё бы его с потрохами сожрала. — А, да, извини.       Дазай отошел, пропуская брата домой. Он внимательно наблюдал за тем, как рыжий кидает рюкзак в угол, там точно что-то стеклянное, он уверен. Дазай будто поглощал каждое движение, старался запомнить в мельчайших деталях, будто это их последняя встреча. Повисло неловкое молчание. Осаму стоял у стены, спрятав руки в карманах домашних штанов, смотрел куда-то сквозь брата, будто боялся поднять глаза выше. Чуя стоял к нему боком и, вроде, хотел что-то найти в телефоне, но уже несколько минут горел экран «домой». Он думал о том, как будет выглядеть, если он побежит прямо сейчас, ломая собой дверь, а может, оставляя дыру в форме своего тела. Принуждать его, судя по всему, не собираются, поэтому или он, или никто. — В каком периоде своей жизни я настолько проебался…       В одно мгновение стопы рыжего разворачиваются на девяносто градусов, а следом и все остальное тело. Он схватил брата за воротник свободной футболки и притянул к себе, целуя в губы. Дазай себя долго ждать не заставил. Холодные руки обхватили талию и прижали ближе. Осаму не наклоняется так сильно, Чуя снова встает на носочки, чтобы достать губами до губ брата. У Дазая словно фетиш какой-то на это, он постоянно так делает. Шатен наклоняется, проводя руками сначала по ребрам, затем по талии, спускается ниже, слегка приседает и подхватывает Чую под бедра, поднимая его на руки. Накахара хотел было возмутиться, но его понесли на второй этаж, стараясь не разрывать поцелуй, у него сердце долбило по грудной клетке, грозясь сломать ее к чертям. От одного осознания того, что сейчас произойдет, в животе завязывается узел. Осаму аккуратно садится на свою кровать, а брата опускает на свои бедра.       Крышу сносит, когда пальцы, всегда холодные, но сейчас такие теплые, касаются кожи на пояснице. Он действительно замерз, пока шел. Дазай казался таким теплым, по сравнению с ним. Рыжий запустил кисти за ворот футболки брата, задевая ленты бинтов. Шею начали покрывать влажными поцелуями, каждый из которых вспыхивал перед глазами фейерверком. Чуя, решая не оставаться в стороне, легко прикусил мочку уха шатена, вызывая волну мурашек по всему телу. Мозг дал сигнал продолжать. Он взялся за края футболки брата и потянул наверх, снимая ее.       Дазай был астенического телосложения, с широкой грудной клеткой, острыми ключицами, худыми руками и длинной шеей. Кожу скрывали бинты, которые хотелось содрать и сжечь, чтобы их не видеть. Чуя тянет за белую ленту, но его останавливают, хватая за запястье. Парень подносит чужую кисть к лицу и кусает за эластичную, слегка посеревшую ткань. Дазай внимательно наблюдал за тем, как его руку освобождают от бинтов, заботливо целуя шрамы, среди которых есть и свежие. Пока Осаму отвлекся, Накахара нашел конец бинта на боку брата, вынимая его, и в одно мгновенье тугая повязка на теле распалась, падая вниз, показывая голубым глазам бледную кожу. У Дазая на груди хорошо видны синеватые паутины вен. Осталось избавиться от куска марли на шее, под которым, оказывается, скрывался совершенно новый след, видимо, от ремня. Чуя коснулся подушечками пальцев полосы, невесомо провел по ней большим пальцем и прижался к увечью губами.       Шатен вздохнул, дрожащими от возбуждения пальцами расстегивал пуговицы на рубашке брата. Он еще днем видел, что у Чуи расцарапана спина и плечи, девчонка постаралась от души. Верхняя часть школьной формы оказалась на полу, съехав с плеч рыжего. Когда тонкие длинные пальцы коснулись ремня на брюках, парень промычал, пряча лицо в плече брата. Дазай, не медля, расстегнул брюки Чуи, прошептал на ухо, чтобы тот встал. Ну, Накахара встал, стряхивая с ноги ненужные штаны, вместе с бельем. — Ну и хули ты лыбишься? — Да так, подумал кое о чем. — Осаму тянет его на себя, сажая обратно, — Не пользуюсь ничем таким масляным, уж извини, что тебе нужно постараться.       Шатен касается большим пальцем нижней губы брата, прося приоткрыть рот. Чуя послушно приоткрывает рот, в который погружают два пальца. Он прикрывает глаза. Язык касается первой (от ладони) фаланги, проскальзывает между пальцами, идет к третьей, обильно смачивая слюной. Он берет Дазая за запястье, наклоняет голову вперед, а пальцы проходят глубже. Наверное, отправной точкой стали именно руки Дазая. Он всегда обращал на них внимание. Длинные пальцы, которые, помнится, чуть не свели его с ума, широкие ладони, которые когда касаются кожи, вызывают волну мурашек. У Осаму тонкая кожа на руках, когда он пишет, вены набухают до предплечья, их видно даже сквозь бинты. Когда он шевелит пальцами, видно, как играют сухожилия. Язык касается кончика среднего пальца, делает круговое движение, обводя фаланги обоих пальцев, продолжает так двигаться в сторону ладони.       У Осаму кружится голова, когда он видит это, иногда он забывает сделать вдох. Как этот человек может быть настолько разным каждый раз? Откуда в нем столько эмоций, качеств, черт? Шатен обхватывает свободной рукой возбужденную плоть рыжего, осуществляя медленные движения вверх-вниз. Чуя промычал, двигая тазом навстречу и краснея. Дазай вытащил пальцы из чужого рта, с них капала слюна. Чуя, в самом деле, постарался. Он приставил указательный ко «входу», погружая его медленно, он наблюдал за реакцией брата, смотря прямо ему в глаза.       То, что в анальном сексе Дазай был у него первый и так им и остается, свидетельствуют тугие стенки, которые ну ни в какую не хотят поддаваться. Когда двух пальцев становится мало, Осаму вынимает их и, уже не спрашивая, погружает в рот рыжего, касается языка, проходит по ряду зубов, уздечке, вынимает и возвращает их обратно, но теперь там три пальца. Накахара простонал в шею шатена, прижимаясь ближе. Самому бы знать, почему он так напряжен. Чуя, подвинулся ближе к коленям Дазая. Он, пряча взгляд, стянул с него домашние штаны, которые держались на тазовых косточках при помощи резинки. У Чуи грудная клетка сжалась сильнее обычного, и вдохнул он как-то неполноценно. Парень придвинулся ближе, устраиваясь поудобнее.       Уже разогретые руки, обе, обхватили сразу два члена, проводя от головки до основания. Осаму выдохнул ему в макушку носом закусил щеку изнутри. А Чуя продолжал, движения становились все более уверенными и быстрыми. Это, вроде, отвлекло его от процесса растяжки, потому что стенки прямой кишки начали поддаваться и вскоре двигать пальцами стало совсем просто. На членах осталась лишь одна накахаровская рука, другой он обнял брата за шею, наклоняя к себе, и поцеловал, проникая языком в рот. Дазай чувствовал слабый привкус кофе и шоколада. А еще, когда Чуя поцеловал его в прихожей, он сразу подумал о вишне, запах и вкус которой ощущался в носу и на языке, а еще у рыжего на скуле было немного сахарной пудры. Так мило. — Трахни уже меня, сколько можно, — Чуя, кажется, достиг пика своей выдержки.       От такого шатен и сам не выдержал. Он повалил Накахару лицом в постель, застеленную мягким пледом. Сзади Чуя выглядел шедеврально. Между широчайшими мышцами спины, где проходил позвоночник, проходила небольшая впадина, что свидетельствовало о занятиях спортом. Шатен поцеловал брата в поясницу, прошелся языком по позвоночнику, а затем прикусил кожу на загривке, параллельно с этим проникая внутрь. У Чуи из-за такого обилия манипуляций с его телом с губ сорвался стон. Ему было не больно, а чертовски хорошо.       И все-таки секс с любимым человеком в разы круче. Помимо простой похоти и желания «поиметь» в груди заливаются соловьи, они поют о любви. С любимым человеком можно позволить себе слабость, зная, что тебя не осудят, поцелуют в висок, коснутся по-особенному. Можно не стесняться своего охрипшего голоса, хрустящих поясничных позвонков, прилипших к шее волос. Даже шрамы, которые связаны лишь с негативом, после касания любимых губ становятся чем-то иным, словно эти шрамы следы большой-большой любви, а не ненависти и отчаяния. С любимым человеком ты знаешь, что тебя не оттолкнут из-за холодных рук, костлявых бедер или ребер, что упираются в мышцы спины. Не скажут, чтобы ты убрал руки, потому что останутся синяки. Но засосы Дазай почему-то боялся оставлять на теле брата. Что-то останавливало. Может, он чувствовал, что все еще не так гладко, как хотелось бы?       В момент разрядки Дазай прижал брата спиной к себе и хрипло простонал ему на ухо, кончая внутрь. Накахара же, кажется, охрип. Он уже не узнавал свой голос, даже намека никакого на его тон не было. Рыжий от обилия чувств кончил уже во второй раз. Он промолчал, понимая, что Дазай только начал, и ни капли не пожалел. Он пытался отдышаться, лежа на животе и пряча лицо в пледе. И правда, мягкий. В голове было пусто, впервые за несколько месяцев. Может, иногда игра стоит свеч, и стоит выбрать неизвестность, манящую и опасную. — Почему ты все еще сомневаешься? — Осаму лег рядом, путаясь длинными пальцами в огненных кудрях. У Чуи от влажности волосы вьются очень сильно, — Проблема во мне, да? — В обоих. Пойми, что не всегда все хорошо заканчивается, — Чуя закусил губу. Он будто слышал, как разбивается стекло, хрусталь, что-то еще, что так легко разрушить, уронив. Но также он продолжал чувствовать чужие пальцы в своих волосах, от такого массажа пошли мурашки, — Это все… Не правильно. Мы все равно не сможем быть вместе, пойми это. Я вот давно уже смирился. — Почему? В чем проблема? Что такого может случиться непоправимого? — Дазай старался сохранять спокойствие, но к горлу подступал ком, из-за которого пришлось глубоко вздохнуть. — Как бы тебе объяснить… — Накахара поднялся, садясь по-турецки напротив брата. Он закусил губу, отводя взгляд. Рука Дазая ушла с головы рыжего, но тот взял ее в свою и перебирал пальцы, думая о чем-то, — Не всегда все получается так, как мы хотим, понимаешь? Сейчас мы в школе, учимся в одном городе, пока что живем в одном доме. Этот учебный год для меня последний в школе. Я буду торчать сутками в универе, учитывая, что он находится на другом конце города, дорога будет около двух часов, если не больше. Посчитай сам. Во время учебной недели видеться мы не будем. На выходных, даже сейчас, мое желание - только поспать и, может, выпить чего покрепче. Если все получится, уже через месяц я буду пропадать на дополнительных курсах и практике устной речи, — слова Чуи в голове шатена отдавались эхом. Он понимает. Все он понимает, но не хочет признавать. Неужели разница в один год так все меняет? — Первая практика за границей, это четыре недели, а потом зададут целый банк слов, который надо учить. К тому времени ты поступишь туда, куда хочешь. Пойдем разными дорогами, и что дальше? — Не хочу верить, что все настолько безнадежно, — Дазай наблюдал, как его пальцы перебирают, водят подушечками пальцев по костяшкам, обводят полоски сухожилий. — После сборов я переезжаю. Ближе к универу, чтобы после курсов не спать в метро и не уехать снова в депо. Юан будет поступать в этот же университет, только на другой факуль… — Вот как, — перебил его Дазай, — Раз ты любишь ее, то зачем пришел сегодня? — Потому что я люблю не ее, а тебя, придурка, — последнее Накахара сказал настолько тихо, что Дазай подумал, будто ему почудилось, но нет. Это именно то, что он так хотел услышать, но не при таком разговоре, явно не при таком, — Не всегда получается так, как мы хотим. И не всегда люди, которые любят друг друга, вместе. — Тогда… Можешь подарить мне хотя бы свой последний год? — Осаму повалил брата на спину, заглядывая в голубые глаза. — Могу. — Рыжий завлек брата в поцелуй с привкусом морской соли.