Глаза-кляксы

На следующее утро я проснулся от холода и головной боли. Солнечный свет полоской треплется на полу, пробивается в комнату через щель между плотными шторами, рассекает номер надвое. Окно открыто, пронизывающих сквозняк свободно разгуливал по комнате, до волны холодных мурашек по спине. Практически рядом, поперек кровати — Борис. Его по-размытому силуэту и без очков опознать не сложно, ну я то успел научиться за все эти годы. Павликовский по шею укутан в полосатое одеяло, только волосы черной кляксой на подушке и видно. Разве что ногу высунул, упирается острым коленом мне под ребра, практически с кровати выталкивает. Мне почти одеяла не оставил, только ноги слегка прикрыты, а сам завернулся как в кокон спасаясь от холода. Зажмуриваюсь, в глазах двоиться, в горле пересохло, желудок урчит, требуя еды. Похмелье просто нещадное, все точно в Вегасе. Сажусь на край кровати, опираясь щекой о ладонь и тут же — вспышка ноющей боли. -Черт.- Вырывается вместе с тихим стоном, я машинально отдергиваю руку. Морщась прощупываю подушечками пальцев пострадавшую щеку. Оставленный Борисом синяк даёт о себе знать. Наконец поднимаюсь с кровати, надеваю очки, влезаю в валявшиеся рядом мятые брюки, прохладная ткань неприятно прилегает к коже. Подхожу к мини бару, дверца с раздражающим, громким и протяжным скрипом отрывается, заставляя сморщиться от того как он эхом отдается в голове. Достаю стеклянную бутылку минералки, залпом выпивая практически половину, становиться чуть лучше. Я прошел в другой конец комнаты, потянулся за гостиничным телефоном, поставил бутылку рядом с ним. — Добрый день. — бодрый голос администратора донёсся из трубки. — Эээ.Да. Здравствуйте, это — щипаю себя за переносицу, в попытках собраться. Собственный голос звучал противно, хрипло, а интонация слишком вымученно. — Это Теодор Декер, из тринадцатой комнаты. Могу ли я заказать еду в номер? — Да, конечно. Я заказал кофе, омлет с тостами, беконом и чем то еще, так называемый «Американский завтрак». Положив трубку сел на край кровати, прикрыл глаза, практически снова заснул. Должно быть я долго так просидел, потому что выдернул полудрема меня уже стук в дверь. Я смешался, потом вскочил с кровати, накинул скомканную валявшуюся на полу рубашку, попытался уложить волосы что бы не выглядеть в край помято. Подошёл к двери, напоследок поправив сползшие на кончик носа очки. Провернул ключ и через щель выглянул в коридор. — Здравствуйте, ваш завтрак. — на меня, улыбаясь, смотрела горничная. Аккуратно выглаженная униформа, скрупулёзно собраны в пучок светлые волосы, ясные глазки со стрелками. Она успела запомниться мне за срок прибывания в отеле. — Д-да, секунду. — метнулся вглубь комнаты, выхватил из кармана пальто кошелек. Вернулся обратно, распахнул дверь пошире, протянул ей скомканную двадцатку. Она дружелюбно кивнула, взяла купюру и принялась завозить тележку с завтраком в номер. Я оглянулся назад. -Эм.Я и сам могу — не подумав вставил я, заметив Бориса. Понадеялся что из коридора его все-таки не было видно. — Спасибо. В ответ она лишь кивнула и попрощалась. — Всего хорошего. — кинул я ей в след. Продирая глаза закрыл дверь, оставил тележку возле кровати. Забрался в душ. Слегка теплая вода с запахом хлорки бодрящими струйками сбегала по телу, расслабляя и снимая боль с ноющих мышц. Я помыл голову, привел себя в порядок. Вернулся в спальню, высушивая волосы полотенцем. Неудивительно, но от завтрака осталась в лучшем случае половина. Вот что Бориса и будило, так это мои всхлипы по ночам и запах еды. Запотевшая пустая бутылка минералки валялась уже рядом с тележкой. Павликовский занимал все пространство кровати, разлегся практически звёздочкой. Снова вернулся ко сну ещё до моего прихода. Я прошел к окну, выглянул наружу. Широкое небо затянуто не сплошной дымкой мышино серых туч, по улицам шныряют одинокие листки. Под окном оживлённо ездили машины, тротуар заполняла толпа прохожих в тусклых пальтишках. Ну как, это все было относительно. Толпой тут можно было считать кучку из нескольких людей, а оживлённым дорожным движением — пару машин, ожидавших зелёного света. Город все же был не настолько большой, особенно в сравнении с Нью-Йорком, Амстердамом или, например Антверпеном. Я раскрыл шторы по шире. В ответ на это Борис недовольно промычал, так как свет удалил ему в лицо. Он уткнулся носом в подушку, повернулся на другой бок прячась от солнца. Натянул одеяло по выше, практически до ушей, от чего бледные ноги высунулись из-под его края. Я сел на кровать, принялся доедать остывший омлет с какой-то зеленью, есть хотелось жутко. Сзади зашуршало постельное белье, скрипнула прогнувшись кровать. Борис подвинулся ближе, приподнялся на локтях. Щуриться, брови хмурит, губы в недовольной гримасе сжал в ниточку, слегка подрагивает от холода, видимо. Вечно растрёпанные волосы совсем в гнездо превратились. — Доброе утро. — Павликовский трет глаза тыльной стороной ладони, зевает сверкая идеальными зубами- Blyad', Поттер. Есть чего выпить? — снова зажмуривается, зарывается лицом в свою ладонь. Я лениво встаю, опять шарюсь в мини баре дожёвывая омлет. Взгляд цепляется за недопитую бутылку виски, вспомнить как она тут появилась мне не удалось. Вынимаю бутылку, показательно поднимаю по выше демонстрируя Борису, он в ответ энергично кивает — тащи сюда! Павликовский практически выхватывает бутылку у меня из рук, наливает немного в полу пустую чашку с кофе. — И тебе тоже не помешает.Ну — чокается со мной о ту самую чашку, делает театральный жест — Не пьянки ради, здоровья для! — проговаривает один из своих странных русских тостов. Отпивает немного, начинает медленно приходить в себя. Он стащил с тарелки последний кусок тоста, быстро его прожевал. Принялся нечёткими движениями собирать крошки пальцем. — еда тут вкусная конечно — он слизнул с кончиков пальцев крошки, откинулся обратно. Ногу на ногу закидывает, пялиться в окно — да и город не плохой ты выбрал. — Да не выбирал я. — собираюсь продолжить разглагольствования насчет того что сюда совсем не отдыхать приехал, в это время Борис стащил у меня вилку с последним куском омлета и ехидно ухмыляясь съел его. Я нецензурно возмущаюсь в ответ на такое предательство, телефон Павликовского дает о себе знать с другого конца комнаты. Он, слегка подрагивая, вяло поднимается, бутылка виски в его руках опасно наклоняется угрожая разлиться. Пока Борис шариться в поисках телефона в него влетает подушка, удивительно, но я даже не промазал. Борис недовольно стонет, бросает подушку в ответ, но даже близко не попадает, плюхается обратно на кровать. Павликовский нехотя тянется за телефоном, который только что выронил, сам едва не падает с кровати. Недовольно хмыкает, понижает яркость экрана, смотрит сообщение. Его лицо становиться серьёзнее, Борис большими пальцами набирает текст ответного сообщения. — Что там? — невольно вырывается у меня первое что взбрело в похмельную голову. — Да так. — Борис садиться на кровати, чешет затылок от чего волосы сбиваются ещё больше. Поднимается, морщиться от солнечного света. — Да все в порядке — ухмыляется, словив мой неодобрительный взгляд — Dela, Поттер, dela у меня.Идти надо. — нечленораздельно бубнит себе под нос еще что-то по-русски. Борис подходит к креслу, на котором висит его рубашка. Вяло потягивается, при этом бледную спину прогибает подобно коту. На его ключицах и пояснице темными пятнами выделяется почти гипнотизирующая россыпь мелких синяков, такая что не поймешь как давно они были оставлены. Я смотрю на него в пол оборота — на бледную гибкую спину, спутанные волосы, длинные худые руки поднятые в растяжке высоко над головой, выпирающие лопатки и ребра, тонкие пальцы сложенные в замок и искривленные странными дугами шрамы на спине. Происхождение одних я хорошо знаю, но откуда вон тот, практически незаметный, пересекающий лопатку для меня остается загадкой. Стыдливо любуюсь представшей передо мной картиной, пялюсь как неловкая малолетка, мнусь, не решаюсь отвести взгляд, как будто это причинило бы физическую боль, со странным трепетом задерживая дыхание. Даже моргнуть не решаюсь, словно он испариться от малейшего движения век, в любую секунду, точно галлюцинация, плод моего искалеченного воображения. Борисова кожа под лучами солнца блестит как мрамор, резкие угловатые черты кажутся высеченными из камня, как будто и не человек совсем, а извращённая фантазией автора скульптура Аполлона. Я все пытаюсь выцепить из окружающего меня любую деталь, которая бы подсказала мне вчерашнее развитие событий, но оно в очередной раз ускользает от меня. Да, это ужасно глупо, совсем по-ребячески, но я бы никогда не осмелился на прямую спросить о чем то таком у Бориса. Наши пьянки всегда были, и похоже навсегда для меся останутся чем то не известным, размытыми частицами воспоминаний и несвязными моментами. «Ты же пьешь до отключки, Поттер!», как точно подметил Борис еще в детстве и кажется я никогда не смогу измениться в этом плане. Павликовский все еще стоит передо мной, слегка трясет головой, как мокрый пес, пряди разлетаются в разные стороны. Наклоняется вперед, позвонки выступают драконьим хребтом, четко видны, при желании пересчитать можно. Борис торопливо накидывает смятую одежду, подбирает ее по всей комнате. На нем появляться вещь за вещью — сначала брюки, потом рубашка, ремень, почти под конец рваными движениями пытается надеть соскальзывающие и валящиеся из рук часы под аккомпанемент матов на всех четырех языках. Садится на кресло натягивая носки с дыркой на большом пальце, оглядывается из-за плеча замечая на себе мой долгий взгляд. Игриво ведет выразительными бровями, издевается, бубнит какой-то язвительный подкол в мою сторону приправляя своим излюбленным «Da, Поттер?». Я дергаюсь, отвожу взгляд утыкаясь в чашку кофе, щеки заливаются краской, как будто кипятком в лицо брызнули, даже не могу вслушаться в то что Борис мне говорит. С комичным звуком давлюсь горькими остатками давно остывшего напитка, который теперь скорее коньяк, чем кофе. Борисов телефон снова вибрирует, в ответ на это Павликовский вскакивает, начитает метаться по комнате. Я заново поднимаю на него взгляд, пытаюсь уследить за движениями. Потом Борис останавливается, судорожно стучит пальцами по деревянному комоду оглядываясь. Взглядом цепляется за свое пальто, хватает его и идет к двери, и с мучительные пол минуты лихорадочно вертит ключ в замочной скважине, чертыхаясь на весь номер. Наконец дверь поддается ему с истошным скрипом. Я поднимаюсь, направляюсь к двери. — Я бы остался, но никак не могу. — Павликовский оглядывается на меня, в последний раз улыбается, мимолетно касается моей щеки, а затем оборачивается. Прикосновение легким холодком задерживается на коже еще пару секунд, в горле начинает образовываться ком в придачу к странному вязкому чувству накапливающемуся где то внутри. Я коротко киваю, неуверенно жмусь к дверному косяку. И вот снова Борис торопливым шагом уходит в даль. На секунду мне до боли захотелось сорваться с места и побежать за ним, вот так легко отбросить все дела. Туда — в безрассудную, почти абсурдно киношную и не предсказуемую жизнь, полностью погруженную в криминал и оборот нелегальных веществ, перепродажу искусства и еще бог знает что. Оставить все занудство позади и пусть даже пустить жизнь под откос, главное что бы он был рядом, ведь с кем как ни с Павликовским можно выбраться совершенно из любой ситуации. Как-никак Борис сам же предлагал работать на него, буквально вчера и тогда ,по ощущениям, так давно. Но той самой Борисовой безбашенности, смелости и рвение мне катастрофически не хватает, так что я схватившись за дверной косяк смотрю как темная фигура скрывается за углом, оставляя меня наедине с разгромленным номером и сумбурными мыслями.