***
В тот вечер они снова ужинали все вместе. Лань Дэшэн был заметно молчалив и немного хмур. Лань Чжимин помнил, что он должен отбыть обратно домой со дня на день, и думал, что именно это огорчает его. Заводить разговор об этом при всех он опасался. Да, и дома после прошлого раза… слова застревали в горле. Лань Чжимин боялся не сдержаться, а затевать ссору сейчас и вовсе выглядело последним делом. Молчание, правда, ощущалось ничуть не лучше. Лань Чжимин чувствовал напряжение весь вечер. Дома наедине оно выросло настолько, что, когда легли в постель, стало казаться, будто между ними высится стена вроде той, что окружает Облачные Глубины. Вдохнув поглубже и медленно выдохнув, Лань Чжимин нашел руку А-Шэна, осторожно коснулся его пальцев. Тот никак не ответил, но по крайней мере руки не отнял. Лань Чжимин принялся гладить его по запястью и выше, мягко проходясь по более нежной коже на внутренней стороне руки, его движения стали увереннее. У Лань Дэшэна чуть закружилась голова. Поразительно, что пары безобидных прикосновений было достаточно, чтобы он захотел его. Лань Дэшэн отвернулся, как будто бы это могло помочь убежать от совсем не постепенно нарастающего желания. Еще в самые первые дни после той страстной ночи и утра, Лань Дэшэн буквально сходил с ума. Даже просто смотреть на него было так соблазнительно, что хотелось прикасаться, раздевать, ласкать его, ощущать близость еще и еще. Всегда было мало. Лань Чжимин никогда не отказывал ему, всякий раз отвечал на его порывы, приставания, когда бы они ни случались, как бы часто это ни происходило. Тактильный голод Лань Дэшэна таким образом вскоре спал, он смог восстановить контроль над собой. Хорошо, что все прошло довольно быстро. В душе он негодовал на себя и на свое тело. Он не был аскетом и любил получать удовольствие, хотя также вовсе не был распутным. Но тогда его страсть, как ему самому казалось, грозила перерасти в манию, в зависимость. Неспособность обуздать свои чувства и физическое влечение тяготили юношу. Подобное было не в его характере. И вот теперь снова эти нежные ласковые касания заставляли его млеть, вдыхать глубже. мечтать, чтобы трогали не только по руке… Хотя он ведь просто гладит его… Совсем безобидное действие. На этот раз Лань Дэшэн смог уловить движение ци, буквально по капле она как бы стекала с кончиков пальцев Лань Чжимина, делая его касания теплее и глубже. Он гладил не только кожу, но и канал духовных сил, проходящий по руке. Разгадав наконец механику воздействия, Лань Дэшэн все еще не понимал, что же будит в нем столь сильное вожделение. Настолько, что хотелось застонать, заключить его в объятия, прижаться крепко, совпадать с ним, как можно полнее и дольше. Невероятно точно угадав момент, Лань Чжимин прижался к нему с боку, ластясь, гладя, даря нежные касания мягких губ. Лань Дэшэн обнял его, как и хотел, и успел немного удивиться: когда это тот сумел избавиться от части одежд? Однако, тело его так полно реагировало на ласки, что мыслить становилось почти невозможно. Он повернулся, ловя его губы своими. Лань Чжимин позволил себе лишь очень целомудренный поцелуй, после которого попробовал заговорить: — А-Шэн, хороший мой, я виноват. Тебе неуютно здесь? Непривычно вдали от дома? А я совсем не поддерживаю тебя. Можно, я исправлюсь? Расслабься и не сердись на меня, пожалуйста. Я ведь люблю тебя, как и всегда. Вместо ответа Лань Дэшэн потянулся поцеловать его еще раз. Лань Чжимин воспринял это как хороший знак и перешел от разговоров к делу. Поначалу он немного опасался, что Лань Дэшэн может потерять контроль и снова причинит ему боль. Он попросил его оставаться снизу, тот был послушным в этот раз, и Лань Чжимин повел увереннее, ориентируясь на реакции его тела и голос. Это было так хорошо и приятно, как ни бывало ни с кем и никогда раньше. Вновь и вновь Лань Дэшэн сознавал это. А-Мин заставлял его тело извиваться, подставляясь под его руки, ища возможности прижиматься снова и снова. Он с радостью позволял ему все. Прикасаться к самым нежным местам, брать руками и ртом, гладить пальцами изнутри. Очевидно, во все свои прикосновения Лань Чжимин вкладывал ту самую каплю духовных сил, заставляя вожделение и удовольствие сочиться везде, затапливать до отказа. Даже больше чем привычное мужское удовлетворение, Лань Дэшэн стал любить проникновение и прелюдию к этому, когда он мягко массировал вокруг нежного отверстия, смазывая. Лань Дэшэн никогда не думал, что ему так понравится быть нижним, что он будет готов оставаться вот так, стонать и скулить от удовольствия и предвкушения, просить даже. — А-Мин, пожалуйста… — почти бесконтрольно всхлипнул А-Шэн. — Прошу тебя, милый… Хорошо, что Лань Чжимин прекрасно знал, что и когда следует делать. Лань Дэшэну казалось, что он бы лишился остатков рассудка, если бы выразил бьющееся внутри желание: «Хочу твой член внутрь! Войди и трахай!» И он вошел, горячий, твердый, влажный. Лань Чжимина конечно тоже невероятно возбуждал и радовал этот процесс. Пришлось на мгновение замереть, выравнивая дыхание. Как раз достаточно, чтобы ощутить, как Лань Дэшэн двигается навстречу, вбирая его в себя. Лань Чжимин склонился над ним, обнял в ладонях его лицо и приник к губам, заполняя его рот. Лань Дэшэн жадно ответил на поцелуй. Он постанывал от ощущения этого двойного проникновения в него. Хотелось держаться за него и он обвил руками Лань Чжимина, чувствуя, что сейчас может не опасаться сжать слишком сильно. Он будто бы плавился под ним, принимая его, обхватывая собой, бесконтрольно дрожа. Когда они оба достигли пика наслаждения, и Лань Чжимин обмяк, накрыв его собой, Лань Дэшэн с удовольствием продолжал держать его на себе крепко и бережно. Он привык, что нужно быть аккуратнее, заботливее к нему, еще не вполне окрепшему. Использовал ли он свою слабость намеренно так выгодно получая желаемое? Лань Дэшэн замечал в его взгляде в моменты близости и удовольствия темноту и выражение, свойственное многим мужчинам, — чувство обладания, превосходство того, кто задает ритм. «Ему ведь это нравится, » — думал Лань Дэшэн. И это действительно было так, тут он не ошибался. Просто у Лань Чжимина было меньше условностей: он любил человека. А то, что тот оказался мужчиной — почему бы и нет? Это вовсе не мешало видеть его красоту, наслаждаться его телом. Сам он не вполне отдавал себе отчет, что ему нравится быть сверху, он просто проявил инициативу первым и как-то так и продолжалось уже некоторое число раз. Быть нижним ему действительно было еще физически трудно, он не отказывался, но Лань Дэшэну приходилось в таком случае постоянно держать очень четкий контроль над собой. Лань Чжимину казалось, что так удовольствие немного не то, ему нравилось, когда возбуждение и физическое наслаждение полностью затапливают, почти вытесняют собой сознание. То, что Лань Чжимин делал с ним вдруг стало выглядеть для Лань Дэшэна очень расчетливым. Все его будоражащие прикосновения, стремление коснуться там, где А-Шэн чувствовал трепетнее всего. От одного воспоминания снова пробирала дрожь и он крепче сжал Лань Чжимина руками. Он же буквально посадил его на привязь всем этим. Добровольно лишить себя таких ощущений, кто же возьмется? Нет, А-Мин вовсе не собирается просить его, говорить с ним, подстраиваться, он просто сделает так, что А-Шэн согласится совершить для него все, что угодно. Сам побежит следом, как послушная собачка, бросит дом, стражу — вообще всё ради этого умопомрачительного секса на грани безумия. Он ведь просто старается вынудить его не уходить в Обитель. Знает, что осталась пара дней и использует время. Сначала подержал на расстоянии, а теперь «спохватился». Конечно. «Ночь, другая — и, проснувшись утром, будь честен, командующей стражей Облачных Глубин, глядя, как он спит в твоих руках, ты сможешь ото всего этого добровольно уйти?» Впервые за все время, проведенное вместе, ему захотелось оттолкнуть его от себя прочь. С силой. Резко. Беспощадно. Без снисхождения. Лань Дэшэн сделал медленный вдох, крепко зажмурился. «Нельзя. Что ты? Нельзя так. Ты покалечишь его. Не нужно. Он столько вынес… Всякий раз мне хочется оправдывать его… Нужно просто не дать ему… Не позволить манипулировать собой вот так. Отпустить его и успокоиться.» Выпустить его из своих рук Лань Дэшэн так и не смог. Проснулся утром раньше и чуть не взвыл от вида доверчиво и безмятежно спящего рядом с ним Лань Чжимина. Как безобидный домашний котенок, пригревшийся у бока. Он очень красивый во сне. Да, и вообще всегда. Он просто невероятно красив. Рука сама потянулась коснуться его волос, но Лань Дэшэн усилием воли остановил этот жест. Когда Лань Чжимин тоже проснулся, Лань Дэшэна не было рядом, он уже разогревал завтрак и чай. Они поели вместе, помедитировали и Лань Дэшэн ушел. Лань Чжимин не успел толком понять его настроение. Вроде бы это было немного лучше, чем накануне, но ощущение отчуждения осталось. Хотя во время медитации все вроде бы было, как прежде — легко, сообща, вместе. Молодой заклинатель задумался, чем бы еще порадовать и развлечь любимого. Должно быть, ему и правда неуютно на чужой территории. Хотя сопровождал же он Главу ордена Лань во время визитов в другие ордена и кланы… Лань Чжимин подумал, что нужно все-таки спокойно и обстоятельно поговорить с ним, а это лучше всего делать после хорошего ужина. Он решил найти чего повкуснее и определенно не терял время даром. Вернувшись в их дом вечером, Лань Дэшэн обнаружил, что Лань Чжимин развернул полномасштабное наступление на него, не только через постель. Хотя и одного последнего хватило бы за глаза. Ничего не подозревающий Лань Чжимин обрадовался его возвращению, но быстро заметил, что тот буквально мрачнеет с каждой секундой, хотя от еды он не отказывался, покорно пробуя и съедая все, что ему предлагалось, в молчании, по правилам родного ордена. — Очень устал? Было много работы? — попытался вызнать хоть что-то Лань Чжимин. Лань Дэшэн утвердительно кивнул, без слов. — Это ничего. У меня есть хороший травяной сбор. Я заварю для тебя. Он поможет расслабиться и лучше поспать. Поставлю курильницу с сандалом. Ляжем пораньше? Отдохнешь, как следует, — говорил Лань Чжимин отправляясь заваривать травы. Лань Дэшэн проводил его взглядом. «И, чем, интересно, ты собираешься меня напоить? Что подсыплешь в курильницу? Или это действительно простая забота? Такое ощущение, будто я медленно схожу с ума… Невыносимо.» — А-Шэн, хороший мой, приляг, если неважно себя чувствуешь? — предложил Лань Чжимин, заметив, как тот поднес руку к виску. Лань Дэшэн позволил ему отвести себя к постели, но после попросил оставить. Лань Чжимин принял, как должное. Немного позже он вернулся с достаточно остывшим для питья отваром. Лань Дэшэн не стал обижать его отказом и выпил все из пиалы до капли. Лань Чжимин развел курильницу и вскоре тоже лег. Лань Дэшэн лежал не как положено, а на боку, спиной к нему. Другой бы принял за попытку отгородиться, но Лань Чжимин увидел в позе Лань Дэшэна какую-то болезненную беззащитность. И припомнил заодно, как тот обнял его со спины в тот день, когда принудил к близости, должно быть тоже увидел в его позе что-то похожее и захотел прикрыть собой, поддержать. Того же хотел сейчас и Лань Чжимин. Он придвинулся ближе, обнял рукой Лань Дэшэна поперек живота, зарылся лицом между лопаток, чувствуя его близкое тепло, его запах. — Я же просил не прикасаться ко мне! — Лань Дэшэн резким движением отбросил его руку. Лань Чжимин вздрогнул всем телом. Нельзя было не ощутить. — Извини, — попытался немного сгладить ситуацию Лань Дэшэн. — Я правда очень устал, а завтра в дорогу. — Завтра? — чуть запнувшись, переспросил Лань Чжимин. — Не хочу заставлять Главу ждать, — ответил Лань Дэшэн. — Путь дальний, сам знаешь. День краткий. Отправлюсь с утра. — Хорошо, — шепнул Лань Чжимин, отодвигаясь и давая ему место. — Как скажешь. Завтра — это означало, что он больше совсем не хочет быть здесь, вместе с ним. Глава Ордена дал им пять дней, не считая дороги. Завтра Лань Дэшэн все ещё мог бы провести с ним, если бы только хотел этого. Или что-то случилось сегодня вовремя работы? Нужно спросить учителя, он должен знать. Раз А-Шэну здесь так плохо… Раз он решил… «Я просто посмотрю. Раз нельзя прикасаться, хотя бы взглядом побуду с тобой…» Когда Лань Дэшэн заснул, Лань Чжимин бережно переложил его на спину в правильную позу. — Я не трогаю, не трогаю. Прости, пожалуйста, — одними губами шептал он. Согрев воды, он взял ткань и чуть-чуть отер Лань Дэшэну виски, шею, кисти рук. Жара не было, но и растревоженные чувства лечатся примерно также, теплые влажные прикосновения помогают расслабиться и выспаться лучше. Лань Чжимин грел воду несколько раз, возвращался и повторял те же действия, пока совсем не устал. В итоге сам он проспал всего несколько часов перед поздним зимним рассветом. Повезло, что Лань Дэшэн проснулся позже обычного. Поднявшись, он не заметил ничего: ни покрасневших от напряжения глаз Лань Чжимина, ни его рассеянности от усталости и недосыпа, ни его молчания. Только после завтрака он подсел ближе к нему, взял его руку и крепко сжал в своих. — А-Шэн, что происходит? — устало и как-то обречённо спросил Лань Чжимин. — Я… — начал Лань Дэшэн. — Очень люблю наш дом, Облачные Глубины, мне уютнее там… мне хорошо там. Мой долг, мои обязанности, — все это тоже там. Но ты… будешь всегда стремиться уйти оттуда, верно? Ты любишь странствовать… Повисла тишина, в которой каждый из них слышал гулкий и частый стук собственного сердца. Лань Чжимин забрал у Лань Дэшэна свою руку, опустил ее себе на колени, его голос звучал тихо: — Ступай, если уже все решил. Ты прав, между сердцем и долгом никто не в праве ставить выбор. Делай, что должен. Так будет лучше. Ступай. Легкой дороги тебе. Когда звук его слов стих, Лань Чжимин не увидел, почувствовал: было еще одно мгновение, в котором он мог бы все изменить, но не стал, и оно погасло необратимо. Лань Дэшэн поднялся. Накинул верхнюю теплую накидку, подхватил свой меч. И вышел. Не оборачиваясь. Лань Чжимину казалось, что с каждым его шагом между ними натягивается и надрывно звенит тонкая нить, готовая вот-вот лопнуть. Он вскинул руку, как будто еще можно было схватить, удержать. Но Лань Дэшэн этого не видел. Он даже двери прикрыл за спиной, не обернувшись назад напоследок. Лань Чжимин заткнул себе рот, чтобы не закричать. Как больно… И он сам сделал это. Потому что для него дело было вовсе не в том, чтобы странствовать. В этот раз, еще чувствуя слабость, он тронулся в путь лишь потому, что переживал о близком человеке, об учителе, который с его подачи застрял вдали от дома. Лань Чжимин знал, что шифу беспокоится о нем, и никакие вести не способны в значимой мере смягчить это. Он шел к нему, помня все те дни, что тот не отходил от него. Тоже пришел раненным, превозмогая себя, чтобы подставить плечо, согреть своим теплом, побыть рядом. Как вышло, что стремясь помочь одному, он, кажется, только что потерял другого близкого человека? — А-Шэн, мне вовсе не наскучил наш дом… — шептал Лань Чжимин, глядя на закрытые двери, будто тот был еще там и никуда не ушел. Лань Чжимин поднялся, подошел к выходу из домика, погладил ладонью дверную створку. — Это правда было не ради того, чтобы уйти. Я правда не знал, что придется остаться… А-Шэн… Он осел на пол, прижавшись к дверям плечом, судорожно вдохнул, ощутил приступ тошноты. «Нельзя так нервничать. — напомнил он себе. — Нельзя. И без того почти не спал. Вернись на кровать. Нужно прилечь и успокоиться. У дверей сквозит.» Поднявшись на ноги, он шатаясь, добрался до постели и упал на нее. Потому что захотелось упасть. Он перекатился на спину и раскинул руки. Постель еще хранила его запах. Хотя тепла уже не осталось. Ближайшим вечером уже никто не будет лежать рядом с ним. Один. Вот и всё. — А-Шэн, ты слышишь? Вернись, прошу тебя… Я — дурак, глупый. Все не так делаю. Говорю тоже плохо. Но я… Нет, так не годится! — одернул он себя. Он нашел тазик с водой и ткань, смочил, немного отжал, вода давно остыла. Когда прохладная ткань легла поверх сердца, стало полегче. — Мне нельзя уходить отсюда. Прости. Но у меня тоже есть обязательства, — проговорил Лань Чжимин. — Я справлюсь с ними и в одиночку. Все получится. Он сосредоточился на дыхании, усилием воли взял под контроль мысли. Сердце разрывалось на части, но он знал, что не может позволить себе слишком сильно страдать. Сегодня он должен был провести день с учителем, помогать ему с распорядком дня. Это хорошо. Это поможет и ему самому отвлечься. От лежание на кровати в пустом домике могло стать только хуже, поэтому Лань Чжимин потихоньку поднялся, собрался и отправился к Вэй Усяню. Он уже и так немного припозднился, и Лань Ванцзи успел уйти, дома были только шифу и Хуатоу. Хорошо, что только они. Прохладный воздух снаружи помог немного справиться с собой, остудил. Но дома, в тепле, нервы снова пытались расходиться, режим был не таким уж и насыщенным. Лань Чжимин собирался что-то сделать, чем-то занять себя, но на ходу позабыл о сути своего намерения, растеряно остановился и опустился на пол там же, где стоял. Вэй Усянь и Хуатоу поспешили к нему. Вэй Усянь взял его запястье, пожал. — Голова немного закружилась, — сказал Лань Чжимин. Он вроде бы и правда ощутил что-то в этом роде. Ему вдруг стало трудно смотреть шифу в лицо, он не смел поднять глаз, но все же признался, заставил себя сказать: — А-Шэн ушел утром. Мне очень грустно сейчас. Вэй Усянь погладил его по плечу, потом аккуратно притянул ближе. Этот жест поддержки заставил Лань Чжимина судорожно вдохнуть. Он обхватил Вэй Усяня руками, сминая пальцами в складки его ханьфу. Тот тихонько похлопал его по плечу, по спине. Он ничего не спросил, только держал и продолжал то гладить, то также похлопывать, чуть покачивая. Хуатоу положил передние лапы и голову Лань Чжимину на колени. Стало легче. — Ничего, — проговорил Лань Чжимин. — Я справлюсь. Все в порядке. Не беспокойтесь. Он выровнял дыхание, напряжение в мышцах и во всем теле постепенно отпускало. В этот день Вэй Усянь принялся сам следить за распорядком, спрашивая, напоминая, уговаривая немного поесть. Он понимал, что-то случилось. Но, раз Лань Чжимин не рассказывал, значит, просто не мог пока сказать, принуждать его к этому совсем не стоило. Он спросил Вэй Усяня, как прошел накануне их рабочий день. Все оказывается было вполне обычно и спокойно. — А как же Ханьгуан-цзюнь и дядя Вэньян будут сегодня? Без А-Шэна… — спохватился Лань Чжимин. — Вчера прибыли еще заклинатели из Лань. Не волнуйся об этом, — сообщил ему Вэй Усянь. — Теперь в достатке и мечей и музыки. Он никого не подвёл, уходя. Не переживай. — Вот как… — проронил Лань Чжимин и больше не стал ничего спрашивать. Медитируя с ним, Вэй Усянь чувствовал, что юноша ослаблен. За окном сгущались ранние зимние сумерки. Комнату освещал теплый свет бумажных фонариков. Они пили поддерживающий сбор вместе, потом Вэй Усянь снова ненавязчиво обнял его. Лань Чжимин прислонился к нему. Вэй Усянь принялся негромко насвистывать разные мелодии. С другой стороны под боком у Лань Чжимина устроился лис, и юноша незаметно для себя все-таки задремал. Вэй Усянь чуть вздохнул, продолжая держать его. Он знал, что А-Шэн и А-Мин жили вместе какое-то время. Но, очевидно, не только разлука тяготила Лань Чжимина сейчас. Между ними что-то произошло. Вэй Усянь почти успел рассердиться на Лань Дэшэна, ведь А-Мина все еще нужно беречь, его состояние оставалось шатким. Но все же Вэй Усянь старался сдержаться от резких суждений и мыслей. Между людьми всякое бывает. Между теми, кто влюблен, — тем более. И, к сожалению, взять и привести за руку одного человека к другому не получится. Даже с детьми нечасто срабатывает такой метод. Сохраниться вместе может только то, что разойтись на самом деле не желает. А, как выглядит это самое «на самом деле» только двое непосредственных участников и могут разобрать. Третий в таких делах далеко не всегда будет к месту. Когда вернулись Лань Ванцзи и Лань Вэньян, Вэй Усянь жестом показал им вести себя потише. Лань Чжимин проснулся только к ужину и сразу же принялся перед всеми извиняться. — Ничего страшного, — заверил его Вэй Усянь. — Все хорошо. Ты немного отдохнул. Это кстати. Молодой заклинатель согласно кивнул. Они поужинали снова вместе, только теперь людей было четверо, а не пятеро. Лань Чжимин поинтересовался у пришедших, как дела. Вежливо выслушал ответы. Немного поддержал завязавшийся разговор. Но позже решительно поднялся, чтобы идти. — Может останешься? — предложил ему Вэй Усянь. — Не стоит, шифу, — возразил юноша. — Я лучше домой. — Может, ко мне? — попробовал перехватить его Лань Вэньян. — Не беспокойтесь, дядя Вэньян. Все хорошо, — ответил ему Лань Чжимин. — Я справлюсь сам. Когда он накинул теплую накидку и повернулся к дверям, поперек выхода сидел Хуатоу, явно намеренный идти вместе с ним. — Хотя бы ему не отказывай в компании? — проговорил Лань Ванцзи. — Не откажу, Ханьгуан-цзюнь. Конечно же, нет. Как ему отказать? — согласился Лань Чжимин и, пусть грустно, но все-таки слегка улыбнулся лису.***
Позже вечером Лань Вэньян проходил мимо домика, где А-Мин теперь остался жить в одиночку, но зайти все же счел невежливым, не хотел потревожить. Однако, наутро беспокойство за юношу взяло верх, проснулся Лань Вэньян рано, работать же начинали только при свете дня, время было и он снова пришел к домику Лань Чжимина. Он все-таки рискнул войти, не постучав. Почти беззвучно чуть раздвинул створки, потом поспешно ступил внутрь, чтобы не пустить слишком много прохлады в помещение. Лань Чжимин еще не вставал. Хуатоу лежал вместе с ним. Он поднял голову, когда Лань Вэньян вошел в домик, но навстречу не подошел. Это сразу насторожило Лань Вэньяна, он быстро и бесшумно подошел к постели. Лань Чжимин спал беспокойно, дыхание его то и дело сбивалось с ритма, губы беззвучно шевелились, мышцы напрягались. Особенно хорошо это было видно по руке, которой он обнимал лиса: пальцы то и дело сжимались, зарываясь в мягкую шерсть, сильно, вероятно, беспокоя зверя, но тот молча терпел и жался к спящему ближе. Лань Вэньян озабоченно сдвинул брови, досадуя, что не зашел сюда накануне вечером. Он взял запястье Лань Чжимина. Его внутренний ритм был весьма далек от равновесия. Но все было не так плохо, как можно было бы предположить по его внешнему виду. Лань Вэньян увидел кусок ткани у него на груди, под отворотом нательной одежды. Целитель, он пытался помочь себе сам, немного угомонить расходившееся сердце. Кто знает, сколько он промаялся этой ночью бедняга… Лань Вэньян долго сидел подле, настраиваясь на его ритм, очень медленно, по чуть-чуть, постепенно корректируя его. Потом отошел согреть воды, отер влажной теплой тканью. Сон Лань Чжимина стал спокойнее, ровнее, дыхание сделалось легким. Лань Вэньян поправил край одеяла, погладил его по руке и поднялся. Хуатоу подвинулся, кладя лапы на грудь спящему. Лань Вэньян остановил его, придержав за загривок. — Так ему будет труднее дышать. Ты — довольно тяжелый и крупный зверь, — тихо проговорил он. Кюби упрямо приник к груди Лань Чжимина, не желая уступать. Лань Вэньян чуть погладил лиса. — Будь внимательнее и осторожнее, пожалуйста? — попросил он. — Его внутреннее состояние сейчас неустойчивое, к тому же и тело из-за этого ослаблено. Кюби коротко повел ушками. Он-то хорошо знал, что творится с его «лисенком постарше». Доверившись ему, Лань Вэньян отошел поддержать очаг и приготовить завтрак. Просыпаясь, Лань Чжимин чувствовал тяжесть, кто-то лежал поверх него. Он двинул рукой, ощутил пушистый мех, дыхание лиса, его тепло. Хуатоу. Конечно. Лис ведь пришел с ним домой и улегся под боком, когда Лань Чжимин забрался в постель, наивно полагая, что усталость возьмет свое. Но, лежа ему стало только хуже. Там, где прежде спали и любили друг друга двое, после очень тяжко оставаться одному. Он снова попробовал снять часть напряжения теплой влагой. Видимо, получилось. Только вдобавок приснился странный сон. Хотя, пожалуй, особенно странного в нем было немного. Лань Чжимин как будто бы проснулся среди ночи от нежного прикосновения, поглаживания. Касаясь ключиц, груди, шеи по коже, легко, пробираясь под тонкую ткань ночной одежды, скользила теплая ладонь. Мягким поцелуем нежно обхватившие левый сосок на его груди губы, язык, продолжающий соблазнительную ласку — все это не оставляло сомнений в том, что происходит. Под рукой Лань Чжимина ощущалась шелковистая кожа. Он погладил ее, разминая, и девушка приподнялась, заглянув ему в лицо. — А-Мин? Мальчик мой… Она знала его имя. Он же, вглядываясь, в ее лицо понимал лишь, что они совершенно точно не встречались прежде, он бы запомнил эти кроткие черты, очень темные и вместе с тем чистые глаза, с таким наивным, открытым, доверчивым выражением в них. Нет, это точно не может быть явь. Она чуть качнула головой, заставив рассыпаться длинные пушистые волосы, снова склонилась к нему. — Не волнуйся, пожалуйста. Все хорошо. Позволь мне? Доверься чувствам и делай, что нравится. Она поцеловала его, и он забыл о своем минутном замешательстве, обо всех мыслях. Ее глаза напоминали цветом глаза Лань Дэшэна. Сердце Лань Чжимина хранило горечь обиды и боль разлуки. Должно быть собственное воображение и желание близости, к которой успел пристраститься, сыграли теперь с ним вот так. Что ж, если это все только снится, любимый человек может предстать в любой форме, и с ним в самом деле можно позабыть обо всём. Она двигалась сверху, гладила и ласкала так, что взгляд Лань Чжимина застилался пеленой, а с губ слетали сладостные стоны и полубесознательный шепот. Она тоже шептала ему. Ее голос звучал необычно и вместе с тем завораживающе. В слова Лань Чжимин не вникал, сами интонации ласкали его слух, манили, обволакивая чарующей негой. Сменив позицию он умилился тем, какая миниатюрная девочка ему досталась, она вся помещалась под ним. Он приподнялся на руках, нависая над ней, стараясь, чтобы ей было легче, но она обвила его руками и крепко прижалась шепча: — Мне уютно с тобой. Все в порядке. Не отстраняйся, пожалуйста? Он целовал ее и касался, с удовольствием приникая к нежной бархатистой коже, под которой при этом мягко перекатывались и растягивались упругие мышцы. Хотелось быть бережным с ней, но она прижималась так крепко, принимая его в себя, что Лань Чжимин тоже задвигался смелее, глубже, хотя все ещё плавно. Оказалось, что именно так ей и было нужно, чтобы получать наслаждение и делиться им с ним. Их тела переплелись плотно, голоса сливались в общую, полную сладостного томления песню, и сердце Лань Чжимина вдруг стало лёгким. Закрылось чувство глубокого надрыва, непрерывно ноющей раны. Очевидно поэтому ему и удалось всё-таки отдохнуть. Вечером, в одинокой постели было куда хуже. Сонное видение о тепле любимого человека рядом, о страсти, разделенной с ним, как будто немного поддержало его, придало сил. Юноша был благодарен лису, взобравшемуся на него во сне. Он счёл, что именно это стало причиной его сладострастного сна. Лань Чжимин мягко погладил кюби: — Хуатоу, славный зверь. Доброе утро. Тоже пригрелся? Лис негромко заурчал, ластясь к его руке и явно не желая подниматься. — Доброе утро, А-Мин. Как ты? — Дядя Вэньян? — Лань Чжимин повернул голову на голос. — Что-нибудь случилось? — Просто зашел проведать тебя, — ответил лютнист. — Я в порядке, — заверил его Лань Чжимин. — Тогда поднимайся к завтраку. И подумай, пожалуйста, может быть, вместе с кем-то тебе жить будет всё-таки лучше? Нехорошо, что ты один… — проговорил Лань Вэньян. — Я понимаю ваше беспокойство. Я подумаю об этом. Большое спасибо вам за заботу, — поблагодарил юноша. — Подумай, пожалуйста, — согласился с ним Лань Вэньян. Лань Чжимин поднялся, немного помедитировал под звук лунной лютни и расположился за столом. Лань Вэньян неспешно потягивал чай, наблюдая за ним. Лань Чжимин двигался легко, скорее всего действительно не испытывал никакого дискомфорта или особенно сильной слабости. Есть не отказывался. Стал не так многословен, но не молчал. Голос его только немного изменился, сделался глуше. И взгляд, строгий, темнее чем раньше. Он как будто стал старше за одну эту ночь. Но в целом явных причин для беспокойства не было, и Лань Вэньян отправился работать, оставив его. Однако, сомнения и доля волнения не отпускали, и он рассказал сяоди, что его тревожит состояние Лань Чжимина. Вэй Усянь не стал откладывать в долгий ящик, отправился лично посмотреть, что к чему. Одному в пустом доме, в их доме, Лань Чжимину было трудно. Он пытался заниматься делами, но они скоро закончились. Читать не получалось, мысли сбивались, не давая сосредоточиться. Он отложил книгу. Снял лобную ленту, протянул ее между пальцев, перебирая и гладя. Это была лента Лань Дэшэна, они обменялись ими в ту ночь, в их первый раз, чтобы всегда быть рядом, все время вместе. Сейчас Лань Чжимин знал, что остался один. Он отложил ленту, опустив ее поверх книги. Хуатоу, лежавший до этого рядом с ним, сел. Лань Чжимин обнял его, закопался лицом в густой мех. — Никто не придет, правда? — шепнул он. — Хорошо, хоть ты здесь, со мной. Можно, я немного подержусь за тебя? Дядя Вэньян прав, я разучился быть один, совсем забыл, каково это, отвык. А, может, просто все дело в том, что прежде иначе и не бывало? Я только хотел быть с кем-то, но не был. А потом… Мне казалось, что я все нашел, что вот оно — мое счастье. Но оно разбилось так глупо и быстро. Такое хрупкое. Я не смог ничего удержать, исправить. Наоборот. В последний момент я сам…своими руками…словами… — А-Мин, я здесь. Все хорошо. — А-Шэн? — Лань Чжимин быстро поднял голову, но рядом с ним опустился на колено другой человек, его учитель. — Шифу… — Ничего-ничего, — Вэй Усянь погладил его по спине, притянул к себе. — Я с тобой. Все наладится. — Шифу… Но… Ты ведь должен работать с саблями сегодня. Почему ты здесь? — спросил Лань Чжимин. — А-Ян сказал мне, что ему тревожно за тебя и я пришел. Пошлю им весть, перенесём все на завтра. Нестрашно, — заверил его Вэй Усянь. — Шифу, не нужно… — попытался возразить Лань Чжимин. — Глупый ребенок, ни за что не оставлю я тебя одного в таком виде. Сам себе не прощу, если уйду. Да, и просто не смогу ничего делать зная, что ты тут один изводишься, — признался Вэй Усянь. Лань Чжимин обнял его и вздохнул, решив про себя, что должен за этот день собраться, взять себя в руки и перестать выглядеть таким жалким. — Прости, — шепнул он. — Будем считать, я не расслышал, — ответил Вэй Усянь, гладя его. — Лучше скажи, что между вами сталось? — Я просто отвык быть один, — проронил Лань Чжимин негромко и добавил. — Он сказал, что всегда будет стремиться вернуться домой, потому что там исполняет свой долг, а я всегда буду стремиться уйти, потому что люблю странствовать. Это значит, наши пути всегда будут расходиться… — Это значит, что ты не дашь ему засидеться на месте. А он не позволит тебе уйти слишком далеко и заплутать. То, что выглядит противоположным, может уравновешивать, если вы стремитесь друг к другу, — заметил Вэй Усянь. — Если… — повторил Лань Чжимин и чуть отстранился. Он положил руки Вэй Усяню на грудь, прямо посмотрел в лицо. — Но, я пришел сюда не потому, что мне наскучило дома и я захотел прогуляться. Я знал, что убедил тебя оправиться сюда и что ты переживаешь о том, о тех, кого пришлось оставить. Обо мне и о названном сыне. Ты — мой учитель. Я пришел, чтобы поддержать и помочь, чем смогу. А-Шэн знал это, я говорил ему. Лишь о том, что хочу задержаться здесь, рассказал не сразу. Это огорчило его, потому что он заметил и понял все без моих объяснений. Но, разве для своего учителя он сам не сделал бы столько же? Мне правда очень больно. Мне хотелось кричать и бежать следом, когда он выходил в эту дверь. Я бы помчался за ним. Но сделать это, уйти вместе, означало бы также убежать от тебя. А я не хочу. Так не должно быть. Я сам попросил его идти, сказав, что выбор между долгом и сердцем стоять не должен. Я не могу и не хочу заставлять его выбирать. Потому что и сам не позволю ставить себя перед таким выбором. Между учителем и любимым? Так нельзя. Он опустил веки, прерывисто вдохнул и отвернулся, негромко повторив: — Я не хочу так. — Ну-ну, не мучь себя всем этим, пожалуйста? — Вэй Усянь снова привлек его к себе, погладил по голове, провел ладонью по затылку к шее, разминая и успокаивая. — Ты прав. Но не всегда люди перед лицом перемен, в новых ситуациях могут судить верно и скоро. Спроси свое бедное больное сердце, может быть оно согласится дать маленький шанс вам обоим? Чтобы опомниться и понять? Не стоит по крайней мере думать, что все потерял в один миг. Пожалей себя? Доверься надежде? Не думай о нем так уж плохо. — Он ушел на день раньше, — прошептал Лань Чжимин. — У него было ещё время, но он не остался со мной. Разве это не означает, что он не хочет больше?.. — Просто дома он чувствует себя увереннее и спокойнее, а здесь ему нелегко пришлось, — проговорил Вэй Усянь. — Он обидел тебя. Его слова сильно задели. Это естественно, ведь, когда не понимают самые близкие — это горше всего. Но это всё-таки ещё не значит, что тебя вовсе не хотят понять, что ты не дорог, не нужен и от тебя отвернулись сразу и навсегда. Не нужно так, ладно? Постарайся не ощущать все это так резко, пожалуйста, хорошо? — Ты думаешь, он вернётся? — с дрожью в голосе спросил Лань Чжимин. — Даже после того, как я сам попросил его уйти? — Может быть, и придет. Или пришлёт весть. Ты подумай, то, что между вами было, какое оно? Могло ли вот так взять и оборваться в одночасье? Может быть, вы все ещё смотрите друг на друга, обращаетесь в мыслях, бережете в сердцах и удержать эту связь всё-таки осилите? Если он сможет понять, а ты — простить, ваш путь — все ещё общий. Лань Чжимин только снова изо всех сил обнял его, правда, спохватившись, сразу ослабил хватку, чтобы не причинять неудобства. — Ничего-ничего, — ободрил его Вэй Усянь. — Держись, как хочешь. Сколько нужно. Я рядом. Все наладится. Все будет хорошо.