what the hell, richie?

- слушай, Ричи, то, что было вчера... это просто, ну знаешь... мне жаль, что всё так вышло, я не хотел тебя обидеть, правда. И я... ты можешь рассказать мне всё, что угодно... - блять, нет, нет, всё херня... агх, бред какой-то! - Стэнли тяжело вздыхает, прикрывая глаза от собственного бессилия, и шлёпает подошвой по грязной большой луже, будто бы самого себя наказывая оттого, что не может придумать извинения или объяснения получше. И с каждым таким разом ему кажется, что Ричи его скорее пошлёт куда подальше, чем извинит, да и дождь, как назло, не предвещал ничего хорошего, хотя радио постоянно верещало о солнечном и жарком дне, как бы уже предвещая быстро надвигающееся лето. Но на душе у Уриса скорее слякоть и такие же грязные лужи, в которые он поочередно наступает, неизвестно только теперь, специально или нет. И перестаёт он только тогда, когда через ткань кед и чёрных носок прорывается быстрым потоком вода, холодная и грязная, что заставляет Стэнли в себя наконец прийти и начать обходить лужи стороной. Не помогло, увы, и жертва в виде чистых носков и обуви была бессмысленная, как и возможные варианты дальнейших событий, которые предполагал Урис. Всё равно он скажет то, что не планировал до этого, и с ним такое происходит впервые. Стэнли думал, что возможно его внешний вид спасёт ситуацию. Тот жёлтый свитер... типа, тебе идёт - Урис до сих пор помнит ту смущённую улыбку друга, так что надеялся вызвать в этот раз её снова. Брючные джинсы-клёш были под верхнюю одежду, так что парень знал, что Ричи не устоит. У Тозиера были разные предпочтения в одежде, он никогда не позволял себе оставаться в одном и том же образе длительное время. Но свитера, кофты и брюки пастельных цветов на нём - это редкость, причём такая, что кто-то из клуба всегда пытается запечатлеть это на маленьких полароидных фотокарточках. Его привлекала абсолютно любая одежда, он считал, что это похоже на странный ритуал, который многое мог изменить. Даже больше, чем это можно себе представить. Не то, чтобы у Балабола было что-то вроде зависимости, это даже трудно так назвать. Просто, такие увлечения самовыражением не приветствовались в их тухлом городке, да и вообще мало где, а Ричарда привлекало всё то, что он мог бы выразить как протест во что угодно, не всегда важно во что именно. И плевать даже, что его могли избить где-нибудь за школой. Синяки и ссадины на лице казались значками независимости, только без глупых рекламных надписей и привлекающих цветов, а именно такими, какими они обычно бывают: уродливыми, фиолетовыми, зелёными и ещё чёрт знает какими, но прятать такое за тоннами какой-нибудь хреновой тоналки из маминого ящика, означает бояться себя, а для Ричи это хуже всего. По крайней мере, с его слов. Навряд ли это было хуже всего, и навряд ли Тозиер не боялся себя. То, что было вчера - это нонсенс, невозможно явление, которое Стэнли изучить ещё толком не успел, как оно тут же испарилось. Исчезло под звуки быстро катящихся маленьких колёсиков по битому асфальту, оставив после себя это идиотское чувство вины и какого-то странного недомогания. Будто бы Урис находился в бреду, натворив при этом немало дел, а придя наконец в себя и не вспомнил, что именно сделал, но знал, что то-то ужасное, чертовски постыдное. Но увы, Стэн был в сознании и чётко понимал и помнил, что говорил. А чувство вины пришло не сразу, только после того, как Бев подтолкнула его на это - разговор, чтобы что-то узнать, что-то выяснить. То, что она и так знала и хотела, чтобы об этом также узнал Стэнли. И он с лёгкостью ей доверился, её собственному предположению на то, что для Тозиера было бы лучше, как будто бы понял, что это нечто личное для Ричи, чего должен знать только он и никто больше, не считая Беверли. И нет, этот их разговор затянулся бы намного дольше, чем просто идиотские слова извинений, но Стэнли пока не знал с чего ему следовало бы начать. У него были мысли о возможных проблемах его друга, и он всё искал на них решения, варианты ответов и вопросов, лишь бы не оттолкнуть Ричи, лишь бы ему только помочь. Тозиер бы мог легко от него закрыться, замкнуться в себе, напоминая кодовой замок, ответа на который никто не мог знать, и у Стэнли всего одна попытка на этот раз, потому что остальные две, а может их было и тысячи, чёрт знает, он продул, не смог подобрать нужные цифры, буквы, азбуку Морзе, вариантов было много и только один мог оказаться правильным. Раньше у него получалось лучше, как будто бы Ричи доверял ему больше когда-то, чем сейчас. Для Стэнли Уриса экзамен по квантовой физике казался легче, чем это, но Марш его подтолкнула, а значит шансы на "победу" повышаются, а для него осталось лишь всё это не проебать. То, что Ричи больше не проникался к нему доверием - это пугало больше всего, сильнее даже предстоящего разговора. Дождливый ветер залетал под воротник, усугубляя ситуацию мерзким табуном мурашек, отчего сердце как-то гулко отозвалось в грудной клетке, будто бы оно огромный колокол, по которому только что ударили чем-то большим и железным, как-бы созывая к чему-то плохому и тревожному. Стэнли только что понял, как он чертовски боится потерять связь с Ричи, которая кажется держится на волоске, потому что их последняя ссора не была похожа на остальные предыдущие, она была намного серьёзнее, и дело даже не в Патриции Блюм, с которой он якобы "тусил" и "она хотела тебя и твоего дружка в штанах всю эту неделю...". Урис понятия не имел, в чём именно было дело и в нервном ожидании шёл к дому Тозиера, чтобы тот ему об этом поведал, ведь кто, как не он. Может, вместо этого он назовёт Стэнли придурком, как и в прошлый раз, ведь, конечно, "ты что, сам не додумался, да? Я думал ты умнее, малыш-Стэн". И даже не как в прошлый раз, а почти постоянно, но увы, юноша читать мысли пока не научился. И это его идиотское словечко-паразит "малыш-Стэн", которых у Ричи целое пастбище, бери и пользуйся. И Стэнли определённо понимает, где он такого нахватался и пользуется, как малое дитё, которое из любопытства узнать, что случится и почувствовать себя взрослее, повторяет словечки из каких-нибудь идиотских фильмов. И по сути, Ричи Тозиер не Ричи без этой всей своей херни, которая вываливается из его рта помойным потоком, и от которого несёт испорченными продуктами и мочой. И Стэнли сам может себе никогда не признается, но чертовски рад был слышат это, когда не общался с Балаболом около недели. Теперь он точно будет счастлив, если Тозиер встретит его или простит какой-нибудь колкой фразочкой, потому что так сразу стало бы понятно, что с Ричи всё хорошо, хотя бы частично, что он, может быть, совсем чуть-чуть доверяет Урису и позволит ему помочь. Если, конечно, все эти глупые фразы, измены в голосе и прочее не просто фальшь, идиотская отговорка, как нормальные люди бы сказали на вопрос "как дела?" удручённо "нормально" и слабо бы улыбнулись. Стэнли надеется, что всё настоящее, что Ричи не погряз в проблемах по самый подбородок, и скоро он в них захлебнулся бы, и глазом моргнуть не успеешь, а он уже лежит у себя в комнате на кровати и думает, как бы прожить ещё один день и не сдохнуть. У Уриса снова холодок по спине, будто бы он представляет не возможную реальность, а вспоминает страшный фильм, недавно просмотренный дома или в кинотеатре. Разницы нет, ощущения всё равно склизкие, как слизняки и гусеницы. Облепили, чёрт их дери, все внутренности, подбираясь к сердцу, а там к горлу, перекрывая доступ к кислороду. Можно подумать "лишь бы не убили", но мысли такие, что уж лучше бы от этого всего задохнутся насовсем. На вряд-ли у Ричи могли быть проблемы с родителями. Они были примером тех американских семей, которых обычно показывают по телевизору в рекламе сухих хлопьев для завтраков. Отличный дом, внутри которого интерьером занимался какой-то качественный дизайнер. Ухоженный сад имеется и много денег, чтобы держать весь этот "сахар" на одной волне с жизнью и держать так, чтобы не чокнуться от перенапряжения и в итоге задохнуться в собственной ванне, потому что уснул от усталости. Как отец Ричарда всё это успевает делать и не слететь с катушек Стэнли удивляет, хотя мистер Тозиер имеет довольно высокую должность, насколько Урис наслышан, потому что не особо Ричи любит говорить о своих родителях. Особенно об отце. Хотя такие, как его "папочка" "обычно грабастают деньги граблями и лопатами" и "я слышал у них что-то типа зависимости, Тозиер, смотри как бы он тебя не продал в рабство, хотя ты-", а после собеседник Балабола резко сотрясался и падал лопатками на пол, и толпа любопытствующих школьников уже образовала круг подле них, не слишком близко, чтобы оставить парням место для бойни. И если Биллу Денбро не удавалось унять Ричи, то тогда вслед за ним шёл уже директор с чёрными бровями-домиками. Хотя Тозиер во время таких потасовок выглядел ещё более хмурым и злобным скорее всего из-за крови, размазанной по носу, бровям, губам и особенно одежде, которую они потом всем клубом пытаются отстирать. Может, Стэнли знал не так много, как думал? Может, отец Ричи скверный до избиений, а все следы побоев и ссадины замазаны каким-нибудь тональным кремом? Но Тозиер бы подал более рациональные знаки, чем придирчивость к глупым, спонтанным, подростковым отношениям, которые не сегодня - завтра закончатся, а их дружба должна оставаться неизменной. При любых обстоятельствах. Иначе никак. Слякоть под ногами наконец кончилась, и дождь с ветром слегка приутихли, как только Стэнли стал подниматься на крыльцо к светло-голубой двери. Стук его крепкой подошвы был почти синхронен с отголосками сердца в грудной клетке, которое то быстро билось, как в не себе, то неожиданно замедлялось, что если к запястью Уриса приложить подушечки пальцев, то будет крайне проблематично найти там бьющуюся венку, отвечающую за пульс. Волнение. То чёртово чувство, которое всегда, у каждого, блять, человека, входит в десятку худших. Те исключения, которые существуют в мире, скорее всего озабоченные фрики или любители драматичного кино, у которых тревога и волнение всё равно что доза кокаина для торчка. Стэнли снова дрогнул в спине и кистях рук, во всём виня непогоду, и потянулся указательным пальцем к тёмно-коричневой кнопочке, отлакированной тёмной древесиной. Расправил выступающие складки на свитере и брюках, подтянул воротник рубашки чуть от себя, как это делают обычные люди перед тем, как зайти в чужой дом - "встречают по одёжке...", такое Стэнли родители говорили постоянно, если не ежечасно, когда разговор вновь заходил об их вере, о том, что мальчишка теперь помощник пастора, а значит, он должен выглядеть отменно, лучше всех. Но сейчас Стэнли это не особо волновало, просто приводить себя в порядок перед тем, как представится у него уже вошло в привычку. И Стэн даже слега радовался, что никто не спешил ему открывать, так у него ещё чуток было времени всё обдумать, хотя он так ничего толком и не решил. Просто моральная подготовка, ничего более. Но указательным пальцем он снова потянулся к звонку, когда прошло пару минут, пять... а может уже и все десять. Юноша просто стоял и мок под лёгким дождём, так и не решаясь самодовольно войти. Всё таки он из благополучной семьи, где такое лихачество было на ровне с крайне жестоким вандализмом. Вдруг Ричи занят, может он просто не слышит. Закрылся у себя в комнате и громко слушает музыку, как обычно. Даже когда звонишь этому "вечнозанятому" парню, то трубку берёт его мама, громко окликивает сына, а после и вовсе уходит, потому что, конечно же, ни черта он не слышит и, наверное, слышать не хочет. Но Урис входит в дом, позабыв и отодвинув все свои моральные принципы, которыми он, впрочем, и так в последнее время очень часто пренебрегал. Дёргает входную ручку в левую сторону и тихо, чуть-чуть открывает дверь, выкрикивает имя Балабола, устремив свои карие глаза на лестницу, что ведёт на второй этаж, но не слышит шумного и быстрого ропота подошвы или голых ступней. Так что Стэнли считает, что он оказался прав. Ричи и впрямь заперся у себя в комнатушке с огромными наушниками, в которых наверное играет Дэвид Боуи или ещё кто-то. Чёрт его знает, хотя Ричард постоянно трещит о музыке, когда вырывается свободная и особая минутка для этого, и грех его перебивать, потому что это одна из тех тем, в которой редко употребляются шутки, связанные с различными частями тела или чужими мамочками. И как у этого парня может быть депрессия или душевные проблемы? Стэнли оглядывается по сторонам на улице, как будто бы он вор, который так и жаждет заполучить чьи-то деньги и драгоценности, но какой нормальный и ясномыслящий грабитель будет воровать днём? Так что подозрений у соседей быть не должно, хотя они и не особо интересуются жизнью друг друга, но часто делают вид, что это так. Урис заходит за порог медленно, пытаясь особо не скрипеть дверью. Он вполне знает, что родители Ричарда почти никогда не бывают в выходные дни дома. Скорее всего, эти двое околосороколетних людей снимают себе домик на окраине штата и пытаются встряхнуть свою уже вышедшую из них молодость, чтобы скрасить рабочие будни чем-то новым, чего они не делали раньше, даже когда им было по двадцать. Ричи вряд-ли возражает, когда не трогают его, и он никого не трогает. Ему даже стоило бы радоваться, что они делают это вне дома. А сейчас у него есть куча времени на себя и на всякую пустую и подростковую бурду, лишь бы "не сидеть без дела", как будто бы то, что делает Ричи в свободное время равносильно написанию книги или ещё чего-нибудь стоящего. Да, Тозиер постоянно экспериментировал с музыкой и скейтом, но при этом скуривал дохрена травки вместе с Бев или Биллом, а может и вовсе несколько часов играл в одну и ту же игру, пока на улице вновь не рассветало. И Стэнли чертовски ему завидовал, потому что его родители такое ему не позволяли, даже не уезжали куда-нибудь на пару дней просто "отдохнуть", а за стенкой не было слышно не единого звука, будто бы там звукоизоляция была похлеще, чем в любой другой студии. А может родители Стэнли были настолько набожны, что не позволяли себе ничего такого, но он им не верит. Не то, чтобы Уриса заботило то, занимаются ли его родители сексом, потому что в его мыслях это слишком мерзко, хотя он думал об этом постоянно. Не о своих родителях, конечно, а о том, как жар приливает к бёдрам, щекам, о том как кровь бурлит в венах и о том, как же хочется до себя дотронуться. И Стэн знает, что это, должно быть, нормально. Ему шестнадцать и он чистый девственник, ну, может, несколько поцелуев от той же самой Патти или какой-нибудь другой девчонки (он знает всех их по именам) , но это мало что меняет. Эта идиотская постоянная проблема повышенная либидо так его бесит и одновременно чертовски нравится. Такой своеобразный протест против людей, которые вечно говорят ему, как правильно жить, проводить паству в церкви, что ему следует делать после учёбы и так далее. И с каждым днём Урис думает, что это всё ему нахрен не сдалось, что всё это одна сплошная ложь, как пустые маленькие капсулы, которые подгоняют под таблетки от рака. Ему нравится делать то, что он хочет. Думать о чём-то плохом, читать то, что ему запрещают, пить и курить то, что не положено умным и послушным деткам. Стэнли это возбуждает. И сейчас юноша идёт против всего, потому что он ведёт себя иначе. Не так, как предполагают его родители. Ричи ему доверяет и срывает границы Стэнли, которые не дают ему делать то, чего бы он хотел. Они пьют старое самодельное вино из холодного подвала, где этих длинных алых бутылок столько, что пропадёт их хоть десять штук, Мистер Тозиер и не заметит. Они все "на чёрный день", так он говорил, но Ричард всё равно открывает одну из них общими усилиями, потому что не так уж и часто он выпивает "семейный" алкоголь. И Урис впервые тогда понимает, что это лучше, чем сладкий кагор, это на вкус так по-взрослому, как у него не было раньше, хоть и довольно горьковато, кисловато, но Стэн верит, что так всё и должно быть. А Ричи над ним смеётся и шутит, называет как-то глупо, но Стэнли всё равно хорошо и приятно, будто бы он всю свою жизнь отдал бы за один этот вечер с открытой бутылкой самодельного вина. Лестница скрипит под весом парня, и тот снова прислушивается. Как-то отдалённо наверху слышится громкая и отрывистая музыка, и Стэн невольно улыбается, начиная подниматься активнее. Он уже почти и позабыл про их ссору, будто бы как обычно пришёл к Ричи, чтобы пожаловаться ему или просто провести хорошо время. Будто бы между ними ничего и не случилось. И у Уриса возникло желание и надежда, что и у Ричи также, что тот уж давно и позабыл о Пэтти Блюм и о бале, и о том, как Стэн не разговаривал с ним неделю, потому что по его мнению это была его вина, потому что он слишком глуп, чтобы увидеть, что Ричард якобы пытался зависти диалог. Но каждый раз, когда Стэнли оглядывался, Ричи рядом не было. Он на него даже не смотрел и не проходил рядом, а всё пытался как-то обойти, пройти другими коридорами. И у парня снова жалось сердце, будто бы в доме резко похолодало или произошло неожиданно землетрясение, но шаг он замедлил лишь слегка, чтобы осмотреться вокруг, как будто бы впервые там находился. Может, он просто оттягивал время, а может боялся, что это будет последний раз, когда он находится в доме Тозиеров, и сейчас они разругаются ещё сильнее, чем до этого. Дверь Ричи находилась в конце длинного коридора. Его личная зона, которая была доступна только друзьям или его маме, хоть и очень редко. Дверь чуть ли не постоянно была заперта изнутри, пока за ней слышались громкие вопли какого-нибудь рок-певца. Да и сама она была Ричардом самостоятельно отлита в чёрный цвет, словно как агрессивный фон для столь таких же агрессивных наклеек, плакатов и вырезок из различных журналов про музыку, секс и политические неурядицы. Вечные гневные цитаты и надписи. Всем этим бесполезным барахлом и глупой подростковой неуравновешенностью Ричи дорожил, как драгоценными камнями в красивых коробочках, золотом отлитых, со стеклом, чтобы каждый смог заметить и невольно позавидовать. Предки не особо вмешивались в его интересы, а отец даже поощрял из-за красивых цифр в дневнике сына. Мол, если тот "неплохо" учится и даже сможет продолжить его дело и стать лучше, то чёрт с ним, пусть он вырезает этих обнажённых женщин и мужчин с гитарами из идиотских журналов, если ему нравится. У Мистера Тозиера были свои планы на сына, он просто ждал, когда тот наконец выпустится из школы. Но он и не представлял, насколько Ричи на всё это было просто похуй. Он прекрасно понимал, что отец постарается пропихнуть его в лучший университет страны, а после на лучшую должность, по его мнению, самой лучшей специальности, но Ричард обогнёт систему и сбежит куда-нибудь в Аризону, подальше от сюда. Но Стэнли почти никогда не верит в эти мечты, рассказанные под крепкую травку. Урис улыбается собственным воспоминаниям, будто бы те додали ему недостающей уверенности шагнуть за дверь комнаты друга с неловкой улыбкой, со слегка сощуренными глазами и сказать тихое "привет", а потом убрать улыбку с лица сразу же и раскаяться, как грешник перед святым отцом. План отстой и вряд ли сработает, но Стэнли хочет верить в хорошее настроение Ричи и в то, что тот уже и забыл о ссоре, и всё вчерашнее окажется идиотским миражом разморённого на солнце мозга. Но всё же парню всё кажется тупым и бесполезным, что он даже подумывает развернуться и уйти прочь незамеченным, но поздно, он уже стучит в дверь, хоть и знает, что не будет услышан. Музыка всё не прекращала играть, учитывая ещё и плюсом насколько у Ричи огромные кассетные плейлисты, которые могли играть, кажется, вечность. Так что Стэн без раздумий открывает дверь, которая на удивление не заперта, хоть и дома никого нет, и заходит в комнату на манер одновременно бунтаря и отличника. Неприлично много плакатов на стенах помещения, которые кажется стали заменять ей обои. Примерно такие же, как и весят на двери снаружи: рок-музыканты, обнажёнка, а также таблица квадратов огромных чисел и периодическая система химических элементов, конечно же, как без них. Рабочий стол походил на цветастую кучу, потому что там лежала огромная груда барахла, которое Ричи называл "очень важными вещами", так что Миссис Тозиер не смела их выкидывать, но часто заставляла сына разгрести это всё по полкам. Но сама комната выглядела довольно опрятно, что Стэнли даже заметил приятный запах "мужского" дезодоранта, кажется, это была хвоя. Насколько бы обильно Тозиер не использовал одеколон отца, Урис часто замечал этот запах хвои на уроках физкультуры, но никогда не решался спросить Ричи об этом. Всё это выглядело крайне странно, но довольно согласовано с отвратительным характером Ричи. Но что ещё казалось более странным, комната была пуста. Играла музыка, были разбросаны журналы и комиксы по кровати, а его школьный портфель был вывернут наизнанку прямо на столе - были все признаки недавнего пребывания, но никого не было и близко. Словно бы Тозиер неожиданно испарился, как только Урис зашёл в его комнату. Скорей всего, он где-то поблизости, ведь входная дверь была открыта, а музыка не прекращала крутиться в магнитофоне, да и когда Ричи вдруг взбредёт в голову выйти на прогулку или ещё куда, то дверь в свою комнату закрывает на небольшой ключ, скважину к которому не сразу можно найти. Она спрятана где под плакатом, как бы только одному ему известна, ну ещё и всему клубу Неудачников, конечно. Стэнли проходит в глубь комнаты, чуть улыбаясь и осматривая всё вокруг, будто бы не был в ней до этого тысячу раз, а после кидает свой рюкзак куда-то в сторону скейта Ричи. Ему нравилась комната Тозиера, чертовски нравилась, может даже, это являлось одной из основных причин, почему он пытался находиться здесь чаще, чем обычно это бывает. Здесь находилось всё то, что интересовало Ричи и интересует до сих пор, и неважно, что это могло быть. Наверное, это единственная заслуга "берлоги" Балабола, но довольно значимая, хотя здесь практически всегда было грязно и, как всегда казалось Урису, как-то липко, сладко, будто бы пролили чай с сахаром на пол или расплавленную карамель. И воздух, наполненный этой своеобразной сладостью, как-то приятно оседал в глотке, казалось, грудную клетку наполняя липкой, склизкой субстанцией. Возможно, Стэнли это всё лишь мерещилось, и комната просто давно не проветривалась. Журналы бережно собираются Стэнли в стопку, а после аккуратно занимают своё место на прикроватной тумбе. Кровать совсем немного прогибается под весом Уриса, но тот не наслаждается ею сполна, а лишь занимает небольшую часть. Он всё думает, почему Ричард до сих пор не объявился, осматривая его комнату в тысячный раз, как будто бы Балабол просто спрятался где-то и теперь пытается напугать Стэнли из-за того, что тот без предупреждений вторгся на его территорию. Но увы, Ричи снова поблизости не оказалось. Только открыт комод с одеждой и деревянный шкаф, который, к слову, тоже обклеен плакатами, но более редко, чем на стене. В основном это были маленькие глупые наклеечки, наверное кем-то подаренные. Одежда из шкафа тоже кое-где валялась на полу, как будто Тозиер спешил на какую-то важную встречу, но навряд ли. Скорее всего он просто был неряшлив и явно спешил, как и обычно. И скорее всего он был в душе. Не то, чтобы Тозиер постоянно принимал душ, это не в его стиле. Просто Урис пришёл к этому из логических рассуждений, ибо где ещё Ричи мог быть. Был бы он в столовой или на кухне, то сразу бы его встретил без промедлений ещё у порога. На втором этаже он обычно бывает только в своей комнате или в ванной, но это тоже к нему пришло из логических рассуждений. К чему вдруг Тозиеру заявляться в комнату своих родителей? Навряд ли они там прячут алкоголь, только презервативы, может быть, но Ричи делает обход по «взрослым штучкам» быстро и без лишних промедлений. И Стэнли бы не пришлось так долго ждать. Так что, остаётся только ванная комната. Вся данная ситуация казалось Урису такой некорректной и глупой. Он заявляется в чужой дом, идёт в чужую комнату, а теперь ещё и раздумывает, не пойти ли ему в чужую ванную? Он уже готов сгореть со стыда, что так бесцеремонно поступает, но почему-то считает, что Ричи нужна необходимая помощь. Его помощь, помощь Стэнли. Тозиер никогда бы не сообщил другу, что у него какие-то проблемы, и это очень беспокоило светловолосого, а тут ещё и плюсом, что Ричи всё ещё находился в ванной, хотя Урис уже порядком минут пятнадцать находился в комнате своего друга. Беспокойство росло с неопределённо быстрой скоростью. И достигало такого пика, когда стоило бы… Стоило бы пойти в эту чёртову ванную и проверить, как там Рич, потому что, да, Урис ему не доверяет после всего того, что произошло и что сообщила ему Бев. Так то, она ему ничего толком не сказала, но её уверенных фраз, что Тозиеру нужна помощь, ему вполне хватило. Ричи всегда был скрытно мнительным, эмоциональным и слегка беспокойным в каком-то плане. До него особо не докопаешься по этому поводу. Тот всегда только своим похуистическим взглядом сможет тебя уверить, что ему действительно на всё насрать, что даже Урис иногда верит в это чепуху. Так что, наконец принимая решение, Стэнли буквально вскакивает с кровати, но тут же успокаивается. Навряд-ли случилось что-то плохое, и тем более, навряд-ли, что Тозиер смутится из-за присутствия друга. Всё-таки они давно знакомы и буквально лучшие друзья, так что видеть друг друга в каком-то плане «обнажёнными» им не в диковинку. Урис медленно шагает в ванную комнату. Всего пару метров, а его жестоко терзают сомнения. Мысли с такой силой ударяются в голове, напоминая бесконечный пинг-понг, что начинается какая-то боль в затылке. И эта боль чуть-ли не шепчет ему «стой, стой, стой, стой... иди же, иди же, иди же…». Стэнли пытается запихнуть её подальше в себя, чтоб не мешала. Он стучит в дверь, довольно тихо, но думает, что Ричи должен был услышать. Но за мягко-голубым цветом материала двери лишь тишина и звук быстрого потока воды из душевой лейки. И Стэнли дёргает ручку, неуверенно, но пытается не подавать виду, пока не понимая для кого больше - для себя или для Ричи. Он, к своему счастью, не начинает свою «проповедь» с самого порога, хотя был уверен, что Тозиер знал о том, что он зайдёт. Он даже не сразу выпаливает «эй, Рич, привет, это Стэн, и я…», а просто шагает чуть дальше, вглубь ванны, чувствуя, как водяной пар приятно обволакивает незакрытые части тела. Медового цвета плитки успокаивают даже. Жёлтый повсюду и действует как аспирин – боль сразу же проходит, затылок больше не верещит. И Урис не думает, что есть обстановка лучшая для разговора, чем эта. И он по правде хочет сказать что-то, даже поднимает глаза на душевую кабинку, но слова застревают где-то посередине глотки, как большой острый кусок льда. Поднимая взгляд, он скорее предполагал увидеть размытое серо-голубое стекло, за которым виделись очертания юношеского тела, потому что для душевых кабинок обычно положены дверцы на колёсиках или на, чёрт знает, чем. Чтобы, там, закрываться или чтоб вода не плескалась в разные стороны. На самом деле пунктов много, и Стэн не сразу подумал даже о первых двух. Потому что дверца у Тозиера была не закрыта, как ни странно, и сейчас Урису было до фонаря для чего душевым кабинкам их душевые дверцы. Сначала не то, чтобы Стэнли заметил прям всего Ричи. В глаза ему сразу бросились багровые искусанные губы и полузакрытые веки, и он даже не понял, что к чему и как. Осознание происходящего пришло к нему секунд эдак через пятнадцать, а то и все двадцать, как только он глазами дальше «пополз» по Тозиеру не в силах ничего и произнести вслух. Да и в мыслях было как-то одновременно пусто и целый балаган всего. Не то, чтобы он был смущён, хотя, как раз это и было. Чертовски смущён, что готов был провалиться сквозь землю, сравняться с огненным ядром и вспыхнуть, как спичка, лишь бы не быть сейчас здесь, перед Ричи, когда тот этого даже не подозревает. И Урис даже представляет на пару секунд, насколько будет в разы хуже Тозиеру, когда он узнает, что за ним случайно подглядели, пока он откровенно и без какого-либо стыда самоудовлетворялся. Урис вообще был не против мастурбации, хотя бы потому, что делал это сам. Причём регулярно. Так что, ему в основном было всё равно, как там каждый себя ублажает. По крайне мере, он не особо задумывался об этом до этого момента. Его как-то необычно увлекали движения Тозиера, отчего сердце неприятно щебетало и ныло. Но во время такого испытывали восторг или хотя бы радость, а сейчас у Стэнли смешанные чувства. И что больше всего его пугало, так это насколько зарозовели его щёки и насколько же ему всё теснее и теснее становится находиться в собственной одежде. Ричард то и дело соприкасался спиной к стене, тёрся об неё, лопатки наверняка царапая. А кафель жёлтых плиток холодный и освежающий, как застывшая льдинка на воде. Как хорошо, что вот только она не плавится под таким раскалённым телом. Волосы ещё явно невымытые прикрывают глаза, падая сальными смольными завитками. Со стороны выглядело, как изрезанное полотно. А губы то и дело терзаются в ласках от подушечек пальцев, будто бы сами смакуют их на вкус и после пытаются снести языком невидимый сахар, в итоге обволакивая полностью. Скорее всего, на кончиках уже выступили морщинки от переизбытка слюны. И в перерывах между этим, Урис отчётливо слышит, как губы эти что-то нашёптывают рьяно, будто бы и это смакуя на языке, пока пальцы скользят по груди. Отчётливо слышит своё грёбанное имя. Мысли словно падают в осадок, как в химическом растворе, разноцветными кажутся, будто леденцы ассорти за стеклянной витриной. Но на вкус горькие, даже не кислые, и Стэнли не решается взять ещё одну, чтобы различить вкус, всё равно они все одинаковые и об одном и том же ему твердят. А он отнекивается, не хочет, насколько бы эгоистично это не казалось, ему и хорошо здесь, в этом мускусном запахе тела и обволакивающего горячего пара, словно тёплое уютное одеяло, когда нет желания вставать в шесть утра. Притягивает к себе и зовёт, обещая подарить хороший сон. Усталость подкрадывается незаметно, но скорее не усталость, а просто лёгкая дрожь в ногах, да и во всём теле, как маленькие массажные иголочки, буквально повсюду, пытаясь расслабить насильно, сломить какой-то моральный стержень внутри. И Урис от бессилия готов упасть на пол, закрыть лицо руками и в стыде в своём сгореть, от этого глупого подросткового сдвига в теле, но лишь рукой облокачивается на ближайшую тумбу, боясь упасть. И ошибку на этом делает. Тумба явно некрепкая была, требовала уже давно над собой массовую починку, но видимо Мистер Тозиер всё это откладывал и откладывал, как и обычно характерно для мужчин его возраста и статуса. И чёрт бы его побрал, что он не починил эту треклятую тумбочку, потому что всё, что лежало на самой первой полке свалилось на пол под натиском тела Стэнли, ведь та жалобно заскрипела и подкосилась так прилично. Затрещало и укатилось в дальние углы бритвы, старые щётки, маникюрные ножницы и ещё чёрт знает что, но шум подняло такой, что можно было услышать с первого этажа дома. Усталость вся и приятные покалывания сменяются как-то пугающе быстро. Сменяются на нечто такое, что вызывает уже не приятные покалывания в сердце, гулкие, как дыхание при беге, дрожь во всём теле неприлично усиливается, а на лбу выступил слегка уже холодный пот, заменяя предыдущий тёплый от водяного пара. А после, как вдруг Ричи встряхивает голову свою, веки приподнимая и буквально таращась на Уриса, то сердце парня резко падает вниз, как по сломанному лифту спускаясь. Небезопасно, конечно, но контролировать такое почти невозможно. Тозиер, естественно, занятие своё прекращает, так его и не закончив толком. Он и вскрикнуть не в силах, ибо крик этот застревает где-то на половине пути в глотке, и Стэн только слышит отчаянное хрипение из губ друга. Единственное, что он пытается делать согласовано с мозгом и быстро, так это укрыться чем-то, но почти ничего не попадается под руку, и Тозиер скользит по покрытию ванной, наровясь упасть. Губы задрожали, будто бы температура резко упала в минус, Ричи был готов разреветься в ту же секунду, ничего толком так и не сказав. И Стэнли даёт ему такую возможность, сам чуть не подскальзываясь на полу в носках, выбегает из ванной комнаты, случайно хлопая дверью, тут же себя ругая. Боится, что Ричард может расценить это как злобу и ненависть к себе, а хорошо зная его, он как раз думает только об этом. Голосом резко надорвётся, скатится по стенке кафельной, жёлтой и начнёт солёной водой захлёбываться, за плечи себя обнимая. Как будто бы этот стук всё досказал, всё, о чём он сам думал и говорил постоянно, а Урис и в мыслях не позволял. И позволить себе уйти, так и не поговорив, он тоже не мог. Стэнли до сих пор одолевал какой-то ранее незнакомый страх, будто бы это он находился там, в ванной, а не Ричи. Руки слегка потряхивались, словно осиновые листочки на ветру, не то от холода мерзкого, не то от странных эмоций, что копошились в нём, точно дождевые черви. И как бы холодно не было, одежда напоминала тесную клетку, в которой чертовски жарко, и будь Урис у себя дома, он бы сорвал её с себя, скинув неаккуратно на пол. Застыл на месте бы, пытаясь переварить увиденное, пытаясь принять какое-то решение, но на ум толком ничего не шло. В голове одни неприличные образы и приятная душная атмосфера; пар, который обволакивал всё тело, залезая под одежду в самые крайние уголки , вызывая мурашки, смущение и чистый страх на то, что будет завтра. Так и сейчас. Стэнли сидел на краю чужой кровати, склонив голову, а в волосах рябила светлая, солнцем нетронутая кожа пальцев. Хотелось сжать их посильнее и выдрать клочок, доставить идиотскую, но такую нужную сейчас боль, которая заменила бы утешение. Ему всё казалось глупым, почему Ричи не сообщил раньше. Не намекнул хотя бы, ничего не сделал. Но чтобы Стэнли тогда сказал? Это тоже, как назло, не шло на ум. Время шло быстро, а может и медленно, Урис как-то не обратил на это должного внимания, оставаясь только при своих мыслях. И когда вдруг Ричард наконец заявился, тут же снова испугавшись, в огромной красной толстовке, коротких, спортивных, тёмных шортах и с опухшими, покрасневшими от слёз глазами, то Стэнли лишь поднял взгляд, такой же полный страха и беспокойства, отрываясь от своих мыслей. Ему неожиданно показалось, как же мало времени прошло, так мало, что он не успел придумать дальнейший ход разговора или их уже, кажется, развалившейся к чертям дружбы. Оставалось лишь надеяться на свою инициативу и находчивость. - какого чёрта ты здесь делаешь? - Первым голос подал Ричи, и настроен он был явно враждебно, хотел оттолкнуть чем угодно и как можно дальше, чтобы надежд и желания на возвращение не оставалось. Но Урис ему не позволит, точно не сегодня. Чтобы Тозиер ему сегодня не ляпнул, он не уйдёт просто так. А звучал тот свирепо и холодно, как будто бы сам в драку пытался влезть, навести на конфликт, заставить Стэнли его ненавидеть, избегать любыми способами, лишь бы не встречать глазами. Но голосом всё также дрожал, как потревоженный серебряной ложкой хрусталь на празднестве. Прятал взгляд куда-то в пол или на свои вещи, лишний раз пытаясь не смотреть, а если вдруг такое случалось, то смотрел именно исподлобья, недоверчиво, напоминая загнанного взрослого оленя в клетке и обнимал себя за плечи, видимо так сдерживая лишний раз себя от слёз и дрожи в теле. А Стэн поддался вперёд в немой и нежной надежде на чужую снисходительность к помощи, пытаясь, как бы, от самого себя Ричи защитить, от своих же навязчивых мыслей, но под рукой не имея точно плана, как поддержать правильно. Да и Урис даже не знал с чего начать, как начать. Ему бы кто помог разобраться в этом, потому что он сам до конца ничего не понял ни в себе, ни в друге, как бы не старался. Даже толком не понимал, что происходит и что может произойти, а обычно он всегда был верен в своих предположениях, они всегда оправдывались. И Тозиер лишь пошатнулся, зажмурился и сжался в бледный комочек, ожидая, видимо, удара и безумной боли, может быть, на переносице или в паху, руками скользнул тут же в эти места, приготовившись защищать, но не обороняться. Он до сих пор был весь красный, точно спелая красная смородина, хотя из душа вышел уже давно. Ричи просто хотел, чтобы ему причинили боль за неосторожность, не смея даже мешать. Но, заметив, что удара вскоре не последовало, более-менее расслабился. - если ты хочешь врезать мне или отхреначить, то сейчас самое время. – У Ричи слышится смешок в голосе, жалкий такой и наигранный, и звучит он, как расстроенная гитара, как струна, которая неправильно натянута или растянута. Тозиер часто напоминал инструмент, которому требовался опытный музыкант, или хотя бы бережный. Стэнли хотел бы быть этим музыкантом, чтобы к нему прониклись доверием, которое стоило бы хранить и оберегать, словно ворона, нашедшая блестящий самородок и теперь хранит его, как зеницу ока. В карих глазах отразилось жалость, беспокойство и чуждая раньше Ричи нежность, но тот, увы, с толком её не воспринял, оттолкнул снова. Стэнли наклоняется вперёд слегка, потому что Рич постоянно сутулится, когда нервничает, в не настроении или просто чувствует себя паршиво. Ладонями касается его щёк и мизинчиками щекочет кожу шеи, до которой может дотянуться. Сердце отбивает свой такт медленно и тихо, будто бы Урис хорошо к этому подготовился, но ни черта подобного. Руки подрагивают, кадык, словно мячик для пинг-понга, скачет из стороны в сторону и горло сушит безумно, как после хорошей такой пробежки. Стэнли пока не соображает зачем это, почему и что за этим последует дальше, но почему-то уверен, что это им необходимо, причём обоим, что после этого всё проясниться, как ясный день. - Ричи… - Но Тозиер ему не верит. Толкает ладонями в грудь, резко, что тот прилично так пошатывается, и от смущения не осталось ни капли, только покрасневшие лицо в области щёк и носа, но Урису теперь больше кажется, что покраснело оно вновь именно из-за неизвестной ему злости. Неожиданного такого гнева, который, как приливная огромная волна, сносит всё на своём пути, не жалея, нарушая безмолвный покой и "душистую" идиллию. Но идиллии, как таковой, у них не было, была только мимолётная, скребущая тишину связь, которая оборвалась, не успев и свестись толком. Стэнли не сводит с парня глаз, размышляя, где он снова облажался, где он подобрал ненужную цифру или символ неправильный, щурясь так непонимающие, тем самым это и показывая, будто бы «что я сделал не так снова?», но Ричи молчит. Поджимает губы и шумно дышит вслед за Урисом, словно оба они пытаются отдышаться и набрать побольше свежего воздуха перед предстоящим. И вид у него такой, как будто он сейчас взорвётся огромным потоком брани, слёз и претензий, наскочит на Стэнли, как дикая кошка и расцарапает всё его бледное личико, окрасит в алый, фиолетовый и синий, сверкая своими карими глазами, цветом тлевшей от огня тёмной древесины, тем самым обжигая кожу. А Стэн думает, что всё стерпит, успокоит и сам придёт в себя, попытается расставить всё по книжным полкам в алфавитном порядке, как он делает у себя дома. Он ведь сюда за этим и пришёл, хоть и всё намного сложнее, чем просто расставить книги на иврите у себя в комнате. - ты делаешь это из-за жалости, Стэн. Себе то хоть мозги не еби. – В голосе Тозиера снова слышится тупая усмешка, уже более явная, которая сопровождалась сатирической улыбкой, такой же наигранной, непрофессиональной, как в каком-то бродячем театре, где актёров подбирают прямо с улицы. Она раздражала Стэнли до чёртиков, до идиотского зуда на тыльной стороне ладоней, потому что это ложь. Глупая, недоверчивая и ускользающая, словно змея, ложь, которая просто боялась подкрасться хотя бы чуть ближе, чем обычно, боялась быть раздавленной сама собой, тем чувством тревоги и недоверия к себе, которое выявлялось агрессией и злобой на окружающих, кои, конечно же, примут это всё за чистую монету. Но у Стэнли глаз уже намётан на такую херню от Ричи. Теперь стал, по крайней мере. Он был не прав, когда наивно думал, что Тозиер не лжёт не в чём, что он, как холст с различными мазками красок, которых видно тут же, которые можно было бы изучить как следует при желании, без страха, что за слоем акварели или гуаши может быть что-то ещё. Урис об этом не думал, а когда вдруг пришёл к этой мысли, что вся эта детская игривость и юное бунтарство Ричи может быть просто ложью, очередной слой краски, который Тозиер мог запросто содрать, то в носу у него защербили маленькие пузырьки, как после газировки, а сердце вдруг сжалось в горошину, падая вниз, отскакивая от стенок ткани органов. Стэнли чувствовал каждое попадание, каждый отскок, сравнивая его с огнестрельным выстрелом, потому что боль была невыносимая, но кровь, как назло, на одежде не проявлялась, не сочилась из каждой щели. А он бы с радостью выбрал смерть такую, чем находится здесь, рядом с Ричи. Вся его решимость куда-то пропала, испарилась, будто бы Тозиер её отогнал своим неуклюже-лживым поведением, ведь та сразу же надеялась на мгновенную победу, но Стэн не смог ей посопутствовать. Его идеи и надежды летали где-то высоко над небом, пока он сам плёлся за ними еле-еле, переступая нога за ногу, потому его сковывал страх. Такой же неприятный, склизкий и требующий негативных действий страх, как и у Ричарда. И если хотя бы один из них не выплывет из этой холодной болотной тины, то навряд ли они снова окажутся здесь, в таком положении, когда пару слов смогут решить все их проблемы. - да какого чёрта с тобой творится, Ричи?! – Голос звучит притихши, сдавленно, почти как у Балабола, как предвещающий о возможных слезах, глупых таких, юных и отчаянных. Ему казалось, что если он соприкоснётся своими губами к губам Ричи, если он, блять, просто его поцелует, то это всё изменит, что-то сможет проясниться. Тогда, этого хотелось больше всего на свете, будто бы Стэн просто копил в себе это всю неделю, пока Тозиер избегал его, молчал укоризненно и высматривал, словно готовил план его убийства, а сейчас просто выполняет то, чего хотел. Кто знает, вдруг он сейчас сляжет сразу же, без последнего вздоха и слов, как животное на бойне? Стэнли думает, что он заслужил, потому что снова сделал что-то не то, чего бы делать не стоило. Может он уже истязался пулей внутри себя, и оставалось просто ждать. - что со мной такое? ты чего, блять, шутишь, да? – Уголки губ поддёргиваются слегка, пытаясь держать улыбку на юношеском лице, но из глаз Ричи вот-вот хлынут слёзы обиды и ненависти. Урис уже это предположил и как же ему жаль, что он не смог их остановить с самого начала, когда это ещё было возможно. У Тозиера больше не остаётся сил держать эгоизм и самолюбие у себя на лице. Может оно и к лучшему. - ты был с этой… Патрицией Блюм тогда! Думал, что никто не заметил, как вы улизнули в подсобку столовой, а? - Урис кидает непонятливый взгляд на друга, чуть приоткрывая рот, но потом сразу же меняется в лице, себя же браня за глупость в мыслях. Господи, Стэн, ты что, вообще баран? Он же влюблён в тебя, думает про себя, кусая нижнюю губу, и виноватыми глазами пытается найти пощаду в лице Ричи, но тот не остановится, конечно же. Выскажет всё, всю желчь свою выдаст, как она есть, что в мозгу накопилась, заменяя там серое вещество, а может быть уже давно циркулирует вместе с кровью по венам, отравляя весь организм. Глазами прожигает, а скорее стреляет каждым резким взглядом, как бы выискивая слабые места, лишь бы посильнее ударить, ответную боль причинить. - ты, чёрт возьми, трахался с ней, а теперь заявляешься сюда, чтобы сделать что, а? Нахуя ты вообще припёрся? – - да не было у нас с ней ничего, ясно тебе? Мы даже не пытались! – Теперь и Стэнли сходил на крик, пытаясь достучаться до Ричи, что-то доказать, пока ещё сам не понимал что. Подскочил к нему чуть ближе, чем тому было позволено, и он видел это во взгляде Тозиера – «На два метра от меня, иначе я сорвусь», вот что там было, хотя Урис не особо понимал, чего именно боялся Ричи. Себя или Стэнли. Но ему чертовски хотелось, чтобы Балабол «сорвался», сделал хоть что-то настоящее за сегодняшний день, не считая того, чего Стэн видел в томной душевой кабинке. Ударил его, наприер, как следует, из-за всех сил, чтобы Урис потом отходил ещё несколько дней. Неприятно, конечно, но чувство такое, будто бы это им обоим и надо, просто необходимо. – она так напилась, что её чуть не вырвало на меня, так что я просто отвёз её домой, ладно? Ничего не было, я об этом даже не думал. Почему ты так думаешь обо мне? – Голос снова слегка притих, Стэн пытался успокоить Ричи, который тут же встрепетнулся, когда светловолосый сократил между ними расстояние, недоверчиво отскочил назад и упёрся в стену, как загнанный котёнок на улице. И Урис хотел воспользоваться слабостью и резкой потерянностью друга, но тот, к не счастью, хватку лишь усилил, разозлившись ещё больше, если такое вообще было возможно. - почему я так думаю о тебе? Ты что, вообще ничего не понимаешь? Это твоя вина, чёртов ты... это всё твоя ебучая вина, блять, твоя вина. Твоя вина и больше ничья, чёртов ты мудак! Если бы ты был более, блять, внимательным, то ты бы заметил, ты бы сразу всё понял, но тебе похуй. И мне теперь тоже похуй, тебе ясно? – Ричард толкает парня в грудь, на этот раз сильнее, чем было до этого. Буквально бьёт в костяную клетку, за которым надёжно спрятано сердце, так часто бьющиеся. Дыхание учащенно, Стэн поджидает удар по лицу, поджидает драку, но отбиваться он не намерен. Этого и в мыслях не проскакивало, да и слабость била по мышцам хлеще, чем Ричи по груди, как связывало тугими верёвками до красно-синих кровоподтёков, вот-вот хлынет гранатовым соком кровь с мякотью. Чувствуется шелковистая поверхность покрывала позади Уриса, а тот дышит через приоткрытые губы, будто бы нос неожиданно заложило чем-то. Дышит шумно, кусает губы, сминает их в тонкую трубочку и пытается не свихнуться, потому что жар снова давит на лёгкие внутри, на крылья носа изнутри, обжигая, как огнём. У Стэнли вдруг мысли, что это от того, насколько сейчас близко Ричи Тозиер, насколько тот разгорячённый рядом мечется. Разгорячённый от чувств, слёз и ещё чего-то такого, отчего воздух вокруг становился тяжёлым, плотным, как снежный пласт и острым, будто в ноздри залетали маленькие металлические иголочки или щепотки крупного битого стекла, щекотали мягкие стенки, а спускаясь вниз, царапали и довольно сильно, так сильно, что становилось больно дышать. Ноги неприятно подкосились, напоминая хрупкие веточки кустарника, подводя в который раз. Юноша чуть ли не падает на чужую постель позади себя, словно бы пробежал марафон и, вот, у него чертовски болят мышцы ног, что стоять невозможно. Кожа лица кое-где розоватая, но вот в области шеи словно серо-зелёной краской провели, да прям так, небрежно, пальцами. Стэнли с горечью представляет, насколько же у него жалкий вид от слов Тозиера, а ведь тот и в правду думает, что прав или пытается заставить себя так думать. Да так усердно, что Урис и сам понемногу начинает верить в это, как бы не пытаясь отогнать от себя такие мысли. Стоило бы ему быть более внимательным? Где? В каком месте и насколько? Неужели он снова облажался и понял это только что? Стэнли считал себя «нормальным», когда Патти Блюм вдруг предложила ему сходить вместе на школьный бал, а сейчас ему всё хуже, всё тошнотворнее от себя, что он согласился. У них ведь был план. Идти всем клубом, будто бы это такой эдакий протест против тупых парочек, но Урис и тут проебался сполна. Никто, как заметил Урис, особо то не расстроился, но Ричи был зол неимоверно, буквально кипел изнутри. Видимо, мысли о том, что у него с Патти что-то было окончательно добили его, отчего Ричи боялся даже взглянуть на друга, будто бы перед глазами сразу сфантазированная картинка их совокупления. Тозиер морщился и либо убегал быстро, шаркая подошвой по паркету, либо обходил коридором, даже если до кабинета рукой подать. Стэнли чувствует вину, такую сильную и горькую, что хочется заплакать, а лицо Балабола, опухшее от слёз и с красными белками глаз, выбивает из него последние нервные клетки, как теннисные мячики. Он всё больше и больше думает, как бы провалится сквозь землю, не видеть и не чувствовать этого всего, но любые варианты невозможны. Урис сминает ткань постели в руках, будто бы пытается разорвать её ногтями, вжимается в мягкий матрас, а глаз так и не отрывает от Ричарда. Ждёт какого-то продолжения, чего-то такого, что наконец разъединит их. И получает. Матрас под ним прогибается сильнее обычно, а ткань постели его больше не интересует. Куда больше – чужие тощие бёдра, покрытые лёгкой тканью домашних шорт на несколько сантиметров выше колена. Жизненно необходимый орган, сердце, прыгает так неожиданно вверх, что Стэнли вдруг забывает, что это значит – вдох и выдох, а лишь, приоткрыв рот, пытается восстановить эту стандартную функцию мозга. Голова начинает болеть резко, как ударом каким-то, кажется мигрень, будто бы, но таблеток по близости нет. Ну и хорошо, потому что Ричи всё сделал сам и намного лучше всякого анальгина. Урис чувствует вкус жевательного ириса «Тинкер», сигарет «Данхилл, а где-то под языком - сладковатое кофе с молоком и сахаром, о котором Рич постоянно умалчивает, будто бы это его эдакий секрет, также, как и ириски «Тинкер». Стэн вскидывает брови к вверху, дивится от различности вкусов, проводя языком по дёснам, в надежде найти там что-то ещё, и выдыхает носом, тихо мычит, кончиками пальцев ощущает, как Ричи весь на иголках - мурашками покрылся от таких жестов. И в итоге под толстовку алую с логотипом школьной команды по бейсболу руками залезает, проводит по впалому животу, боясь выше подняться, потому что Ричард слегка отпрянул. Все ещё боится, всё ещё не верит не единому движению, но ладони покоятся на плече и затылке, сжимая светлые волосы, будто бы ещё не совсем веря в происходящее с ним. Тозиер отрывается нехотя от чужих губ, открыв глаза только спустя какое-то время, которые всё ещё были красными от солёной воды. - ты не врёшь? Скажи мне, что ты не врёшь. – Щёки на дневном свету блестят солёной водой, но дорожки слёз уже чуть подсохли, хотя кажется, что вот снова через минуту посыплются водяные крапинки, лицо омывая в который раз. Но Стэнли опережает их, не даёт овладеть разумом и телом, подушечкой большого пальца смахивает куда-то в сторону, а после остатки растирает на бледной коже. Унылый и потрёпанный вид Балабола выбивал из колеи, заставлял тяжёлый ком к горлу поступить, а желание защитить и поцеловать снова – таким сильным, что грудь избивало изнутри, в крошку превращая кости. - нет, нет. Не вру. – Щёки алые и бледные усыпаются лёгкими поцелуями, совсем-совсем невесомыми, но Стэнли всё равно на губах чувствует солёный вкус настойчивых слёз, будто бы принимая их в себя, как обещание, как клятву. На шёпот переходит, словно боится голосом резким всё разрушить. И руки по коже тянутся дальше, медленно к солнечному сплетению подбираются, словно пытливые ищейки – пытаются слабые места разыскать, изучить и в архивы заложить. А чужие ладони хватку свою не ослабляют, светлые волосы оттягивая и наматывая на палец короткие прядки, как ниточки. Губы Ричи открываются слабо, освобождая рванный тихий стон наружу, как из клетки какой, когда Урис подушечками пальцев уже по возбуждённым соскам прошёлся, перебирая их случайно, словно бисер на леске. Тозиер требовательно тянется за поцелуем и получает желаемое беспрепятственно, как по щелчку или кнопочке красной, пока Стэнли ещё в сонливом замешательстве – этим нужно пользоваться, но тот сам жаден в поцелуях. Зубами и языком терзает пухлые губы, неумело, конечно, слюну свою не контролируя, но искренне пытаясь это делать, и Ричи ему верит, ответно помогая. Но жадность такую утолить всё ещё сложновато. Губы разъединяются неожиданно быстро, как казалось, с лёгким причмокиванием по инициативе Ричи, который тут же тащит низ толстовки вверх, чтоб снять, а после откидывает ту в сторону, как давно ненужный предмет. Тело обдаёт холодным воздухом, хотя в комнате прилично так жарко, но привыкнуть наскоро удаётся. Он ёрзает на чужих коленках, не специально правда, но вскоре понимая, как это раскрепощает Уриса, делает его ещё более откровенным и смелым в движениях. Такое видеться редко, чтобы Стэн двигался так рьяно, неожиданно и обрывисто, как ящерка, но ему всё больше кажется, как же сильно этого хотелось. Постоянно, как назойливая простуда или сломанная косточка в стопе. Чёрт знает, что его спасало раньше, да так успешно, что родители не узнали, как часто ему хочется чего-то нового. Какого-то одновременно постоянного и резкого, неожиданного, словно фейерверки на День Благодарения, ведь тот исправляют каждый год. Но Урис противится строгому графику – хочется не в то время и не в том месте. Такое удержать в точной таблице, всё равно что воду переливать куда-то через ладони – что-то да пойдёт не так. У Ричи графика не было ни в одном деле, насколько помнит Стэнли. Порядок его только раззадоривал делать что-то анархичное и хаотичное, да и ещё в присутствии Уриса, втягивая его туда попутно. Что ж, втянуло так неплохо, прям конкретно втянуло. Урис в наглую в ладонях сжимает чужие бёдра со внутренней стороны, быстро переключаясь с груди. Красные спортивные шорты пальцами потягивает, пока Балабол старательно пытается снять с него весь слой одежды – сначала идиотскую жёлтую толстовку, а после и рубашку. Ричи ругается насчёт «этих долбаёбских пуговиц, чтоб им», но снимает успешно – ни одну не вырвал, хотя пытался, будто бы специально. Если бы поблизости находилась пустая видеокассета, Стэнли бы непременно записал на неё, какие звуки сейчас издаёт Тозиер, а после переслушивал бы по нескольку раз на дню, всё не веря, что этому виной он. Переслушивал бы, пока не найдётся возможность очистить плёнку и записать что-то другое, что будет в следующий раз. Урис случаем пользуется и думает, как же он глуп, что уже загадывает, что у них будет дальше. Он точно не знает, что случится через час или даже через секунду, но почему-то с лёгкостью уверен, что они теперь намного чаще будут видеться. Но мысли такие надолго в голове не задерживаются. Их сменяют более жгучие, тёплые и такие нужные, как никогда раньше. Хотелось прикасаться, как можно больше, чтоб не было возможности запоминать, а только наслаждаться, пользоваться моментом максимальной близости, чтоб оставался лишь приятный осадок в конце. Но о конце думать не хочется. Стэнли проводит ладонью по чужому стволу, мягко по началу, чуть боясь и смущаясь, как бы, но с каждым разом всё смелее, сжимая член сквозь алую ткань одежды пальцами. Звуки Ричи произносил невообразимые даже в самых мокрых снах, о которых Урис мог только подумать, что ему вот-вот снесёт крышу, если не уже. Он практически не знал, как себя нужно вести и что нужно делать, не считая глупых советов от старшеклассников и журналов для взрослых, но был готов заполучить и отдать, что угодно, что-либо Ричард бы попросил. Тозиер качается взад и вперёд, словно неваляшка, из-за чего оба они падают на кровать полностью, не прерывая поцелуй ни на секунду, чтобы обновить кислород в лёгких. У темноволосого ладони холодные, обжигающие, как расплавленный металл, скользят по телу, упираясь, чтобы не упасть. Губы с ранками от зубов расцеловывают скулы, подбородок и щёки, не решаясь двигаться дальше. Стэн предполагает, что на этом их общие знания закончились, либо от смущения не хватает смелости продолжить и продвинуться дальше. Ричи отрывается от чужого лица, весь красный, взлохмаченный и неуклюжий, а руки чуть подрагивают, когда упираются наконец в матрас, а не в бледную грудь, на которой ещё остались отпечатки ладоней и длинных пальцев. - Я не думаю, что… что я готов к… ну, к этому сейчас. – Ричи дышит тяжело и с лёгким свистом, который тут же заглушает, облизывая губы. Он пытается куда-то упрятать глаза, но напротив только чужое юношеское тело, а от этого становится ещё более неловко, отчего всё-таки устремляет взгляд в тёмно-коричневую радужку напротив. - я знаю, что нужно подготовиться и… к этому же всё и идёт или…? – Урис впервые видел друга таким смущённым и ничего не знающим. Ричи выскочка даже тогда, когда в теме он не особо разбирается, но здесь другой случай. Они могли делать с телами друг друга всё, что хотят. Абсолютно безнаказанно. И это сносило любые тормоза, рвало на куски крепкие электрические проводки, расплавляла внутри всякие железные арматуры, что выстраивали годами побоями, криками, дисциплиной и прочей этой хренью. Ричи противился и удачно, а Стэнли не смог бы. Чёрт знает, что за черти резвятся в омутах его предков и на что они способны. Но с Балаболом рискнуть всем – всё равно, что вдохнуть кокс или найти заначку отца и всё выпить до капли. - ты закончил тогда, в душе? – - что? - Ричи давится воздухом так, что Урис это отчётливо слышит, но всё равно прижимает к себе, кладя ладонь на обнажённая спину, очерчивая подушечками пальцев малейшие изгибы. Кожа горячая, нежная, напоминает спелый матовый персик, и Стэнли невольно млеет не меньше, чем Тозиер. - я имею ввиду, что если ты не готов, то мы могли бы... сделать что-то по-другому. – Стэнли скользит влажной ладонью вниз, к чужим спортивным шортам, резинку оттягивая и проводя по стоячему члену, задевая крайнюю плоть у основания. И он смог бы поспорить и даже выиграть, что гортанные и почти несдержанные стоны Ричи, похожие на грёбанные издёвки, звучат лучше, чем в любом дешёвом порнофильме, который хранился на кассете под матрасом. От такого сердце падало ещё ниже желудка, казалось, задержалось где-то на уровне паха, туда отливая венозную кровь. И Стэнли старался создавать меньше трения в своих штанах, чтобы позорно не кончить раньше времени. Но Ричи возвращается к тупым шуткам и своему ярому долбоебизму. -ох, Стэнли, если б слышала тебя сейчас твоя мамочка. Чтобы она сказала? – Тозиер звучит так глупо и смешно, когда пытается шутить таким запыхавшимся и возбуждённым. Тихим-тихим голосом, лишь для того, чтобы развеять обстановку и не казаться ещё более смущённым и беспомощным. Ему бы сейчас хотелось намного большего, чем они собираются сделать, но пока чувство самосохранения и опасности превозносило зудящую боль в детородном органе и внизу желудка. - слушать, как ты пытаешься не кричать было лучше. – И Урис тянет друга набок, поближе к себе, лицом к лицу, чтобы можно было увидеть всё и услышать каждый рванный вздох, насколько это было возможно. Он стягивает чужие чёрные шорты до щиколоток вместе с нижним бельём, пока Ричи пытался вырвать наконец с его ног эти грёбанные, аккуратные, светленькие джинсы. Теперь и Стэнли они бесили до чёртиков. Хотелось до безумия уже заткнуть Балабола, чтобы у того не оставалось сил и внимания на тупые смехуёчки. Пряжка ремня пощёлкивает железом где-то в воздухе, пока приземляется на пол с характерным шумом, а собачка созвучно с этим едет вниз к основанию. И перед глазами у Стэнли чуть ли звёзды не пляшут, когда Ричи кончиками пальцев дотрагивается до чужого члена. Он уже готов к разрядке в эту же секунду, но Тозиер не успокаивается из-за идиотских джинсов, желая выкинуть их куда-нибудь подальше и попутно пытаясь снять свою оставшиеся одежду с лодыжек. Урис чувствует, как у него вот-вот лопнет тонкая плёнка на губах, и выступят капельки крови, отдавая «железным» привкусом, потому что Ричи чертовски любит использовать зубы, а сам обладатель потрёпанных губ так напряжён, что готов прокусить плоть на нежной коже, не то, чтобы пленку. Но они почти друг от друга не отлепляются, словно вакуумом, отрываясь не больше, чем на три секунды, чтоб отдышаться и продолжить снова. Стэнли так прижимает к себе Тозиера, что чувствует острые края косточек, обтянутые кожей, чуть ниже его плеч, к ключицам. Прижимается так, что дотрагивается своим членом до другого, слегка проводя головкой по основанию, пытаясь не вскрикнуть, а лишь носом уткнуться в ткань покрывала на постели, вдыхая "чужой" домашний запах. Он зажмуривает глаза так сильно, что в этой черноте абсолютно в разнобой кружатся маленькие искорки, а поднимая наконец веки, кажется, будто бы он пьян, потому что вокруг всё на пару секунд потемнело, и кровь в венах забурлила кипящей субстанцией. А Ричи не имеет больше сил медлить, хотя тот не выглядит лучше, целуя в который раз, чтобы скрыть свою неопытность. Он двигает бедрами вперёд, сокращая расстояние ещё больше, если это всё ещё было возможно. Они соприкасаются членами снова, создавая трение в течении нескольких секунд, но этого вполне хватило, чтобы оба простонали в поцелуй, а Стэнли даже откровенно заматерился. Магнитофон, к слову, всё ещё гремит, как не в себя, потому что играет, кажется, металлика или типа того. Стэн в музыке не особо лихач, но ему казалось, что она расслаблять должна, а сейчас магнитофон его только подначивает и заставляет раскрыться куда больше, оставив лишние мысли, которые время от времени проскакивали в голове. От них сдавливало неприятно грудь, и эта боль ему не нравилась, очень не нравилась. ну ещё эта превышенная громкость его бесила. Хотелось слышать только Ричи и никого, кроме Ричи Остатки рассудка и порядочности давили на нервы, уже наровясь их разорвать в клочья, приговаривая тихо: а что дальше ты будешь делать? Хотелось всё больше их вышвырнуть куда подальше, чтоб не мешали своими идиотскими доводами. Об этом можно и потом поразмышлять, а сейчас только Ричи. Ричи Тозиер. Ричи. Ричи. Р и ч и. Урис делает небольшое кольцо из пальцев, чтобы вместить их обоих, делая пару пробных скольжений и скачков вниз-вверх. Медленно и аккуратно, всё посматривая на Тозиера через мутную плёнку на глазах. Тот всхлипывает и шумно вздыхает, так и не сдержав голос, который прорезался сквозь эту преграду. И Стэн откровенно ликует, пряча улыбку куда-то в острые ключицы друга, зажимая между зубов тонкую и бледную кожу на выпирающих косточках. Он оставляет пятна на коже, куда ещё могут дотянуться его губы. Пятна разного размера и цвета, как мишура на рождество красных оттенков, иногда даже таких тёмных, что кажется синий, цветом замёрзшей крови. Стэнли двигать ладонь не перестаёт, всё меняя поочередно темп, но вскоре полноценно переходя на сумасшедше-быстрый, желая поскорее разрядки. А Тозиеру его бы только подразнить, несмотря на свои же шумные вздохи и иногда слишком громкие вскрики, что Урис побаивается – как бы их кто-нибудь не услышал из соседей. Но Ричи, как бы в невзначай, зажимает его соски между фалангами пальцев и целует куда не попадя, что напрочь отшибает у Стэнли способность думать о последствиях. Он и вовсе не понимает, как у Тозиера остаётся хоть капля рассудка и собранности для вторичных ласок. Ричи с ломанным криком кончает первым, прижав к себе Уриса за шею и держась, как за спасательный круг или поручень, будто бы чтобы не упасть в эту "чёрную дыру". Веки лишь слегка приоткрыты, обнажая белки глаз, а лицо так побледнело в раз, что казалось, словно Балабол резко простудился, но щёки и кончики ушей всё ещё горели красным пламенем. Проводя с последними силами по нежной головке большим пальцем, Урис пачкает свою ладонь вторично, а также покрывало под ними и, наверное, живот. Тихо и долго ругается, пока пытается всё убрать со своей руки и вытереть живот. Тозиера в том числе, потому что тот словно впал в полудрём и лишь подрагивает иногда пальцами на руках. Но вскоре, к счастью, приходит в себя. Похлопывает чёрными ресницами и кусает окровавленные губы после многочисленных поцелуев, жмурясь, а затем тянется за ещё одним. Долгим и растянутым, как мятная жвачка без сахара. Старательно пытается работать языком, но пока не очень – нужно больше практики, поэтому оба отстраняются почти одновременно, но всё ещё держатся за плечи. Можно было бы сказать, что в комнате абсолютное молчание, но магнитофон всё ещё гремит, а у не у того и не у другого нет сил, чтобы подняться и выключить эту долбанную вакханалию. Правда сейчас играет что-то более тихое, даже для Тозиера, поэтому ещё терпимо. Даже не смотря на громкую музыку из динамиков рядом, Урис находит безумное наслаждение в руках Ричи, которые обвивают его спину, а нос с горбинкой устремлён в шею так, что можно кожей ощущать чужое дыхание. В комнате окна закрыты и даже кажется, что чертовски душно, но у Стэнли всё равно мурашки по телу. Необычные и приятные, каких у него раньше не было. Волосы тёмные, волнистые и чуть выше уровня кадыка проскальзывают сквозь чужие пальцы, которые наматываются на прядки, словно на бигуди, но не сильно затягивая – почти сразу же отпуская. Но Ричи и от этого не спокойно. Стэн всё ещё слышит, как гулко бьётся его сердце, и чувствует, как ногтями он пытается соскребсти корку кожи на пальцах за его спиной. На языке у него явно вертится куча вопросов, на которые Урис вряд ли сможет найти ответы. - что теперь? - Именно вот этого Стэнли и боялся больше всего. Что будет дальше? У Тозиера огромный выбор в голове, но он выбрал самый лёгкий для себя и самый сложный для Уриса. Он сам не знает и спросил бы первый, но не хотел портить момент или показаться глупым. Вряд ли Ричи знает ответ, так что спрашивать бессмысленно, только загонять их в тупик обоих, смущаться беспрерывно и отводить взгляд. Ричи хватает любовника за плечо, чуть повернув к себе, как будто и впрямь требовал ответа. Глаза чуть потускневшие, но Стэнли надеется, что это просто от усталости, хотя и так видно – дела у них отныне будут идти не лучшим образом. Так много ограничений, так много осторожностей ради хотя бы одного единственного непрямолинейного касания, но Стэн старается об этом не думать. Что сделано, то сделано, и он целует Ричи в лоб. - теперь всё будет хорошо. - Конечно, у них всё будет хорошо.