Точно в сердце

      Эдгар прошествовал к королю, ощущая на себе тысячи взглядов всего высшего света. Он знает, что все, абсолютно все, помнят полугодовалый случай, потому будут тщательно следить за каждым его шагом, жестом, словом, взглядом — все ради того, чтобы затем упрекать его в том, что он не такой, как они, обсуждать его на всех последующих приемах, сделать его вновь главной темой для сплетен. Дамы прикрывали лица веерами, наклоняясь к своим спутникам и подругам, которые с превеликим удовольствиям слушали очередную теорию о том, как проводит свои выходные юный граф, и почему он не посещал все предыдущие мероприятия, проводимые не в таких масштабах, как бал у короля. Эдгар знает это все и потому не обращает на присутствующих никакого внимания: гордо подняв голову, он идет к королю, ведь все, что его сейчас должно беспокоить — поимка Мори Огая, открытие границ Японии и восстановление чести и имени графа Фицджеральда.       Король милостиво улыбался, ожидая графа По-младшего. Охранники стояли по его бокам, заботясь о сохранности властителя, и оглядывались вокруг. Приглушенная музыка неуловимо человеческому слуху сходила на нет и полностью завершилась, когда Аллан-младший уже стоял напротив короля, повернувшись к зале спиной. Король прошел к нему вперед, — а вместе с ним и охранники — и жестом указал Эдгару повернуться к присутствующим. Писатель выполнил просьбу правителя и почувствовал на своих плечах его ладони. Он слегка дрогнул, не ожидая такого действа от его величества, но тут же взял себя в руки, лишь на мгновение покрывшись легким румянцем.       — Дамы и господа! — король развел руки в стороны, а от его громкого баса все повернули головы в сторону говорившего, полностью забыв о переговорах и сплетнях. В зале воцарилась полнейшая тишина, и правитель продолжил. — Сегодняшним вечером мы не только встречаем первые весенние дни, но и провожаем нашего достопочтенного переводчика, писателя, детектива и молодого графа Эдгара По в дальний путь в Америку, дабы наконец установить мир между нашими государствами и заставить милорда Мори Огая понести соответствующее наказание за те бесчинства, что он совершал с молодыми людьми и дамами высшего света!       Все присутствующие зааплодировали речи властителя, а в зале вновь начался гул, пока король не поднял руки, заставляя всех замолчать.       — Проводим же нашего прекрасного посла в добрый путь, отметив сегодняшний вечер со всеми изысками! — Король вновь вскинул руками и зал залился аплодисментами, под которые поклонился гостям правитель, а затем, следуя его примеру, и Аллан-младший. Не ожидая следующих слов от мужчины, По покрылся румянцем, а сердце дрогнуло, пропустив удар. — Думаю, следует предоставить право слова нашему послу. Мистер По, прошу вас. — король провел рукой от него к слушателям, отходя немного в сторону.       Эдгар вздрогнул, а по спине пробежал холодок. Он стал перебирать одной рукой пальцы другой, чувствуя, как дрожит каждый мускул. Сбившаяся прядь не давала покоя, отчего граф постоянно косился на нее. Но Аллан-младший понимал, что нужно взять себя в руки: не потерять достоинство перед тысячами людей, не опозориться перед отцом, доказать всем… доказать всем, что он ничем не хуже. По тяжело выдохнул и прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Он чувствовал собственное сердцебиение, понимал, что нужно успокоиться, чтобы восстановить его нормальный ритм, но колени и руки дрожали. Эдгар открыл глаза и начал свою речь:       — Доб-добрый вечер всем присутствующим. — неуверенно начал писатель. — Я оч-чень благодарен всем за то, что вы решили проводить меня сегодняшним балом и соблаговолили прийти на такое важное для меня — д-да и, думаю, для страны тоже — мероприятие. — он шумно сглотнул и вновь тяжело выдохнул, продолжив: — Надеюсь, я оправдаю ваши ожид-дания и смогу вернуть милорда Мори обратно в Европу. — пауза в его речи затянулась, но Эдгар продолжил. — Также, надеюсь, что… что после смерти Мори Огая вновь воцарится спокойствие и мерное течение времени в нашей славной ст-стране…       Аллан-младший старался смотреть вперёд, на людей, стоявших в зале, оглядывая каждого, но каждый раз глаза вновь и вновь начинали вглядываться в дали: в канделябры, вписанные в противоположную стену, в лестницу, покрытую красным персидским ковром, на котором красовалось множество узоров из золотой нити. Взгляд его смотрел сквозь эту напыщенность и излишнюю дороговизну. Он завершил свою речь, и люди начали аплодировать без интереса к происходящему, обращая внимание лишь на то, как старается держаться на публике молодой граф.       Король объявил о начале танцев, и на этих словах послышались звуки скрипки, призывавшей людей к вальсу. Она медленно разлилась по церемониальной зале, отчего настрой у каждого приглашенного заметно поднялся, ведь теперь можно было бы забыться в танце. Правитель же обратился к Эдгару, приглашая его на балкон, отдельную часть залы, в которой есть проход на второй этаж замка. Там уготовано три места: для короля, его жены и дочери, которые ожидали своего мужа и отца за этими местами. Правитель отдал приказ страже уготовить стул и для писателя, и те немедленно засуетились.       Мужчина сел на свое место и решил завести разговор с Аллано-младшим.       — Мистер По, по приезде из Америки, если вы одержите победу над упрямством этого… этого… мистера Кэрлайла… — рука короля сжалась в кулак, выдавая его не лучшее отношение к такому гнусному поступку со стороны американского президента. — Я уготовлю вам лучший подарок! — он усмехнулся, заливаясь громким барским смехом. — Конечно, самое дорогое, что у меня есть, — моя дочь, но, учитывая ваши обстоятельства, руку и сердце Элизабет заберет кто-то иной. — правитель покосился на свою прекрасную юную дочь, которая цвела, как первые бутоны камелии поздней осенью. — Поэтому, полагаю, рыцарский статус вас ублажит, мистер По? — Людовик посмотрел на писателя, которому принесли стул и который усаживался на него, чуть не упав от таких слов властителя.       — В-ваше превосходительство! — воскликнул Эдгар неожиданно слишком громко. — П-прошу вас, мне ничего не нужно. — он почувствовал свои заалевшие щеки, но старался сохранять спокойствие. — Мне не нужны ни богатства, ни слава, ни… ни женитьба. Ни ордена — ничего. — Аллан-младший почтительно поклонился на воем месте. — Я делаю это ради спокойствия страны, ваше высочество, а не ради орденов или славы…       Король вновь залился звонким радостным смехом, недоумевая с особенности этого графа.       — Мистер По, вам каждый раз удается удивлять меня все больше и больше! — он вновь захохотал, схватившись рукой за живот и почувствовав на нем кожаный ремень. — Любой здесь присутствующий готов был бы убить за такие подарки от нашего величества, но вы же… — Людовик посмотрел на писателя, улыбаясь и оглядывая его лицо. — Но вы же совсем не такой, что безумно поражает, милорд!       — Я… сочту это за комплимент… Ваше высочество. — Эдгар улыбнулся, не показывая зубов и не прикрывая глаз. Он отвернулся к зале и стал смотреть на танец гостей.       Пары плавно кружились в заученных десятилетиями движениях, играла плавная музыка, заворожившая каждого присутствовавшего — даже тех, кто изъявил желание воздержаться от участия в первом танце — своей красотой и чувственностью, и ведь немудрено: лучшие мастера играли на сегодняшнем вечере. Несколько минут они в полнейшей тишине наблюдали за танцем, ожидая его конца. Когда музыка стихла, танцоры стали кланяться друг другу, а королевская семья и оставшиеся участники торжества аплодировали им со своих мест. Аллан-младший обратился к правителю:        — Прошу простить меня, Ваше превосходительство, но мне необходимо обсудить пару дел с мистером Мелвиллом, если вы не возражаете. Если я вновь понадоблюсь вам, лишь укажите пальцем, и я буду здесь. — граф вновь поклонился и стал дожидаться ответа от короля, который не стал задерживать писателя.       Эдгар спустился по лестнице и прошел сквозь толпу, выискивая взглядом старого знакомого. Взор его остановился на статной полной фигуре мужчины почтительного возраста. Милорд Герман. Аллан-младший поднял руку и прикрикнул: «мистер Мелвилл, » — так, чтобы его услышало как можно меньше людей. Старик откликнулся и повернулся на девяносто градусов к нему, разыскивая графа взглядом. Писатель подошел еще ближе и поклонился старому знакомому, получив в ответ такой же доброжелательный жест.       — Мистер Мелвилл! — воскликнул Эдгар, когда они отошли к столу с закусками, чтобы хоть как-то побыть наедине, не страшась, что их подслушают. — Я так рад видеть вас сегодня здесь!       — Я не мог пропустить это событие, Эдгар, вы же знаете. — размеренно, медленно и тихо говорил старик, чтобы лишь одна пара ушей слышала его ответ.       — Да, Герман, вы правы. Боже правой, это все так… так… будоражит! — не зная, как описать своих эмоций, оглядывался по сторонам писатель. — Столько произошло за эти полгода, столько мне необходимо обсудить с вами, старина.       — Всему свое время, друг мой. Вы знаете, какой вопрос интересует меня больше всего именно сейчас. Ваш разговор с отцом не обвенчался успехом, не так ли, Эдгар? — Мелвилл не сводил своих пристальных бледных серых глаз с лица молодого графа.       — Д-да, вы правы, мистер Мелвилл, как всегда. Отец и слушать не желал. Не мудрено, если однажды мне придет письмо о том, что отец действительно выписал меня из семейной книги.       — Бросьте эти мысли, Эдгар, вы знаете, что мистер По этого не сделает. Лучше позаботьтесь о том, как вы будете разговаривать с мистером Кэрлайлом. Таких упрямых и тщеславных людей еще нужно поискать на всем белом свете. Не обессудьте мои слова в адрес этого человека, старина, но даже у меня не находится достаточно слов, чтобы полностью выразить недовольство поведением этого человека.       — Не беспокойтесь, Герман, я все понимаю. — Аллан-младший почтительно поклонился, прикладывая руку к сердцу. — И вы правы. По крайней мере, буду надеяться на то, что вы правы. — затянулась небольшая пауза, после которой По сообразил, о чем хочет поговорить собеседник, но не может признать этого вслух. — Старина, вы, наверное, жаждете услышать про Эдогаву? — Мелвилл согласно кивнул головой, прикрыв глаза, и Эдгар начал: — Мы продолжаем переписку, я посылаю ему свои рукописи, но каждый раз он угадывает убийцу, так и не дочитав ни один детектив до конца! Невероятный человек, не находите? — воодушевленно начал Аллан. Герман вновь согласно кивнул. — Постоянные проблемы с работой и отсутствие значимых причин не позволяют ему приехать в Европу вновь, но он уверен, что вскоре наша встреча будет возможна. Честно признаюсь: такое со мной впервые. Я не понимаю, что это за теплота в груди от каждого его письма, трепетное ожидание почты, но, уверен, это доказательства того, что мои чувства к Эдогаве по-прежнему ярки, как и в первые дни нашего знакомства.       — Уверен, Эдгар. — кратко ответил Мелвилл, покачивая согласно головой. — В Японии ничего не слышно об открытии границ? Возможно, береговых?.. — поинтересовался старик.       — Нет, старина. Все по-прежнему строго и чрезвычайно наказуемо. Огромные пошлины как на торговлю, так и на выезд или въезд.       — Возможно, после вашего визита в Америку все изменится, ведь в других странах увидят настоящий потенциал этой империи. — предположил церемониймейстер, обращая свой взгляд к Аллану-младшему.       — Я думаю о том же, Герман, вы как всегда неповторимы. Мне необходимо постараться и выложиться на полную, чтобы все прошло гладко и Мори Огай понес свое наказание, как и подобает.       — Господа! — к их компании подошел Фицджеральд с двумя бокалами шампанского, только что схваченного у дворецкого. — Прошу в следующем танце присоединиться к остальным, ведь самая прекрасная кадриль — кадриль в стенах замка!       Граф был явно доволен этой праздничной суматохой, большим количеством людей и внимания к его персоне, он радостно улыбался, не скрывая своих белоснежных зубов, но ему это всегда прощалось: милорд Фрэнсис старый приятель самого короля Людовика! По и Мелвилл взяли по бокалу шампанского и ударили ими за дальнейшее процветание двух государств: Европы и Японии. Они сделали по глотку и продолжили слушать речь Фицджеральда об этом прекрасном вечере, изредка делая глотки из бокалов.       Граф уговорил Эдгара на единственный танец, ведь под напором этого мужчины не может устоять никто, именно поэтому следующий танец кутюрье Митчелл была занята танцем со старым знакомым. Они тоже нашли время обсудить скорейшее отбытие писателя в другую страну, его жизнь без вмешательства высшего света и прочих обстоятельств, переписки с Рампо и прочее, на что не было времени в течение полугода из-за тяжелого графика миледи Маргарет. Девушка рассказала и о своей жизни после танца, пока к ним не подошли эсквайр Стейнбек и графиня Олкотт, которые тоже хотели провести время со старым знакомым.       Тогда графу По-младшему пришлось рассказать ту же самую историю в третий раз, но делал он это не с меньшим энтузиазмом, чем в первый раз, ведь разговор был не о чем или ком ином, как Эдогаве. Вечер прошел, на удивление, быстро, ведь сегодня он был в компании знакомых, а не на балконе за написанием детектива. Друзья Эдгара понимали: ему нужна помощь, чтобы общество не поглотило его в свой омут, не сдавило рамками, за переход которых ему должно быть гнусно от своего ничтожного существования.       Весь вечер они закрывали спинами его от чужих взглядов, полных презрения, ненависти и отчуждения. Аллан-младший получил прямое приглашение от Джона и Луизы на их свадьбу, а Митчелл поручилась в подарок сшить ему прекрасный костюм, хоть писатель и отнекивался, аргументируя это тем, что у него остался в безукоризненном качестве костюм синей сойки с бала-маскарада. Но девушка была непреклонна: она стояла на своем до самого конца, не принимая никакого отказа в свою сторону.