Комплексы и сложности

      В это утро Минсок просыпается в ужасе и холодном поту. От истерики и удушья спасает только мягкая шёрстка Лу-Лу, в которую до побелевших костяшек вцепляются пальцы.       «Это сон, парень. Всего лишь сон».       Альфу трясёт от припадка панической атаки, которого давно не случалось. Ему вновь приснилось прошлое, что и привело к новому приступу. А всё потому, что именно сегодня ему предстоит встреча с десятками людей, и это пугает до чёртиков.       Он плетётся в ванну и умывается ледяной водой, пытаясь вернуть самообладание, как когда-то научил Чанёль.       ***       Шум и гам в общежитии – дело нередкое, но именно в этом крыле атмосфера самая спокойная. Здесь самый эпицентр тишины во всём университете, за что Минсок готов благодарить всех богов. Но вот его сосед никак не подходит этой «зоне отчуждения».       Пак Чанёль яркий и громкий. Он словно соткан из веселья и беззаботности. Свечение вокруг его персоны заставляет жмуриться, и за это альфа готов проклинать его не один день. Естественно, Минсок сыплет проклятия глубоко в душе, ведь, чтобы дать сорваться им вслух, нужно невероятное количество смелости, которого у альфы попросту нет. Поэтому он боится лишний раз пискнуть в чужую сторону.       – Я открою окно? Тут так темно, – подскакивает бета, не дожидаясь ответа, дёргает шторы в стороны, заливая сидящего на кровати Минсока с ног до головы яркими лучами солнца.       – Нет, пожа… – Ким чувствует, что глаза жжёт, дневной свет будто вспарывает все внутренности, стискивает рёбра. Кажется, что пылает каждая клеточка в теле, а лёгкие сжимаются от недостатка кислорода.       Альфа сгибается пополам, хватаясь за прикроватную тумбочку и хрипит, пока глаза ищут любимую игрушку, которая всё ещё хранит запах дома. Минсока лихорадит и сжимается сердце, пока Чанёль пытается сообразить, что происходит и чем он может помочь. Первый день в этой комнате, а сосед уже создаёт проблемы.       – Эй, парень, что с тобой? – он опускается на колени рядом с чужой кроватью и хватает соседа за плечи. Ему знаком этот безумный и расфокусированный взгляд. Под рёбрами неприятно колет, но помощь нужна другому. – Паническая атака? – в ответ только быстрый кивок и новый хрип из лёгких. – Что мне сделать? Что произошло?       – Свет… – очередной хриплый стон и Пак с бешенной скоростью несётся к окну, вновь погружая комнату во мрак.       Минсок ещё не отошёл от приступа, но теперь может более ясно смотреть, хватая лежащего у изголовья оленёнка. Чанёль вновь подходит к нему, опуская руку на вздымающуюся грудь. Волна паники прошла, а парню теперь нужно отдышаться и прийти в себя.       – Извини, я не знал.       – Всё в порядке, я справлюсь, – Ким видит опущенную голову, виноватый взгляд, и сам чувствует вину за то, что заставил незнакомого человека волноваться за него.       – Я не сомневаюсь, но пойдём тебя умоем.       – Зачем? – удивляется альфа, ведь обычно люди задают кучу ненужных вопросов, если становятся свидетелями приступа, а Чан словно знает, что делает.       – Просто доверься, сейчас расскажу.       И по дороге в ванную, придерживая соседа за локоть, Чанёль рассказывает о своём папе, о его заболевании и приступах паники, о детском страхе таких вещей и героической борьбе с ним, когда мальчишка остался единственным, кто мог помочь родному человеку. А ещё о том, что холодная вода и глубокое дыхание – лучшее средство для восстановления состояния.       Минсоку правда становится лучше, и он даже рассказывает, что живёт с этим последние несколько лет и не научился до конца справляться с наплывами истерик, благодарит за помощь, даже улыбается на какую-то глупую шутку младшего.       А ещё понимает, что не такой уж его сосед и ужасный, каким показался на первый взгляд.       ***       Невыносимый сосед. Плохой друг. Ужасный человек.       Альфа выползает мокрый из ванной, проклиная Пака, и надеется, что тот сейчас истерично икает или хотя бы умирает от того, как сильно горят уши. Несколько месяцев без приступов, а тут – на тебе. И всё из-за дурацкой вечеринки.       У парня хватает времени, чтобы привести себя и мысли в порядок, а потому в шесть вечера из зеркала на него глядит уже совсем другой человек, поправляя строгий чёрный галстук.       Костюм слишком тёмный для праздничного приёма, но дорогой и стильный, ведь Чанёль взялся проконтролировать это дело. Минсок немного перестаёт злиться на редактора, ибо даже рубашка подобрана не белая, а тёмно-бежевая, и она отлично гармонирует с его русыми волосами. Сочетание любимых оттенков разливает по венам тепло и уют. Бета слишком хорошо изучил Минсока за последние шесть лет. Этого не отнять.       Альфа снова делает несколько глубоких вдохов, пытаясь выровнять дыхание, когда слышит с улицы знакомый сигнал ненавистной машины. Пак обещал не отходить ни на шаг, а значит, сдержит своё слово уже от двери чужого подъезда. Главное просто показаться людям, пережить этот вечер, чтоб потом запереться в любимой комнате на несколько месяцев и наслаждаться тихим одиночеством.       Начищенные туфли блестят и этим раздражают, как и запонки на рукавах рубашки, что заставляет Минсока поскорее накинуть пиджак и поднять голову, сталкиваясь в зеркале у входной двери с безумным, испуганным взглядом, бледным лицом и идеальной укладкой. Это заставляет хмыкнуть. Чанёль научил его хорошо выглядеть на публике, но не смог до конца помочь эту самую публику не бояться до подгибающихся коленей.       Парень теперь может без особых опасений выйти на улицу в сумраке или когда солнце скрыто облаками; может общаться с людьми, если их не больше четырёх в комнате; может сам сходить в магазин или в музей на выставку. Да, это требует больших усилий, но в восемнадцать он не мог даже этого, предпочитая находиться в темноте четырёх стен. Так было спокойнее и безопаснее.       Ким хотел бы вновь стать частью общества, коллектива, компании. Но реальность такова, что он не может. Хочет, старается, но не может. Пока не может. Психолог говорил, что нужно время, желание и титанические усилия, чтобы справиться с заболеванием. Только вот желание есть, усилия прилагаются, а времени прошло почти десять лет, но продвижения такие незначительные, что Минсок уже просто ненавидит то, что был таким слабым и впечатлительным, чтобы так легко получить психологическую травму.       С улицы вновь доносится нетерпеливый гудок, заставляющий вернуться в реальность и выйти из квартиры, прихватив с собой успокоительные, чтобы проглотить их прямо на лестнице. На лифтах альфа всё ещё не может ездить.       – Наконец-то, я думал, что ты струсил и бросил меня, – Чанёль улыбается во все свои тридцать два идеальных зуба и открывает пассажирскую дверь, – это была бы подстава века. Но ты же мой любимый хён, ты меня никогда так не подведёшь.       Пак прыгает в своё кресло, осматривает с ног до головы старшего, оценивая то ли вид, то ли состояние. Через несколько мгновений одобрительно кивает чему-то своему и заводит мотор.       Минсоку это не нравится. Он не любит быть в неведении или осознавать, что от него скрывают очевидные вещи. Его это раздражает и выводит из себя, что сейчас не будет на руку никому. Парень напрягается, вглядываясь в чужое лицо, и успевает только вскинуть бровь и открыть рот, чтобы вылить на младшего поток оскорблений и собственные негативные эмоции, как его прерывают:       – Ты отлично выглядишь. Я и забыл, что дружу с альфой, по которому сохли мои одногруппницы.       – Что?       – Погоди, ты реально не знал? – Пак удивляется и игриво ухмыляется, увидев, как от неожиданного смущения Минсок покрывается румянцем и распахивает глаза. – О твоей прелестной мордашке и скрытном характере в универе целые легенды среди девушек ходили. Ты же нигде, кроме особых лекций с ограниченным количеством студентов, не появлялся, а потому наши барышни с безграничной фантазией создавали такие сказки, что я просто не мог разрушить их розовые мечты. Это было чертовски весело, ты даже не представляешь, хён.       – И что же такого придумывали? – Минсок ерзает на месте, готовясь к интересным историям.       Он с детства любил, когда папа читал им с братом сказки, а ещё больше впечатлялся, когда приходил отец и на ходу придумывал захватывающие рассказы. Как же маленький Минни мечтал оказаться принцем одной из таких небылиц. А сейчас выпадает такой шанс, что просто забываются все цели и планы на этот вечер. Но не у Чанёля, у которого никогда не бывает в этом промашек.       – Интересно стало, да? Я бы с радостью рассказал, но мы уже приехали и времени на болтовню нет. Нас ждут. Поправляй причёску, выдыхай и пойдём, красавчик, пора блистать.       – Ёли-и, я умру, если не узнаю, – почти хнычет парень, умоляюще глядя в глаза друга, – хоть в двух словах.       – Ты такой ребёнок, хён, – посмеивается Чан, открывая дверь, – я расскажу, когда переживём этот вечер и будем ехать домой. Могу только сказать, что легенды и мифы варьировались от сына главы клана итальянской мафии до твоего вампирского происхождения.       Минсок фыркает, но убеждает себя, что подробности стоят того, чтобы постараться хоть на несколько часов притвориться обычным человеком, которого не пугают такие сборища и другие «прелести» этого дня. Пора ещё на шаг продвинуться к самосовершенствованию.       И Пак Чанёль, как всегда, поддержит друга на его нелёгком пути, подставив плечо в момент слабости.