Товарищ водитель, вы свободны?

Если говорить на жаргоне, то произошло кидалово. Простое, уверенное и стандартное кидалово. Я не мог понять причины. Вернее, мог, но не верилось. Возможно, проблема была в чем-то другом. Иль я стар? Да нет же, не слышал, чтоб в 40 лет провожали на пенсию. Иль боится чего? Вроде и на животное я не похож. Вот только сердце почему-то ёкнуло, как в 20, а так ни в чем не вижу своей вины. Хотя пригласить замужнюю женщину, мать двоих детей в кино... Наверное, я уже точно неизлечимый идиот. Но душой чую, что этот новоиспечённый егерь только на бумажках является её мужем. Потерянная, зависимая, вся в смятении. Неужели она действительно не решится на шаг в сторону свободы, естественности? Кино... Да, это вам не фильм о Ромео и Джульетте. Тут всё так, как положено, как принято, а не как хочется. Никуда она не сможет ступить без наблюдения зорких глаз мужа, родственников и прочих жителей деревни. А если и сможет, то материальные проблемы покончат с ней и её детишками. Это чёртова реальность, в которой мы с ровесницей не можем пойти в кино. На часах 7:42. Нет, она точно не выйдет. А как вспомню ее голос, как она пела, то хочется выть от безысходности. Таксисты, знаете ли, натуры тонкие. Они каждый день встречают десятки, а то и сотни людей, чувствуют, анализируют характеры пассажиров и настроения в обществе так, как никакое КГБ не сможет. Иногда, конечно, они видять то, чего не хотели или не должны были видеть. 10 лет стажа это большая штука. Словом, уверен, что вижу, если не всех, то почти всех насквозь. Да, да, да, я понимаю, что она уже не выйдет, понимаю, но надежда умирает последней, сами знаете. На часах 7:50. Всё, больше ждать нельзя. Сердце болело, но долг был долгом. Ещё, чего доброго, уволят за мимолётную веру в крупицу счастья. Всё, поехали, прощай, Анна Григорьевна, не поминай. Дождя уже как и не было, только чувствовался приятный запах мокрого асфальта. Багровый оттенок приятно окрашивал небо, а солнце, будто горело в большом пламени Вселенной. Хотелось забыть этот неприятно-интимный контакт с душой, которую, возможно, ошибочно принял за родную. Жаль Нюру, но кого сейчас не жаль в этом мире? Вдруг я заметил молодого мужчину, шедшего по тротуару. Тот самый, который, когда я ждал Нюру, так ласково спросил свободен ли я. Если не ошибаюсь, в его руке тогда были цветы. Наверное, он тоже был на пути к слиянию родственных душ, которому я, как сейчас понимаю, эгоистично помешал. Я тут же подъехал к нему и выглянул из окна: — Ей, товарищ, подвезти? Можешь не платить, это мое извинение за прошлую встречу. — Та уже всё равно. Плевать. Поехали, наверное, домой. Пока что по главной, а потом покажу. Стройному парню с короткими волосами каштанового цвета было около 35 лет. Сразу бросался в глаза немятый, качественный костюм и только большое горе, чем-то похожее на моё, застыло в его взгляде, который был таким чистым и взволнованным час назад. Он задумчиво смотрел куда-то в даль пока мы проезжали центральную площадь. Захотелось излить ему душу. Вот знаете, взять и всё ему рассказать. Как он сам говорил, плевать. Что терять? — Я там женщину ждал. Целый час стоял, выжидал. Думал в кино пойти, приятно провести вечер, а она..., — махнул я рукой. — Та сейчас какие-то дамы непутёвые пошли. Я, кстати, Лёша. — Саша. — Вон тоже с букетом цветов, со страстью к своей, а она кувыркается с любовником! Чем я плох? Хотелось кричать, ломать, истерить, но я окаменел. Так из квартиры как дурак с этими цветами и вышел. Хватило меня только на то, чтобы кинуть их на пол и растоптать. По-мужски, ничего не скажешь, — беспомощно вздохнул он. Слушая трагическую историю измены я вспомнил о двух билетах на «Встречу в горах». Куда же им пропадать? — Слышишь, Лёш, давай в кино, а? Билетов так жалко. Хотя мне и просто, по-человечески понравился этот мужчина. Чую, что сердце у него доброе, наивное и это вызывало у меня не что иное, как умиление и легкую злость на женщину, которая это сердце разбила. — У меня сейчас нет таких денег, а позже кто знает – встретимся ли. — Та чёрт с этими деньгами. Деньги, одни деньги вокруг. — Так устроен этот мир, — по-философски сказал Лёша. — Что решаешь? На его лице появилась гримаса неопределенности: идти или лучше, поряднее будет отказать. Но, наверное, вспомнив о своей сегодняшней неудаче, он почувствовал потребность в присутствии почти незнакомого товарища: — Ладно, я согласен. Первые пять-семь минут он был заинтересован тем, что происходило на экране, но потом его голова медленно клонилась к моему плечу и, в конце-концов, найдя опору, Лёша погрузился в сон. Фильм был странным, но весьма интересным. Лёша, у которого выгорели нервы, так весь сеанс и проспал, но не скажу, что время было потрачено зря. Если честно, то появилось чувство, как будто снова нашел родственную душу. Не хотелось делать поспешных выводов, но этот человек появился в грустный момент моей жизни. Почему бы и не сказать, что у меня есть друг? Пусть лишь на одну ночь, но друг. Когда фильм закончился, мой спутник нелепо пытался сделать умное лицо, то и дело поддакивал, словно видел каждый кадр. Смотря на этого театрала, желание разрушить его хлипкий план сразу исчезало. Когда мы вышли из кинотеатра, нас ожидал ливень с градом, который, в этот раз, по моим прогнозам, должен был быть затяжным. Мы быстро побежали к автомобилю, но всё равно в салоне сидели промокшыми до нитки. Лобовое стекло заливало ещё сильнее, чем днём и возникло липкое, неприятное ощущение дежавю. Какое-то время царила умиротворенная тишина, которую нарушал лишь ливень, вспышки молний, раскат грома и ритмичное постукивание ледышек по кузову. Я взглянул на Лёшу, его взлохмаченные мокрые волосы, каплю воды, которая стекала по его щеке, напряжённые от холода ноги и не заметил, как это постепенно превратилось в любование. Он почувствовал мой пристальный взгляд: — Невиданная щедрость в этот день: кино, бесплатный проезд, искреннее понимание. Да за тобой женщины толпами должны бегать, на тебе хоть сейчас женись, — мило засмеялся он. Но в этот момент, в темном переулке, где стояла машина, когда поздней поры никто этой дорогой не ходил, по моей спине прошли мурашки. Я почувствовал желание. Голова трезвая, но в сердце был сплошной туман, словно не алкоголь, а Лёша опьянил меня своим присутствием. Я снова нашел в этом мире родственную душу и на этот раз она сходила со мной в кино. Как он сам говорил, всё равно, плевать. — Наклонись ко мне. Он без лишних вопросов наклонился чуть вперёд, скорее всего, ожидая каких-то слов. — Ещё. Он вопросительно ухмыльнулся, но подался ещё ближе, уже нарушая личное пространство. Наверное, я застал Лёшу врасплох, нежно взяв его голову в руки и поцеловав. Этот момент волновал больше всего. Что сейчас сделает порядный советский гражданин, который осведомлен о наказании за гомосексуальные связи? Но, не сказав ни слова, он дрожящей рукой коснулся моего затылка и продолжил начатое. Если женщины не ценят, то хоть товарищ оценит любовный трепет, которым овеяло сердце. Мы целовались долго, нежно, со странной осторожностью, что присуща девственным подросткам. На Лёшиных щеках появился румянец и я, касаясь рукой его бёдер, впервые слышал мужские стоны, от которых тело обдало жаром несмотря на то, что сам я был полностью мокрый. Вдруг он отпрянул и развернулся к окну. На его глазах мгновенно заблестели слёзы. Он вот-вот был готов расплакаться, но поборов приступ, невнятно пробормотал: — Я не м-могу так. Это неправильно, знаешь. Это..., — он не мог найти подходящих слов, чтобы описать то, как за один вечер сблизился с незнакомым таксистом, поддался возбуждению от близости с мужчиной. Поэтому он просто дал волю эмоциям и, на этот раз осознанно, положив голову на моё плечо, тихо всхлипывал. Разбитые сердца, ничего не скажешь. Нужно уже было везти его домой. Заведя машину, мы поехали. Дорога была пустой и доехать удалось быстро, без проишествий. Вот и всё. Конец дружбе на одну ночь. Но всё же конец этой встречи выдался особенно теплым. Было радостно, что горечь, занесённая в сердце Анной Григорьевной, выветрилась и была заменена теплотой голубых, как я позже заметил, глаз Лёши. Я подъехал к дому и стал ждать, пока он выйдет. Не хотелось лишних слов. И так понятно, что эта ночь была, словно курс лечения от ран, оставленных женщинами. По крайней мере, в нашей стране по-другому жить нельзя, товарищи. Завтра снова всё станет на круги своя и придется, как и все эти сорок лет, искать ту самую, единственную, которая не побоится сходить в кино. Но та самая, единственная, получается, вот, сидела и не хотела как можно скорей покинуть автомобиль. — Саша, может приедешь завтра вечером, если сможешь? — как-то смущенно улыбнувшись спросил он. И не дожидаясь ответа, продолжил: — Спасибо за ночь, не знаю что для тебя и сделать. Денег, как понимаю, не хочешь? — Тебя хочу, — улыбнувшись сказал я и провел рукой по его шеё, запоздно осознавая что сорвалось с языка. — Значит, до завтра? — уже покраснев, как после кинотеатра, спросил Лёша. — До завтра, Лёш. — Тогда я не прощаюсь, — сказал он, закрывая за собой двери автомобиля. Снова возникло чувство дежавю, но оно было уже не таким холодным, а даже наоборот, очень теплым и нежным. Небо начало потихоньку розоветь. Москва просыпалась.