***
Руки слегка подрагивали от волнения. Симка часто бросала взгляд на телефон с горящим дисплеем, считая лишние минуты, и глубоко вздыхала, тщетно пытаясь успокоиться. Казалось, будто все в этом чёртовом кафе смотрели на девушку, осуждая её короткое платье, что недостаточно хорошо сидело на фигуре и обнажало слишком большие участки кожи на спине, руках и ногах, едва прикрывая бёдра. В помещении было тепло, но от чьих-то взглядов и кротких усмешек и без того привычно холодные руки ледянели. Подняв глаза на соседний столик, за которым сидели её родители, пришедшие контролировать ситуацию и сейчас внимательно следящие за дочерью, Симка вновь опустила их на дисплей. Хвалёный матерью ухажёр опаздывал уже на десять минут, заставляя Тверцову лишь сильнее переживать. Кто бы это не был, он ей уже не нравится. «Он просто задерживается. Парень занятой, в конце концов» – оправдывает его Мин, когда юноша не появляется и спустя сорок минут. Симка лишь томно вздыхает, мысленно надеясь, что никто не придёт, и они просто зря потеряли столько времени. Но стоит ей расслабиться, как вдруг рядом вырастает чей-то силуэт, и она испуганно вздрагивает, поднимая на него взгляд. Едва сдержав удивление, она подавила нервный смешок и молча принялась ожидать дальнейших действий от своего временного спутника. Судя по его смятению, юноша и сам был не рад увидеть свою знакомую, но, оглянувшись вокруг пару раз, он выдавил из себя улыбку и всё же опустился за стол напротив Симки. – Что ж, – первым подаёт тот голос, не отводя взгляда от сложенных перед собой ладоней, – предполагаю, мы в схожем дерьме, поэтому надеюсь, ты не будешь против моей задумки. – юноша наконец поднимает на неё свои чёрные глаза и чуть более уверенно продолжает говорить: – Как насчёт того, чтобы просто мило поулыбаться друг другу где-то с полчаса, кратко выжав за это время информацию о себе? И под информацией я имею в виду ту, которую затем можно будет так же кратко изложить в качестве конспекта своим родителям. Мнение? Симка оторопела. Она никак не ожидала, что тот, с кем она должна сегодня встретится, окажется в той же ситуации, что и она. И что этим кем-то окажется... Лука. Но так было даже лучше, ведь не нужно играть самой и терпеть чужое нежеланное внимание. Симка слабо кивает, тем самым соглашаясь на предложение. Юноша удовлетворённо улыбается уголком губ и продолжает свою речь: – Отлично, тогда я начну. Лука Тыльков, двадцать один год, день рождения – седьмое октября, для своих родителей я очень люблю читать детективную литературу и слушать классическую музыку, любимая кухня – японская, главное в жизни, без сомнения, семья, главное в людях – отзывчивость, упорство и чувство юмора, отношение к алкоголю – нейтральное, к сигаретам – резко негативное. Что ещё? – он делает небольшую паузу, вспоминая заготовленный текст. – М, трижды состоял в отношениях, трижды – с девушками. Это так, на всякий. Трахаться предпочитаю на третьем свидании, – он усмехается и затем дополняет: – но не переживай, к тебе это правило не относится. Симка возмущённо хватает ртом воздух, не ожидая после столь формальной речи услышать нечто подобное, но сдерживает комментарии по этому поводу и решает сразу перейти делу. Хотя, по правде говоря, она совершенно не знала, что стоит говорить. Лука в отличие от неё подготовился к встрече и явно не планировал заводить с пришедшей девушкой отношений. А вот она лишь надеялась, что всё само собой разрешится. Заметив краем глаза, как юноша начал поочерёдно стучать пальцами по поверхности стола, Симка поняла, что нервничает не она одна и едва заметно дёрнула уголком губ в попытке улыбнуться. – Ладно, если ты не против, воспользуюсь твоим планом. Симка Тверцова, девятнадцать лет, день рождения – двадцать первого января. Предпочитаю научную литературу, в свободное время занимаюсь саморазвитием. По словам нескольких независимых экспертов, неплохо готовлю, музыку ставлю только на фон, довольно редко, классика, попса – неважно. Любимая кухня? Не могу сказать. Главное в жизни – саморазвитие и, пожалуй, карьера. Главное в людях – ум и целеустремленность. Отношение к алкоголю и курению – резко негативное. В том же числе к нецензурной лексике. В отношениях не состояла, – девушка прокручивает в голове свой монолог, размышляя над тем, не упустила ли она что-то важное, и затем сосредотачивает внимание на собеседнике. – Правда? Ни разу? – с неподдельным удивлением спрашивает Лука, цепляясь за последние слова, за что получает от Симки укоризненный взгляд. – Ни разу, – хмуро повторяет девушка. – Именно это и подразумевают под собой слова «в отношениях не состояла», – она хмыкает и дежурно улыбается, ловя на себе взгляд от матери. – Сучка, – на лице парня тоже появляется неискренняя слабая улыбка. Но, пожалуй, привычная. Такой он всегда улыбается в университете. Симка решает промолчать. Так проходит минута, две. Лука водит взглядом по кафе в поисках чего-то, чем можно увлечься, но напряжение в теле мешает сосредоточиться на своих мыслях. Обычно он умел уходить в себя в любых ситуациях – это было полезно в жизни: когда кто-то срывался на нём, он полностью погружался в себя, чтобы не слышать обидных слов и не чувствовать ничего, что бы в этот момент не происходило на яву – но сейчас отчего-то этого не получалось. Скорее всего, дело было в девушке, что сидела напротив и так же, как и он, молча осматривала кафе, изредка останавливая взгляд на лице парня и зачем-то натянуто улыбаясь. Очевидно, просто играла свою роль, но ради кого? Юноша ещё раз обводит всех присутствующих взглядом, пытаясь найти того, кто бы мог за ними наблюдать, а затем оборачивается, тут же ловя на себе внимание женщины средних лет с подозрительно похожими на Симкины чертами лица. Та резко отводит его на рослого мужчину, сидящего возле неё, а Лука лишь фыркает и поворачивается обратно. – Твоя мать столь же бестактна, как и ты, – наконец заявляет он с лёгкой ухмылкой, надеясь, что не ошибся насчёт предполагаемого родства. – Видно, семейное. – Не смей говорить о моей матери в таком тоне, – Симка хмурится и затем опускает голову, чтобы не выдать своих эмоций внимательным родителям. Лука хочет добавить что-то ещё, чтобы продолжить пререкаться с девушкой, но в конечном итоге лишь досадно вздыхает и затем поджимает губы. – Хей, – спустя некоторое время подзывая собеседницу, он ожидает, пока та покажет своё лицо, и только тогда продолжает: – будешь что-нибудь заказывать? Я оплачу. – Не стоит. Я пока и сама в состоянии за себя платить, – грубым тоном реагирует Тверцова, мысленно молясь о том, чтобы эта встреча как можно скорее завершилась. Она ведь могла бы сейчас заниматься у себя дома или приятно проводить время за уборкой квартиры, чтением книги или, может быть, даже... при общении с Файером? Симка лишь может предполагать, чем занимается сейчас юноша, и отчего-то этого было недостаточно. Хотелось знать наверняка. Может быть, он сейчас в университете? Или проводит время со своими друзьями? Или... так же размышляет о чем-то. Интересно, какова вероятность, что два человека одновременно думают друг о друге? Тверцова несколько раз моргает, приходя в чувства и понимая, что её мысли ушли в совершенно непривычное русло. С какой стати ему думать о ней? У него в конце концов и свои проблемы имеются, не постоянно же только о Симкиных думать. – Никто и не сомневается в твоей дееспособности, – прерывает её мыслительный процесс Тыльков. Девушка возвращает своё внимание на сидящего напротив юношу и чуть хмурит брови, однако вовремя себя одергивает, вновь натягивая на лицо улыбку. – И всё же. – Девушкам своим будешь заказы оплачивать, мне этого не нужно, – она хмыкает, на секунду отводя взгляд на свои руки, сама не до конца понимая, зачем так резко отвечает на каждую обращённую к себе реплику. – Ясно? – С такими манерами тебе никогда ни с кем не встречаться, – с нотками обиды и презрения выдаёт парень, откидываясь на жёсткую спинку стула, не сводя глаз с собеседницы. – Не то чтобы я этого хотела. Уж тем более с тобой. – Ты не знаешь, какого это... – он запинается, выдавая своё не пойми откуда взявшееся смущение, – встречаться со мной, чтобы выдвигать такие претензии. – И я этому безумно рада. – Тц, какие мы дерзкие. Ты не забыла, что мы в одном универе учимся, рыжик? – юноша придвигается к ней чуть ли не вплотную, облокачиваясь на стол и чуть проезжая по его поверхности, но тут же возвращается в прежнее положение и отворачивается, прикусив нижнюю губу. Симка в недоумении приподнимает одну бровь, не видя смысла в столь странных действиях юноши. – Не забыла. Вот только сомневаюсь, что твои друзья одобрят эту встречу. Хочешь, чтобы они узнали? Лука кидает на неё полный удивления взгляд и какое-то время просто молча смотрит, но затем весело усмехается. – Всегда знал, что твоя скромность лишь образ для вуза. Чего же так Ланочке не отвечаешь? Она оценит, – сладко протягивает Лука, на что Симка, не растерявшись, пылко и уверенно отвечает: – И её отец позаботится о том, чтобы я здесь больше не училась? Спасибо, но нет. – Боишься? – Не совсем. Просто предпочитаю игнорировать проблемы до наступления полной катастрофы. – Хм, – парень прикладывает пальцы к губам и принимает задумчивое выражение. Смотрит сначала в глаза девушки, после опускает взор на её губы и сглатывает. Снова возвращает внимание на глаза. Симка чуть вздергивает бровь, как и прежде не понимая, что чёрт возьми происходит с её кавалером на этот день. Наконец юноша вздыхает и долгожданно отворачивается. Тверцовой кажется, что он краснеет. – И что же для тебя полная катастрофа? – Какое это имеет значение? – Ты можешь хотя бы пять минут не огрызаться? Я ж тебя, блять, урою, – гневно шипит парень, но девушка остаётся непоколебима и всё так же спокойна. Насколько её хватит, она не знает, но она постарается выдержать как можно дольше. – Не выражайся. Если тебе это по силам конечно. – Совсем страх потеряла? – А Вы совсем не умеете с девушками обращаться, сударь. – Да чёрт возьми, – со злостью выдыхает Тыльков, кажется, сдавшись под напором знакомой. – Что ты хочешь? – Домой, – просто отвечает Симка. – Подальше от тебя. Лука поджимает губы и с явной неуверенностью в голосе предлагает: – Хочешь, уедем? – Что? – Тверцова на миг теряет дар речи: уж больно неожиданный поворот принимает их беседа. В голову незамедлительно закрадываются сомнения, неприятно охлаждающие кожу, покрывая ту мурашками. О чём только думает этот парень, когда предлагает малознакомой девушке куда-либо поехать с ним? – Никто ведь не узнает, куда мы ушли, – поясняет свою идею юноша. – Скажем, что свалили в какой-нибудь парк. – А на самом деле? – недоверчиво произносит Тверцова, лишь ещё больше усомнившись в словах собеседника. Она смеряет его недоуменным взглядом и продолжает: – Действительно спроводишь меня домой? С чего вдруг мне тебе верить? Ты только что угрожал мне расправой. Уж лучше побуду под надзором родителей, – Симка замолкает, вызывая своей речью вздох усталости, смешанной с раздражением. – Да что ж с тобой так сложно..? Симка чувствует нарастающее между ними напряжение в воздухе и отчего-то чувствует свою вину в неудавшемся свидании. Почему любое общение завершается именно так? К ней вроде по-хорошему – она вспять. К ней по-плохому – отмалчивается. Не иначе ли должно быть? С другой стороны, имеет ли она права доверять этому парню? Он подтрунивал над ней на протяжении года, а сейчас пытается притвориться хорошим мальчиком? Откуда ей знать его истинные намерения? Домой он её отведёт, а как же. Наверняка что-нибудь задумал. – Может... – нерешительно нарушает очередную возникшую между ними тишину Лука, не осмеливаясь поднять глаза, – обменяемся номерами? Симка удивлённо моргает глазами в ответ на такое заявление и едва сдерживает тираду возмущений. – Что, прости? Зачем это? – Ну... Мало ли, – неоднозначно отзывается юноша, и девушка боязливо сжимает руки в кулаки. Чего он добивается? Зачем ему её номер? Он что, всерьез задумал встречаться с ней? Или это для большей коспирации? Так почему нельзя сказать прямо вместо того, чтобы пугать девушку своими внезапными просьбами? – Не мало. В твоём номере не нуждаюсь, – в конечном итоге выдаёт она, надеясь, что сделала правильный выбор. Не убьёт же он её в конце концов за отказ? Так ведь? – Любая бы девушка на твоём месте была бы счастлива, – раздражённо выпаливает парень, после чего хмыкает, выражая собственное недовольство. – Что-то сильно в этом сомневаюсь. Не каждая девушка перетерпела всё, что вынуждена была пройти я. – Да неужели? – с вызовом выговаривает юноша, приподнимая уголки губ. Позади слышится какой-то шорох, но он решает не оборачиваться и просто наблюдает за реакцией девушки. Та внимательно следит за чьими-то движениями и, Лука готов поклясться, с предвкушением ожидает ухода маячих за спиной у парня лиц. Но затем раздаётся досадный вздох, который Симка не в силах сдержать, видя, что родители вновь присаживаются за стол. Однако то, что они уже собрались, определенно радовало, ведь, как только те скроются, можно будет закончить это паршивое свидание и упорхать домой с надеждой не получить сто одну SMS от сумасшедшего поклонника. Подведя итог своим рассуждениям, девушка, чуть помедлив, дала ответ: – Ну, не всем же рождаться с серебряной ложкой во рту. – Это ты про меня? – Видишь здесь ещё кого-то? – Я вижу только тебя. – Остальные люди в кафе какая-то шутка? – Остальные меня не интересуют, – уверенно завершает их небольшой спор юноша, отчего-то вновь искренне улыбаясь. Симка замирает от какого-то странного чувства, возникшего в груди. Она слышит, как отбивает ритм её собственное сердце и едва не задыхается от смущения. В помещении становится душно, и щёки стремительно покрываются румянцем. Она сглатывает образовавшийся в горле ком и неловко съёживается под пристальным взглядом. Лука явно был доволен произведенным эффектом, судя по сверкнувшему огоньку в его чёрных глазах. – Столько красивых девушек, – едва не заикаясь, тихо произносит Тверцова, наконец хотя бы частично овладев своими эмоциями, – а ты интересуешься мешком картошки? Юноша наконец стирает с лица усмешку и чуть хмурит брови, малость удивившись услышанному. – Тебя так задели мои слова насчёт балахонов? – Нет, что ты, – сарказмом реагирует Симка, полностью возвращая былое самообладание. – Каждый день мечтаю, чтобы мои комплексы подтверждали всякие сомнительные личности. – Комплексы? У тебя? – повторяет за ней собеседник, будто не веря в сказанное девушкой. В какой-то момент ей кажется, что он хочет сказать что-то откровенное, не присущее наигранному образу, но, видимо, не решается и в результате произносит: – Впрочем, не зря комплексуешь, – он запинается и издаёт неловкий смешок, – Верно, есть за что. – Ты отвратителен, – с болью в голосе незамедлительно выговаривает Симка, опуская глаза на стол. Будто она не знает, как много в ней изъянов. Зачем каждый раз напоминать об этом? Так приятно наблюдать за чужими подрагивающими плечами? Или в подобном есть какой-то скрытый смысл? Следующие пять или семь минут проходят в напряжённом молчании, по прохождению каждой из которой Симка всё больше погружалась в себя. Казалось, будто платье не сходится, и все это видят. Она оглядывается по сторонам, ловя на себе парочку взглядов, но сознание вырисовывает так, будто их сотня. Она чувствует, как слезятся её глаза, и спешно вытирает скопившуюся влагу, стараясь не растереть тушь. Пытается убедить себя, что всё будет хорошо и скоро этот ад закончится, но тут же поспевает мрачная мысль о том, что следом за ним начнётся другой. Страшно подумать, как её поклонник отреагирует на эту встречу, если даже за малейшее взаимодействие ей угрожали расправой всех, с кем она имела неосторожность обменяться парой-тройкой слов. – Что с лицом, рыжик? – перебивает её раздумья парень. В какой-то момент ей кажется, что она не против, если на того обрушится месть её преследователя, но затем одергивает себя: нельзя так. Лука не настолько ужасный человек, чтобы желать ему смерти или ещё чего похуже. Хотя что может быть хуже? На что вообще способен этот тип, строчащий ей сообщения круглые сутки и даже забравшийся в её квартиру, пока никого не было дома? И у него откуда-то с самого начала был её номер. Она даже не всем своим знакомым его давала, так как же он его получил? – Лука объелась, – язвительным тоном отвечает Симка, понимая, что минута молчания после вопроса – это слишком много, если не хочешь выдавать собственной тревожности. – Не смешно, – фыркает парень, скрестно складывая руки на груди. Симка замечает это лишь краем глаза, ведь так и не осмелилась поднять их после того, как дала слабину. Показывать слёзы перед обидчиками – хуже не придумаешь. – Надо же, а я прям от души посмеялась, – вновь сарказмом отвечает девушка, и над ними в который раз нависает молчание. Лука отчаянно вздыхает. – Это какой-то пиздец, – он прикрывает глаза ладонями и слегка потирает ими кожу. Симка чувствует, как от юноши веет усталостью, но сдерживает свой порыв сочувствия всё ещё тревожащей её сердце обидой. – Худшее свидание в моей жизни. – Полностью с тобой солидарна. – Будто тебе есть с чем сравнивать. – А куда уж хуже, извини? – Всегда есть более худший вариант, поверь. И сейчас я вполне могу тебе его устроить. – Не думаю, что это в твоих интересах. К чему эти пустые угрозы? – И вправду. А к чему эта напыщенная манера речи? Будто я не видел, как ты мялась в универе. А Файер за ручку взял, так вообще поди растаяла. Нашла того, кто подберёт такого отброса, как ты, и думаешь тебе всё позволено? – А ты что же ревнуешь? – Что? С хуя ли мне тебя ревновать? – в его голосе отчётливо послышалась паника, и Симка в открытую усмехнулась. – Так я и не про себя говорила, – просто отвечает девушка, наконец чувствуя себя увереннее собеседника. – Я тоже много чего видела в университете, ваши сомнительные отношения с Файером в том числе. – И что же в них такого сомнительного? – удивился юноша, но вместе с тем ощутил дозу облегчение: Симка до сих пор ни о чём не догадалась. – О, ну, например, твои покрасневшие щёчки, – с издёвкой произнесла Тверцова, растянув губы в хитрой улыбке. – Тебе, кстати, не идёт. Рушится образ стервозной барышни. – Сука, – со злостью выдыхает сквозь зубы парень, но затем делает ещё один выдох и говорит: – Так, ладно. Послушай, давай остановимся? Мы ведь можем не грызть друг другу глотки хотя бы пару минут? – Ну, разве что, молча, – хмыкает в ответ девушка, принимаясь наматывать выбивающийся рыжий локон волос на палец. Лука заворожённым взглядом следит за этим движением, но, опомнившись, отводит его на стол и в который раз подавленно вздыхает. – Мы ведь можем обсудить что-нибудь нейтральное? – Теорию вероятности за девятый класс? Потому что о чём-то большем, мне кажется, твои умственные способности не позволяют размышлять. – Блять, заебала, – выходит из себя Тыльков, сжимая ладонь в кулак и едва на ударяя им по столу. – Нахуй строить из себя суку? Ты ведь нормальная девушка! – Кто сказал? Меня многие считают отвратным человеком, – она задумчиво хмыкает. – Я даже удивлена, что ты считаешь иначе. В любом случае, быть может, это повод завершить наше свидание? – Размечталась. Я уже предложил тебе свалить отсюда, ты не согласилась, так что пожинай плоды своей тупости, – грубо завершает Лука, скрещивая руки на груди и отводя разъяренный взгляд в сторону. – Ох, да, как я могла забыть, ведь страх быть убитой – это глупость, – с иронией произносит девушка, тоже отворачиваясь от собеседника, начиная на него больше злиться, нежели презирать или бояться. – Что? – вопросом реагирует тот, возвращая внимания на Тверцову. – Что? – повторяет за ним Симка, хмурясь и поджимая губы. – Ты думаешь, я бы убил тебя? Я что, по-твоему, сумасшедший? – Будто есть доказательства, что этого не случится. Я не знаю, что у тебя в голове. Судя по слухам, ничего хорошего. – А ты меньше доверяй им. Сколько тебе лет вообще, что ты на них опираешься при формировании собственного мнения? – он замолкает, дожидаясь ответа, однако тот так и не приходит. – И что же за слухи такие страшные обо мне ходят? – Перечислять замучаюсь. У меня только один вопрос: тебе самому не мерзко себя так вести? – Как? – Так, будто тебе весь мир должен. Это ведь даже не твоя заслуга. Родители позаботились и о твоём месте в университете, и об оценках, даже о нашей этой встрече. Тебе пять лет? Не надоело сидеть на их шее? – Симка настолько увлекается спором, что даже не замечает, как покидают своё место её родственники, видимо решив, что увидели достаточно, чтобы дальше их дочь справилась самостоятельно. – Если бы у меня был выбор, я бы им воспользовался, – облокачиваясь на стол, резко отвечает юноша. – И чтоб ты понимала, мои родители вырвались в люди только благодаря Нейросу и его предкам, а он, как ты знаешь, вообще-то мой друг, а не их. – Да неужели? – Симка отражает его движение, тем самым оказываясь ближе. Она не замечает, как в ту же секунду напрягается собеседник, предпочитая игнорировать и то, как бегает его взгляд по её лицу. – Стал бы он с тобой водиться, не будь ты изначально высших кровей? – Да с чего ты это взяла, блять? – с волнением в голосе отзывается парень и, наперекор собственным мыслям отодвинуться, лишь ещё сильнее напирает. Он слабо чувствует дыхание спутницы и старается не потерять контроль от того, как красиво в его сознании выглядели глаза напротив. Он едва слышит, что отвечает ему девушка и очень сильно разочаровывается, когда та всё же отодвигается, посчитав их близость чересчур крайней. – Посмотри как-нибудь на себя со стороны. Лука тоже неохотно отстраняется и, наконец разобрав услышанное, дерзко отвечает: – Зеркалами всё обвешать предлагаешь? Я не настолько самовлюблённый. – Я не в прямом смысле, тупица. – Следи за язычком, дорогая. – Предлагаю последить за ним и тебе, – внезапно раздаётся сверху мужской голос. Лука первым поднимает на его обладателя взгляд, очевидно узнавая знакомые нотки, и лишь затем решается Симка. Нейрос, лёгок на помине. – Ну здорово, Репчатый, – сладко тянет тот, кладя руки на плечи приятеля, вжимая того с силой в стул. – Свиданьице? Какое чу-удо. Не знал, что ты запал на отщипенцев. – Ты не так всё понял, это... Это просто... – нервно перебирает слова Лука, едва корябая поверхность стола ногтями. Симка с непониманием наблюдает за его испуганным взглядом и садистской улыбкой Нейроса над ним. – Подставная встреча, мы немного посидим и разойдемся. – О. Вот как? Быть может, «немного» уже прошло? – юноша наклоняется и проговаривает на самое ухо: – И кто же спонсор вашей встречи? – Ну... Родители хотели бы... – Ах, родители! – парень резко выпрямляется и следом за собой тянет друга, поворачивая того к себе лицом и вжимая теперь уже в стол. Симка наконец замечает, что её родных за соседним столом уже нет. Нужно ли ей сейчас уйти, пока всё не стало хуже? – Мне стоит напомнить им об их положении? Не слишком ли много они на себя берут? – Да не кипятись ты так, это всего лишь... – Лука в который раз оказывается перебит: – Я сам решу, всего лишь это или не всего лишь. И раз тебе так необходимо кого-то трахать, я лично найду тебе достойную кандидатку. А родителям своим передай, чтобы больше, блять, нос свой в твои дела не совали. Большой мальчик уже, не так ли? – Н-но... Ней, мне не нужна девушка, мы просто бы сделали вид, что... – Не нужна? О чём вы тут тогда шушукаетесь полчаса? – Ты всё это время..? – с изумлением произносит Тыльков, на что получает незамедлительный ответ: – Просто стечение обстоятельств, случайно наткнулся на знакомое лицо. – Ох, можно мы хотя бы попрощаемся? Она не так всё поймёт. – Не так поймёт? Что тебя смущает, Лучок ты мой? – Меня ничего, но... Могут пойти ненужные слухи, сам понимаешь. К чему нам это? – Нам? Внезапно раздаётся хлесткая пощёчина, и кажется, будто гул, стоящий в помещении, в тот же миг затихает. Напряжение в воздухе достигает своего пика, и Симка чувствует, как оно придавливает её к полу, вынуждая прижаться к столу. Что. Чёрт. Возьми. Происходит? – Нам ничего не угрожает. А вот насчёт тебя большие вопросы. Я сам с ней разберусь. Быстро в машину, – шипит напоследок ему на ухо Ней. Лука послушно подхватывает свои вещи и, кинув беглый взгляд на Симку, лишь поджимает губы и уже вскоре скрывается за стенами помещения. Нейрос, проводив его глазами, переводит внимание на сжавшуюся девушку и наклоняется к ней, оперевшись рукой на стол. – Ты знаешь, чего тебе не стоит делать, – он растягивает губы в устрашающей ухмылке, и Симка лишь часто кивает ему в ответ, боясь издать лишний звук. Юноша, удовлетворённый ответом, выпрямляется, а затем уходит прочь. Через окна девушка замечает, как он движется к товарищу, одновременно с тем снимая сигнализацию с машины, и затем оба парня садятся на передние сидения. Симка, до сих пор не отошедшая от шока, подрагивающими пальцами хватается за телефон в поисках мнимой поддержки. Вероятно, дружеские отношения известной пятёрки действительно не такие уж и дружеские. Скорее, рабовладельческие. Нейрос всегда казался девушке самым уравновешенным и более того лучшего отношения к ней, но, выходит, предостережения на его счёт не были ошибочными. Научится ли Симка когда-нибудь распознавать истинные сущности людей? Тверцова вздыхает, успокаивая тремор, и запоздало вспоминает о надобности написать Верте о своей сегодняшней встрече.Привет. Ты просила сказать тебе, как всё пройдёт. Так вот, начнем с того, что этим парнем оказался Лука. 13:56
Солестьева спустя мгновение оказывается в сети и читает полученные сообщения, однако пару минут молчит, вынуждая Симку отчего-то нервничать. Не сделала ли она что-нибудь глупое? Наконец приходит ответ: Чего? О_о 13:58 Наш Лука, имеешь в виду? 13:58 Мотылёк? 13:58 Серьёзно? 13:58 Ахуеть. 13:58 Ой, прости. Я просто в таком шоке. 13:59 И как? О_о 13:59 Он ничего тебе не сделал? 13:59Ты будешь в ещё большем шоке, когда я тебе всё расскажу. 14:00
Так, стоп, не говори. Нам нужно срочно встретиться. Вы ж в кафе были? Давай мы подгоним к тебе со Шпулей? Кинь адрес. 14:01 Симка удивлённо наблюдала за тем, как собеседница засыпает её сообщениями, после чего слабо улыбнулась и, немного подумав, отписалась. Отложив телефон в сторону, она решила всё-таки заказать себе кофе для более приятного времяпрепровождения.***
День выдался солнечным, поэтому в больничных коридорах, пропахших медикаментами, казалось невыносимо душно. Люди носились из одного конца в другой, время от времени прячась за различными дверьми и пропадая там на долгие двадцать-сорок минут. Врачи в белых халатах и хмурыми уставшими лицами, периодически проходя мимо ожидающего на лавочке возле палаты юноши, бросали на него изучающие взгляды и вновь уносились прочь. Файер, взглянув на время на своем телефоне, томно вздохнул. Он просидел здесь уже с полчаса, но всё безрезультатно. Смирившись с тем фактом, что в палату к Лисецкому старшему, поступившему в больницу позавчера вечером, ему не попасть, парень наконец поднялся на ноги и, слегка размяв занемевшие конечности, двинулся по коридору. Внезапно позади послышался дверной скрип, а затем и голос с нотками строгости, велеющий проходить. Файер развернулся на носках и резво прошмыгнул между уходящей медсестрой и входом. Едва подавив отчаянный вздох, застрявший в груди, юноша сглотнул и сделал неуверенный шаг вперёд, как можно тише прикрывая за собой дверь. Мужчина лежал на больничной койке, укрытый белой простынёй, и пустыми глазами смотрел в потолок. Файер бы и дальше продолжил молча мяться на месте, не решаясь пройти, однако грубоватый голос заставил вздрогнуть от неожиданности. – Ну, что стоишь? Садись, раз пришёл. Парень в пару шагов преодолевает расстояние между ними и осторожно, стараясь не шуметь, пододвигает табурет поближе к койке и спешно садится, поправляя халат, висящий на плечах. – Здравствуй, отец, – едва слышно произносит он, неверяще глядя перед собой. Они виделись совсем недавно, но кажется, будто прошла целая вечность с того дня. Файер не мог перестать винить себя, вспоминая о нём. – Ты бы ко мне ещё на Вы обращался, – с осуждением хрипит в ответ мужчина, фыркая и отворачивая голову от неловко сжавшегося сына. – Прости, – на автомате выпаливает тот, опуская глаза в пол. – Как ты себя чувствуешь? – Как? – резко повторяет отец и затем презрительно усмехается. – А как себя должен чувствовать человек, которого бросила жена и даже родной сын отрёкся? Я уж думал ты не придёшь. – Это не так, – спешит переубедить его юноша, вновь поднимая глаза на посеревшее родное лицо. Он протягивает к нему руки, но одёргивает себя и оставляет те на покрывале. – Матушка вчера сообщила, и я пришёл, как только освободился. – А трубку тоже не брал, потому что матушка поздно сообщила? – парирует в ответ мужчина, хмыкая каким-то своим рассуждениям. – Извини. Я... – парень чуть медлит, пытаясь придумать стоящее оправдание, но на ум приходит лишь правда. Точнее, малая её часть. – Спал. – А перезвонить не судьба была? Так бы и помер один в зачахлой квартире. Хорошо хоть сосед помог. – Я виноват, прости, – Файер сжимает пальцами белую простынь и жмурит глаза в попытке сдержать эмоции. Он понимал, что все его слова ложь, понимал, что никакие оправдания не исправят ситуацию, и оттого чувствовал себя жестоким человеком и отвратным неблагодарным сыном. За что он бы мог поблагодарить своего отца, юноша, правда, не знал, но сердце подсказывало, что это не имеет никакого значения. Он поступил неправильно, и судьба наказала его за грубую ошибку – это всё, что стоило бы уяснить из происходящего. Отец явно излишне мил с ним. Файер заслужил получить от того хотя бы слабую пощёчину в ответ на те удары, которые он нанёс мужчине. – Да что мне толку от твоих прощений? – прерывает тот его мысли. – Умру, ты даже не вспомнишь обо мне. – Не говори так, всё обязательно наладится. Ты поправишься и тебя выпишут, – с искренней надеждой спешно проговаривает парень, всё же не выдерживая и наклоняясь ближе к отцу. Он хотел его обнять, но отчего-то ощущал себя недостойным этого. Вряд ли Лисецкий старший обрадуется такому проявлению чувств от своего сына. – Странно это слышать от тебя, – с упрёком отзывается мужчина. – Не ты ли мне сдохнуть пожелал при последней встрече? Файер вздрогнул. От правды, брошенной прямо в лицо, внутри всё похолодело. Сердце болезненно сжалось от укола вины, и юноша отчётливо представил, как внутри него разрастается колючий вьющийся кустарник, всё глубже пуская корни в сердце и заполняя жгучими, как крапива, листьями лёгкие, цепляясь крючками и шипами за кровоточащие сосуды и щекоча стеблями трахею. Кем-то выдуманная болезнь казалась сейчас реальной, только причина её возникновения была иной. Не безответная любовь, а бесконечная ненависть к себе. – Извини за это. Я был не прав. Я... Просто рассердился из-за матушки и сморозил какую-то глупость. Я не хочу этого на самом деле, – пролепетал юноша, едва сдержав порыв упасть отцу в ноги и вымаливать прощения. Файер его не заслужил, но попытаться бы стоило. – Какой же ты всё-таки сентиментальный вырос, – с досадным вздохом выдаёт мужчина, явно не оценив старания сына загладить свою вину. – Вот, вроде воспитывал тебя как мужика, где надо силу применял, где надо строгость, а оно вон как. Все девки тобой помыкать будут. – К чему сейчас эти разговоры? – он постарался не выдать собственного негодования от поднятой темы, но нотка агрессии, кажется, всё равно промелькнула в его словах. – Да к тому, сынок, чтоб ты хоть немного головой своей отбитой подумал. Возьми себя в руки, что вечно нюни пускаешь? Вот уж действительно в мать пошёл, – отец замолкает, и палата на пару минут погружается в тишину. Файер всё это время сидит без единого движения, но затем, всё же преодолевая сомнение, кладёт голову отцу на грудь и чувствует, как замирает сердце, когда тяжёлая рука опускается ему на плечо. Дабы скрыть дрожь в теле, вызванную столь непривычным теплым жестом, юноша немного меняет положение и заодно прячет мокрые от слёз щёки. Дышать выходит через раз, но постепенно парень всё же расслабляется и позволяет себе улыбнуться. Хотелось бы, чтобы этот момент никогда не заканчивался. Прожить так всю жизнь и умереть здесь же. Лишь бы не уходить. Лишь бы не терять такое явное напоминание о некогда счастливом прошлом вместе с отцом. Он очень редко проявлял нежность по отношению к сыну, но оттого эти мгновения казались ещё более ценными и откладывались в памяти как лучшее, что было в жизни. Он правда любил отца. Он и сейчас очень любит его. – Тебе что-нибудь нужно? – неохотно прерывает тишину Файер, на миг даже забывая о гложущем его на протяжении всего существования чувстве вины. – Я бы мог принести в следующий раз. – Когда этот следующий раз будет? На похоронах? – не теряет возможности задеть сына мужчина. Тот резво поднимается с нагретого собой же места и с болью в глазах смотрит в лицо перед собой. – Отец, прошу, – дрожащим голосом выговаривает он. – Я приду завтра. Обещаю. – Тогда пива принеси, – просто отвечает старший, и Файер, кажется, второй раз в жизни пытается ему перечить: – Тебе нельзя. – Давай не умничай, дай хоть при смерти пожить в своё удовольствие. Юноша вздыхает, но в ответ лишь повторяет прежний вопрос: – Может, что-нибудь ещё? – Да не надо мне ничего. Что я тебя гонять, что ли, буду? Свои дела поди есть. Взрослый пацан, учишься, с пацанами дурью маешься. Да и я сам виноват, распустил тебя. Не воспитал достойно, что уж теперь, ясно дело, я тебе нахуй не сдался. – Это не так. – Да хоть так, хоть не так, – не перестаёт давить Лисецкий старший, даже не глядя в сторону сжавшегося сына. – Оно и правильно, что с родным отцом общаться, когда другой дядька в доме есть. Он и выглядит лучше, и не пьёт поди, и не курит. Молодец мужик, что сказать. И как отец хороший, видимо. – Это не правда. То есть, – Файер замялся, не зная как не обидеть словами обоих мужчин. Пусть отчим его сейчас и не слышал, говорить о нём плохо язык не поворачивался. Он и вправду был замечательным человеком. – Я понимаю, что я виноват, раз позволил тебе так думать, но ты мне очень дорог. Просто после всего, что произошло, мне кажется, будто я должен относиться к тебе иначе. – Нормально говорить разучился? – с агрессией выдаёт тот. – Роман решил написать? – Я хотел сказать, – спокойно продолжает Файер, – что тебя мне никто не заменит, вот и всё. – Что ж ты тогда общаться со мной не хотел всё это время? То звонки не принимаешь, то из дома сваливаешь, как я прихожу, то в ванной прячешься, как будто тебе пять лет. Прям, как в детстве. Тогда ты совсем другим был, – мужчина на недолгое мгновение уходит в воспоминания, и на его лице даже застывает едва различимая улыбка, вскоре уже сошедшая с губ. – Хотя и нудил без конца, в этом ничем не изменился. Вот ты скажи, как так? Откуда ты этой хуйни набрался? Мало тебя пиздил, что ли, понять не могу. – Прости, – Файер чувствует себя глупым, повторяя одно и то же, но ничего, кроме этого, на ум не приходит. Он виноват и искренне сознаётся в этой вине, ведь так обычно делают люди, пытаясь заслужить прощения, верно? – Не сын, а сплошное разочарование. А мать поди и рада, что девчонку из тебя вырастила, – он на секунду замолчал, внимательно окинув сына взглядом. – Слышь, ты точно в этих не заделался? – Что? – в действительности не уловив смысл отцовских слов, переспрашивает Файер. – Что слышал. Не дай Бог ты с этим дружком своим, – с презрением бросает мужчина, вновь поворачивая голову к окну в палате. – Каким дружком, отец? – У тебя друзей много, что ли? – не сдерживает злости отец, после чего всё же поясняет, кого имел в виду: – Вечно за тобой ещё со школы таскался. – Мы просто друзья, – наконец понимая, что речь идёт о Векторе, со смешанными чувствами отвечает Лисецкий. Неужели отец и вправду подозревал их в чём-то подобном? Разве Файер когда-нибудь давал для этого повод? – Надеюсь. В палате снова наступает тишина. Оба Лисецких молчат, думая каждый о своём. Файера мучила совесть, а ещё один жизненно-важный вопрос: как всё исправить? И есть ли вообще шанс? – Пообещай, что смоешь с себя эту дрянь, – внезапно прерывает отец. – Хватит под пидора косить, и так уже разное про тебя говорят. Слышать противно. Мало того, что себя подставляешь, так ещё и меня перед мужиками позоришь. Считай, что это моё последнее желание. – Отец... – Файер забывает, как вдыхать, и намертво замирает, когда рука мужчины опускается ему на голову, слегка трепя по волосам. – И съезжай ты уже от мамки, хватит на шее у её ёбыря сидеть. Я, вон, в твои годы уже работал во всю, а как двадцать один стукнуло, так уже и сын родился. А ты поди даже лобзаться не умеешь, какие тебе дети? Сам не вырос ещё. Ну и куда это годится? Где гены-то мои в тебе? На лицо смотришь, вроде похож, а понаблюдаешь за тобой, так хоть в гроб ложись. Весь в мать свою. Вечно чуть что слёзы пускала. Хотя отец у неё то, что надо был. Строгий. Такую взбучку устроил мне, жениться на ней заставил. А оно вон как. Развелись. Надо было тебя у неё отсудить всё-таки, глядишь и вырос бы нормальным. Не дружил бы со всякими дурнями, сам бы дуростью не страдал. А теперь лежи и умирай с мыслью, что единственный сын чья-то будущая половая тряпка. Хорошо, если не подстилка. – Отец! – срывается на крик юноша, однако в тот же миг затихает, не решаясь продолжить спор. – Ну что? Разве я не прав? Все тобой помыкают, даже не спорь. Эх, ты, бестолочь, – он вздыхает и, обведя взглядом палату, возвращает его на сына. – Совет тебе дам: не церемонься ты с девушками, они погрубее любят, повластнее. Нечего им потакать во всём, а то так и будут уходить к тем, кто бьёт сильнее. – От меня никто не уходил. – Ой, заливай дальше, – мужчина едва поднимает руку, чтобы махнуть ей в воздухе, тем самым показав, что не верит словам сына. – Что ж ты до сих пор без девки сидишь, никому не нужный? Отшивают потому что. Пиздец, я в твои годы на расхват был, а ты... Всё, уйди, видеть тебя не хочу. В сон клонит от твоего гундежа, – с раздражением завершает он, отворачивается к окну и закрывает глаза, ясно обозначая, что разговор окончен. Файер послушно поднимается и выходит в коридор, после чего покидает больницу. На душе остаётся неприятный осадок, а заглушенное по привычке чувство вины отвоевывает ещё больше места в сердце, пригревшись в самой его серёдке. В голове вертелся ещё один вопрос: почему же отец его не наказал? Должен ли он теперь сделать это сам? Но ведь он обещал другу, что завяжет. Обещал, но... Что тогда делать с этим непреодолимым чувством? Никто из знакомых не станет причинять ему боль, чтобы удовлетворить ненормальную потребность юноши в тяжёлой отцовской руке. Чёрт, он сходит с ума. Файер остановился на тротуаре перед пешеходным переходом и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Царапины на запястьях мерзотно напоминали о себе, зудя и покалывая. Самовнушение? Стресс? Впрочем, какая разница, если желание остаётся прежним – придти домой и закрыться в ванной. А может, и сразу вскрыться в ней. Юноша досчитал устно до десяти, затем в обратном порядке, после чего достал из кармана пачку сигарет и закурил одну. Прохожие косо взглянули на него, кто-то, кажется, даже был крайне возмущён курением в общественном месте. Файер ненароком вспомнил о Симке. Интересно, как она там? Всё ли в порядке? Будет ли странно, если он ей напишет и поинтересуется? Или для начала стоит решить свою проблему, прежде чем отвлекаться на чужие? Всё же этот способ, как выяснилось, не работает в долгосрочной перспективе, и в конце концов волна из смеси тоски и отчаяния накрывает с головой, когда возвращаешься обратно к себе. Поразмыслив над этим ещё немного, Файер выбросил истлевшую сигарету в урну, попавшуюся на дороге, и вынул телефон, тут же набирая звонок на избранный номер. Через пару гудков в трубке послышался голос Вектора: – Надеюсь, звонишь мне, чтобы пригласить покушать, я ужасно голоден. Привет, – запоздало здоровается парень после чуть усталой, но весёлой речи. Файеру отчего-то нравилось, когда тот начинал их диалог таким образом, внутри сразу как-то по-особенному теплело. – На самом деле, я хотел поговорить о том, что произошло вчера. Когда мне позвонили, – уточняет Лисецкий, чтобы избежать лишних вопросов. – И ещё, возможно, мне нужна твоя помощь. Я... – он делает короткую паузу, чувствуя, что столь откровенные слова застревают в горле, но, вдохнув побольше воздуха, всё же произносит: – это дерьмо не даёт мне покоя. Мне определённо нужна порция боли. Мы можем встретиться? – Конечно. Мне как раз нужно было с тобой кое о чём поговорить. Где встретимся? – Я хочу домой, – измученно произносит парень, запоздало понимая, что сейчас ему определённо не следует попадать в свою комнату, а следовательно и в квартиру, чтобы избежать соблазна. – Я только «за», – соглашается Таньшиев и по-доброму добавляет: – Твоя матушка ведь не могла оставить тебя без еды, верно? – Кажется, ты и правда очень голоден. – Я не ел с самого утра, естественно! – восклицает юноша, вынуждая собеседника рефлекторно отодвинуть смартфон от уха, тем самым уменьшая громкость, – Ебучий недосып проигнорировал мой будильник, я даже не успел позвонить тебе, чтобы пожаловаться! Весь день какой-то чересчур забитый делами, мне кажется, меня верёвками тянут во все стороны, и в итоге я остаюсь где-то между, топчась на месте. – Чем ты весь день занят? – удивлённо спрашивает Файер, слыша в своих словах долю осуждения. Он знал, как любит его друг находить себе занятия, а затем едва сводить концы с концами, и ему это совершенно не нравилось. – Сегодня блядский выходной. – Ох, я забыл тебе сказать, что нашёл себе пиздатую подработку на субботу. Такими темпами я точно... – воодушевленно проговаривает Вектор, но договорить не успевает. – Сдохнешь от переутомления, – перебивает его Лисецкий, чуть повышая тон. – Нахуй тебе ещё одна работа, ты ебанулся? Тебе ведь и так хватает на комнату и питание. И на что ты там ещё обычно тратишься... – Я хотел сделать подарок своим родителям, – тепло отзывается юноша, совершенно не обижаясь на грубость друга, – думаю, они заслужили что-то стоящее от меня. И нет, я не буду занимать у тебя, я хочу сделать это сам, – резво добавляет он, опережая уже промелькнувшее в мыслях у Файера предложение. – Ты самоубийца похлеще меня, так и знай, – вместо этого отвечает парень. – Мне нравится жить, и ничто не заставит меня передумать, – серьёзно заявляет Таньшиев, после чего дополняет себя: – А вот кто-то может, поэтому, ради всего святого, не натвори хуйни. Я уже иду к тебе, между прочим, так что жди. – Ох, блять, не приди только раньше меня, – предостерегает друга Лисецкий, понимая, что сам в пути пробудет ещё минимум полчаса. – Я постараюсь, – напоследок весело произносит Вектор и отключается. Файер облегчённо выдыхает. В лёгких по-прежнему не хватает воздуха, но тревога отходит на задний план. Голову покинула навязчивая картинка о порезах на своих руках, хотя желание притронуться к лезвию до сих пор пульсировало на кончиках пальцев, пылая в ожидании. Нужно лишь дойти до квартиры и... Дождаться Вектора. Нужно его дождаться. Это ведь не так сложно, верно? Проблема лишь в том, насколько ничтожно думать о себе в таком ключе. Почему он так сильно зависит от помощи других? С этим вопросом Файер с едва заметной дрожью в конечностях добирается домой и после ставит на плиту чайник, чтобы было чем напоить друга. Сидя на кухне, он лишь молча буравит взглядом пол, неосознанно искусывая нижнюю губу, время от времени зализывая образовавшиеся ранки языком. Иногда ему кажется, что внутри что-то изменилось, расцвело, окрепло, что он больше не тот, кем был раньше, что теперь он менее сломлен и не нуждается в постоянной опеке, но всякий раз внутренние демоны дают о себе знать, напоминая юноше, что он по-прежнему стоит на месте. На отправной точке из ада обратно в мир, полный людей. Интересно, какого это быть другим человеком? Иначе мыслить? По-иному двигаться? По-новому видеть окружающее пространство... Какого это смотреть в зеркало и не видеть себя? Не видеть столь ненавистные черты? Какого это любить собственное Я? Свой характер, внешность, даже свои недостатки. Какого уметь находить в себе не только лишь изъяны? Существуют ведь такие люди, верно? Людям ведь дано любить? Любить других людей, любить животных, любить растения, птиц, любить природу в целом, любить жизнь, мир, любить себя. Многим ли дан такой дар? О, и да, это определённо дар, иначе как ещё назвать любовь? Разве что, проклятием? Файер тряхнул головой, растрепав и без того разлохмаченные волосы, и запустил в те пальцы, чтобы хоть как-то отвлечь внимание от странных навязчивых размышлений о сущности бытия. Не любил он такую философию, однако время от времени погружался в неё, по-новой утопая в каждой мысли. И не всегда тонуть было приятно. Как никак, всем людям нужен кислород, чтобы дышать, так что на дне океана из вязких дум попросту не выжить. Лисецкий не знал, как много потратил времени на споры с самим собой, и смог придти в себя лишь когда вздрогнул всем телом от внезапного громкого звука. Пугаться было нечего, однако горькая тревожность на сердце не давала покоя, вынуждая нервничать даже по такому незначительному поводу, как трель дверного звонка, оповещающая о госте, коим стопроцентно был Вектор. Файер выдохнул и поднялся из-за стола, двинувшись в прихожую. Через мгновение послышался щелчок дверного замка, и на пороге появился Таньшиев, светящий приветственной улыбкой. – Я всё разузнал, – влетая в квартиру и одновременно крепко обнимая друга за плечи, выпаливает Вектор, затем бросая под ноги свой рюкзак и спешно снимая с себя верхнюю одежду. – Что? – кратко реагирует Файер, с недоумением наблюдая за тем, как юноша по-хозяйски вешает свой чёрно-жёлтый анорак на крючок, а после убирает кроссовки на этажерку для обуви. – Я перечитал десятки статей и пересмотрел столько же видео, и ты даже не представляешь, как много хуйни иногда несут! Либо одно и то же, либо вообще не по делу, – продолжая тараторить о чем-то своём, парень подхватывает с пола свою сумку и двигается на кухню. – Как я должен помогать другу в таких условиях? У тебя же есть чай? Там такой дубак, пиздец, – Вектор резво опустился за стол и поднял глаза на застопорившегося друга. – Что-то не так? – Не то чтобы... Просто ты как-то внезапно, – неуверенно произнёс Файер, принимаясь заваривать другу попрошенный чай. – Прости, я увлёкся, – юноша отвёл взгляд на свои замёрзшие на холодном ветру руки, после чего, постучав онемевшими пальцами по поверхности стола в ожидании появления кружки, довольно улыбнулся, когда та оказалась перед ним. – Спасибо. – Так и о чём ты говорил? – тоже присаживаясь за стол, поинтересовался Файер, неотрывно наблюдая за тем, как друг жадно отпивает горячий напиток и, словно кот, расплывается в мягкой улыбке. – М, точно. Тебе, наверное, будет неприятно это обсуждать, но я вот что подумал: – резко ставя бокал на стол, Вектор уверенно продолжает: – раз твоей скрытной натуре не дано делиться всем, что на душе, с близкими, есть другие варианты решения твоей проблемы. – Боже, – томно вздыхая, юноша облокачивается рукой на стол и прикрывает лицо ладонью. – Ты серьёзно за этим ко мне пришёл? – Да, Файер, да. И не надо так убиваться, я хочу помочь тебе, – обиженно бурчит парень, кидая на друга недовольные взгляды. – Неужели ты этого не хочешь? – Теперь даже не знаю, – с тоскливой неопределенностью отзывается Файер. Вектор в ответ изумлённо поднимает брови и несколько раз хлопает глазами, будто бы это поможет убедиться ему в том, что услышанное – иллюзия. – Что значит, «не знаю»? – То и значит. Я настолько привык к этой хуйне, что уже не испытываю особого желания избавиться от этого. Это привычка, Вектор, дурная привычка. Не более. – Мне кажется, или ты сейчас сам себе пиздишь? – хмуро реагирует Вектор, видя в отчаянной отстранённости приятеля страх грядущей опасности. Он определённо боится, но вот чего именно – перемен в своей жизни или же последствий этих изменений, даже положительных – не известно. – Давай так: ты меня сейчас выслушаешь, а потом мы решим, что делать дальше? Как ты сам с этим боролся? Ты ведь вроде говорил, что пытался завязать, причём не раз. – М... – Файер задумчиво опустил глаза, вспоминая, как в действительности старался завязать и старался ли вообще, в таком случае. – Просто... Пытался не заниматься этим? – И как? – кажется, это звучит почти разочарованно, и Файер поникает, в ответ неосознанно реагируя чуть грубоватым тоном: – Как видишь. – Хорошо. Значит так, во-первых, нам нужен лёд, – неожиданно заявляет Вектор, заставляя обратить всё внимание друга на себя. Разочарование сменилось уверенностью, и Лисецкий почувствовал, как малость отвык от неё в речи окружающих, настолько, что теперь ощущал давление на себя со стороны говорящего. Это. Ненормально. – Лёд?.. – Именно. Во-вторых, тебе нужно, прям необходимо, – подчёркивая слова интонацией, не останавливается Таньшиев, – спрятать куда-нибудь подальше свои ебучие лезвия. – Почему-то мне кажется, что это не поможет. – Дослушай, это не всё, – Вектор замечает, как после его слов мрачнеет приятель, раздосадованно вздыхая, и, чуть наклонив голову вбок, резко меняет напористый тон на более мягкий: – Всё в порядке? – Да, вполне, – на автомате выпаливает Файер, напряжённо сглатывая скопившуюся во рту слюну, – почему ты спрашиваешь? – Наверное, потому, что на тебе лица нет? Я что-то не так делаю? Если да, ты только скажи, – осторожно произносит юноша, искренне надеясь узнать, как стоит вести себя с другом, чтобы не навредить ему ещё больше. – Да нет, просто... – тот задумался, после чего попытался объяснить, что чувствует: – Как-то тревожно, что ли. Я столько лет от тебя это скрывал, а теперь ты знаешь. Обо всём знаешь и более того начал искать способы решить мою проблему. Носишься туда-сюда, читаешь какие-то статьи. Я думал, ты просто будешь рядом, когда это понадобится. Я не хочу тебя так сильно запрягать. Тебе и без меня нелегко. – Тогда давай сделаем это вместе? – незамедлительно отвечает Вектор, от чего его собеседник вздрагивает, сам не до конца понимая причину. – Даже не так. Делать будешь ты, а я просто буду рядом. – Звучит страшно, – честно выдаёт Файер, едва не всхлипывая. Нервы были ни к чёрту. Кажется, он совсем размяк. Без отцовских наставлений... – Почему? – не скрывая удивления в голосе, искренне интересуясь, спрашивает Таньшиев. – Не знаю. Я никогда не подходил к этому настолько ответственно. Наверное, потому что заранее знал, что не справлюсь. Я не хочу, чтобы... – Лисецкий рвано вдохнул и на выдохе чуть слышно выпалил: – Чтобы ты разочаровался во мне, когда ничего не получится. На миг комнату заполняет тишина, прерываемая лишь размеренным тиканьем часов. Вектор внимательно наблюдает за своим другом с какой-то невероятной болью в глазах и затем со вздохом произносит: – Боже, Файер. Ты столько хуйни творишь в своей жизни, с чего вдруг я разочаруюсь в тебе именно сейчас? У тебя всё получится, я уверен. – Ох, – кратко реагирует парень, сам напротив совершенно не веря в свои силы. В конце концов, почему вообще что-то должно меняться? Он ведь слабак. И он никогда не сможет избавиться от своих слабостей. Они насквозь пропитали его кожу, становясь одновременно с тем защитной оболочкой, сдирать с себя которую будет чертовски больно. Файер не готов на такое. Конечно, куда комфортнее ведь ничего не менять, ничего не предпринимать, просто катиться в тартарары вместе со всеми своими странностями и проблемами, пока по пути ими же не придавит. Юноша в который раз за их диалог опускает глаза и понижает голос до максимума; казалось, он и вовсе не желал, чтобы его услышали. – И почему ты не мог найти себе нормального друга? Ты заслуживаешь большего. – Я заслуживаю то, что имею, – без промедления заявляет Вектор, ничуть не сомневаясь в своих словах. – Большего мне не нужно. Мне нужен ты, с заёбами или без. А вот тебе нужно, кстати говоря, завести дневник эмоций, – резко меняет тот тему. – Что? – впадает в ступор Лисецкий, никак не ожидая услышать сейчас нечто подобное. Скорее даже не так: он надеялся никогда больше не возвращаться к этой теме разговора. – Я объясню чуть позже, как его вести, ну или можешь посмотреть сам. – Блять. Может, не надо? – Ты хочешь избавиться от своей привычки? – Ты давишь на меня, – внезапно даже для себя честно отвечает Файер, окончательно убеждаясь в собственной слабости. – Давлю? – Вектор заметно расстраивается и даже отстраняется от приятеля, вжимаясь в спинку стула, тем самым показывая, что в любую минуту готов отступить, если это потребуется. Он не сводит печального взгляда с друга, пока тот виновато поджимает губы и нервно разминает пальцы рук. – Давишь, – всё же повторил он. – Ты заставляешь меня делать слишком много. – Я буквально сказал тебе сделать пару дел и немного поговорить со мной. Неужели даже это для тебя проблематично? – в его голосе не было ни доли разочарования, но Файер услышал его в самих словах, и это было больнее, чем он думал. – Блять, теперь я чувствую себя беспричинным нытиком. Только и делаю что жалуюсь, а проблемы решать не желаю, – юноша опирается локтями на стол и прикрывает глаза, зарываясь пальцами в волосы. В мыслях тут же проносится: «отец был прав» – и на душе становится совсем паршиво. – О Господи, – Вектор незамедлительно подсаживается ближе и легонько приобнимает друга за плечи в качестве поддержки. – В твоей голове просто слишком засел принцип «само пройдёт». Но тебе стоит уяснить, что не всегда боль проходит сама, а если и проходит, то не исчезает бесследно, и может вернуться. – Знаешь, я очень часто заболевал и не лечился. И всё прекрасно проходило само, – невозмутимо отвечает Файер, убирая руки от лица и одаривая собеседника возмущенным взглядом. – Да блять. Твой организм самостоятельно сведёт тебя в гроб своей стойкостью! – пылко восклицает Вектор, хлопая по столу ладонями. Файер дёргается, неосознанно вспоминая отца, но от глаз Таньшиева этот жест скрывается. – Вот допиздишься, а потом приложит по полной программе. У меня знакомый один тоже сначала «похуй, похуй», а теперь, блять, в больничке лежит с поражением лёгких хуй знает какой степени. В больницу хочешь загреметь? – Ну вот опять ты давишь... – отчаянно произносит парень, поникая и сжимаясь всем телом, будто таким образом скрываясь от прикованного к себе внимания. Если так поразмыслить, никто ведь не обязан подстраиваться под его слабости и терпеть все его странности и в целом проблемность. Так и какое право он имеет тогда быть против какой-либо идеи и толчка от того, кто готов всем рискнуть ради его благополучия? – Чёрт. Я так часто причиняю тебе дискомфорт своими словами? Раньше тоже так было? – в ответ юноша получает лишь молчание, которое, впрочем, звучит громче и красноречивее всяких слов. – Ну пиздец, – подводит итог Вектор, совершенно теряясь в собственных мыслях. Он не понимал, что ему стоит делать, а чего не стоит. Не понимал, когда нужно остановиться со своей безудержной опекой, а когда увеличить напор. Не понимал, как поступать всегда лишь правильно по отношению к лучшему другу и действительно ли правильно следовать этой заботе. Быть может, Файеру напротив не хватает искры, которая зажигала бы в нём потухший огонь, а не слепо защищала угли? Такой человек, как... Симка? Его друг и вправду стал чувствовать себя и выглядеть лучше после установления с ней приятельских отношений. Быть может, Вектор не тот, кто нужен Файеру? Быть может, он все эти годы лишь усугублял положение? И оттого жизнь всякий раз подкидывала явные намёки – твой друг мёртв, и это определённо не случайность. – Ладно, давай так поступим: сейчас я допиваю чай, а ты... – он смотрит на расстроенного друга, и внутри что-то с треском обваливается. Вектор набирает в лёгкие воздух и едва не задыхается. – Мне уйти? – Я не хочу, чтобы ты уходил, – Файер цепляется за друга, как за единственное спасение, и Таньшиев не понимает, рад он этому или нет. Быть может, не за того, кого нужно, он держится? – Я готов тебя выслушать, правда, – дополняет себя Лисецкий, не прекращая сжимать пальцами худи друга. – Мне действительно важно, что ты пытаешься мне помочь. Я знаю, как со мной бывает сложно, и я ценю твои старания. Дашь мне ещё один шанс, м? – он поднимает глаза на друга, вздирая уголки губ – в конце концов, Вектор всегда поддерживал его улыбкой, может быть, и у него получится? – Я дам тебе их тысячу, если это поможет, – Таньшиев тоже улыбается и затем в шутку добавляет: – Может, покажешь мне свою коллекцию? – Какую? – не сразу понимает парень. – Та, что в ящике, – серьёзнее продолжает Вектор, внимательно следя за реакцией. Файер давится воздухом и с изумлением смотрит на приятеля. – Ты уверен?.. – руки немного задрожали из-за внутреннего беспокойства, но юноша постарался отвлечься от этих чувств. В конце концов, это просто лезвия. И бинты. И ещё лезвия. И ещё? – Так я прав? Это ты от меня всё это время прятал? – Таньшиев задумчиво хмыкает, не получая ответа. – Не храни их в таком лёгком доступе, повторяю: спрячь где-нибудь, где не сможешь с лёгкостью достать. Как насчёт шкафа? Ты же не достаёшь до верха? – Нет, ну ты давай ещё попизди на мой рост, – хмуря брови и резко выпрямляя спину, сердито отзывается Файер. Вектор весело смеётся и затем отвечает: – И в мыслях не было, малыш. – Блять, пять сантиметров, сидит выёбывается. На, нахуй, – выпаливает юноша, в ту же секунду вставая ногами на стул и едва не теряя равновесия, выравниваясь. Вектор тоже поднимается с места, а затем хватает друга за ноги и поднимает на спину, чтобы тот утерял опору. – Бляха! – испуганно восклицает Лисецкий, никак не ожидая, что весь его мир столь внезапно покачнется. – Отпусти, еблан. – А то что? – Таньшиев знает, что друг не видит его ухмылки и от того даже не пытается её скрывать, лишь крепче придерживая юношу, чтобы его не уронить. – А то спину надорвёшь. Пусти, – шипит Файер, несильно ударяя того ладонью по спине. – Ты достаточно лёгкий, так что не надорву. Кстати говоря, – внезапно меняет тон голоса парень, наконец ставя приятеля на пол, – ты сегодня чем завтракал? Файер несколько раз моргает глазами, молча глядя другу в лицо, а затем с глупой улыбкой разворачивается и на выходе с кухни произносит: – Так, ты вроде говорил что-то куда-то спрятать. – Файер, блять! – со злостью кричит ему вслед Таньшиев, грозно топая за ним в коридор. – Ну, какого хуя?! – Прости меня грешного, я каюсь. – Вот доиграешься, я поселюсь с тобой и буду лично следить, чтобы ты не пропускал ни одного приёма пищи, – вместе с угрозой он заходит в комнату, после чего, собравшись с духом, вновь возвращается к прежней теме и начинает перечислять: – Кстати, есть ещё способы: можно съесть что-нибудь кислое или острое, порвать или покричать. Громко петь, кстати, тоже можно, это тебе вроде больше подходит. Ещё есть вариант побить подушку или же принять ледяной душ, но с этим лучше не экспериментируй, а то, зная твоё хлипенькое здоровье, ты ещё и заболеть умудришься. – Всё сказал? – недовольно отозвался Файер, однако удовлетворённо подметил, что теперь, по крайней мере, не испытывал такого волнения, как при первом разговоре об этом. – Вроде, да. – А лёд тогда зачем? – А, ну... – Вектор неловко потирает своё запястье, отводя в сторону взгляд, но затем уверенно выдаёт: – В руке можно сжать. Или изощриться и вместо лезвия водить им по коже. Один дяденька сказал, что механизм тот же. – Какой же ты спокойный, меня прям вымораживает. – Слёзы мои больше любишь, выходит? – Не слёзы, а тебя. Всего тебя. Знаешь, – Лисецкий делает короткую паузу, чтобы дать себе время сформулировать мысль, – мне иногда кажется, что ты самый искренний человек, которого я когда-либо встречал, поэтому не надо пытаться быть другим ради моего спокойствия. – В таком случае, готовься, что я буду обнимать тебя каждые тридцать секунд, – тут же проделывая сказанное, отвечает Вектор. Его голос становится заметно тише и звучит как-то сломанно, будто с мольбой. – Может... Разговор по душам с близким человеком тоже неплохой вариант, а? Хотя бы один раз из десяти? – О Боже, Вектор, – он отвечает на объятие друга, позволяя тому положить голову на своё плечо. – Я не понимаю, как такое наивное добрейшей души существо, как ты, дожило до своих дней. – У меня есть друг-прививка, что вводит в мою жизнь дозу пиздеца, подготавливая к остальному, – в шутку говорит Таньшиев, но затем уходит в свои мысли и смурнеет. – Ебучая однокурсница, – внезапно выдаёт он спустя минуты-две молчания и выдыхает. – Она до сих пор не отстаёт от меня, ты в курсе? Я ей дважды уже намекнул, что не имею желания заводить с ней отношений, но она будто не пробиваемая. – Так скажи прямо. – Ну нет. Она ведь обидится. – И что с того? – Файер недоуменно приподнимает одну бровь, явно не видя проблемы в том, чтобы отказать навязчивому человеку, к которому не испытываешь чувств. Помнится, ему в школьные годы и шанса не дали выговориться. Хотя глупо предполагать, что он не ничтожное исключение из всех мировых правил, верно? Никто не обязан поступать с окружающими так же, как поступали с ним. – Ну, хочешь я ей откажу? – взамен предлагает юноша, надеясь хоть как-то помочь другу с его небольшой проблемой. У Вектора в целом большинство проблем не великих объёмов, но от их безмерного количества иногда хочется выть даже Файеру. – Каким образом? – Таньшиев отрывает лицо от приятельского плеча и удивлённо смотрит тому в глаза. Лисецкий не любил зрительного контакта (как минимум из-за собственного цвета глаз), но для друга готов был его не нарушать. – Попрошу, чтобы она от тебя отвалила. Если хочешь, могу даже намекнуть, что ты уже занят мной, – он улыбнулся, подмигнув Вектору, но тот, кажется, не оценил столь рискованной шутки. – О Боже, нет. Эта новость разлетится по ВУЗу быстрее, чем ты успеешь сказать, что она ничего не значит. Нас же отчислят к чертям собачьим. Я лучше просто скажу ей, что у меня уже есть девушка. – Не понимаю, почему ты этого не сделал раньше. – Ну, а вдруг она поймёт, что я соврал? – Вектор, – со вздохом произносит Лисецкий, качая головой из-за негодования. – Ты слишком много думаешь не по делу. – Ну, не только же о тебе мне размышлять. Парни некоторые время смотрят друг другу в глаза, ничего не говоря, однако затем Таньшиев всё же раскрывает рот и спрашивает: – Может, расскажешь, что стряслось вчера? Ты ведь для этого меня сюда позвал. Файер закатывает глаза и наконец разрывает объятие. – Я уже жалею о содеянном, – отвечает он и затем шагает к кровати вместе с другом. Следующие два часа парни проводят за негромкими разговорами, которые время от времени прерываются криком, смехом и даже всхлипами.