Эдинбургские Сады

18.03. 06:00a.m.       Эдинбург не был тем городом, который ассоциировалась у людей с бурной ночной жизнью, но и здесь молодые люди любили проводить свои ночи в клубах, выпивая, танцуя и трахаясь.       Недалеко от центра города было одно из таких мест, где отчаявшиеся пропивали последние деньги, неопытные впервые пробовали кокаин, а раскрепощенные искали нового партнера на эту ночь.       Рыжеволосая девушка, звонко смеясь и крепко держась за полупустую бутылку пива, вышла из дверей клуба, цепляясь за шею высокой, нездорово бледной даже во мраке ночного города, блондинки.       Рыжеволосой была официантка дешевого кафе – Алана Хоффман, семнадцатилетняя девушка, снимающая квартиру с подругой и пьянеющая от одного шота водки, она смеялась, уткнувшись в шею блондинки, которая проявила инициативу покинуть клуб вместе.       Кем была эта блондинка Алана не знала, просто очередная женщина, с которой она проведет ночь, на утро уже забудет ее имя, а через неделю из памяти ускользнут и смазливые черты лица девушки. Все, как любила Алана.       Она была не готова к серьезным отношениям, ей хотелось секса, а не лишние ответственности, следовательно идеальным вариантом были такие же девушки, желающие хорошо провести ночь.       Обе стороны понимали, что другой нужен только секс, так что обычно на следующие утро ни у кого не было никаких требований или обид к другой, но люди, конечно, встречаются разные.       Блондинка что-то нежно шепнула Алане на ухо, обжигая своим жарким дыханием ее, замерзшую на холодном воздухе, кожу.       Девушка предложила пойти к ней. Да, Алана с удовольствием скорее уйдет как можно дальше от дрянного клуба и хорошо проведет время с милой блондинкой, которая, допив пиво Аланы, немного пошатываясь, отошла выбросить стеклянную бутылку.       Они познакомились в этом баре буквально полчаса назад, когда к Алане приставал мужчина лет сорока, пытаясь залезть ей под юбку, игнорируя ее протесты. Блондинка оказалась убедительным, устрашающим оратором, она избавилась от навязчивого урода, пригрозив скормить ему то, что делает его мужчиной, после чего тот с кислой миной отстал от Аланы.       Из-за людей, вроде того мужика, Алана очень не любила клубы, но иногда после тяжелого рабочего дня хотелось выпить, выпивать в одиночестве присуще алкоголикам, а алкоголиком себя Алана не считала, так что преследуя цель нажраться в хлам она посещала клубы в центре города, недалеко от квартиру, которую она снимала с подругой и, к сожалению, недалёко от ресторана, в котором она работала официанткой.       Девушка находилась в финансовой заднице, так что потерять работу, из-за того, что начальник увидит, как она пьяная плетется домой, будет очень глупо. По этому в клубы она одевалась так, как никогда не ходила на работу, а макияжем пыталась скрыть все узнаваемые черты своего лицо: веснушки, пухлые розовые губы, рваный шрам на правой щеке, она даже надевала линзы, чтобы спрятать свои изумрудно-зеленые глаза.       Больше всего, конечно, ее подводили длинные огненно-рыжие волосы, с ними она ничего сделать не могла — денег на прилично выглядящий парик у нее нет, так что приходится импровизировать и придумывать разные эксцентричные прически, чтобы быть не похожей на себя.       Алана ни раз не встретила своего работодателя на улице после полуночи, но она слишком боялась потерять работу, из-за чего считала, что лучше потратить лишний час на «маскировку», чем потом кусать локти.       Из мыслей о работе ее вывели теплые губы блондинки на ее собственных, они обменялись несколькими короткими, влажными поцелуями и, взявшись за руки, Алана позволила партнерши вести ее в сторону квартиры, в которой сегодня переночует официантка.       Идя, они не могли держать руки при себе, горячие ладони блондинки лихорадочно путешествовали по телу Аланы, иногда проникая под хлопковую рубашку, или задевая подол короткой юбки.       Алана, в свою очередь, одной рукой нежно перебирая шелковые волосы партнерши, осторожно расстегивала верхние пуговицы кружевной блузки девушки.       Со стороны они однозначно выглядели отвратительно, но Алане не было дела, она жила для себя, жила в своё удовольствие и радовалась, когда могла доставить удовольствие кому-то еще, как сейчас. Но, скорее всего, ей было наплевать, так как она знала, что на этих улицах, обычно, пусто в столь поздний час, и совершенно никто не потревожит их счастье.       Они шли не торопясь, наслаждаясь друг другом, понимая, что это их первый и последний раз вместе, что следующую ночь они проведут с кем-то другим, что все забудется, навсегда уйдет из памяти, оставив воспоминания лишь об ощущениях. Значит эти ощущения должны быть незабываемы, у них есть лишь один раз, чтобы доставить друг другу неземное удовольствие.       Лишь один раз, чтобы показать друг другу силу этой страсти, которая разгорелась в холодной ночи весенней столицы, согревая их изнутри, заставляя вожделеть ту, которую встретила сегодня. Желая доставить удовольствие, поделиться частицей себя с той, о существовании которой непременно забудешь. Так печально и так романтично.       Для Аланы это и была любовь — желание сделать хорошо человеку, которого встретил впервые. Это, несомненно, не та любовь, про которую пишут книги, но это самая чистая и искренняя любовь, которую она встречала — никаких проблем, никаких страхов и переживаний, нет ответственности, только чувства, взаимная жажда, которую они друг другу помогут утолить.       Истинный альтруизм, как казалось Алане, ведь она никогда не знает, отдаст ли ее новая партнерша должок, но сама она всегда стремиться дать партнерше все, что может, поделиться кусочком рая, которым она владеет.       Алана не заметила, как из широкой Эдинбургской улицы они оказались в узком переулке, окруженные смрадом гниющего мусора и неуютной, но возбуждающей своими нечистотами, атмосферой. — Я хочу тебя, — простонала блондинка, оставив на нижней губе Аланы кровоточащий укус, ее руки ловко расстегнули все пуговицы на рубашке официантке, та удивилась такой проворности своей партнерши, но не выражала никаких возражений.       Секс в грязном переулке тайно был одной из самых частых фантазий Аланы, раз сегодня ее партнерша проявила такую инициативу — будет глупо протестовать.       Она накинулась на желанные, опухшие от поцелуев, губы, тяжело дыша и иногда выдыхая тихие стоны, Алана продолжила расстёгиваться блузку блондинки, пока та аккуратно массировала ее обнаженную грудь.       Алана была прижата к холодной каменной стене, возбуждение кипело в ее крови, пока она раздевала свою партнершу.       Девушка одной рукой осторожно придерживала Алану за подбородок, нежно поглаживая ее бёдра другой. Кожа официантки покрывалась мелкими мурашками от призрачных прикосновений ее партнерши.       Их тела слились воедино в очередном жарком поцелуе, их конечности переплетались, руки жадно искали контакта с обнаженной кожей, они поглощали тепло друга друга, чувствуя себя неподдельно счастливыми, по-настоящему живущими в этом грязном, узком и холодном переулке, где единственное, что согревает — это жизненное тепло чужого тела.       Нежно окутавшая Алану пелена эйфории испарилась так же резко, как и появилось, улетучиваясь, когда ее тело начал обдувать холодный ветер, а по барабанным перепонкам ударил душераздирающей крик только что нежно стонавшей блондинки.       В следующий момент Алана услышала гортанное, грубое «Шлюхи!» и упала на холодный асфальт, потеряв равновесия из-за сильного удара тяжелый руки, который пришелся ей по челюсти.       Алана лежала у стены, пока ее зрение возвращалось к ней, в первые секунды она не могла различить ничего, кроме мутных пятен, но сейчас картинка начинала складываться воедино, а голова жутко заболела.       Человек, напавший на них, сконцентрировал свое внимание на блондинке, избивая ее ногами, дробя фаланги на ее руках широким каблуком своих сапог. Его глаза горели ненавистью, он извергал на бедную девушку, тихо всхлипывающую после каждого удара, лавину оскорблении, будто бы избить ее в грязном переулке не было достаточно унизительно.       Первым инстинктом Аланы было встать и убежать, спасая свою шкуру, оставив свою партнершу на растерзание обидчику, но потом она разглядела в незнакомце мужчину, который приставал к ней в клубе. Девушка выручила ее тогда, когда он представлял опасность для Аланы, и теперь она истекала кровью на грязный, мокрый асфальт.       Алана еще никогда не испытывала такого количества эмоций одновременно: она содрогалась от страха за собственную жизнь и за жизнь партнерши, ей было до отвращения к себе стыдно за то, что она поставила под угрозу чужую жизнь, и она испытывала навязчивое чувство долга — она была обязана защитить девушку, но понимала, что она слишком слабая, чтобы тягаться с взрослым разъяренным мужчиной.       Он продолжал избивать блондинку, которая уже не могла даже выдавить из себя тихих всхлипов, ее лицо было покрыто свежей кровью, а кровь на руках и ногах уже начала запекаться, она не могла пошевелить ни одной конечностью, видимо, ублюдок сломал каждую из них, но он не останавливался, продолжая истязать покалеченное тело.       Алана понимала, что она следующая, что если не сбежит сейчас — изуродованное тело ее партнерши, окруженное использованными шприцами, презервативами и грязными лоскутами ткани, будет последним, что она увидит.       Она попыталась подняться, но поняла, что не может пошевелиться, ее лицо покрыла испарина, сердце бешено билось, она была скована животной паникой, Алана не могла заставить тело слушаться.       В эту секунду никогда не верящая в бога семнадцатилетняя официантка начала молиться о том, чтобы завтра встретить новый рассвет.

***

      Рейчел гуляла по ночным улицам, скуривая сигареты одну за другой. Она редко выходила на ночные прогулки, но сегодня у нее появилось настроение подышать свежим воздухом, слушая любимую музыку. — Instant correlation sucks and breeds a pack of lies, — Рейчел тихо подпевала ставшим почти родным голосу Брайана Молко, играющем в ее дешевых наушниках, на удивление хорошо передающих звук.       Обычно, она чувствовала себя некомфортно, слушая музыку в общественных местах, но когда вокруг ни души она может отдаться близким сердцу мелодиям, даже позволяя себе едва слышно подпевать солисту. — I’ll take it by your side, — Рей считала, что не умеет петь, но когда она могла слышать лишь эхо своего голоса, заглушенного неповторимым вокалом Молко, она начинала ощущать себя неплохой певицей.       Неожиданно пошел моросящий дождь, присущий весеннему Эдинбургу, особенно по ночам. Рейчел замедлила шаг, откинув голову, наслаждаясь мелкими каплями холодного дождя на своем лице. — Oversaturation curls the skin and tans the hide, — под холодным моросящим дождем, в блеклом свете уличных фонарей, уместней бы звучала English Summer Rain, но в этот раз Рейчел простила себе неидеальность, пока ее душа испытывала экстаз, наслаждаясь музыкой, с которой было связано столько воспоминаний.       Когда Рей была подростком, она думала, что в двадцать лет будет курить травку, писать душевные песни, играть в группе и зарабатывать огромные деньги, проживая жизнь своей мечты. Она была уверена, что сможет достичь успеха, стать популярной и любимой в мире, получить признание и уважение, оставаясь неидеальной, куря и употребляя, проводя часы за писательством.       В итоге из детских мечт реальностью стали только сигареты и наркотики, Рейчел даже не научилась играть на гитаре: родители отказывались покупать ее, а сейчас Рей не могла себе позволить такую роскошь, даже с регулярным финансированием от Доминики. Так мечты и превращаются в прах, оставляя после себя лишь ностальгию по детской наивности.       Рейчел не заметила, как начала танцевать посреди пустынной улицы, кружась под ритмичные звуки гитары, отдаваясь легкости в мыслях, которую она почти никогда не ощущает, будучи трезвой.       Ее промокшие волосы прилипли ко лбу, пиджак изменил цвет от влажности и неудобно сковывал движения, но Рей не обращала внимания, в эту минуту она была счастлива, была свободна и могла достичь всего, но только в эту конкретную минуту, только сейчас, на рассвете она снова будет, никчемная и слабая, пускать по вене героин, чтобы испытать счастье снова, искусственное, в отличие от того, что овладело ей сейчас, но такое доступное, такое легкое и сильное.       Песня закончилась, оставив Рейчел в ночной тишине спящего города. Она удовлетворенно вздохнула, потянувшись в карман за очередной сигаретой. В пачке осталось всего две. Рей начала возвращаться к старым подростковым привычкам — ночная прогулка под дождём, выкуренная за полночи пачка сигарет и военный нож в кармане.       Рей показалось, что она услышала, как чьи-то жалобные стоны нарушают столичную тишину. Звук был едва слышен, он доносился из узкого, неосвещенного переулка, кто-то, кто издавал их, находился на грани между сознанием и обморокам, с трудом выдавливая стоны из своих легких, скорее всего, чтобы привлечь внимание, а не из-за нестерпимой боли, в таком состоянии любое лишнее сокращение мышц дается с ужасным трудом, Рей знает это.       Она может пройти мимо, сделать вид, что ей показалось, опять включить музыку, уйти домой, забыв о том, что что-то побеспокоило ее в эту тихую ночь.       То, что заставляет ее пойти в узкий переулок является нечто большим, чем импульсивная глупость, но Рей никогда себе этого не признает — это был страх, сидящий глубоко внутри нее, страх за собственную жизнь, что окажись она стонущей в грязном переулке, кто-то решит пройти мимо, сделав вид, что не заметил, оставив ее наедине с болью и отчаянием.       Рейчел встретила истинно ужасная сцена: мужчина, избивал молодую блондинку, тело которой стало похоже не кусок мяса, растерзанный голодными собаками, а недалеко от них пугающе знакомая рыжеволосая девушка, тело которой было поражено судорогами.       Рука Рейчел интуитивно выудила военный нож из кармана. Она умела пользоваться холодным оружием, отец научил ее это было, пожалуй, единственное, за что Рейнальдо была ему благодарна.       Рей осторожно передвигалась по грязному переулку, перешагивая пластиковые бутылки и железные банки, приближаясь к мужчине, ослепленному животной яростью, выглядя, как бешеная дикая псина, готовая перегрызть глотку своей невинной жертве.       Рейчел, затаившись за спиной мужчины, схватила его за шею и, тщательно замахнувшись, вонзила ему нож в плечо. Тот взвыл от боли и резко ударил Рей локтем в живот, другой рукой держась за кровоточащее отверстие подле ключицы.       Рей согнулась напополам, обхватив себя руками, тихо постанывая от резкой боли и тошноты, подступивший к горлу, но продолжала крепко держать нож в руке. Она быстро пришла в себя от боли и встретилась взглядами с мужчиной, который замахнулся и был готов пробить ей голову кулаком. Рей резво увернулась от тяжелых рук противника и, не тратя время на лишние раздумья вонзила нож в правый бок мужчины, а затем ловко отскочила в сторону.       Мужчина зашатался и, гортанно прорычав, повалился на асфальт рядом с блондинкой, уже потерявшей сознание от адской боли и множественных травм.       Рейчел, тяжело дыша, осмотрела три тела, лежащих на асфальте: истекающий кровью мужчина, с ножом в теле, избитая блондинка и рыжая девушка без сознания, хотя, Рей казалось, что она была в чувствах буквально несколько минут назад.       Черт с ней. Рей нельзя тут оставаться.       Рейчел бросила последний короткий взгляд на людей в узком переулке и, закурив очередную сигарету, торопливо пошла на Хилл-стрит.