ПоКРОВЬительство

      Иван спал беспокойно. Его мучил озноб и боль в горле. Я попросил Анну принести чай из ромашки и мелисы и теплые вязаные носки. Парень несколько раз просыпался, куда-то порывался пойти, но я мягко останавливал его, давал глотнуть горячего отвара и укладывал обратно на подушки.       Утром он внезапно сел в постели точно призрак, уставился на меня, словно видел совсем не меня, а Владимира Ильича. Глядел, не моргая. Но потом его моська взяла и скисла, и он поник. Вздохнул. Сглотнул слюну и тут же поморщился. — Больно, знаю. — хмыкнул я и встал. Взял ложечку. — Ну-ка, больной, откройте ваш рот.       Ваня зыркнул неодобрительно, но после небольшой угрозы про то, что в противном случае я его отсюда не выпущу, тут же послушался. — Хороший мальчик. Что мы видим? Припухшие миндалины, покраснение задней стенки гортани. Я аккуратно сомкнул пальцы на его шее. Тот дернулся. Вероятно, у меня была холодная рука. Я нащупал увеличенные лимфоузлы. — Ну, что ж. Будешь полоскать горло. — я вынул ложечку из его рта и дал ему отдышаться, потому что этот ребенок перестал дышать.       От боли в горле нужно приготовить отвар шалфея или добавить в половину стакана тёплой воды чайную ложку настойки прополиса — это снимет отёк и воспаление. — Сиди смирно и не двигайся. Я сейчас вернусь. Я достал из стола йод, теплый шарф и кисточку. — Что это? — Йод. — Ты же не собираешься мне мазать им горло? — Собираюсь. — Не надо! Ты что с ума сошел?! — Он обладает бактерицидными свойствами. Да еще и согревающими. Тебе это пойдет на пользу. — Нет, не нужно. Оно само пройдет. — Само-то оно пройдет. Но мы должны предоставить ему условия для заживления. — Блядь, окей.       Никифор подошел, оперся коленом о кровать и наклонился. — Не сквернословь. — и похлопал Ваню указательным пальцем по губам. Тот закатил глаза. — Ивааан. — строго изогнул бровь и прикрикнул я. — Ладно, ладно. — он открыл рот и зажмурился. — Нет, нет, Ваня. Я не собираюсь тебе мазать слизистую горла. Мне нужна твоя шея. Проникая чрез кожу и распространяясь по кровеносной системе, йод губительно воздействует на болезнетворные организмы, сворачивая их белки, чем способствует торможению процесса развития болезни. — А… — он поднял голову и открыл шею. Меня обдало волной внезапно нахлынувшей жажды, но я не подал виду. У меня вытянулись клыки. Я почувствовал, как яд мельчайшими капельками смешался со слюной. Но если поддаться первобытному инстинкту, это повергнет мальчишку в шок. Он словно напуганный воробушек будет в панике искать спасения, убегая от меня со всех ног и даже не понимая, что побег только подогреет мою жажду. Он будет бежать, бежать, а я поймаю его в самом конце, когда ему покажется, что он оторвался. Я поймаю его в свои руки, такого ершистого, напуганного, разгоряченного и в то же время похолодевшего от страха. Его кровь будет гулять по телу, сердечко будет качать ее специально для меня, подогревая. Он будет весь рваться и метаться в попытке спастись, как пойманный мышонок. Будет что-то там мяукать мне, пищать, задыхаться от осознания своей беспомощности. Я коснусь губами его пульсирующей артерии, и он замрет весь от шока. Я улыбнусь ему и медленно опущусь к плечу, моментально прокалывая острыми клыками его кожу. Он вцепится в меня и зашипит, застонет от боли. Яд подействует не моментально. Я его отпущу и снова дам возможность убежать. Он побежит, ощупав рану рукой. Будет бежать, не жалея себя, изо всех сил убегая от этого ужаса. Будет падать, но снова поднимется и будет бежать. Пока яд не подействует… Наконец, яд подействует, и он не будет бежать так рьяно. Его ноги начнут заплетаться, слабеть, тело перестанет подчиняться его воли. Я позволю ему оторваться, он сядет у дерева, запрокинув голову. Потеряет ориентир. Ноги, руки будут дрожать. Ему захочется спрятаться, исчезнуть, укрыться, чтобы его не нашли, не достали. А когда он снова увидит меня перед собой, он заскулит от неизбежности, от неотвратимости. Я немного подожду, потом присяду рядом, протяну руки… Я знаю, к тому времени он уже плохо будет соображать. Яд сделает свое дело и тогда произойдет то, что происходит со всеми людьми — он сам пойдет ко мне. Его охватит всепоглощающее желание попасть ко мне в руки. — Готово. — Я улетел в свои мысли и сам не заметил, как начертил Ване йодовую сетку и завязал на шее шарф. — Не снимай её. — отмахиваюсь от своих мыслей. Естественно, такого не случится. Я ни за что не позволю ему так испугаться. Ммм… Однако жажда человеческой крови становится все невыносимей. Нужно бы послать за Елизаветой и Марией… — Спасибо. Но ты мог и не париться. Я так понимаю, «париться» у него означает — «заботиться». Я хмыкаю.       Раздался тихий стук, и в комнату вошел Егошик. Он с любопытством посмотрел сначала на Ивана, потом на меня. — Анна Николаевна спрашивает, чего Иванушка изволит кушать на завтрак. Иван ничего не ответил. — Ваня, чего хочешь? — Домой. — в его голосе слышалась горечь. Взгляд был пустым. — Передай Ане, что Иванушка будет есть то, что сочтёт нужным приготовить ему Анна. — Хорошо. — Егоня было собрался уже уходить, но вдруг остановился, постоял ещё немного, потом подпрыгнул и приблизился к Ивану. — А ты чего это, получается заболел? — он сел на кровать. Иван не ответил. — А ты тоже умеешь летать? — спросил он у Егошика. — Я? Пока нет. Но Никифор Васильевич говорит, что научусь, если буду упорно развиваться. — Я схожу с ума. — Иван, закрыл руками лицо и сник. — Всё, дорогой. Ванечке нужно поправляться. Беги-ка к себе. — Хорошо. — вскоре за ним захлопнулась дверь. Повисло молчание. Иван смотрел куда-то в пустоту. — Ваня? — Как так происходит, что ты можешь летать? Не приснилось ли мне? — Смотри. Я взглянул на книгу, которая находилась предо мной. Она тут же взмыла над столом. Ваня дернулся от неожиданности. Он снова не верил тому, что видел. Я опустил книгу и приподнял подушку, лежащую рядом с Иваном. — Пиздец. Я бросил подушку и поднял Ивана. Он испуганно забарахтался, взлетев над кроватью. Я довольно улыбнулся. — Я кажется просил тебя не произносить дурных слов в моем присутствии? Просил или нет? — Просил! — он пытался уцепиться за стену, но я ему этого не дал. — Почему ты продолжаешь их использовать? — Привычка! Я не специально! — Ах не специально? Тогда тебя придётся переучивать. Я наконец опустил его обратно на кровать. — А с чего ты вдруг мне указываешь? — огрызнулся он. — С того, что здесь не принято использовать ругательные слова. Ты находишься в присутствии воспитанных людей, а не животных. Вот высечь бы тебя, как поправишься!       Говорю и вижу, как его глаза округляются. Он смущен. И зол.       Тут же поднимаюсь со стула и подхожу к нему. Смотрит с вызовом, словно сейчас кинется. Протягиваю руку и дотрагиваюсь до его щеки. Глажу. Он сжимает губы. Я его понимаю. События, которые стали происходить в его жизни ударили по его мировосприятию. У него все смешалось, все перепуталось, оттого его нервная система сильно пострадала. Я присаживаюсь рядом и обнимаю его. — Вряд ли у тебя получится вернуться в будущее, о котором ты говоришь. Поэтому тебе придётся успокоиться и начать жизнь заново. Приучить себя к этой жизни, к этому времени. Иначе ты можешь поплатиться рассудком.       Иван не ответил. Я уверен, что он не собирается смиряться. Глажу это дитя по спине. Чувствую, как его сердце успокаивается. Но он не сдастся. Я уверен. — Сейчас намажем тебе руку и пойдёшь полоскать горло. Давай, Ванька, возьми себя в руки...