не надо слов, ссор, sorry ты любишь всё-всё-всё, что похоже на море ты помнишь-помнишь меня по сказкам из детства и бежала-бежала волна за волнами ты любишь всё-всё-всё, что связано с нами а чайка-печаль никогда не утонет береги наше море
Джолин смотрит на отца и не может понять: что могло произойти, чтоб довести его до нервной дрожи рук, держащих сигареты. За всю свою жизнь она уже привыкла, что во взгляде Джотаро Куджо обязательно читается холод ледников Антарктиды, а его движениям, когда он касается дочери, не присуще отцовское тепло. Иногда брюнетка думает, что на самом деле отец её и не любит, просто не отдал в своё время в интернат из-за статуса. Нориаки отрицает это, пытаясь убедить, что она правда нужна Джотаро не из-за репутации или чувства ответственности, а из-за того, что она его дочь, которую он правда любит и ценит. Хотя сама Джолин уже не уверена в том, что именно Джотаро её родной отец, а не Нориаки, который был в жизни их семьи с тех самых пор, как бизнес перешёл к её отцу. Всегда был рядом, всегда разрешал переночевать у себя, когда ссоры с Джотаро переходили грань и девчонка, поддавшись минутному порыву, уходила из дома, не утруждая себя ответами на вопросы родителя. Наверное, так и было, что именно Какёин стал для неё опорой и поддержкой. Джолин могла вспомнить моменты из детства, когда на выступления или игры их команды приходил не отец, а именно Нориаки, на вопросы про отца отвечавший, что у того возникли неотложные дела по работе или надо было срочно ехать в другой город. Она не знала матери, та ушла, стоило родиться младшей-Куджо, свалив новорожденную девочку ещё не успевшему выучиться в университете Джотаро. Бабушка Холли говорила, что на самом деле родители пытались решить свои проблемы и дать ребёнку пожить в нормальной, полной семье, но именно в тот момент к отцу в наследство переходил семейный бизнес, что вынуждало его пропадать вне дома достаточно долгое время, умудряясь как-то совмещать учёбу с наследством. Даже если такое и было, Джолин не могла вспомнить даже лица, а на все вопросы про родительницу что Нориаки, что сам отец, отнекивались, избегая разговоров. Со временем она просто перестала пытаться узнать что-либо, понимая, что смысла в этом не будет. Но сейчас, стоя на пороге кухни и глядя на отца, пытавшегося дрожащими руками зажечь сигарету, Джолин просто теряется, не зная: стоит ли ей что-то говорить или ему будет достаточно просто того, чтоб она ушла, скрылась с глаз и не пересекалась с ним до тех пор, пока проблемы не разрешатся. Оба понимают, что проблема в очередной выходке Дио. Но если до этого всё было относительно нейтрально, не было чего-то, что выходило за рамки адекватности в целом, то сейчас это выводило из себя, заставляя нервно сверять все бумаги и мучать себя вечной тревогой. Джолин смотрит и понимает: у отца глаза красные, не выспавшиеся. Волосы взъерошены, а подол плаща нещадно измят. Для Куджо-старшего, вечно пекущегося насчёт верхнего элемента одежды, это кощунство, но сейчас, наверное, это последнее о чём он думает вообще. Насколько знает Джолин, именно Нориаки был для него постоянной поддержкой с тех пор, как он пришёл в их фирму, ещё совсем молодой, девятнадцатилетний мальчик имевший талант в сфере дизайна и полный светлых надежд на будущее. Для Джотаро, только-только узнавшего о наследстве деда и не имеющего никакого представления о том, что делать с маленькой дочерью и свалившемся на голову бизнесом, этот мальчишка был концентрацией поддержки и, наверное, первым человеком, что смог как-то заставить его открыть свою душу перед другими. А сейчас из-за него же Какёин и лежал, подключённый к аппарату искусственной вентиляции лёгких, не в силах дышать самостоятельно. Ни для кого в фирме не было секретом, что Нориаки иногда следил за Дио, чтоб тот не сделал чего-то против них, но никто даже подумать не мог, чтоб блондин сделал что-то такое. Когда в офис принесли новость про аварию, что, как был уверен Куджо, подстроил никто иной как Дио, Жан-Пьер, зашедший туда перекинуться парой фраз с Джотаро и Абдулом, отшутился, что Нориаки вообще повезло остаться в живых. Таким разъярённым как в тот момент, Джолин не видела отца никогда. Наверное, Польнарефф не раз пожалел о сказанной фразе, пока оправдывался перед учениками своей школы фехтования за больную руку и синяк под глазом. — Пап? — тихо зовёт отца Джолин, осторожно делая шаг в его сторону. Джотаро вздрагивает, не ожидая, что дочь вообще подойдёт к нему в таком состоянии. Он убирает сигарету, пытаясь разгладить плащ и потирая глаза, но всё же поворачивается к дочери, глядя на неё и пытаясь выглядеть как обычно.Не то, чтоб у него это получалось.
Младшая невольно начинает думать, что начинать разговор в такой ситуации было абсолютно глупой и неправильной идеей, но черта уже пересечена, а очередной мост сожжён. Вздохнув, она подходит к окну, отмечая собственную тревожность, проявляющуюся в виде неровного дыхания и странной, как ей кажется, походки. Запрыгивает на подоконник, понимая: сейчас последнее, что будет делать отец, так это делать ей замечания. — Бабушка звонила, приглашала на ужин, — Джолин пытается улыбнуться, начиная разговор издалека и вспоминая недавний разговор с Холли. — Говорит, приготовила карри. Сегодня же прадедушка приезжает. Мы давно его не видели. — Если хочешь, то можешь идти, — Куджо-старший отворачивается, глядя в окно из-под козырька фуражки. — Тебя никто не держит. Голос мужчины хриплый и осипший, осадок от неудачного разговора нависает мрачной тучей, будто грозится пролиться дождём. Девушка отмечает пейзаж за окном, так некстати освещённый слабым, но ярким зимним солнцем, пробивающимся через тучи. Обычно погода пасмурная и облачная, но почему именно сегодня вышло солнце, словно богиня Фетида собственной персоной решила посмеяться над отцом Джолин? — Тебе тоже следовало бы появиться, — она теребит хвостик косички, пытаясь подбирать нужные слова и не говорить всё, что на самом деле думает, чтоб ненароком не разозлить отца. — Я не хочу отвечать перед ними на вопросы о твоём отсутствии- — Твою мать, Джолин, — Джотаро устало зажимает пальцами переносицу, прикрыв глаза. — Что тебе нужно? — Чтоб ты перестал убиваться насчёт того, в чём твоей вины нет, — резко бросает девушка, наклоняясь вперёд. — Или ты думаешь, что раз у тебя получается скрывать свои переживания перед коллегами и собственной матерью, то этого не замечу я? Пап, для меня Нориаки тоже ведь не чужой человек, он, наверное, даже ближе мне, чем ты. Да, ты можешь говорить, что я ещё ребёнок и ничего не понимаю, надумываю себе всё, но, извини меня, ты и практически не куришь в последнее время, это трудно не заметить. По крайней мере дома, пап! — Куджо-младшая взмахивает рукой, невольно задевая отцовскую фуражку, что та слетает на пол, оставляя того беззащитным перед дочерью. — Никто не мог знать, что такое произойдёт. Тем более ты. Тем более, ты и понятия не имел, что Брандо осмелится на такое. Скоро он придёт в себя и всё будет так же, как и до этого. Джолин не знает, кого она пытается убедить больше: себя или отца, глядящего на неё сверху вниз, нахмурив брови. Будь на её месте обычный работник отцовской компании или Жан-Пьер, то уже ретировался бы, не позволяя мистеру Куджо дать выместить на несчастном свой гнев, но Джолин не была бы его дочерью, если б плохо знала собственного отца. За девятнадцать лет она уже выучила все его привычки и знала, когда стоило спасать свою задницу, а когда можно было только слегка напрячься, чтоб не получить по шее. Если на неё, конечно, вообще обращали внимания. Но Джотаро внезапно присмирел, будто желания поставить дочь на место хватило лишь на мгновение. Наклонившись, мужчина поднял с пола фуражку, отряхивая её от прилипшей пыли. — Если ты выговорилась, — он смотрит на дочь из-под полуприкрытых век, пытаясь вернуть такой нужный ему контроль над эмоциями в этот момент, — то позволь мне сказать кое-что. Я сам знаю, где облажался, а где поступил правильно. Ты говоришь, что Какёин относился к тебе лучше чем я, так ты думаешь, что это была моя прихоть? Что я не надеялся всё исправить? Что каждый вечер и каждый разговор с ним я не обещал ему же и самому себе, что завтра уделю внимание своей дочери, что не позволю ей расти без отца так же, как и было у меня? Всё время он держал эмоции в себе, боясь, что покажи он их кому-то другому, так сразу же станет лёгкой добычей, не мог и слова лишнего сказать. Какёин не редко говорил ему, что надо быть проще, что хотя бы с ним он может быть собой, не огораживаясь стеной наплевательского отношения к абсолютно всему и всем. И он сдался, за что поплатился безопасностью близкого человека. Дио смог бы найти способ устранить просто того, кто знает его секреты, но кто-кто, а этот хитрый лис точно догадывался, что его бывший работник дорог для конкурента. Не просто как работник, а как человек. Слишком уж проницательным он был. Да и кто откажется заставить главу компании Джостаров так потерять свой извечный контроль? Но что точно не входило в планы Брандо, так это довести мальчишку до комы, спасибо, что не погиб, ведь это не столько пошатнуло банальную репутацию The World, сколько подставило б под угрозу свободу владельца. Убийства ещё никому с рук не сходили. Хотя, несомненно, в таком случае он бы нашёл способ выйти из воды сухим. А сейчас, стоя на просторной кухне напротив дочери, Джотаро не думая говорил всё, что появлялось в голове. Запах табака в воздухе медленно растворялся, уступая место аромату духов дочери, не так давно полученные в подарок от самого розоволосого виновника происходящего. Куджо понимал: уже через несколько минут он будет жалеть о том, что высказал всё дочери, о том что вообще заговорил с ней, но в тот же момент он и осознавал, что слишком редко он позволяет Джолин чувствовать его родным отцом, а не каким-то мужчиной, что составляет ей компанию в холодном и чужом доме и зовёт себя её отцом. Джотаро боится, что скажи он что-то не то, то разрушит и без того хреновые отношения с дочерью. Но та, несомненно, разделяет страх отца, ведь яблоко от яблони, как говорится... Тем не менее, оба цепляются за эту ситуацию как за последнюю возможность нормализировать свои отношения. Она понимает, что в таком состоянии отец активнее пойдёт на то, чтоб высказать всё, как есть, а он в свою очередь осознаёт, что другой такой возможности может не быть. Столько потерянного времени, столько утёкшей воды и прошедших лет. Перед ним уже не маленькая девочка, которая будет тянуть отца за рукав, чтоб показать очередной рисунок, а вполне взрослая и самостоятельная девушка, которая понимает своего отца и сожалеет, что не решилась на такой разговор раньше. — Я понимаю, что был пиздец каким хуёвым отцом, Джолин, — мужчина качает головой, наверное, впервые за 19 лет глядя на дочь не с упрёком или желанием показать своё недовольство. — Знаю, что были моменты, которые уже невозможно исправить, а тогда, когда ты была ребёнком, это было возможно, но я пытался, я правда пытался, а в итоге всё просрал, — девушка отмечает, что отец говорит, вернее, старается говорить всё как есть, даже не умея выражать свои эмоции, но он пытается, зная, что дочь — не Какёин, она не поймёт с полуслова. — Я боюсь, что попробовав снова, я потеряю даже то, что есть сейчас. Джолин хочет сорваться и закричать, что да, что он потерял всё, что только мог, что он специально не обращал внимания не на дочь, не на Нориаки. Что на самом деле это именно вина отца в том, что она росла без родительского внимания, а Какёин сейчас чудом жив, но вместо этого она слезает с подоконника и становится лицом к мужчине, помедлив, кладя свои ладони на его предплечья. — Ты не испугался, когда в 19 был вынужден стать главой бизнеса. Но почему ты боишься попробовать нагнать упущенное? — девушка осознаёт, что ради этого придётся потратить кучу нервных клеток, но уже жаждет увидеть лицо Какёина, когда тот придёт в себя и сможет наблюдать попытки отца и дочери придти к полному взаимопониманию. — Ещё не поздно хоть что-то исправить, верно? Джотаро молчит, но не может сдержать улыбки на слова дочери. Возможно, она права, а может всё снова покатится к чертям, но кто не рискует, тот не пьёт шампанское. В конце концов, ему дали шанс, а его нельзя просто так испортить. И когда Нориаки придёт в себя, он будет счастлив, что два дорогих ему человека наконец смогли найти общий язык.***
ах, мальчик-красавчик сколько девушек вздыхает сколько слёз проливают они глядя на тебя ах, мальчик-красавчик сколько девушек страдает сколько мимо пролетает как им плохо без тебя
— Отец никогда меня не любил, — Джорно усмехается, откидываясь на перила балкончика. — Новые диски, одежда, оплатить обучение или ещё что — да пожалуйста. Но посвятить хоть минуту внимания своему единственному сыну для него слишком трудно. Отец думает, что может получить расположение сына, да и не только моё, чего уж тут, за деньги и тому подобное. Блондин оглядывается назад, глядя в сад. Даже зимой садовники умудряются поддерживать его в таком состоянии, будто завернув за угол можно наткнуться на очередной розовый куст. Дио опять отсутствует дома, оставляя особняк в распоряжении сына на неопределённое время, а тот не особо против. Он уже вырос, ему уже, чёрт возьми, 23. Когда-то он правда нуждался в отцовском внимании, потом сам Дио проявлял к нему внимание, пытаясь вернуть себе авторитет как отца больше для самого себя, нежели для кого-то ещё. Для общественности он ещё с тех пор, как родился Джорно, стал чем-то вроде успешного человека с хорошим стабильным заработком, красавицей-женой и прелестным сынишкой. А уж после того, как горе-мамаша сбежала к какому-то итальянцу, оставив Джорно отцу, он уж тем более заполучил себе звание отца-одиночки и всеобщую поддержку и уважение. Правда, никого не интересовал тот факт, что этот самый отец-одиночка не принимал участия в жизни сына, наняв всяких учителей и нянь. Возможно, это и стало причиной, по которой Джорно вырос полной противоположностью отца. Дио любил розы, Джорно — лилии, Дио слушал классику, Джорно — всё подряд, Дио всё время проводил в офисе, Джорно не хотел управлять бизнесом, который рано или поздно перейдёт ему в руки. Джованна знал правду о том, как The World перешёл к отцу и считал неправильным считать себя наследником этой компании по праву. Скорее, он бы переписал права на управление на Джолин Куджо, от которой, во время их отношений, и узнал правду. Останавливало только то, что Джолин сама являлась наследницей отцовского бизнеса и всячески отказывалась от ещё одного. Но думать об этом было ещё очень рано, да и кто знает, что взбредёт в голову его отцу. — Ты не думал, что у него просто может не быть времени? Он мог пытаться, но ты отвергал все его попытки, — Триш пожимает плечами, забирая у блондина сигарету и протягивая её ему, глядя, как на конце поднесённой зажигалки загорается огонёк. — Мы не можем знать точно. — Ага, и поэтому он ни разу за те 23 года, что у него есть сын, даже не поинтересовался как у него день прошёл, — Джорно смотрит через стекло на друзей, гадая, кто сегодня заснёт на ковре. — Отец Джолин хотя бы помнит про её существование. Ты же помнишь, как он тогда перепугался, когда её подставили, тут даже думать не надо, как Куджо к дочери относится, — Уна хмурится на слова о брюнетке, выпуская в небо клуб дыма. — Твой отец тоже тебя любит, он хоть даёт тебе возможность подрабатывать у него в салоне. — Он делает это больше для себя, нежели ради меня, — она усмехается, вглядываясь в темноту и считая звёзды. — После того, как умерла мама, я не видела, чтоб он улыбался. Отец видит её во мне, хотя я больше на него похожа. Наверное, из-за этого и сидит в этом самом салоне всё время, боится, что увидев меня, снова вспомнит маму, — девушка печально смеётся, стряхивая пепел с кончика сигареты. — И давай не вспоминать Джолин хотя бы сегодня? Я понимаю, она наша подруга, но надо же хоть иногда от неё отдыхать? Джорно пожимает плечами. В какой-то степени ему стыдно за то, что он вынудил подругу вспомнить про мать, что умерла от болезни год назад, да ещё и лишний раз напомнил про девушку, которая за несколько месяцев их отношений успела разругать Джорно и Триш. Изначально, это были отношения ради того, чтоб вывести Джотаро и Дио из себя, в итоге перетёкшие в драму для блондина. Тогда он отреагировал спокойно, согласился остаться друзьями, ведь Куджо изначально говорила, ради чего эти отношения и что многого ждать не стоит, но упустил момент, когда для него это стало чем-то большим. А Триш была рядом, даже со своей давней симпатией не стала пользоваться случаем, ведь Джорно для неё был в первую очередь другом. Да и стань она девушкой-утешением, это хорошо вряд ли закончилось бы. Рядом приземляется ещё одна человеческая тушка, заставляя их встрепенуться. "Воркуете, голубки?" — Миста заливисто смеётся, заражая своим позитивом друзей. В ночную прохладу вмешивается запах алкоголя и ещё одной сигареты, заставляя Джорно невольно съёжиться. Оставалось надеяться, что они не всё отцовское вино выпили. А казалось бы — взрослые люди! Ещё и полицейский среди них! Гвидо и Триш заводят какой-то разговор, периодически прерывающийся смехом и глупыми вскриками, игнорируя нахождение на балконе владельца дома. Блондин невольно думает о том, что если бы он следовал указаниям отца, то не имел бы этого всего. У него есть друзья, любимая девушка, которая, хоть и не подходит по статусу, но отвечает взаимностью. Джованна мог выбрать абсолютно любую, это не стало бы для него проблемой, ведь благодаря очарованию отца, что передалось по крови, и статусу наследника немаленького состояния в купе с бизнесом, он мог похвастаться тем, что многие смотрели на него как на последнюю вещь на распродаже. Но это не было тем, что нравилось ему самому. Джорно с большим удовольствием променял свою жизнь "золотого" ребёнка на жизнь в обычной семье, пусть и с проблемами в финансовом плане, но хотя бы с отцом, который любит его, правда любит его, как собственного сына, а не как наследника ненужного ему бизнеса. Блондин завидует Триш, ведь она знала свою мать, успела почувствовать её любовь и заботу, даже знает, что её отец может любить, пусть и успел забыть про это. Но нельзя сказать, что он жалеет о том, что всё так сложилось. Может, не имей он такого отца, не уйди его мать к другому, то у него не было бы друзей, которые есть сейчас. Все разных возрастов и специальностей, разных характеров и имеющие своё собственное мнение, которое отличается от чужого. С кем-то из них дело могло доходить до драки, а Дио спокойно говорил, что они не заслужили дружбы с "его прекрасным сыном, у которого большое и светлое будущее", но Джованна понимал, что это, скорее, он их не заслужил. Не заслужил стоять на этом балконе, смотреть на далёкие звёзды под смех из комнаты и разговоры Триш и Мисты, не заслужил быть настолько счастливым. Джорно не может назвать своего отца своей семьёй, но... — Эй, — его отвлекает Триш, уверенно касающаяся длинными пальцами чужой лопатки с задумчивым видом, — а ты не хочешь себе татуировку сделать? Парень, помедлив некоторое время, кивает, тихо усмехаясь. ...Но он может назвать своей семьёй своих друзей.