Грани и оттенки души героев Клуба романтики

      Артемида невидимо для служителей и молящихся пребывала в своём храме. Сюда окрест стекались женщины. В основном. Она слышала их мысли. Всегда: о даровании им детей, с просьбой уберечь, продлить дни их чаду…       Спокойные, оскоплённые в прошлом друг другом юноши-жрецы в расшитых золотом женских платьях разносили по огромному залу подносы с дымящимися на них ароматными травами, состав которых немного дурманил рассудок, заволакивал душевные раны, хотя бы ненадолго убаюкивая разум, чтобы тот мог собраться в отчаянные времена: порой приходили действительно с непосильными для человека ношами судьбы.       На днях Артемида безмолвно рыдала на полу рядом с матерью, слепой старой нищей, у которой умер единственный сын… Боль воспринималась, как своя, Той, которая любила жизнь во всех её проявлениях. Не могла Артемида понять только Смерть. Смерть… Говорят, что это прекрасный и печальный юноша с чёрными крыльями за спиной. Артемида не слишком любила тёмный мир, чтобы досконально знать его обитателей. Не приличествовало Той, что олицетворяла саму Жизнь, покровительствовала всему живому на земле, якшаться с нечистыми обитателями Преисподней. Да и врут, наверное, о том, что Смерть прекрасна… Разве может быть прекрасно то, что не созидает?!       Артемида незаметной тенью прошла между рядами молящихся, внимательно слушая моления, нутром ощущая боль каждого, пытаясь вселить надежду.       — Потерял работу…       — Пропал…       — Убили…       — Благослови дитя, о великая Матерь…       Артемида горько усмехнулась. Та, которая любила всё живое, Та, которую считали Матерью, была неприкосновенна как женщина. Ирония. Воспринимать боль других, отвечать на молитвы земных матерей… Исполнение воли Отца, Зевса, измышления которого не вполне соответствовали логике, но не подчиниться было… Смерти подобно?! Опять Смерть… Она тряхнула златокудрой головой и прошла дальше, стараясь не пропустить ни одну просьбу, как вдруг замерла и, обернувшись, услышала:       — Муж умрёт, даруй Жизнь, — и тут же, — возьми вместо него меня.       Богиня мигом очутилась рядом и всмотрелась в поднятые к светильнику светлые глаза молодой женщины. Домашняя… Имя. Алкеста. Артемида улыбнулась, ощущая, как греются родные под лучами её любви и неусыпной заботы о них, и тут же, считывая эмоции, осеклась.       «Молодая, трое детей, — во взгляде отразилась скорбь, — муж тяжело болен… Предсказали смерть… Любит… до безумия… Как это? Любить? Любить, как она? Без выгоды? Безапелляционно? До самоотречения?»       Далее потоком мыслеобразов в голове женщины сложился образ мужа: властный, но трогательно любящий Алкесту. Неукротимый… Имя как судьба. Адмет. Искал того, кто сможет умереть за него. Долго. Глупец! Разве не знал, что Жизнь превыше всего?! Даже самый презренный из людей, самый жалкий, больной, безнадёжный желает ЖИТЬ!       А жена здесь. Артемида сжала кулаки от собственного бессилия. Она не могла вмешаться туда, где заканчивалась её воля. Богиня взглянула на женщину, по щекам которой бежали обильным потоком слёзы, и прикрыла глаза, желая очутиться на Олимпе.       — Ну, и чем я обязан? — послышался немного надменный голос Всеотца.       Артемида открыла глаза и тут же стыдливо прикрыла их. Зевс возлежал на ложе, а прекрасные девы разминали ему спину.       — Я пришла просить, — дочь приоткрыла глаза, поняв, что обстановка почти в рамках приличия.       — Только не говори, что кролики застряли друг в друге, — проворчал Зевс, — разъединяй их сама, — он повернул голову на другой бок и охнул оттого, что в шее хрустнуло.       Девушка сдержала улыбку.       — Отец, это было много времени назад, я была маленькой и не понимала… — начала было она.       — Что ты хотела? — его тон говорил сам за себя, он знал, о чём она, так не любившая Олимп, прилетела сюда… сама.       Артемида встретилась глазами с Отцом.       — Тягаться с подземным миром удумала? — его глаза гневно сощурились.       Богиня предпочла промолчать.       — Смерть опередить или посоревноваться? — голос уже плохо скрывал ярость.       — В порядке исключения, лишь как подтверждение правила, любовь у них… — девушка вложила в голову Отца образ семейной пары, чтобы Зевс смог полностью погрузиться в трагедию, но что это для всемогущего бога Олимпа?!       — Не буду ссориться с Аидой, мы и так как будто два разных полюса, а тут ещё людишки эти, есть договорённости, которые не следовало бы нарушать, Жизнь не вмешивается в дела Смерти и наоборот, и порядок, — и тут же как бы между прочим, внимательно вглядываясь в ярко-зелёные глаза дочери, бросил, — не стоит тебе летать к жертвеннику с душой Алкесты…       Перекрёстные взгляды с Отцом. Слишком хорошо его знала, чтобы не понять: он только что направил её в то место, где решится судьба Алкесты, и уж Артемида не упустит шанса. Она глубоко поклонилась родителю и с лёгким хлопком исчезла. Как и девы, разминающие плечи Зевса. Вместо них в покоях Всесильного появилась тёмная тень, с каждой секундой обретающая конкретные очертания и плоть.       — Аида! — воскликнул он.       — Зевс, ты как всегда, — проворчала та.       — Не кипятись, — примиряюще произнёс тот и указал ей на место рядом с собой.       Та нехотя села, немного щурясь от яркого света, заливавшего всё пространство залы, которой не было конца и края, как Славе Зевса.       — Знаешь ли ты, что дочь моя, Артемида, покровительница всего живого, просила сейчас за земную женщину, «обречённую» любить своего мужа так, что обменялась с ним нитями судьбы, и лежащую сейчас на смертном одре, ожидающую своего часа?       Аида закатила глаза и пробормотала, явно чувствуя подвох:       — И из-за этого я пропускаю колесницы без правил?! — и уже хотела щёлкнуть пальцами, исчезнуть.       — Артемида у жертвенника с душой женщины… — начал вкрадчиво Зевс.       — Ну? — всё ещё не понимая, к чему он.       — Танатос прилетит испить чашу и забрать душу…       — И?       Зевс всплеснул руками и хлопнул ими себя по ногам.       — Неужели неинтересно, кто одержит верх? — вновь так, чтобы проняло.       Аида напряглась и дерзко взглянула в глаза Всеотца.       — Решение о смерти и упокоении души всегда за мной, — чётко, так, чтобы Зевс понял, что и у неё имеется кое-что в запасе против его балаганных методов.       — А ты не принимай его — имеешь право, пусть Танатос думает… — Зевс встал и прошёл к вазе с фруктами, беря в руки наливное душистое яблоко и с удовольствием надкусывая его, второе, развернувшись, он бросил Аиде.       Та поймала его и осмотрела со всех сторон.       — Зачем мне это? — имея в виду сделку.       — Утолим любопытство… неужели тебе не хочется узнать, что сильнее: Жизнь или Смерть? — Зевс, объев яблоко со всех сторон, выкинул огрызок.       — Да, — задумчиво произнесла она и уже увереннее добавила: — Без лишних усилий с нашей стороны, — яблоко в её руках мгновенно почернело и через миг, превратившись в труху, исчезло.       Зевс и Аида исчезли с Олимпа, уносясь туда, где развернулись действия их сделки.

      ***

      Ночь покрыла землю. Артемида опустилась голыми ступнями на холодный мрамор домашнего храма Алкесты и Адмета. В дальнем углу был возожжён всего один единственный светильник, почти уже потухший. Девушка гордой поступью прошла до чаши, намереваясь вдохнуть в него жизнь, а значит, и Жизнь в Алкесту.       — То, что не предписано, не делай, — строгий, спокойный голос, от которого богиня почувствовала холод, пробежавшийся по всему стволу позвоночника.       Она резко обернулась, воображая встретиться с чудовищем. Артемида замерла, рассматривая…       — Танатос?! — не сдержалась от изумления в тоне, вибрирующего от непонятного откуда возникшего волнения, голоса.       Юноша. Причудливо падающий свет Луны осветил стройную, с крепкими мышцами фигуру, почти обнажённую, только лишь чресла увивала лёгкая ткань. За спиной чернели тёмные крылья, огромные, нависшие над его телом в оборонительной позиции.       — Богиня? — он подошёл ближе к жертвеннику, и огонь пролил свет на его глубокие печальные серые глаза, Артемида заметила контраст юного возраста и серебряной пряди в чёрных, как ночь, волосах, Смерть и вправду была прекрасна. — Артемида, покровительница всего живого.       Он чуть склонился в поклоне, девушка же, немного поражённая, вздёрнула носик. Танатос усмехнулся и окинул Артемиду проникновенным взглядом, в котором качнулась… теплота?! Богиня выкинула вздор из головы, сочтя это за игру теней.       — Оставь Алкесту живущей, у неё семья, они нуждаются в ней, — не рассчитывая на то, что просьба будет исполнена.       Танатос приблизил своё лицо к её, окунаясь в зелень взора. Артемида была благодарна полутьме, скрывшей её лёгкий румянец, проступивший от того, как Смерть посмотрела в её лицо.       — Адмет должен был умереть, Алкеста отдала свою жизнь за него, я пришёл за её душою, — лишь констатировал, умело скрывая волнение от близкого присутствия Жизни и не понимая природы своих чувств.       — Смерть лишает Жизнь её радостей, — зло бросила Артемида.       — Разве радуется дряхлый старик продолжению своего существования? — возразил он, ему понравилась и эта эмоция Жизни.       — Речь о молодой женщине… — возразила Жизнь.       — … которая заключила сделку, ты думаешь, она будет рада, воскреснув, зная, что её муж умер вопреки обету, ведь, не найдя поддержки у тебя, она пошла в храм Аиды и была услышана? — мягко прервал Танатос.       — До этого она просила меня, — уже более спокойно.       — Но богами предначертано… — юноша начал уверенно и вдруг сам себя оборвал, не чувствуя благословения: Аида молчала, что бывало крайне редко, почти никогда, значит… решение принимать ему, но отступать не в его правилах.       Артемида уловила сомнение, как бы скоро оно ни исчезло из его серых глаз.       — Сомневаешься? — шепнула она.       Он мазнул по ней взглядом и улыбнулся.       — Нисколько.       — Тогда нам придётся побороться за её душу, — предложила она и сделала шаг назад, вскидывая руки вверх, пальцами делая пасы.       Танатос кивнул, соглашаясь, и его лицо осветила мягкая усмешка вкупе с глубоким печальным взглядом, вновь окатывая Артемиду сомнениями, словно ключевой водой. В его руках оказался меч, блеснувший в полутьме холодным отсветом черепа на рукояти. Сверкнув золотом, в руках богини оказался лук с натянутой тетивой. Ещё мгновение, и она выпустила стрелу. Танатос отреагировал незамедлительно, ловко вильнув в сторону, оттолкнувшись от стены, взлетел ввысь и полетел тараном. Артемида взвизгнула и ускорилась. Каково это — быть дичью? Хотелось рассмеяться, но она увернулась от его приблизившейся ладони, которая схватила лишь воздух, в котором растаял разочарованный вздох юноши. Отдышалась и вновь выпустила стрелу. Танатос зашипел, стрела задела кожу на плече слегка, лишь обожгла трением. Артемида улыбнулась, но зря ликовала от близкой победы заранее. Та ускользнула от неё выбитым из рук луком. Танатос наступил на него ступнёй, ломая. Артемида затравленно смотрела по сторонам, тяжело дыша. Меч в руках Танатоса исчез, предоставляя им возможность бороться на равных, врукопашную. Удивление мелькнуло где-то на заднем плане сознания девушки. Богиня вскрикнула и ожесточённо ринулась к нему. Они завязли в схватке, не уступая друг другу ни в чём. Упрямо смотря друг другу в глаза, пытаясь взять верх.       — Отступи… — прошептала она, понимая, что хватка Смерти железная.       — И не подумаю, — шепнул ей в ответ, смущаясь от того, как, словно от дуновения ветра, подёрнулась рябью зелень в её глазах, слёзы проступили в них.       Артемида казнила себя за слабость и неожиданно (даже для самой себя) поцеловала Танатоса, отпуская свои руки, видя, как расширились зрачки юноши, как он ослабил хватку. Она оторвалась от него. Тяжёлые дыхания опаляли кожу друг друга. Ещё мгновение, и Танатос обрушился на её губы, Артемида притянула его к себе ближе, падая в безумство.       Где-то в углу темнота шевельнулась.       — Однако… — удивлённо пробормотал Зевс.       — Ничья, братец, — насмешливо проговорила Аида и сделала шаг из храма, но, замедлившись, нетерпеливо воззрилась на Всеотца, — ты идёшь?       — М? Сейчас, — замешкавшись, произнёс тот.       — Старый извращенец, — в сторону сказала Аида, недовольно хмуря брови.       — Иду, — раздражённо кинул Зевс.       Верховные боги покинули скромный семейный храм, оставляя Жизнь и Смерть умирать и возрождаться во взаимных объятиях. В эту ночь, как и в другие последующие, в семье Алкесты и Адмета никто не умер, и они ещё долго возносили хвалу Танатосу и Артемиде. Но они даже помыслить не могли о том, что Смерть могла полюбить Жизнь, и только ветер разносил шёпот богов.       — Я убью для тебя…       — Я воскрешу для тебя…