Here I am A young man Come and get me if you can Up in my room covered in flames Meet me at the cinema You can take me in your car I’ll lie in the back and stare at the planes There’s an orchestra in me Playing endlessly I even hear it now They play in the devil’s key An endless symphony I even hear it now And I listen to the music Beautiful music Yes I listen to the music Beautiful music(1)
В расписание на сегодня входили эстетика, история музыки, искусство интерпретации и фортепиано. На репетицию Саша пришел пораньше: ни спец. инструмента, ни оркестрового у него сегодня не было, и ему нужно было еще настроить скрипку и разогреться самому. До репетиции оставался еще целый час, и Саша в зале был один. Настроив инструмент и наканифолив смычок, парень начал играть ряд незатейливых пьес, которые обычно использовал для разогрева, постепенно переходя к более сложным вещам. Полностью отдавшись музыке, как это всегда с ним бывало, Орловский не заметил, что кто-то еще зашел в зал. Вот уже минут пять Дима стоял в проходе и завороженно слушал, боясь пошевелиться и спугнуть видение. Музыкант двигался так свободно, что казалось музыку творил вовсе не он – она возникала сама по себе. И все же этот разливающийся свет был частью его, который он лишь на время отпускал, чтобы затем снова вобрать в себя, оставив мир в непроглядной тишине. Саша закончил играть и замер. Он так долго стоял, словно статуя, смотря в одну точку, что Диме стало страшно за его рассудок, и он решил нарушить тишину: – Кхм-кхм, – покашлял для вида парень. Саша вздрогнул и обернулся. Дима подождал немного, пока взгляд скрипача не обрел осознанность. – А что это было? – Saint-Preux – «Rhapsodie», – с невозмутимым видом ответил Саша. – Красиво, – Дима не знал, чему отвесил комплимент, мелодии или игре парня. – Да, – подтвердил тот, не внеся ясности. – Но в исполнении оркестра она звучит в тысячу раз лучше, – с грустью добавил он. – Хотелось бы услышать… – В другой раз, Дима, – вставил внезапно нарисовавшийся Леша, – у оркестра сейчас есть дела поважнее, но обещаю, когда-нибудь приглашу тебя послушать весь «Концерт для одного голоса»(2). Леша начал готовиться к репетиции, вскоре стали подходить и другие музыканты, как оркестра, так и группы. Они настроили инструменты, провели саундчек – репетиция началась. Не считая «вечера караоке» в машине, Саша впервые слышал, как Дима поет вживую. Нужно признать, зрелище было впечатляющим. Голос Воронова был уникален, услышав Диму однажды, человек уже вряд ли спутает его с кем-то другим. Воронов цеплял не только голосом, но также образом. Его наряд мало чем отличался от повседневного, за исключением разве что все-таки образовавшихся на джинсах дыр и распущенных, не отягощённых головным убором или резинкой волос, что позволяло певцу беспрепятственно трясти «харой» вверх-вниз и в стиле «ветряная мельница». От него веяло свежестью и драйвом. Видя его таким, Саша начинал понимать, откуда взялись толпы поклонниц и поклонников, сторожащих группу под дверьми консерватории. Даже играя без полной отдачи, парни заряжали музыкантов оркестра, которые в свою очередь добавляли мягкости и жизни в их песни. Алексей нечасто останавливал ребят, давая им возможность проникнуться духом исполняемой музыки, тем более что наличие лирики и способного донести свои чувства вокалиста исключали необходимость пояснять смысл той или иной песни. Изредка Леша все же останавливал музыкантов, внося коррективы в нотный текст. Участникам группы тоже приходилось нелегко: теперь им нужно было слушать не только друг друга, но прислушиваться еще и к оркестру из шестидесяти человек. – Вы хорошо потрудились сегодня, спасибо всем за работу. Завтра поработайте над своими партиями дома, исправления в тексте пришлю по почте. В среду репетиция здесь, в это же время. До свидания. Саша и Женя задержитесь, – парни подошли к дирижеру. – У вас, к сожалению, отдыха не получится, завтра поработаем над соло. – Женя округлил глаза, парень явно не считал гитарное соло сферой влияния Алексея, но маэстро виднее. – Дима, придешь тоже, – теперь настала Димина очередь удивляться, – и не надо делать такие глаза, меня твои головокручения не обманут, тебе еще работать и работать. – Дима закатил глаза, но бросив взгляд на покорно принявшего свою участь Сашу, удрученно кивнул. – Беее, так вам и надо, фронтмены, – съехидничал Стас, – а мы с Серегой оторвемся, да Серега? Сергей смехом поддержал друга. Дима же проводил взглядом прямую спину удалявшегося парня со скрипкой. Алексей уже час терроризировал Воронова. Несмотря на то, что к своим подопечным Леша был относительно мягок, Диму он не жалел, возможно, это объяснялось их давней дружбой и знанием возможностей друг друга. Хотя у Димы и имелось базовое музыкальное образование, в этом случае его было недостаточно, ведь, чтобы петь под аккомпанемент оркестра, вокальные данные и умения тоже должны быть на уровень – если не на два – выше. Но в данный момент Леша был недоволен не академической характеристикой вокала Димы, а его эмоциональной составляющей. – Знаю, это было давно, но ты должен вспомнить, что чувствовал, когда писал эту песню, понимаешь? Вспомнить было самым сложным для Димы, ведь больше всего на свете он хотел и старался забыть те чувства. А теперь ему предлагают возродить их? На кой черт ему снова испытывать эту боль?! Именно поэтому он и не хотел включать эту песню в программу, но благодаря кое-кому – он кинул полный незаслуженной злости взгляд в сторону черноглазого скрипача – ему снова приходится ее петь. Записав эту песню однажды, он ни разу не исполнял ее вживую на концертах. Зачем же он добровольно подписался на это сейчас? Однако пути назад нет: ему не хотелось подводить стольких морально и физически вложившихся в эту идею людей. – Ладно, отдохни пока, – Леша указал ему взглядом в сторону, где уже сидел Женя, практикующий свое соло. Будучи мастером на все руки, точнее на все инструменты, – профессия обязывала – Алексей уже успел дать ему несколько рекомендаций: какими бы многогранными не были познания Леши, они все же носили больше теоретический характер, и лезть с указаниями к профи он бы не решился. Для Димы этот гитарист был подарком судьбы, кто знает, где бы они сейчас были, не согласись Женя играть с ними. Присев возле гитариста, Воронов стал ждать, какая же участь постигнет их третьего друга по несчастью. С Сашиного соло как раз и начиналась песня, с которой у Димы возникли сложности. Соло Орловского было вступлением, переходящим в основную тему, где подключались остальные музыканты и Дима. Раньше вступительная часть исполнялась ребятами и сопровождалась экстримом вокалиста, но теперь скрим остался лишь в первых строчках припева и в конце песни, а игру ребят в начале заменила Сашина скрипка. Женя убрал руку с гитары и обратился в слух. Александр начал играть, и Дима уже приготовился вместе со скрипачом выслушивать замечания Леши, но замечаний не было. Были лишь боль, тоска, усталость и множество других чувств, которые только могла передать одна мелодия, одна скрипка, один человек. Однако это были не чувства Димы, некогда написавшего эту песню, это были чувства самого скрипача, которые выливались наружу вместе с музыкой. Эта музыка передавала отчаяние и ни с чем не сравнимую боль утраты, ту, что когда-то испытал Дима и которая, по-видимому, была хорошо знакома Саше. Диме понадобилась пара секунд, чтобы собраться, но он уже знал, чего не хватало его пению. Леша жестом призвал парней подключиться. Дима начал петь.Утром снова солнце взойдет, Время не изменит свой ход, Я не забыл, как вдыхать кислород, Но зачем, если ты им не дышишь? Дождь, как раньше, по стеклам стучит, Сердце не остановит свой бит, Музыка громче, чем прежде звучит, Но зачем, ведь ее ты не слышишь? ЗАЧЕМ ОТКРЫВАТЬ ГЛАЗА, Если тебя мне больше ими не видеть? Я так хочу нас поменять в зеркалах, Чтоб за тебя я мог в тот день умереть. Вновь смотрю на заката разлив: Красок не передаст объектив, В них ловлю я небесный мотив, Но зачем, если ты не увидишь? ЗАЧЕМ ПТИЦЕ ДВА КРЫЛА, Если с одним ей свой полет не осилить? С тобою вместе одно из них потерял, А без крыла не сможет ворон взлететь Женя превосходно, впрочем, как и всегда, справился со своим соло, и Дима, понизив голос почти до шепота, перешел к речитативу: В тот день, в тот час, когда тебя не стало, Я удивился, что не перестал дышать. И ветер дул, светило солнце – все как прежде, Но там, где раньше были «мы», остался только «я». Они твердили: «Время лечит – ты забудешь». И я забыл, я вычеркнул тебя из жизни. Боюсь, что если вспомню – уничтожу То, что в кавычках все еще зову своей душой. ЗАЧЕМ ОТКРЫВАТЬ ГЛАЗА, Если тебя мне больше ими не видеть? Я так хочу нас поменять в зеркалах, Чтоб за тебя я мог в тот день умереть. ЗАЧЕМ ПТИЦЕ ДВА КРЫЛА, Если с одним ей свой полет не осилить? С тобою вместе одно из них потерял, А БЕЗ КРЫЛА НЕ СМОЖЕТ ВОРОН ВЗЛЕТЕТЬ
Исполняя последние строчки, Дима согнулся почти вдвое, а затем и вовсе опустился на одно колено. Казалось, ему было больно физически. Подняв голову, Воронов увидел отражение той же боли на лице друга. Повернувшись к Жене, он услышал лишь спокойное: «Молодец, справился». – Да, молодец, Дима! Ведь можешь же, если хочешь, засранец! – с излишним энтузиазмом стал нахваливать его Алексей. Александру же дирижер сделал несколько замечаний касательно техники исполнения, но выразительностью остался доволен. – Так, ладно, пора по домам. Все дружно засобирались, Леша проявлял излишнюю энергичность, но Дима знал, что вся его веселость была показной. Они уже выходили из зала, когда Воронову позвонили. – Да, – ответил он на звонок. Минуту все стояли и ждали продолжения, и оно последовало. – Блядь, Стас, вы че совсем охренели? Че? Какие, на хрен, деффчонки, ты ж ни бе, ни ме?! Я с тобой, сука сопливая, завтра поговорю, когда ты буквы в слова сплетать научишься. Сереге передай, что не жилец, – Дима хотел было в порыве швырнуть телефон о пол, но передумал и вместо этого выплеснул злость в дикий рев: – Ааааааррргггхххххх! Гостиница, блядь, у них полная. Сказал бы я, что и чем у них полное. – Что опять натворили? – спокойно спросил Женя, на фоне разъяренного Димы казавшийся взрослее, чем был. – Налакались, вот что. – И? – уточнил Женя, зная, что сказанное не выходило за рамки обычного поведения парней и не могло послужить причиной гнева Димы. – И баб притащили. – О как, – в меру своих возможностей удивился Женя. – И что теперь? – на этот раз поинтересовался Леша. – А теперь нам с Жекой спать на вокзале, – устало произнес Дима, присев на корточки. – А гостиница? – Все занято, было бы не занято, Стас снял бы для них другой номер. Там полная гостиница каких-то спортсменов, они еще утром заезжали. Что ж попытаем счастье в другом отеле, – со вздохом поднялся Воронов. – А если и там нет, что тогда? – поинтересовался Леша. – Вокзал, скамья и пневмония? Нет уж, милые мои, вы мне здоровыми нужны. Поступим по-умному. Могу приютить у себя, но только одного: на троих моего дивана просто не хватит, – Алексей повернулся к Саше. – Что скажешь, Орловский, пустишь парня к себе на ночь? – Леша почему-то кивнул головой в сторону Воронова, возможно, считая этот вариант удобнее: Саша был знаком с Димой немногим дольше, чем с Женей. Делать было нечего, и Саша едва заметно кивнул.