***
Фестиваль торговцев празднуют по всему Тамриэлю, от Вварденфелла до островов Саммерсет, однако в Хай Роке есть и свои, особенные традиции. Среди благородных бретонских семейств хорошим тоном считается провести фестивальную неделю в каком-нибудь из дружественных королевств: напомнить о себе соседям, упрочить уже существующие союзы — или заключить новые, — ну и, конечно, вдали от обычных забот насладиться праздником. Моргия теперь тоже — часть "благородного бретонского семейства" и потому с удовольствием отправляется в Эвермор. В месяц Высокого Солнца погода такая славная! Самое то для путешествий в долине реки Бьюлси. Моргия не играет: гостьей в Хай Роке ей нравится быть много больше, чем приживалкой, а Эвермор и правда очень красив. Здесь она как рыба в воде — и при дворе короля Тристинака, торгуя чужими секретами, и на по-праздничному нарядных улицах — позволяя себе терять на поворотах свиту, и пританцовывать в такт мелодиям уличных музыкантов, и просто — не бояться вездесуще осуждающих взглядов, и отдыхать от интриг, и быть по-детски беззаботной… конечно, только на время. Моргия знает: там, где ярче всего горит свет, тени ведь тоже — гуще. В таких у принцессы Вэйреста — намного больше свободы; можно, не опасаясь привлечь внимание, встретиться и с посланником фёстхольдского короля, и с императорским агентом — а потом, утомившись от праздничной суеты, отправиться к озеру Альцион, чтобы в уединении полюбоваться на руины айлейдского города Бисненселя. Эльфы и их эльфийские штучки — ничего удивительного... Они с Алгаэном видятся на постоялом дворе "Улыбка розы": принцесса, послушав дававшего здесь концерт солитьюдского барда, решила освежиться прославленным эверморским шербетом — в удобном уединённом кабинете, где её уже ждали. Алгаэн, как обычно, собран и неприметен — и источает ауру сосредоточенности: предстоящее дело, кажется, поглотило его целиком. Моргия уже даже не нервничает — израсходовала запас на неделю вперёд — и пробует на прочность своё прикрытие. Шербет и правда хорош — сладкий, лёгкий, с мягкой лимонной кислинкой, — но новости от Ремана Карудила — ещё слаще. — Два дня назад я виделась с мером, что служит посредником между нами, — делится Моргия, облизнув ложечку: зачем же отказывать себе в маленьких радостях жизни?.. — Всё в силе: они будут ждать нас в условленном месте. — Что за посредник? Времени у нас немного, но я предпочёл бы его проверить. Дело у нас тайное, и пусть обозначенное лицо и выглядит разумным, моя работа состоит в том, чтобы предусматривать всё. Недоверчивость Алгаэна понятна: это не просто часть его долга, — перед её отцом? — но сам способ жизни, намертво въевшийся под кожу. Шпионское ремесло оставляет отметины куда глубже, чем те, что видны невооружённым глазом — хотя и таких у Алгаэна тоже хватает. — Я уже имела с ним дело — ещё тогда, три года назад, когда их король был с визитом в Вэйресте... хотя, по правде сказать, не очень хорошо его запомнила, — признаётся Моргия, дипломатично умолчав о причинах: трудно обращать внимание на других мужчин, когда в одной комнате с ними — такой, как Реман Карудил. — Но этот мер был в ближнем круге королевской свиты: темноволосый, смуглый и зеленоглазый — заметный среди соотечественников... Рив-капитан Алентир, Алентир из Фёстхолда — так его представляли. Лицо Алгаэна внезапно становится похожим на мраморную маску. — У меня есть основания полагать, — говорит он медленнее обычного и словно бы взвешивая каждое слово, как свинцовый шарик или кинжал. — Что ему можно верить. Конечно же, я наведу справки, но велика вероятность, что мы имеем честь быть представленными друг другу. Он на глазах меняется, звучит куда более тяжеловесно и сухо; но Моргия не допытывается, до "рив-капитана Алентира" ей снова нет дела — пусть и по другой причине. — Алгаэн… Я думала, что не захочу знать подробностей, но блуждать в темноте хочу ещё меньше. Скажите: чего мне следует ждать? Как всё пройдёт? — Получив подтверждение, что ваша сделка заключена, я отправился в Курган за необходимыми инструментами. — Алгаэн замолкает, прикидывая, как лучше подать не самые приятные новости. — Инструменты очень просты. Я снова должен буду принять гостя в своём теле — даже Червь не всесилен и не может совершать подобные ритуалы на расстоянии. Он… обещал не брать взаймы больше времени, чем нужно. А вы, миледи, сможете ещё раз понаблюдать… на что всё это похоже. Прежде всего я должен был подготовить один из старых залов; это сделано. Вы и вторая сторона спуститесь вниз; ключ есть только у меня, второй я отдам мутсэре из Фёстхолда, как полагается в подобных случаях. Совершив все приготовления, не требующие применения сложной магики, я поднимусь к алтарю и приму нужное зелье — далее действовать будет Червь. Зелье рассчитано на час или полтора подавления моей воли к жизни; Червь не сможет воспользоваться мной позже. К сожалению, я не имею понятия, в каком состоянии окажусь после… но на этот случай я приготовил себе в руинах место для отдыха, а на самом озере к полуночи появится лодка. Надеюсь, что смогу сопроводить вас к ней, но если это окажется невозможным, мой человек переправит вас в Эвермор. Он надёжен не меньше моего, если слово морнхолдского легионера ещё нечто значит. — Вы так спокойно об этом рассказываете! С того раза, как мы говорили об этом… — Слова даются непросто, но и промолчать нет никакой возможности. — Алгаэн, вы не замечали иных… побочных эффектов? Вы верите, что Он будет с нами честен? — Поверьте, миледи… спокойствие имело свою цену. — Алгаэн молчит ещё какое-то время, может быть, отгоняя лишние мысли. — Король Червей мне совершенно неприятен. Я не доверяю ему в целом и при прочих обстоятельствах предпочёл бы видеть его уничтоженным, но приходится признать, что в мелочах он щепетилен. Он помог мне вернуть воспоминания, утраченные по вине случая, и это… вылечило мою душу, но Ему всего лишь был нужен инструмент со стабильными анимусом и психикой ради его же безопасности. Относительно тела я также не могу сказать ничего дурного. Если мне дозволено высказать личное мнение, оно таково: ваша сделка для Него — ступень к чему-то большему, и вероятность обмана низка. И хотя позже, в чём-то более крупном, вы можете стать врагами, сейчас ему выгоднее иметь друга. — Вы могли бы сказать, что я играю с силами выше моего понимания, и были бы совершенно правы. Я могу надеяться только на то, что наша игра — с ненулевой суммой. На это — и то, что вне нашего соглашения я и моё тело не будут Ему интересны. — Как и мои, хотя Тень всегда — последнее средство. Может ли он захватить разум против желания? Я… сталкивался с магией контроля разума и до этого, миледи, в том числе на собственной шкуре. Правда состоит в том, что подавить можно почти любую волю, если хватит навыков и сил, но сделать подобное незаметно — куда сложнее. Если для контроля нужно зелье — значит, вторжение всё-таки затруднительно. За ингредиентами пришлось в такие дыры забираться... Всё это — нелёгкое испытание, но если река форсирована — то отступать некуда. — Мы перейдём Бьюлси вместе — в каждом из возможных смыслов… — усмехается Моргия; шербет чуть подтаял, однако всё так же сладок и свеж. — Будем надеяться, что нам повезёт чуть больше, чем Дуркораху Чёрному змею. Бессмысленно осаждать Вэйрест, не имея средств к победе, Моргия точно не собирается: эту ошибку императора Длинного дома она не повторит. Хай Рок красив, изобилен, славен традициями, и быть здесь гостьей — приятно, как ни крути... но и только. В недостатке амбициозности Моргию не упрекнуть, вот только смотрит она в совершенно иную сторону — на юго-запад; туда, где заходит солнце.***
О некоторых вещах не стоит задумываться — хотя бы для собственной безопасности. Лучше убрать их подальше, спрятать на дно сундука — и бить себя по рукам всякий раз, когда начинаешь тянуться к крышке. Моргия, например, совершенно не хочет думать, что связывало её мать с Джагаром Тарном. Слухи о них ходят разные, но слухи о королеве Барензии стоит делить надесятеро, чтобы добраться до правды — королева Барензия укрывается слухами, словно собольим манто, и вы не увидите ни полоски кожи, если она сама не захочет для вас обнажиться. Неведение — предпочтительнее, ведь если Моргия будет знать обо всём наверняка, это потребует… что-то сделать. А что она может сделать? С покойниками воевать бесполезно, с матерью, небесспорным, но всё же союзником — попросту глупо, а с остальными, кто совершенно точно виновен в папиной смерти — бессмысленно. Тот же Атин Ллетан — не просто же так он стал королём Морровинда? Моргия не сомневается, что двоюродный дед был замешан в мятеже, унёсшем папину жизнь, но до него — до короля Морровинда, старейшего из Ра’атим — не дотянуться. Зачем прикасаться к этой нерадостной правде? Зачем ей впустую мучить себя, не надеясь чего-то стоящего добиться?.. Впрочем, сейчас Моргия готова думать о чём угодно, даже о том, что обычно она и в перчатках не трогает — лишь бы немного отвлечься. Морнхолд, город магии, света и крови, перемоловший самого близкого мера… липкая “дедушкина” улыбка… лже-Уриэль, чьи попытки “подружиться” с детьми королевы Барензии вызывали у них лишь оторопь пополам с брезгливым недоумением — даже когда они знать не знали, кем на самом деле был этот не-человек... Лучше — не сдерживать мысли, подобные стайке перепуганных голубей, и прятать в рукавах, по эверморской моде широких и длинных, немного подрагивающие пальцы… лучше — так, чем позволить происходящему здесь и сейчас вдавить себя в землю. Моргия совсем не готова к тому, как замирает сердце, когда она видит Ремана Карудила — видит впервые с тех пор, как тот приезжал в Вэйрест… тогда, бесконечно далёких три года назад. Конечно, она не забыла, как выглядит фёстхолдский король — у неё всегда была превосходная память на лица, — но это не то же самое: видеть воочию, а не воссоздавать в мыслях. Первые пару мгновений Моргия думает только о том, какой он красивый — возможно, самый красивый мужчина из всех, что ей довелось встречать. Наколдованный им магический свет заливает каменную террасу… и освещает его лицо, которое, несмотря ни на что, спокойно и строго: высокий лоб, изящный изгиб бровей, точёные скулы... Цепкий змеиный ум, которым Моргия так гордится, совершенно не помогает приструнить пустившееся в галоп сердце. Это ли испытывал Джагар Тарн, глядя на её мать? Руины айлейдского города Бисненсель на озере Альцион — не лучшее место для свидания, но для призыва мёртвых — как нельзя подходящее. Все сколько-нибудь ценные реликвии искатели приключений — из Эвермора и других окрестных городов — давно растащили, но само место — особенное: даже в период упадка айлейды строились только там, где природные магические потоки особенно сильны; да и уединённость участникам их авантюры лишь на руку. Алгаэн кажется напряжённым, но смотрит не на короля, а на его спутника — того самого Алентира, через которого она связывалась с Фёстхолдом; видно, и правда знакомы, но эта мысль тоже — для следующего раза... Конечно, Моргия нервничает. А как иначе? Не каждый день участвуешь в тайном некромантическом ритуале! Но пугает скорее не некромантия — а то, что грядущее Моргии не подвластно. Если ритуал провалится — если Реман Карудил окажется не тем мером, каким она его считает, и попытается переиграть эту сделку — если их сделку попытается переиграть другой король, если его участие вскроется!.. Моргии хочется закричать, но она улыбается — и предлагает, кивая Реману: — Приступим, керум? Пути назад нет. Играть наблюдательницу, не способную ничего контролировать, Моргии не в радость, однако другой роли в пьеске, написанной Королём Червей, ей не нашлось. Повлиять на ход ритуала она не может; а если бы и могла, вмешиваться в чужой некромантический обряд — не лучшая идея. Реман Карудил — безупречно вежлив, но к светской беседе явно не расположен; неудивительно, учитывая обстоятельства Можно было и вовсе не явиться на премьеру, препоручив все дела Алгаэну… и всё-таки Моргия не настолько ему доверяет, чтобы расстаться даже с таким подобием контроля. По крайней мере, она позаимствует пару реплик у “радушной хозяйки”. Залы Бисненселя запечатаны Гильдией Магов уже как пару столетий, но раздобыть ключи Алгаэну труда не составило. Один он передаёт Алентиру, и лица у обоих меров при этом такие… за неимением лучшего слова — “странные”, что нельзя не отвести взгляд; вторым — отмыкает двери. Моргия оправляет плащ: ночь — по-летнему мягкая, но внутри наверняка будет холоднее. Путь вглубь руин — недолог; в просторной полукруглой зале всё уже подготовлено — горят варловые светильники, расчерчен чародейскими метками белый алтарный камень... Прежде чем искать союзников в Кургане Бедствий, Моргия пыталась самостоятельно разобраться в теории. Для данмерской церемонии “общения с предком” [хотя это может быть сиблинг или потомок — да кто угодно! главное, чтобы вас связывало кровное родство] необходима частичка его плоти. До воздвижения Призрачного предела всякие амулеты с фалангами пра-пра-дедушки были в Морровинде обыденностью — хотя и сейчас встречаются... Но, к сожалению или к счастью, а по обычаям своего рода Тэрон Карудил был кремирован, и прах его — развеян над Абесинским морем. Приходится выкручиваться — но зато для любого отступления от традиций есть убедительное объяснение. Алгаэн выпивает зелье, отдающее контроль над его телом Королю Червей. “Для более тонкой настройки”, — оправдывается Моргия; метаморфоза пронзает холодом до костей — и даже плащ не помогает. Оправившийся от перехода “Алгаэн” не выпячивает инаковость, но, кажется, не видит смысла подстраиваться. Он ведёт себя сухо, по-деловому, но изменения всё равно очевидны — то, как он говорит и как двигается, как держит себя… Может быть, Моргия слишком хорошо его знает и потому замечает то, что постороннему — невозможно: неверные интонации, не тот язык тела… Или всё дело в том, что она знает — и потому видит несоответствия там, где их нет? Реман бесстрастен — такой же застывший во времени и бледно-каменный, как и айлейдский алтарь; его товарищ хуже держит лицо, хотя прочитать его — не получается. Что это — страх? Смятение? Недоверие? — Как и условлено, нам нужен предмет, который послужит якорем, — вмешивается Моргия, когда молчать и ждать — нет сил. “Алгаэн” чуть ухмыляется этой украденной реплике и уточняет, что важна не только эмоциональная привязка, но и близкий контакт. — Я запомнил, — кивает Реман; отрывистость его жеста — самая яркая из проявленных за весь вечер эмоций. — Он носил её, не снимая, три четверти своей жизни, — говорит он ровно и передаёт “Алгаэну” жемчужину на серебристой цепочке. Моргия проводит в уме подсчёты — получается, девять лет?.. Сама инвокация выглядит почти рутинно. Ни магического пламени, ни зловещего воя, ни театральных жестов: “Алгаэн” просто пару мгновений держит жемчужину в кулаке, и в центре зала вдруг проступает призрак — неясные очертания мера-подростка. Не дожидаясь, пока он хоть что-то скажет, Алентир, до того не очень успешно, но старательно изображавший декорацию, накрывает своих короля и принца непроницаемым магическим куполом. Напряжение этого мера можно ножом резать — в светскую беседу его тоже… не вовлечь. В сторону “Алгаэна” фёстхолдец старательно не смотрит, и Моргия хорошо его понимает — она и сама не хочет лишний раз того видеть. Виновнику их неудобства хватает великодушия никого не провоцировать; томительное молчание длится так долго, что Моргия окончательно утрачивает ход времени… а потом Алентир вздрагивает и шагает сквозь купол. — Его позвали, — хмыкнув, снисходит до объяснения “Алгаэн” и, прежде чем Моргия успевает сказать что-то лишнее, предупреждает: — Купол непроницаем только с одной стороны. Его слова отбивает охоту что-то с ним обсуждать — приходится снова ждать. Ещё минут, наверное, через десять купол развеивается, но Моргия, заметив боковым зрением, как Алгаэн вздрагивает, выбирает смотреть на него, а не на фёстхольдцев. Это и правда измученный и встревоженный, но — Алгаэн; на альтмеров он глядит какими-то совершенно больными глазами... — Всё закончилось, — шёпотом обещает Моргия и кладёт ладонь ему на плечо. Впрочем, они оба прекрасно понимают: всё только начинается.