Одна ошибка

Он шёл на ощупь, сквозь солнечный зимний день, и впереди его поджидала только тьма. Окрашивая искристо-белое полотно снега красным, лин брёл вниз по склону. Зажимая рану рукой, полной снега, мгновенно тающим от прикосновения к израненному телу, он каждый раз лишь тихо скулил, когда новый зачёрпнутый ком касался его раны. «Это конец. Небеса, мы не выполнили нашу миссию.» Мир сместился, на мгновение сквозь соцветие фиолетовых цветов и багровых полос перед глазами сверкнули Белые Горы — незыблемые и чистые. Хранитель Срединных Земель пал на колени, судорожно глотая морозный воздух. А потом завалился набок, скользя по склону, ниже и ниже. *** Громко вопя, мимо кувшинообразного дома пробежала парочка линят. На бегу один из них влетел в сушащееся бельё, попадаясь своему преследователю. Протирающая в этот момент посуду Гу Инчи всплеснула руками, хватаясь за первую попавшуюся тряпку. — Вы! Лодыри, нашли где бегать! Клубок из сцепившихся линов распался, и ушастые проказники прыснули прочь, вереща каждый раз, как мокрая тряпка настигала их, верша правосудие. Увлёкшись погоней, девушка сама не заметила, как осталась одна среди деревьев, выбежав за частокол деревни. Гу Инчи не испугалась — лес был хорошо ей знаком. Возвращаться из прогулок по нему становилось всё труднее и труднее. Здесь нет гор домашней работы, ненужных мыслей и нереализованных мечтаний. Только тут обычно смурная линка иногда улыбалась. «Я просто прогуляюсь. До Пика линов. И сразу обратно.» Она не дошла — увидела лина, опирающегося о ствол дерева. Девичий вопль прорезал воздух, взвиваясь к зелёным кронам. Незнакомец был страшен своими ранами, словно придя из кошмара — исполосованная грудь, хриплое дыхание, невидящий взгляд. Девушка замерла, испуганно шевеля ушками, следя за вторженцем. «Не свой… что же это… кто его так?!» Гу Инчи метнулась вперёд, бестолково зажимая рану до сих пор удерживаемой в руке тряпкой, тихо лепеча успокаивающие слова, которые помогали разве что поранившимся малышам в деревне. Но внезапно, сработало: лин затих и опёрся уже на неё, странно лёгкий, словно жизнь из него утекала в иной мир, а не выходила в этот, сквозь стремительно багровеющую тряпку. — Пожалуйста, потерпи. Деревня рядом, ты почти дошёл. Ну же… Девушка неловко поволокла незнакомца в свой дом, и по-прежнему балующиеся лины первыми заметили её, молча разделяясь — один схватился за рукав лина, помогая тащить того в дом; второй побежал к старосте, быстро сверкая подушечками лап. *** Он открыл глаза, смотря в небо, полное звёзд. Его тело дрейфовало на поверхности моря, спокойного, словно в штиль. Пробуя поднять руку вверх, лин потерпел неудачу. Как и при попытке опустить ногу вниз. Ни глубины вод, ни небеса не принимали его. «Значит, конец. Я бы улыбнулся напоследок, как обычно. Давно же репетировал свою смерть, смеша друзей у костра… даже Пи Воль тогда усмехнулась. Но не могу и пошевелиться. — Ик Санун. Тихий женский голос посеял рябь на воде, и умиротворяющее тепло начало сменяться неприятным холодом. «"Это я. Ик Санун. Брр… что тебе надо от меня?» — Не сдавайся. Борись. Борись, пожалуйста.» Вода начала становиться ледяной, и Хранитель недовольно заворчал на звёзды. «Всё что угодно, настырная женщина, только если я простужусь…» Тихий смех прозвенел, точно десяток колокольчиков, и растаял вдали. Ик Санун повернул голову в ту же сторону, смотря, как горизонт заалел, исторгая алый краешек солнца. «Ап…ап…» *** — Ап — ЧХИ! Один из четвёрки Хранителей, Светлый Демон Ик Санун вскинулся в кровати, и перед его глазами тут же поплыли цветные круги, а голова зазвенела от удара. Держась за голову руками, лин не сразу понял, что постанывает не он, а девушка его расы, сидящая на краю его постели. Которая потирала ушибленный лоб, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. — Оххо-хо… признаться честно, я привык иначе знакомиться с прелестными девушками, особенно в кровати… Хранитель сел, а линка подле него прыснула со смеху, смеясь тем самым тихим смехом, рассыпчатым и мягким, словно горсть малины. Смехом, указавшим ему путь обратно. *** «Мой дневник! Сегодня я снова улучила пару минуток, чтобы записать свои мысли. Пусть уход за Сануном и должен был лечь на меня большим грузом… но я отдыхаю душой, когда нахожусь рядом с ним. Он так много знает — о бескрайних пустынях, бамбуковых лесах и неспокойных морях. Подумать только, в мире есть говорящие рыбы и огромные, заросшие волосами великаны! Стоп. Самое главное — сегодня он встал на ноги! И… и вот что ещё, дневник. Не знаю, что со мной происходит в те моменты, когда он что-то рассказывает неторопливо, или шутит, сам смеясь со своих бестолковых каламбуров… моё сердце словно зажимается в тисках, но боль… странная, сладкая. Она долго не даёт спать ночью, а биение сердца чувствуется даже в ушах…» Девушка, поджав лапки, сидела на высоком табурете, старательно покрывая убористым почерком очередной лист ценной бумаги из дома старосты. С улицы раздался звонкий смех десятка детишек, и Гу Инчи невольно подняла взгляд, смотря, как ватага линят носится за небольшими сферками льда и огня. Сидящий на завалинке Светлый Демон грелся в лучах солнца, небрежно направляя рукой забаву для детей. Повернулся. Заметил. Подмигнул, и тут же тихо охнул, потеряв контроль над стихиями. Линята огорчённо заныли, а девушка похихикала над выпендрёжником, пряча лист у своей груди. *** Лето пролетело быстро. Беспокойный первый месяц, полный нежного ухода, перевязок и промываний. Всё неприятное постепенно стиралось из памяти Гу Инчи — как Хранитель переставал дышать, и она звала его по имени, названным Ю Тэволем. Как он тихо стонал, и она пела ему колыбельные в ночи, утирая лоб от холодной испарины, раз за разом отбивая Светлого Демона из хватки Земель Мёртвых. Однажды, задремав, она даже видела тень с широкополой шляпой, клонящуюся к Сануну — но стоило девушке метнуться к лину тоже, как нечто отступило за закрытую дверь, сверкнув серебряными глазами. Счастливый второй месяц, полный рассказов и повестей. Под легенды о павшем во тьму далёком континенте посуда мылась в три раза быстрее, а рассказы о щенятах луговых псов, впервые пробующих свои силы весной, заставляли хохотать до слёз. Молчаливая Гу Инчи невольно заговорила сама — рассказывая о деревне, своей жизни, линах. В такие моменты весёлый Хранитель притихал, молча перебирая одеяло. Иногда, девушка в его глазах видела потаённую боль, но не смела лезть в душу — тем более, что после таких моментов Хранитель всё оживал, и решимость крепла в его глазах. Улыбчивая Инчи. Вот, как её прозвали на третий месяц, промелькнувший быстрее всего. Хранитель стремительно шёл на поправку, и девушка расцветала вместе с ним. Мечтала, как отправится с ним в путь… или будет ждать его возвращения каждый месяц, не реже. С улыбкой следила за его первыми шагами без трости, затем и за бегом трусцой. За улыбающимися сельчанами, сплочённой деревней, ростом общего… линьего духа, веры с себя и свои силы. Чёрной, но сладкой каплей дёгтя стала одна роковая ночь, когда сверчки стрекотали особенно громко, а по небу то и дело скатывались звёздочки. Инчи устала загадывать желания, глупые и не очень, прижимаясь к боку Хранителя, притворно подрагивая от несуществующего холодного ветерка и наблюдая, как его рука наконец спускается с её плеча. Утром всё изменилось, причём для обоих. Санун, балагуря и веселясь, таил точащий его стыд перед своим долгом, и, сетуя на открывшуюся рану, избегал близости ночь за ночью. Инчи, всё яснее понимая, что её собираются оставить со дня на день навсегда, копила страх и обиду, не замечая, как горькие слёзы капают на шитьё, посуду, еду. Три гексаграммы, явившие будущее Светлому Демону, разом отчеркнули лето. Словно по команде, первые деревья блеснули золотом в своих кронах, и Ик Санун начал собираться в путь. «Это долг. Хранитель должен быть один. Не должно быть привязанностей. Или мир — или мирская жизнь. Сотни жизней важнее одной… двух, пяти, скольки угодно. Пойми. Смирись.» Она плакала навзрыд, громко и зло, выплёскивая разом всю ненависть, перемешиваемую напополам с любовью. Он уходил, не оборачиваясь, стискивая зубы и раздражённостью внутри пытаясь задавить тоску, вёрткую, словно угорь. *** Деревня пылала, точно факел в ночи. Лай охотящихся собак, свист стрел и звон мечей сливались в единую, страшную песнь порабощения целой расы. Дым от пожарищ чернил небо, и видим был практически по всей Равнине Изобилия. Светлый Демон, постарев словно на десяток лет, сидел на вершине скалы у Трактира-на-холме, молча допивая шестую бутыль соджу, на вкус больше напоминающее пепел. Не вмешиваться. Ждать Избранного. Осталось всего ничего… четырнадцать лет. «Если попытаешься обрести нечто важное — потеряешь всё». Гексаграммы никогда не лгали Ик Сануну. Не обманули и на этот раз. Важное гибло, на глазах неподвижного Хранителя. *** Воздуха больше не стало, и дым заполнил лёгкие, словно горячая проволока. Гу Инчи упала, скребя ногтями пол, чувствуя, как тлеет её одежда. — Я совершила… ошибку. Рыдающий от страха и тормошащий её линёнок, ушами и глазами слишком напоминал ей Хранителя. Слишком. — Пошёл прочь! Вон, вон! Она оттолкнула сына от себя, а её ложь была правдой, адресованной другому — оттого слова прозвенели особенно сильно, заставив Иль Сима выскочить из рушащегося дома, как ошпаренного. Сквозь пламя к Инчи шагнула фигура в синих одеждах, а взгляд её серебряных глаз чувствовался линкой и через затылок. *** Ик Санун метнул бутылку, но неосязаемый привратник Земель Мёртвых не двинулся, держа руки за спиной. — Ты можешь видеть меня. Сумеречная рана… — Уходи, тень. Сегодня я не твой. Хранитель был спокоен, кидая вторую бутылку в том же направлении. Но до хладнокровия среброглазой тени ему было далеко. — Этой ночью запущен и твой отсчёт. Ик Санун тихо засмеялся, показывая посланнику Земель Мёртвых неприличный жест. — Я ещё повоюю, вот увидишь. Красный цветок, Избранный — много чего меня ещё ждёт, понял? Но ответом ему была лишь тишина — собеседник исчез, словно его и не бывало. Лин уткнулся лицом в колени, так и замерев на долгие часы.