ID работы: 9127813

Mystical Love

ONEUS, ONEWE (кроссовер)
Слэш
NC-17
В процессе
73
Размер:
планируется Макси, написано 332 страницы, 24 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
73 Нравится 255 Отзывы 20 В сборник Скачать

Глава 23

Настройки текста
Примечания:
Music: Sunrise Avenue — Only       Может, из-за того, что Гонхи узнал в Хвануне того самого человека, которого так отчаянно и безнадёжно хотел найти в течение долгих лет, он стал обращать на него намного больше внимания. И благодаря этому понял, что, оказывается, Хванун избегает оставаться с ним наедине. Они вернулись к занятиям по английскому, но не встречались дома у Хвануна, а к Гонхи в общагу они вообще ни разу не ходили. Хванун всегда выбирал большие кафе, где всегда были люди вокруг. Гонхи попытался мысленно отмахнуться, подумать, что Хвануну просто помогают настроиться на работу окружающие его звуки. Но в глубине души Гонхи знал, что Хванун делает это намеренно, и теперь данное обстоятельство заставляло Гонхи чувствовать себя из-за этого плохо.       Возможно, потому что он никак уняться не мог. Страсть как хотелось поговорить с Хвануном с глазу на глаз. Однако, когда Гонхи как-то после пар попытался перекинуться с ним словом и предложить прийти к нему в общагу, Хванун категорически отказался.       — Зачем? — с милой и явно притворной улыбочкой спросил у него Хванун. — Мне там нечего делать.       — Будь другом, а? Я разочек посплю подольше. А ты придёшь, получишь от меня очередную порцию помощи.       — Как-то эгоистично, — фыркнул Хванун. — Ты поспишь, а я нет.       — Я проведу это занятие бесплатно, — пошёл с козырей Гонхи, озираясь по сторонам как неопытный воришка. — Только приходи.       Хванун улыбнулся так ослепительно, что Гонхи на какой-то момент отключился.       — Нет, — обрушил Хванун на уши Гонхи свой отказ и, поправив лямку рюкзака на плече, развернулся и ушёл.       — Да что с ним такое?! — в сердцах воскликнул Гонхи, когда на его плечо приземлилась рука друга.       — Чем ты занят? Приставаниями к Хвануну? — с недовольным прищуром спросил Сохо. Гонхи уж было рот открыл, чтоб возмутиться, но все слова застряли у него в горле.       Может, он и правда уже прилип к Хвануну как банный лист и признавать поражение не хочет.       — Мне тут птичка нашептала, что ты вчера тренировку по баскетболу пропустил. Как так? — наседал Сохо, прекрасно понимая, что Гонхи без уважительных причин не будет понапрасну злить Шину.       — Я пиздецки занят, — огрызнулся Гонхи, пытаясь ложь выдать за правду.       — Прям-таки пиздецки? — с любопытством переспросил Сохо, который от Гонхи мат слышал примерно раз в пятилетку.       — Да вообще охуеть как, — ответил Гонхи, и эта тупая ложь стала его тяготить. Он и сам не знал, что мешает ему рассказать Сохо о своём прошлом. Возможно, боялся, что для других такое прошлое окажется пустячным и не значащим абсолютно ничего. Даже понимание того, что Сохо периодически называл его дурачком не со зла и не потому, что на самом деле считал так, не давало Гонхи и слова произнести о Хвануне и о том, как его недавнее открытие сшибло его с ног во всех смыслах.       Все мысли Гонхи были заняты планом, как заманить Хвануна в укромное место, чтобы поговорить, но Гонхи всё путался в мыслях, и пока пытался придумать что-то, в голове его образовывалась обволакивающая пустота, которая отключала его способность выдумывать предлоги для того, чтобы Хванун действительно сам захотел прийти к нему, например, или же позвал к себе. Хвануну даже не впадлу было подкармливать Гонхи периодически, таскаться с мешками с едой то в одно кафе, то в другое, лишь бы не оказаться с ним в одной комнате без посторонних. Это, честно сказать, какой-то нонсенс. Когда Гонхи отчаивался, спрашивал себя: «Да что вообще может произойти, если мы останемся наедине?! Вот что?!».       А потом он вспоминал парочку случайных поцелуев и задавался вопросом — неужели у Хвануна хоть чуть-чуть, самую малость, чувства не угасли?       Напряжённые несколько недель крайне неудачно подкинули Гонхи сюрприз в виде болезни. Он натурально слёг, придавливаемый не только занятостью в виде пар, курсов по японскому, репетиторства и баскетбола, а ещё и стрессом. Но думать, что мысли о Хвануне его измотали, Гонхи себе не позволял. В конце концов, Хванун вообще жил в счастливом неведении. Может, именно это отчасти и не давало Гонхи покоя. Лёжа в поту, ослабленный и горячий, Гонхи думал, что он так вымотался за последнее время, что даже нет сил встать, взять телефон и хотя бы доставку с едой заказать или же друзей попросить привезти что-то. Он заболел, а ему было нечем лечиться. Он пропустил утренние пары и понадеялся, что кто-то из друзей заметит его пропажу, потому что совместных пар на сегодня у них не было.       Гонхи лежал в полудрёме. В бреду ему привиделась та сцена, когда в универе он пытался заставить Хвануна пойти к нему в общагу, а тот отказал. Как можно было расценивать такую улыбку? «Прости, но пошёл в жопу»? «Дурачок, не проси о таком, ты же не настолько глупый, чтобы ничего не понимать»? Что?       — Поговори со мной, чёрт тебя дери, Хванун… — с трудом пробуждаясь от липкого сна, который никак не хотел полностью его отпускать, прошептал Гонхи, пряча влажные то ли от пота, то ли от чего ещё глаза. — Пожалуйста, просто поговори со мной…       Тихий стук в дверь пусть и был едва слышным по факту, но отчего-то Гонхи вздрогнул от этого звука всем телом. Руки едва его слушались, но он откинул одеяло и кое-как сел на кровати. Голова его была словно свинцом налита, кожа огнём пылала. Футболка со штанами прилипали к телу. Когда Гонхи поднимался с кровати, ему показалось, что он не одежду на себе тащит, а непомерный груз. Проведя мокрыми пальцами по глазам, Гонхи попытался стереть с них дымку. Не получилось. Он даже не сразу сообразил, как открывается дверь его комнаты.       После того, как Гонхи разобрался с замком и толкнул дверь, чтоб она открылась сама, стало как-то совсем тихо. Гонхи некоторое время стоял, плечом подпирая косяк. Спустя пару минут он понял, что к нему в дверь ведь стучались.       Подняв красные глаза, Гонхи вдруг увидел Хвануна, но глазам не поверил.       — Что за..? — вырвалось у него, когда он рукой тёр глаза, но Хванун напротив не исчезал.       — Ну уж извини, что это я, — как-то непроизвольно выдал Хванун, и так же на автомате протянул ладонь, тыльной её стороной прижавшись к раскалённой щеке Гонхи. — Боже, Гонхи, какой ужас…       Прикосновение длилось всего пару секунд. Гонхи отпрянул от Хвануна как ужаленный и чуть не споткнулся, но когда увидел лицо Хвануна после этого тотчас начал оправдываться:       — Прости, я не ожидал тебя увидеть. Всего лишь. Да и я грязный и потный весь, как видишь, лучше ко мне не прикасаться. Как ты тут очутился?       — Я спросил у Сохо, почему тебя нет. Он сказал мне, что ты вчера неважно выглядел. Я решил спросить у него, где ты живёшь. На сообщения мои ты не отвечал, знаешь, как я испугался? Вдруг с тобой что-то… — быстро говорил Хванун, после чего осёкся, заметив непонятное выражение лица Гонхи.       — Проходи, — только и сказал он. То, с какой силой сжалось сердце Гонхи, когда он осознал, что Хванун заметил его отсутствие и тут же после пар примчался к нему с этим таинственным пакетиком в руке, было ничем не измерить. То прикосновение, которым Хванун его одарил, лучше его душе не делало: такая прохладная ладонь и мягкое прикосновение, от которого, несмотря на холод кожи, любой ледник таять начнёт — вот что всё это для Гонхи значило.       Больше Гонхи себе вопросов, что будет, останься они вдвоём, не задавал. Потому что он не мог выносить доброты и участливости этого человека. Потому что он не знал, как себя вести. Потому что он понимал, насколько Хвануну, скорее всего, тяжело далось решение прийти сюда, ведь он наверняка ругал себя, обзывал идиотом, считая, что он просто параноит, и Гонхи тупо решил пары прогулять или пойти развлекаться с девчонками.       — Я принёс тебе немного поесть. Знаю, что этого мало, просто я не был уверен, что ты действительно болен. Мало ли, вдруг ещё дела какие… — произнёс Хванун, и Гонхи испуганно воззрился на него.       — Только не говори мне, что ты действительно мысли читаешь.       — Не читаю, но могу слышать урывками. Сейчас я могу слышать только твоё крайне странное душевное состояние и то, как тебе физически плохо.       — Твой талант, ах… Он просто убивает меня, — вздохнул Гонхи, устраиваясь на кровати полулёжа.       — Ты впрямь странно себя ведёшь в последнее время, — не глядя на него, ответил Хванун. — Ты даже говоришь как-то иначе.       — Обычно я шут гороховый, конечно. А сейчас мне что-то совсем прикалываться не хочется, — со всей серьёзностью ответил Гонхи.       — За что ты так с собой… — хмыкнув себе под нос, с лёгкой улыбкой спросил Хванун, разворачивая на столе кашу. — Мне вот в голову не приходило никогда тебя так называть.       Пока Хванун ходил разогревать еду, Гонхи сидел и думал о том, что с появлением Хвануна ему резко стало как-то… спокойнее в целом. Хотя, стоило вспомнить, что ему снилось до его прихода, и волна тревожности всё же в нём всколыхнулась вновь. Гонхи хотел поговорить с ним, сейчас был тот самый шанс, которого он так долго и упорно добивался, но почему-то неожиданно стало страшно. Гонхи даже примерно не представлял, как Хванун на всё это отреагирует.       — Ты меня извини, я не силён в заботе о ком-то. Честно говоря, я хотел бы знать больше об этом, но пока, увы, нет возможности. Или мозгов нет, — со смехом сказал Хванун, поднося Гонхи кашу. — Ты должен съесть её, чтобы выпить лекарства. Если лучше не станет, то лучше в больницу поехать.       — Надеюсь, до неё не дойдёт… — ответил Гонхи, нехотя берясь за ложку.       — Я тоже, — ответил Хванун, а сам глазами будто что-то искал.       — Что ты ищешь?       — Кажется, я что-то забыл.       — От меня, что ли, заразился этим? — спросил Гонхи, и в груди его, где находилось сердце, продолжало по-странному сильно болеть.       — А… Я должен тебя обтереть.       То, как Хванун это сказал, ни капельки не сквозило смущением, но Гонхи отчего-то смутился как никогда. Да настолько, что не смог высказаться против. Явившийся с какой-то подозрительно знакомой тряпкой и тазиком Хванун уселся и с полной решимостью схватил Гонхи за руку, проведя влажной холодной тряпкой по предплечью. Гонхи тут же съёжился.       — Что это такое? — спросил он, тыча пальцем в тряпку.       — Твоя майка, которая висела на полотенцесушителе.       — В смысле…       — Если ты не удосужился себе ни одной тряпки в комнате организовать, как мне ещё поступать, растяпа ты эдакая? Сиди и помалкивай. — За напускной злостью Хванун явно прятал смущение от того, что не нашёл выхода из ситуации поумнее, бурчал и ворчал, вытирая горячие руки Гонхи, а затем и лицо. И когда Хванун оказался вот так близко, прямо напротив, Гонхи принял решение, что расскажет ему всё, даже если его самого вывернет наизнанку от страха за их будущее общение.       Гонхи терпеливо дождался, когда его оботрут, доел кашу и выпил лекарства. Он даже не сомневался, что после проделанных манипуляций Хванун поспешит свалить, взяв с него обещание позвонить вечером и рассказать о самочувствии. Вот там-то Гонхи его и стопанул.       — Не позвоню, — сказал он, сложив руки на груди.       — Почему это? — напряжённо спросил Хванун, оборачиваясь. Он уже, застёгивая рюкзак, двинулся к выходу, когда его тормознул резкий отказ.       — Потому что мне нужно поговорить с тобой сначала.       По нахмуренным бровям Хвануна можно было понять, что он снова что-то слышит. Подозревает. Догадывается, что разговор этот никакой не пустяковый им тут предстоит.       — Прямо сейчас? — с некой мольбой в голосе поинтересовался Хванун, а Гонхи, который мог рубить с плеча, когда ему сильно надо было, хлёстко ответил:       — Конечно, сейчас.       Он не хотел прозвучать агрессивно, но сейчас Гонхи был так ослаблен, что не имел возможности остановить Хвануна, если тот всерьёз захочет взять и уйти. Даже подняться с постели было тяжело и слишком долго, что уж там говорить, чтоб ещё и до Хвануна дотянуться.       Хванун так тяжело вздохнул, что было ясно — он сильно не хочет слушать Гонхи сейчас.       — Ладно, — ответил он, откладывая свою сумку в сторонку и приставив к нему стул поближе, но не вплотную. — Давай поговорим.       Гонхи смотрел на Хвануна несколько минут, не зная, как ему вообще стоит начать. Самым главным вопросом для начала, наверное, оставалось «а точно ли это он?».       — Для начала хочу тебя спросить… Ты ходил когда-то на футбол?       — В смысле… В кружок какой-то?       — Ну да, секция при школе.       — Ходил, да. Но это было очень давно. С чего вдруг такой вопрос? — недоумённо спросил Хванун, который, кажется, даже немного расслабился.       — Это важный момент. Когда ты туда ходил?       — В начальной школе. Вроде, я бросил, когда мне было лет десять-одиннадцать.       — Бросил? Почему? — спросил Гонхи и, задержав дыхание, ждал ответ.       — Потому что я получил травму. Мне запретили играть. Вроде бы, можно было восстановиться и вернуться в секцию по футболу, но я не стал. Честно говоря, мне никогда особо не хотелось вернуться к этому занятию. Даже когда я познакомился с Гонхаком, который в какой-то момент жизни был одержим футболом, у меня не возникло мысли, что, возможно, я не против был бы снова поиграть в футбол.       — Вот как…       — Не такая уж необычная история. Видимо, я не сильно горел этим занятием, вот и всё.       Гонхи, на самом деле, это хорошо понимал. Ведь он сам так же бросил футбол, потому что однажды понял, что ему не слишком он подходит, и резво переключился на баскетбол. Пусть причины Хвануна и были банальны, но отчего-то, узнав о них, Гонхи почувствовал облегчение.       — Я сейчас могу немного хаотично излагать мысли, хах… — посмеиваясь, произнёс Гонхи. У него побаливала голова то ли от болезни, то ли от накатывающих на него эмоций. — …Но я знаю, что ты участвовал в одном школьном соревновании, где в футболе выиграла команда с птичьим названием.       — «Соколы», было такое… — на автомате ответил Хванун. И только спустя секунд десять понял. — Стоп, что? Откуда ты знаешь?       Гонхи улыбнулся так, будто выиграл эту жизнь.       — Подай-ка мне мой рюкзак, пожалуйста.       Хванун дошёл до тумбочки, взял с неё рюкзак и вернулся к Гонхи. Тот вытащил из маленького кармана карточку и вложил её в ладонь Хвануна, накрыв своей рукой.       — Я тебе сейчас такой забавный секретик о себе расскажу, зашатаешься, — произнёс Гонхи с хитрецой, но в то же время серьёзно, вызывая у Хвануна мурашки по всему телу.       — Ну не улыбайся ты так… Меня напрягает, что ты так много знаешь, — сказал Хванун, после чего Гонхи молча убрал ладонь с карточки.       — Узнаёшь?       Хванун спустя мгновение ответил:       — Ну, конечно, тогда мультик был ещё такой, не очень популярный…. Этот персонаж в своей дурацкой фиолетовой шляпе и зелёном костюме в горошек был такой странный, но в то же время вызывал восхищение тем, что у него хватает смелости встречаться лицом к лицу с трудностями. У меня была такая карточка. Кажется, я её кому-то отдал… Или нет? — Хванун задумчиво смотрел на карточку, не замечая нервного ожидания в направленном на него взгляде. — Точно, я её отдал какому-то мальчику. На тех же соревнованиях, кстати, по-моему. По футболу.       — Так и есть, — отозвался Гонхи, и жар от его температуры начал уже, видимо, жарить его изнутри тоже. Хванун резко поднял взгляд и посмотрел Гонхи прямо в глаза. — Наконец-то я тебя нашёл.       Гонхи видел, как Хванун напротив него начал неожиданно паниковать.       — Подожди, такого не может быть. Так ведь не бывает. Нет, Гонхи, — срывающимся голосом затараторил Хванун, пытаясь на стуле отодвинуться подальше от Гонхи, но тот вцепился в ладонь, всё ещё державшую карточку.       — Почему не может? Это не настолько невозможно.       — Ты не в каком-то сериале. Перестань меня разыгрывать.       — По-твоему, я сейчас в настроении подшутить над тобой?       Хванун попытался вырвать руку, но у него не вышло. Гонхи вцепился в него пальцами изо всех оставшихся сил.       — Пусти. Это всё странно. Странно!       — Ты все мои эмоции услышать прекрасно можешь. Ты прекрасно знаешь, что я тебя не смогу обмануть. Успокойся, я ещё не всё тебе сказал.       — Я не хочу ничего знать!       — Почему? — сделав жалобный взгляд, спросил Гонхи, не решаясь отпустить руку Хвануна.       — Потому что я знаю, как у тебя спутались чувства, — с трудом сдерживая голос, который всё норовил перейти на крики, проговорил Хванун. — Ты совершенно не в адеквате, я это знал до прихода сюда.       — С чего это я не в адеквате? Признаюсь, я был в сильном сметении, когда понял, что ты — тот самый мальчик. На то была ещё одна причина, она кроется не только в том, что ты своими словами и карточкой-талисманом помог мне.       — И в чём же причина? — бросил вопрос Хванун, скорее не потому, что ему было интересно, а по причине внезапно возникшего желания поскорее закончить этот разговор.       — Потому что…. Я обманул тебя однажды, сказав, что мне никогда не нравился никто мужского пола. Ведь тот мальчик мне… очень тогда понравился.       — Гонхи, пожалуйста… — взмолился Хванун, прекращая вырываться.       — Что, думаешь, я почувствовал, когда услышал, что ты Минхи сказал то же самое, что и мне однажды?       Хванун боялся глаза на Гонхи поднять, а Гонхи тем временем терпеливо ждал хоть какой-то реакции.       — Так вот почему ты тогда так плохо играл поначалу… — тихо проговорил Хванун. — Теперь я понял, картинка сложилась.       — Я не знал, какие эмоции мне испытывать, по итогу хлебнул всего и сразу. Но сейчас это всё неважно.       — А что важно? — так и не поднимая головы, спросил Хванун. Гонхи всё ещё держал его за запястье, и это прикосновение не только приносило боль физическую обоим, так как у Гонхи уже пальцы болели, а у Хвануна кожа вся покраснела, но ещё и боль душевную. Эта стальная хватка явно волновала обоих, но Гонхи всё ещё не был готов отпустить Хвануна.       — То, что я хочу понять свои чувства.       — Каким образом?       — С ума сойти как я хочу поцеловать тебя сейчас.       Хванун встрепенулся, резко подняв взгляд на Гонхи, и тот уже был слишком близко. Однако до места назначения губы Гонхи так и не добрались, останавливаемые мягким прикосновением ладони левой руки Хвануна. Посмотрев ему в глаза, Гонхи неожиданно понял, что Хванун успокоился. Паника улеглась, но в этих карих глазах плескалось понимание и снисхождение, боль и любовь. На губах Хвануна возникла мягкая улыбка, и она была внезапна как гром среди ясного неба.       — Нет, Гонхи. Так со мной обращаться я даже тебе не могу позволить.       От того, насколько было близко лицо Хвануна к его собственному, Гонхи будто сильнее ощущал палитру переживаемых им эмоций. И от слов Хвануна ему стало непривычно больно, будто кто-то ударил его коленом в живот, выбив из груди весь воздух.       — Я всё понимаю. Хорошо, допустим, я действительно тот человек, который помог тебе однажды. Я практически ничего не помню с тех времён, и это доказывает лишь одно — мы с тем мальчиком уже будто разные люди. Каким я был тогда и какой я сейчас — вещи совершенно разные, если не сказать, что противоположные. Единственное, что у меня с тех времён осталось — это та фраза про океан. Даже не знаю, Гонхи, откуда она у меня в голове. — Хванун тихо рассмеялся, так тепло и по-доброму, что Гонхи отчего-то ощутил себя никчёмным. Ему вдруг захотелось удавиться. — Я не скажу, что твои воспоминания и чувства не важны. Они важны, если заставляют тебя двигаться дальше и каким-либо образом наполняют изнутри. Но если ты вдруг с пустого места решил, что ты во мне заинтересован — остановись. Никто лучше меня не знает, что ты меня не любишь. Наверное, ты надеялся на что-то другое при встрече со своим прошлым, но, увы, чаще всего прошлому лучше там и оставаться, где оно существовало. А я своим долгом считаю разъяснить тебе, что я в этой своей версии, в настоящем, не хочу даже пытаться быть тебе кем-то ближе, чем просто другом. Прости, если разочаровал.       — Хванун… — осипшим от бессилия голосом выдавил Гонхи, стоило его губам освободиться.       — Твои спутанные чувства… Всё образуется. Не волнуйся. Я в любом случае всегда буду на твоей стороне, однако сейчас тебе явно лучше побыть одному.       — Пожалуйста, Хванун…       — Ты обещал позвонить вечером. Я свою часть уговора выполнил, разговор состоялся. Так что, будь добр, позвони. Кстати, Сохо сказал, что подойдёт часа через полтора. Я хоть спокоен буду, что ты тут не всё время будешь один валяться. Позвоню ему, скажу, чтоб еды ещё тебе принёс. Выздоравливай скорее, Гонхи. Всё будет хорошо.       Хванун обернулся и через плечо Гонхи одарил искренней улыбкой поддержки, которая стала для него очередным ударом поддых.       — Верь мне.       — Не ухо…ди… — просипел Гонхи, но дверь за Хвануном уже захлопнулась, и после этого грохота звенящая тишина стала превращаться в его ушах в противный назойливый звон.       Хванун даже слова не дал ему вставить. Видимо, он уже наслушался всякого, Гонхи даже в своих расшатанных эмоциях мог понять, что Хванун тупо не сдержался. Пока они разговаривали, Гонхи ни единой секунды не подумал о любви Хвануна, о том, как остро тот может среагировать на такие нелепые признания Гонхи по типу «я не уверен, но, возможно, ты мне нравишься» и «я хочу проверить, только дай мне поцеловать тебя». Гонхи сдвинулся ниже, ложась на кровати. Нашёл левой рукой внизу у кровати таз, а в нём свою серую скрученную майку, даже не отжав бросил её себе на лоб и лёг, уставившись в потолок в полнейшем шоке от этой жизни. «Что я, блин, вообще делаю?» — промелькнула у него в голове здравая мысль. Он, видимо, совсем перегрелся, раз сказанул, что ему в возрасте десяти лет, когда он даже девочками толком не интересовался, понравился мальчик. Хотя он не понимал тех эмоций, какие тогда испытывал, но называть это такого рода симпатией… как-то чересчур.       — Ты, видать, опять чего-то Хвануну наговорил, — без «здрасьте» и без «привет» зашёл в комнату к Гонхи Сохо спустя какое-то время, пока Гонхи продолжал грызть себя изнутри. Дверь после ухода Хвануна как раз всё ещё была не заперта.       — У него был заплаканный голос? — со всей серьёзностью спросил Гонхи.       — Нет, но звучал он как-то расстроенно.       — Блин… — вздохнул Гонхи, пряча лицо в ладонях.       — Как ты? Выглядишь прям крайне отстойно.       — Куда ж мне до тебя красивого такого, — приглушённо отозвался Гонхи, не убирая ладоней от лица.       — Есть силы на сарказм, значит, жить будешь, — сказал Сохо, поставив пакет на стол и падая на то место, где около часа назад сидел Хванун. — Ты голоден?       — Пока нет, я недавно кашу ел, которую Хванун приносил.       — Понятно, — бросил Сохо и вздохнул, глядя на то, как тяжело дышит Гонхи.       — Честно говоря, даже при Лисьем Пламени мне не было так фигово. Где я это цепанул?       — Да ты себя совсем загнал уже просто. После соревнований как с цепи сорвался.       — Это всё из-за Хвануна. Точнее, он не виноват. Блин, я не знаю, как это объяснять…       — Не утруждайся.       — Я не рассказывал не потому, что не доверяю тебе или типа того, Сохо. — Гонхи нацепил одеяло под самые глаза, которые так и пытались выбить из собеседника слезу.       — Мне без разницы, какая там причина, — ответил Сохо, и это прозвучало резковато, но Сохо часто был таким, Гонхи уже давным-давно привык.       — Я тебе всё расскажу. Только, с твоего позволения, лёжа с закрытыми глазами. Голова тяжёлая, даже веки тяжело держать открытыми.       Гонхи нашёл на своём одеяле в складках карточку. Выудил из себя самое драгоценное воспоминание и выдавил его в виде ещё хуже, чем он сделал это для Хвануна. Путаясь в словах, стыдясь того, что он наговорил во время прихода Хвануна, он кое-как договорил. На сердце было тяжело, а в груди по-простудному больно. Вид карточки-талисмана вызывал у Гонхи теперь больше негативных эмоций, будто он в самом деле хотел оставить её в прошлом и никогда не вспоминать это прошлое, как и советовал ему Хванун.       — На что мне теперь опереться? Что будет придавать мне сил? — спросил Гонхи, подняв горячую дрожащую руку с карточкой к лицу и глядя на неё мутным болезненным взглядом.       — Думаю, пора надеяться на себя. И на людей, что рядом с тобой. Они у тебя есть, близкие люди. Разве это не здорово?       Гонхи на это только вздохнул.       — Вообще я тебя послушал, очень занятная история получилась. Судьбоносная такая у вас случилась встреча с Хвануном. Я как дорамку по телеку посмотрел. Если что, я это не со смехом. Просто такие встречи один на миллион, наверное. Город огромен. Больше возможности никогда не повстречать нужного человека, чем столкнуться с ним вот так.       — Потому, может, мне так хуёво теперь.       — Тебе хуёво не поэтому. Хванун тебе отказал, а к отказам ты не привык, да и ты наверняка был уверен, что он тебя всё ещё любит и всё позволит. Он поступил иначе. Даже если ситуация не самая типичная, это наверняка тебя задело. Плюсом идёт то, что ты не разобрался в своих эмоциях, накрутил себя чертовски, ещё и болен к тому же. Дай себе время. Сейчас тебе плохо, конечно, и это нормально. Но потом тебе станет легче. Не мучай себя и лечись для начала.       — Буду.       — А то я один из Лисов, видать, остался в универе. Охренеть как некомфортно, как будто тылы не прикрыты и на меня в любой момент напасть можно.       — Пхах! Так бы и сказал, что за свою шкурку Лисью беспокоишься. Охренительно участливый друг ты, Сохо.       — Да я уже понял, что ты шутку не выкупил.       Сохо протянул руку и положил ладонь на лоб друга. Гонхи это прикосновение не понравилось, но отворачиваться он не стал.       — Твоя кожа тоже горячая. Не самое приятное ощущение, — признался Гонхи только тогда, когда Сохо в задумчивости отнял руку от его лба.       — Мы оба Лисы. Моя кожа сейчас не такая горячая как у тебя, но всё же… То ли дело Волки.       Гонхи вспомнил холодное прикосновение Хвануна, когда тот только зашёл к нему. В тот момент Гонхи подумал, что Хванун такой холодный из-за того, что тот пришёл с улицы, но его кожа оставалась такой вплоть до его ухода. Запястье в руке Гонхи не было горячим. Он постоянно забывал, что Хванун Волк, даже его феноменальный слух почему-то не напоминал об этом.       — Так интересно получается. Мы не просто с Хвануном встретились спустя столько лет, так он ещё и Волк.       — Хм… А ты соображаешь ещё чего-то. Думал, мозги у тебя там совсем сварились уже, — сказал Сохо, вроде, в шутку, но даже не улыбаясь при этом. — Пусть совпадения и поразительные, но какой с них прок уж теперь? Я только прошу тебя, очень прошу: не делай хуйни. Пожалуйста. Не говори ему больше ничего, что будет заставлять его снова и снова вспоминать о его любви к тебе. Даже не сомневаюсь, что он и без тебя прекрасно об этом помнит. Не проеби такого друга как он. Любой другой на его месте давно бы послал тебя к чёрту.       — Я это знаю. Не учи учёного.       — Ух, ебать! Убереги, Лисий Боженька, если ты существуешь, мир от таких учёных мужей. Иначе мы обречены, — фыркнул Сохо и, вставая со своего места, пошёл посмотреть, какие лекарства на столе оставил Хванун.       — Снова ты..! Ых, нет сил даже ругаться с тобой, тьфу… — проныл Гонхи и натянул одеяло на себя по самую макушку.

***

Music: blackbear — @ my worst       Жить в вечных американских горках Гонхак уже начал привыкать, правда, теперь его жизнь иногда притворялась нормальной. Особенно когда Дончжу смог вернуться в университет. Гонхак уже задолбался ебаться с ним каждый день до умопомрачения, а если ещё учесть, что Дончжу ни разу после секса не остался целым и невредимым, там и тем более Гонхак ждал капец как, когда младшего уже, наконец, отпустит.       Было так странно увидеть Дончжу впервые за долгое время в универе в кругу сокурсников. Тот явно не был прежним собой, однако людей всё ещё влёгкую собирал вокруг себя, даже активнее, чем раньше. Дончжу стоял среди девчонок и пацанов, одетый, в целом, так же, как одевался раньше — в полосатой кофте, обычных джинсах и кедах, но его этот чокер на шее будоражил до ужаса, ведь Гонхак знал, что это — его подарок. Гонхаку пришлось подарить Дончжу чокер с луной, и это не потому, что ему прям сильно хотелось спустить на подарки для младшего деньги. Просто было чуть-чуть стыдно за то, что давненько он порвал у него такой чокер, а второй причиной были какие-то пошленькие проститутские чокеры, которые остались в наличии у этого парня, у которого не пойми что со вкусом. Гонхаку и так хватало того, каким стал Дончжу после взбесившегося в нём Лиса, никаких чокеров с сердечками, розами, тем более ошейников он видеть на нём не желал от слова совсем. Дарение чокера с луной прошло сухо, Дончжу почти безо всяких эмоций принял его, конечно, поблагодарив, но не улыбнувшись и не взглянул на своего хёна. Такими вот были их отношения.       — Вы уже и в универе это самое, того? — спросил Сохо у Гонхака, когда тот приземлился напротив него в столовке, одаривая хмурым взглядом Дончжу, на лице и шее которого красовались несколько пластырей и неприкрытых маленьких синяков.       — Он написал мне, — обронил Гонхак. Грубить и оправдываться смысла не было. Друзья всё прекрасно видели, а чего не видели, то чувствовали. Гонхак даже не сомневался особо, что Хванун, Ёнджо или кто-то из Лисёнышей даже знает, что он с Дончжу в ближайшем толчке полчаса назад ебался в самой непотребной позе. Если бы он этого не сделал, быть беде. Когда они забегали, путаясь в ногах от торопливости, в туалет, Дончжу уже был в невменяемом состоянии. Его руки прям на ходу расстёгивали Гонхаку ширинку, но получалась какая-то хуета, потому что у Дончжу вылезли Лисьи когти, и Гонхак начал бояться, что мелкий этими самыми когтями навредит тому, чему не надо, в итоге у них вообще никогда больше ничего не получится. Дончжу почти валился на пол, поэтому Гонхак его просто за шкирятник в кабинку впихнул. Кажется, в туалете даже кто-то был в это время, то ли прогуливал, то ли отпросился и залипал, сидя на унитазе, в телефончик. Что-то такое Гонхак, кажись, слышал. Только это вот не точно, да и было ему насрать. Спустя минуты две он уже так вбивал Дончжу в стену кабинки, что грохот стоял страшный, и то, что Гонхак зажал младшему рот, пытаясь не спалиться, было максимально глупой затеей, стоящей своей реализации только за тем, чтобы получить удовольствие от очередного насильственного действия. Дончжу что-то там хрипел ему в ладонь, и у Гонхака начинали неметь пальцы, но не настолько, чтобы ослабить хватку.       После всего этого у Дончжу остался огромный синяк на бедре, за которое Гонхак держал его поднятую ногу, кровавые царапины на щеке, ближе к уху, и укус под коленом. Когда картинки недавней несдержанности промелькнули перед глазами Гонхака, он уже даже не захотел сокрушаться. А смысл? Бывало и хуже.       Чего стоил визит Донмёна и Гиука. Те, как обычно, не дозвонились до Дончжу, но в тот раз они и до Гонхака не дозвонились. Если б те двое хоть немного пораскинули мозгами, может, поняли бы, чем Дончжу с Гонхаком заняты, но у тех логика вывернулась, видимо, наизнанку, раз они решили, что им срочно надо проверить комнату Дончжу, не найти там никого и отправиться в комнату к Гонхаку, почему-то посчитав, что кому-то требуется помощь. Когда Гонхак про это узнал, он не сдержал смешка, подумав, что помочь они могут только организовав групповой секс для усмирения бешеного либидо Дончжу. Когда Донмён с Гиуком оказались за дверью Гонхака, они, конечно, сами убедились, чем те заняты, и хоть Донмёну стало очень плохо и физически, и морально, он по какой-то причине посчитал, что ему надо увидеть брата.       — Ох, да чего ж ты так не вовремя вечно… — простонал Дончжу за дверью, в которую вдруг кто-то ударил. Гонхак понимал, что Донмён не глупый и догадывается, что в дверь впечатали как раз Дончжу, у которого снова будут синяки на лице из-за этого. Но когда между Гонхаком с Дончжу происходил секс, старший вообще плохо себя контролировал, поэтому драл своего младшего так, будто ему было плевать, если от него одни кровавые лоскуты останутся. Хватал его за волосы, сжимал до боли плечи, а когда мало было, впивался изо всей силы в них зубами.       — А ну открывайте, — потребовал Донмён, но в его голосе слышался испуг.       — Да подожди ты… — пытаясь сдерживать стоны, всхлипывал Дончжу. Благодаря своему носу Гонхак легко мог догадаться, что младший уже на грани, и дрожь в его теле, последовавшая за этим, была тому доказательством. Он будто пытался вырваться, но эти трепыхания заставляли Гонхака распаляться ещё сильнее. От последнего сильного толчка Дончжу так сильно закусил губу, что она всё-таки лопнула. Младший осел возле двери, стоило Гонхаку отпустить его волосы, и пару минут не мог подняться. А когда ему это удалось, Гонхак понял, насколько тот отвратительно выглядит.       — Ты что делаешь с ним вообще?! Избиваешь, бля?! — воскликнул Донмён, когда Дончжу открыл всё-таки им с Гиуком дверь, успев только кое-как в простынку завернуться. Гонхак тем временем сидел на кровати, прикрывшись одеялком, и должен был ощущать как-то побольше раскаяния, но отойти от взбунтующейся Волчьей сущности в нём ещё не успел. Донмён, в целом, ведь был прав. И это он ещё не знал, что где-то час назад был самый пик Лисье-Волчьей активности, когда ни Дончжу, ни Гонхак никакого участия в половом акте не принимали. Если б Донмён узнал, что на этой самой кровати, которая едва ли успела остыть, лежал его брат, совершенно не соображающий, поддавшийся Лису и заглатывающий член по самые гланды… Вот бы ему не понравилось. Как же ему это бы не понравилось. А Гонхаку, который весьма смутно, но всё же это помнил, кажется, это пришлось по нраву. Он помнил, как двигался кадык у Дончжу, когда член оказывался у него прямо в глотке. Наверное, ещё никогда чокер на его шее не вызывал такого пожара в душе Гонхака. И пока Волк как абсолютно сошедший с ума садист по-настоящему ебал Дончжу в горло, Гонхак думал, сколько бабла ему придётся отвалить на психологическую помощь после того, как он поймёт, что натворил.       Как обычно, очнуться ему надо было в момент, который непонятно, как стоит назвать — самым неподходящим или, напротив, козырным, самым лучшим.       — Глотай, — приказал Волк, кончая глубоко в горле Дончжу, и именно в тот момент Гонхак очнулся, вытаскивая член изо рта, который будто всё имеющееся у него выжать пытался. Тонкая струйка потекла по губам Дончжу вниз, к его носу. Младший осоловело моргнул, и Гонхак бы хотел спросить, в порядке ли он, но слишком очевидно было, что нет. Дончжу минут десять потом никаких звуков издавать не мог, судя по всему, от боли в горле, а Гонхак задавался вопросом, куда его снова понесло, потому что это дурацкое обстоятельство его возбудило ещё сильнее, поэтому он просто решил трахнуть Дончжу, который не мог даже застонать нормально. Только потом он оклемался, начал кашлять и хрипеть, будто помирает, но Гонхак давно понял, что не так-то просто его прикончить.       — Что ты пытаешься сделать? Можешь быть нормальным хоть немного?! — орал Донмён, а Гонхак по-прежнему не отвечал. Нормальным? Да он же никогда не был таким. По крайней мере, не до конца. Но что он точно знал, так это то, что его Волчья сущность просто исчадье ада. Кажется, он не знает, что такое секс в адекватном его проявлении. Ему надо было избивать, кусать, царапать. Рвать Дончжу изнутри и заставлять захлёбываться его спермой, чтоб он не мог ни говорить, ни дышать, ни соображать. Такое было впервые, чёрт его дери. Гонхак был в таком ахуе, что совсем не слышал криков Донмёна. Зато почему-то прекрасно услышал тихий голос Дончжу:       — Хватит вопить. Мне это нужно.       — Что нужно?! Ты хочешь умереть?! И что, мать его, с твоим голосом?! — не унимался Донмён. Гиук, стоящий рядом с ним, вообще ни слова за время своего пребывания в комнате Гонхака не проронил. Пока его парень пытался достичь невероятного уровня громкости, близкой к восьмидесяти децибелов, он лихорадочно шарил взглядом по комнате, подмечая то, что не бросалось в глаза с первого раза, но свидетельствовало о том, насколько страшные вещи здесь происходили: выглядывающие из-под кровати розоватые салфетки, что-то липкое и склизкое, слишком напоминающее презервативы, мокрое пятно на матрасе рядом с сидящим там Гонхаком. То, что Дончжу с Гонхаком были все в поту, а на теле брата Донмёна кое-где можно было разглядеть капли, которые на пот похожи не были, поражало Гиука до глубины души настолько, что он впрямь не находил слов и предпочитал молчать.       — Что с голосом? — переспросил Дончжу и, внезапно вспыхнувшим ещё ярче жёртым светом взглядом, с наигранно невинным выражением лица легонько провёл пальцами по губам. — Я немного помог своему хёну этим вот.       Донмён моментально посерел.       — Ты же это не серьёзно..?       Дончжу потряс головой и, придя в себя, посмотрел на Гонхака. Он абсолютно не винил хёна, и слова о том, что ему это всё необходимо, были правдивы. Гонхак понимал, о чём Дончжу думает, и пусть с каждой минутой осознание всё ближе до него добиралось, он был бесстыже рад, что младший спускает ему всё это с рук.       Позже, когда Гонхак нашёл минутку пообщаться с Ёнджо, тот сказал, что можно обойтись без полноценного секса вообще-то. Казалось, вот оно — спасение, однако у тварей внутри Гонхака и Дончжу был какой-то свой взгляд на вещи, поэтому даже дрочка походила на драку с сексуальным домогательством. Думая об этом, Гонхак пришёл вечером к Дончжу. Каждый вечер либо он приходил к младшему, либо тот к нему. Раза в день могло и не хватить, тогда они встречались в универе, с каждым днём вызывая всё больше вопросов у студентов и преподавателей. Этот сексуальный марафон пусть и утомлял, но отчего-то Гонхак своими ножками продолжал приходить, бесстрашно приближался к Дончжу. Он трогал его, позабыв о том, что он, как раньше выразился бы, марает руки. И вот снова Гонхак пришёл, неожиданно заметив, что комната Дончжу, вроде как, не была уже такой безликой как раньше.       На столе появилось несколько книг, уже не по психологии. Кажется, что-то про химические элементы и соединения. Справа от ноута стояло пять больших свечей, две из них уже немного прогорели и продолжали гореть сейчас, несмотря на то, что в комнате горел верхний свет. Отвернувшись от стола Дончжу и воззрившись на хозяина комнаты, Гонхак подумал, что младший вправду изменился. Пусть он в целом был такой же сдержанный в проявлении эмоций, однако понять его стало легче. Если Дончжу улыбался, то уже не так картонно. Если он получал удовольствие, то брови его сходились на переносице, в глазах мелькала мольба то ли о продолжении действий Гонхака, то ли об их прекращении, а на щеках предательски вспыхивал лёгкий румянец. Раньше слёзы Дончжу были похожи на проявление грусти хренового актёра из малобюджетного фильма, однако сейчас Гонхак был уверен — если мелкий заплачет, то уже очень натурально, даже если по его типа безэмоциональному лицу будут тупо литься слёзы и больше ничего.       — Я в самом деле сейчас не чувствую себя таким потерянным, как раньше, когда я с таким трудом разбирался, какие эмоции испытываю. Наверное, я стал ближе к нормальному человеку, — признался Дончжу, когда Гонхак вдруг про это решил спросить, садясь рядом с ним на кровать.       — Ближе к нормальному человеку? Хах, — не сдержал смешка Гонхак. — Ты от него слишком далёк. Ещё не понял?       Дончжу не стал на этот вопрос отвечать, лишь с горечью и пониманием улыбнулся одними уголками губ.       — Кстати, из-за того, что мы днём опять попёрлись разрушать университетские толканы, сейчас как-то настроения особо нет. Может, я лучше к себе потопаю? — спросил Гонхак задумчиво, пусть и впитывая всей шириной своих лёгких сладкий Лисий запах, но не находя в себе достаточной степени возбудимости, чтоб завалить Дончжу прямо сейчас. Всё же иногда стоило, наверное, отходить от их привычного расписания, да?       — Гонхак-хён, вот ты знаешь, что будет, если мы сейчас разойдёмся. Чего ты под дурачка косишь?       — Так меня все друзья дурачком считают, вот и соответствую.       — Да хватит. Ты прям сейчас на горло наступил своей гордости, чтоб так мне ответить, верно ведь говорю? Я же знаю, что при всём твоём наплевательском отношении к учёбе и периодической чуши, которую ты выдаёшь при общении с людьми, ты догадливый и вполне себе умный. Так что, если ты не хочешь завтра прибегать сюда раньше, чем петухи прокричат о рассвете, сделай всё сейчас.       — Ну ни хуя себе.       — Тебе в прошлый раз не понравилось, я стараюсь сделать как лучше.       — В любом случае, у меня сейчас не стоит даже. На пустом месте мне, что ли, возбудиться?       Дончжу замолчал, задумавшись. Гонхак перевёл на него взгляд, но застав младшего, кусающего губы в задумчивости, тут же отвернулся.       — Если только, — хмыкнул Гонхак, усмехнувшись неожиданно посетившей его мысли, — ты попробуешь показать мне что-нибудь горяченькое. Исполни какую-нибудь штуку, может, в таком случае я тебе помогу.       Дончжу взглянул на Гонхака, неожиданно краснея и растерянно бегая глазами.       — Что исполнить..?       — Покажешь, как ты развлекался тогда, когда меня рядом с тобой не было. Вдруг это что-то стоящее, — произнёс Гонхак слегка хрипло, не ожидая, что от бреда, который он несёт, у него резко сядет голос.       Дончжу резко поднялся с кровати, и если б не красные щёки, он бы создавал впечатление настоящей угрозы с таким-то решительным лицом.       — Да ладно, я пошутил… — дал заднюю Гонхак, но младший, обернувшись, бросил:       — Ну так смотри.       — Эээээ, постой, да не возбудит меня такое, перестань… — взволнованно запротестовал Гонхак, но Дончжу, резко повернувшись к нему, подошёл ближе, нагнулся и, облокотившись ладонями о его колени и глядя прямо в лицо, потребовал:       — Ты должен смотреть, хён. Нам же надо что-то сделать с твоим нежеланием, да? Шторы задёрнуть не забудь.       Когда Дончжу отошёл от него, погасил верхний свет и отправился искать смазку, которая валялась где-то в глубине шкафа с одеждой, Гонхак потянулся к шторам и грубо их задёрнул. Ему что, в самом деле придётся это наблюдать? Нафига он спизданул такое? Ему что, в жизни больше заняться нечем, только на мужика самоудовлетворяющегося смотреть?       Додумать Гонхак не успел, потому что, обернувшись, узрел младшего, который, упёршись одним коленом о свой стул и щекой об его спинку, стягивал с бёдер двинсы вместе с нижним бельём. От неожиданности и шока Гонхак ощутил толчок внутри себя, хотя засомневался, что это было от удивления. Лицо Дончжу, всё ещё красное, из-за чего выглядещее таким невинненьким и миленьким, щекотало нервишки Гонхаку, который с первой секунды перестал понимать, что происходит и как они к этому так резко пришли. Рука Дончжу скользнула по оголённому бедру и остановилась, будто не зная, куда ей следовать дальше, а тем временем Лисьи флюиды в воздухе стали усиливаться и жечь нос Гонхаку своей терпкой сладостью. Держась за стул левой рукой и приподнявшись, Дончжу взял со стола найденный тюбик смазки и большим пальцем открыл крышку, легко за неё уцепившись. То, как ловко он с этим справился, рвало весь образ невинности на кусочки, но всё же младший почему-то в глазах Гонхака оставался полнейшим нубом в сексуальных делах. Наверное, потому что Гонхак знал, что каким бы гуру секса не был Лис в теле Дончжу, но сам Дончжу не особо много успел узнать о сексе и порой вёл себя так, будто напрочь забыл, что это такое. Сейчас Гонхаку тоже казалось, что Дончжу терялся, не помня, как себя удовлетворить, поэтому медлил и раздражал неимоверно этим. Пока младший тупил, Гонхак с задумчивостью и каким-то интересом лицезрел открывшийся ему развратный вид. Реально, видно было вообще всё, Дончжу прям так встал, что и его задница, и затвердевший член, было видно прекрасно. Гонхак даже как-то случайно пропустил у себя в голове мысль о том, как хороша эта задница.       Неряшливо вылив на пальцы смазку, Дончжу наскоро закрыл тюбик. Тот выпал у него из рук, послышался звук ударившегося об пол пластика. Казалось, что младший вдруг поймал волну возбуждения, поэтому стал вдруг таким нетерпеливым и, упруго надавливая на кожу, скользнул средним и безымянным пальцами меж ягодиц. Гонхак вздрогнул, но, как бы стрёмно ему ни было, не мог отвести взгляда. Дончжу зажмурился и медленно выдохнул, что не укрылось от внимательного Гонхака, в груди которого неожиданно стало слишком горячо. Дончжу, будто обессилев, упал щекой на левую руку, крепко удерживающую его на стуле, сверкнул взглядом в сторону Гонхака и тут же погрузил в себя один палец. Нахмурившись, Гонхак медленно опустил взгляд на свои штаны.       Бля. Это пиздец.       — Тебе что, так больше нравится? А член свой, значит, вниманием обделяешь? — серьёзно спросил Гонхак потяжелевшим от возбуждения голосом.       — Гонхак-хён… — на выдохе произнёс Дончжу, чуть выгнувшись в спине и опускаясь щекой чуть ниже по стулу, из-за чего линия его ягодиц обрисовалась ещё чётче, как и изгиб его худой спины, худоба которой была видна даже под кофтой. Неспешно лаская себя скользкими пальцами, Дончжу рвано дышал, прикусывая губы, и был уже готов свалиться со стула, когда Гонхак вдруг не стерпел и приказал:       — Иди сюда.       Никаких сил терпеть этот стояк в джинсах уже не осталось. Задыхаясь от жара, полыхнувшего на коже, Гонхак возжелал только скорейшего облегчения. Стянув повисшие на ногах штаны и избавившись от ненужных носков, Дончжу растерянно подошёл к старшему, не зная, что ему делать. Гонхак некоторое время смотрел на него изучающе, после чего достал из кармана презерватив. Привычка распихивать презервативы по карманам у него появилась с тех пор, когда они с Дончжу стали трахаться то там, то здесь. Дончжу, будто догадавшись, вернулся к столу и отдал Гонхаку смазку, с каким-то страданием наблюдая, как старший выливает её на поверхность презерватива и тихонько расстирает.       — Чего так смотришь? — как будто совсем не желая того, что последует за этими нехитрыми действиями, спросил Гонхак. — Невтерпёж уже?       Дончжу поджал губы. Явно не хотел отвечать на подобные вопросы. Гонхак резко обхватил его руками, прижав к себе, и Дончжу пришлось залезть на кровать. Он опёрся руками о плечи старшего и дышал через раз, будто ему это слишком тяжело давалось. Младший стал медленно опускаться. Стоило головке члена Гонхака войти, Дончжу резко выдохнул, уткнувшись лбом в руку, лежащую на плече старшего.       — Чем ты там занят? Насаживайся нормально, — прошипел Гонхак, проявляя всё большее нетерпение.       Дончжу слегка колотило, Гонхак это чувствовал. В грудь ему давило это нетерпение, воздержание из-за боязни раствориться в похоти вновь, возбуждение в ожидании наслаждения. Именно это давление внутри вызывало такое нетерпение в нём. Дончжу слишком медленно опускал бёдра, а Гонхак ненавидел подобное промедление.       — Я сказал, нормально насаживайся. Иначе я тебе помогу, — с угрозой проговорил Гонхак, у которого терпение держалось уже не на волоске, который что-то ещё выдержал бы, а на менее надёжной сопельке.       — Хён, погоди… — прошептал Дончжу, пальцы которого так сильно давили на плечи Гонхака в попытках удержаться и не упасть, что Гонхак начинал мало-помалу приходить в ярость от этого.       Это он тут, вообще-то, должен приносить боль.       — Тц, — цыкнул языком Гонхак. Его руки схватили Дончжу за ягодицы и, с силой сдавив их, резко дёрнули младшего вниз, от чего тот прохрипел и задрожал так крупно, что это ощущалось в пальцах Гонхака.       — Зачем… до конца..? Я себя… не подготовил… — едва выговаривая слова, проныл Дончжу, но Гонхак, видимо, чем дальше, тем менее способным был к сочувствию. Или это от того, что он прекрасно знал, что на самом деле испытывает Дончжу.       — Заткнись, — грубо бросил он, с усилием подтягивая Дончжу за ягодицы выше и так же сильно опуская. Тем нарастал очень быстро, Гонхак не умел быть сдержанным. Дончжу на его коленях больше не протестовал. Подобрав пальцами рукава своей кофты, он утирал льющиеся слёзы, но это не могло ни разжалобить, ни привести в чувство Гонхака, у которого на данный момент осталась одна единственная цель — грубо выебать нахального Лисёныша. Лисёныша, который сегодня плохо слушается, возомнил о себе невесть что. Гонхака ебать как бесило, когда Лис что-то делал ему наперекор.       Скачущий в быстром темпе Дончжу, красное лицо которого было всё в слезах, больше не смог это выдерживать. Он схватил Гонхака за лицо обеими руками и прижался губами к его губам. Спустя секунд пять он оторвался от чужих губ, глядя на старшего аки невинная овечка.       — Что это, бля, было? — поинтересовался Гонхак, который не пойми из-за чего остановился: потому что ему стало неудобно так трахаться, он удивился соприкосновению их губ, так как такого между ними не бывает, или же…       — Поцелуй.       — Ты эту хуйню поцелуем называешь?       Дончжу растерянно сжал кофту на плечах Гонхака, поджал губы, после чего исподлобья взглянул ему в глаза. Гонхак нахмурился, думая: серьёзно? Им целоваться ещё надо?       — Ты зачем это вообще сделал?       — Я… Ты… Слишком быстро и глубоко…       — Ага, этот ребус я разгадал. И как поцелуй тут поможет? Думал, меня это остановит?       — Так остановило же…       — Бля, — разозлился Гонхак, одной рукой хватая Дончжу за шею. Пока он пару минут изучал заплаканное красное лицо младшего, ему пиздец как хотелось его засосать, хотя до этого ни разу, вообще ни разу такого желания не возникало.       — Гонхак-хён… — прохныкал Дончжу, и Гонхак поддался, снова вляпавшись в эту приторную паутину, которая заставляет затылок Гонхака неметь, а его самого тупеть на глазах, под названием Лисьи флюиды.       — Делай, бля, что говорят. Открой рот, — приказал он, грубо придвинув лицо младшего к себе. — Высунь язык. Определённых правил нет, но было бы неплохо, если б ты научился использовать язык. — Гонхак несдержанно выдохнул, чувствуя, как его член стал ещё твёрже, а Дончжу, видимо, это ощутил тоже, поэтому слегка дёрнулся. — Все остальные поцелуи не поцелуи вовсе, а херня из-под коня.       Язык Гонхака скользнул от кончика языка Дончжу глубже, после чего влажно описал вокруг него пируэт. Губы Гонхака накрыли рот младшего, тот неожиданно отпустил лицо старшего, вцепившись ему в шею. Тепло рукавов его кофты, дрожащие пальцы, оживший во рту язык — всё это для Гонхака стало сигналом для мощного старта, поэтому он порывисто обхватил Дончжу обеими руками и стал вдалбливаться в его тело с удвоенной силой, заставляя чужие руки панически цепляться везде, куда придётся, срывающийся голос вибрировать на губах, а ягодицы сжиматься так, что голова кружилась. Гонхак бы уже оторвался от этих губ, потому что неудобно, но Дончжу вцепился ему в затылок, другая рука будто ласково скользнула по шее, легонько сжав челюсть. Язык Дончжу начал ласкать рот Гонхака снова, скользя по зубам, по языку, даже по губам. Зубы его несильно, но горячо прикусывали тонкую кожу губ, и Гонхаку вдруг почудилось, что его наебали — Дончжу ведь, на самом деле, всё умеет.       Дончжу не только всё как будто умел, так ещё и был супер близок к разрядке. Его так грубо драли, а ему будто было нормально, даже если так больно. Поцелуи становились всё более неистовыми, губы горели, но не так сильно, как горело, несомненно, самое разгоряченное место, где соединялись их тела. Вокруг царил полумрак, и Гонхак начал теряться, а затем Дончжу оторвался от его губ, выгнувшись назад и самостоятельно, без заставляний, насаживаясь на член Гонхака до самого конца, бешено сжимая его. Гонхак почувствовал, что кофта у него внизу намокла, но подумал об этом не более секунды, потому что его флешбекнуло. Когда-то он видел уже, когда Дончжу вот так изгибался, а луна на его чокере отблёскивала от жёлтого освещения, но было это на улице, они оба были пьяны и ещё друг к другу не прикасались так, как сейчас. В то время ляпни кто Гонхаку, что он с Дончжу будет на ежедневной основе возлежаниями заниматься, так он бы и до больнички избить мог.       Дончжу выпрямился, после чего согнулся, с дрожащими коленями пытаясь отдышаться. Вдруг он с силой хлопнул левой рукой по плечу Гонхака и начал со стоном подниматься. Заведя другую руку назад и выгнувшись с грацией кошки, он схватил Гонхака за член, и нетерпеливые пальцы мигом стянули резинку с покрасневшей кожи.       — Стой, я ж ещё не кончил, — предупредил Гонхак, но Дончжу в упор не слушал, приставив кончик члена обратно к покрасневшим ягодицам. В его глазах можно было найти уже мало разумного. Гонхак содрогнулся, вновь почувствовав себя во власти горячей плоти. Дончжу стянул с себя кофту, и в практически бесполезном свете свеч, стоящих позади на столе, это выглядело страх как эротично, как и его размеренные движения, когда он начал двигаться.       В голове Гонхака переклинило.       Скинув Дончжу на кровать, он вошёл в него сзади, сжав ему волосы на затылке до боли. Младшего будто ещё что-то сдерживало, он не давал себе толком стонать, скрывая большую часть звуков за стиснутыми зубами. Гонхак задрожал. Всё ясно. Лис пугал его, а вот настоящий Дончжу, который вёл себя так, будто он не при делах, если речь идёт о сексе, а сам в постели вёл себя вот так, якобы смущённо, но вытворяя все эти вещи… Вот что по-серьёзному возбуждало. И эти неправдоподобные трепыхания делали только хуже.       — Слышь, Дончжу, — прошипел Гонхак на ухо младшему, заставляя его поднять с кровати и обхватив рукой за шею. — Я смотрю, ты не любитель безопасного секса. На кой чёрт ты избавился от презика, а? Нравится, когда в тебя кончают? Ведёшь себя как дешёвая проститутка.       — Гонхак-хён… Я не… Ах…       — Да у тебя башка не соображает от удовольствия же, сумасшедший придурок, — рассмеялся Гонхак как-то слишком зло, понимая, чей это был смешок. Ледяные пальцы вцепились в рёбра Дончжу и зуб на зуб перестал попадать от неистового желания кусаться.       Гонхак отпустил Дончжу и тот упал на выставленные вперёд руки, плохо справляясь с вырывающимися стонами. На глаза вдруг попался чокер и его застёжка сзади. У Гонхака аж в глазах потемнело от той шалости, что он собрался учудить, зная, каким незащищённым себя чувствует Дончжу, если его шея неприкрыта.       Ледяные руки легли на горячую шею Дончжу сзади, мягко скользнув по ней, будто ничего особенного делать не собирались. На губах Гонхака расцвела улыбка, ему уже было плохо от себя самого, когда его холодные пальцы быстро нашарили застёжку, когда он ритмично трахал Дончжу. Тот не замечал ничего вплоть до момента, когда чокер соскользнул с шеи, обнажив маленький Лисий знак.       — Хён, что ты…? — начал Дончжу, коснувшись шеи кончиками пальцев одной руки, затем увидев упавший чокер под собой.       В этот момент Гонхак грубо схватил его за шею, притянув к себе, и провёл языком по Лисьему знаку. Голос Дончжу тут же сорвался, он хотел что-то сказать, но в ход пошли зубы, впившиеся в кожу вокруг отметины, которая выглядела так дразняще, наверное, потому что всегда была прикрыта.       Громкий стон сорвался с губ Дончжу, и он стал трепыхаться. Вторая рука Гонхака легла ему на шею, с силой её сжимая, и вскоре Дончжу мог только хрипеть, всхлипывая и дрожа как жертва, угодившая в капкан. Дончжу, весь красный, обрыдавшийся и кашляющий, свалился на кровать, стоило Гонхаку его выпустить на минуту. Волк развлекался как мог.       — Снова кончил? Мазохисткая ты тварь. Ну ладно тебе, ладно… Поднимайся, мы ещё не закончили, — хищно облизнувшись прошипел Волк, потеснив Гонхака на задворки разума и прижимая к себе Дончжу, схватив того под руки.       — Ещё… — простонал Дончжу, у которого, по мнению Гонхака, инстинкт самосохранения валялся в отрубе, пока его хозяин закатывал глаза от наслаждения, рискуя попросту сдохнуть во время того, как его тело избивали и рвали, всячески над ним издеваясь.       — Хах… Я знал, — прошипел Гонхак не своим голосом, ощущая надвигающийся резко на него оргазм. И он знал, что это не конец.       Спустя несколько дней Гонхак созвонился с Сесилией по видеосвязи. Изредка они общались. Всё началось тогда, когда всем в их мистической банде стало известно, что Гонхак — Волк. Говоря с Сесилией, Гонхак никогда не мог выкинуть из головы картинки того, чем намедни он занимался с Дончжу. Узнай Сесилия, что Гонхак заставлял младшего отсасывать, пить его сперму, принимать её своим задом и чуть ли не купаться в ней, когда Волк с Лисом доходили до крайней степени помешательства — он бы, наверное, не выжил. Гонхака бы даже не удивило, если б Сесилия наняла киллеров, чтоб убить его за всё это. И так было удивительно, как она терпит то, каким Дончжу ей звонит: то он хрипит, то сипит, то показывает по видеосвязи своё побитое лицо и исцарапанные и покусанные плечи, которые видно благодаря открытой майке.       — Я понимаю, что тебе это не нравится. Но в том, что Дончжу не может заниматься сексом с людьми, мы все были совершенно правы, — рассказал ей Гонхак, почему-то не ощущая какой-то сильной радости от того, что у него теперь была возможность общаться с Сесилией. — Слишком часто я вижу его уши и хвост, жёлтые глаза или когти. В последний раз он этими когтями вспорол пол в общаге… Что нам теперь делать, бля…       — Можете порыдать, блин, — ответила Сесилия едко. — Я видела следы удушья у него на шее недавно. Ничего сказать мне не хочешь?       — Все вопросы к Волку.       — Очень смешно.       — А я и не шутил вовсе. Это Волчья работа. Ты меня извини, но в таком состоянии я не могу себя проконтролировать. Не хочешь, чтобы Дончжу калечили, приезжай и помоги ему.       — Я не могу приехать сейчас, — обрубила Сесилия. — И вообще нескоро смогу. У меня слишком много дел сейчас.       — Ясно, — вздохнул Гонхак.       — Я помню, с чего у вас там всё началось. Вы там меня приплели каким-то боком, но я тебе скажу чётко, чтоб разобраться раз и навсегда с этой проблемой — мне не нравишься ни ты, ни Дончжу. И никогда не понравитесь. Окей? Дончжу очень дорог мне. Донмён тоже, но не так, как Дончжу. И воспринимаю я его как своего младшего брата. А ты вообще не в моём вкусе.       — Ни к чему сейчас это говорить.       — Что, я уже тебе неинтересна?       — Не знаю. Не думал об этом.       — Да… — вздохнула Сесилия и, взяв из-за кадра резинку, перевязала волосы в хвост с левой стороны. — Стало быть, времени ни на что с таким стилем жизни не хватает.       — Попробуй как-нибудь трахаться каждый день, а то и по паре раз за день. Интересно, как тебе это понравится.       — Слишком часто для меня. Не понравится. И когда жить?       — Вот-вот, до тебя доходит, ты ведь умная, — кивнул Гонхак. — Кстати, ты ведь Лисица. Воздерживаешься?       — По душам пытаешься поговорить со мной? — с ухмылкой спросила Сесилия.       — Ты же тоже лезешь в наши с Дончжу постельные дела.       — Я лезу в них, потому что всё происходящее явно что-то значит для Волков и Лисов.       — А мои вопросы, значит, личного характера уже? Чересчур личного?       — Да.       Гонхак криво усмехнулся. Если быть честным, ему очень нравилось смотреть на Сесилию, очень уж она была красивая. Но фантазировать о ней он уже не мог, как делал это раньше.       — У меня есть половой партнёр, — вдруг призналась Сесилия, и Гонхак удивлённо вскинул брови. — Но в последнее время у меня с ним проблемы. Стоило догадаться, что, выбери я кого-то одного для половой жизни, однажды он решит, что у нас всё серьёзно.       — А ты, получается, к серьёзным отношениям не стремишься?       — Не то, чтобы так. Но я не испытываю сейчас ни к кому настолько сильной симпатии. Думаю, ты прекрасно понимаешь, что такое секс без чувств. Именно этим ведь и занимаешься.       — Так-то да… — задумчиво протянул Гонхак. — Вот же ему фортануло.       — Эй!       — Ха-ха, извини, — рассмеялся Гонхак, а у самого в душе странно засвербило. Было такое чувство, словно он своё это «фортануло» сказал лишь для того, чтобы показаться тем старым Гонхаком, которым был — настолько механически оно выговорилось.       У Гонхака на Сесилию уже даже не стоял. Может, потому что Гонхак просто устал, не может же он целыми днями возбуждённым быть.       На секунду он вспомнил чужое влажное тело, которое недавно так пошло отблёскивало в тусклом свете пламени всего двух жалких свечей, вслед за чем последовал укол возбуждения, достигнувший сердца из-за чувства растерянности, которое Гонхак тотчас же испытал.       Ну, что ж… Наверное, быть возбуждённым всё время можно. Просто не с Сесилией.       Через мгновение на Гонхака накинулось застарелое презрение к мужчинам, неважно, активам или пассивам. Ему захотелось разбить себе об отупевший лобешник телефон, с которого на него удивлённо смотрела Сесилия.       — Знаешь, я плохо понимаю, в каких вы с Дончжу отношениях на самом деле, есть ли какая-то ясность в них…       — Что за ясность?       — Как вы вообще определяете свои отношения. Но то, как он меняется, действительно пугает. Когда мы в последний раз созванивались, он с этим своим лицом, на котором почти живого места не осталось, говорил: «Ну когда же он придёт?». Я спросила, о ком он говорит с такой невинной грустью в голосе, и он ответил: «О Гонхак-хёне». И как-то даже через экран мобильного можно было почувствовать, что он спрашивает, когда ты придёшь, а слышится как будто «Ну когда же, когда же он придёт и оттрахает меня уже, наконец?». Меня это его ангельское личико при этом добивает.       — Да ладно, перестань, не настолько всё плохо.       — Да не, настолько. Чего ты врёшь, когда сам всё знаешь? Я ему напрямую вопрос задала про секс, так он и ответил: «Мне очень нравится».       — «Нравится», хах… Сучка поехавшая…       — Что ты сказал? — тут же нахмурилась Сесилия, и Гонхак выплыл из задумчивости, если это вообще была она, так же резко, как в ней оказался.       — Ничего, не бери в голову. Меня снова накрыло за секунду. Это случается.       — Ты о Волке? — участливо поинтересовалась Сесилия. — Он часто объявляется?       — Да. Лучше б сидел тихо в той жопе, из которой он вылез, бля. Бесят уже его выкидоны.       — Прости, конечно, но звучит так, будто ты это совсем не искренне говоришь.       — Чего? Слушай, не нарывайся на грубость лишний раз.       — Как будто я боюсь твоей грубости, — хмыкнула Сесилия, в то же время, совсем не забавляясь. — Разве ты не поэтому так исправно видишься с Дончжу? Может, Волк поможет тебе разобраться в каких-то вещах?       — В КАКИХ? Ты меня раздражаешь. Не строй из себя дофига классного психолога или ясновидящую.       — Ладно, не буду.       Гонхак тяжело вздохнул, задумавшись над словами Сесилии, но ни хрена не понимая, о чём она говорила. Даже если он потом подумал об этом пять раз, и если б подумал ещё пятьдесят, он бы так и не понял ничего. Точно так же, как он не понимал, на какой именно тяге он каждый раз тащится к Дончжу, потому что явно делал это не из-за каких-то там обещаний, которые для него никогда ничего толком не значили.

***

Music: Taemin — Guilty       Всё время после того, как Ёнджо расстался с Ынбёль, они продолжали тесно общаться. Выходило так естественно и непринуждённо, словно и не было никаких отношений. Можно было вообще сказать, что если б не поцелуи и одна попытка переспать, то их действительно не было. Ынбёль была для Ёнджо как будто каким-то друганом. В глубине души было лёгкое беспокойство, как расценит их общение Сохо, Ёнджо даже не понимал природу этого волнения. Но пусть ему было слегка некомфортно, он от Сохо ничего не скрывал, и когда однажды тот его спросил, чем Ёнджо будет занят в субботу, тот ответил, что встречается с Ынбёль.       — А, ну, она говорила что-то такое, да, — с непоколебимым спокойствием отозвался Сохо. Вот так и выяснилось, что он в курсе — Ынбёль и Ёнджо поддерживают отношения.       — Ты знал? Что мы общаемся.       — Конечно, я знал. Она семьдесят процентов времени говорит о тебе. Мне было интересно, чем вы занимаетесь, но вдруг выяснилось, что обсуждаете сериальчики с мистическим уклоном и кофейные рецептики. Я чуть не помер со смеху.       — А то, что она зовёт меня твоим мужем, она тебе говорила?       Ёнджо заметил, как напряглись плечи Сохо, затем поймал взгляд, который из озорного в один момент превратился в суровый.       — Вы охуели там?       — Да-да, так и зовёт — «муж Сохо».       — Боюсь спросить, а я кто получаюсь? Жена?       — Нет, ты тоже муж, кстати. Мы для неё два мужа.       — Вот с хуя ли? Ты ей намекни как-то, если она при мне спизданёт подобное, то я и ебальник могу расква…       — Тихо ты. Это некрасиво, — заткнул его Ёнджо, ни капли не боясь злого Сохо, несмотря на то, что взгляд у того сделался по-настоящему страшный.       — Кончайте так шутить. С чего вдруг такое началось?       — Наверное, она, как и все, что-то подозревает. Да и она как-то видела несколько раз, что я тебя с подработки встречал, что-то в нашем поведении её натолкнуло на подобные мысли.       — Я, бля, ничего такого не делал. И мы не милуемся никогда, так с хуя ли..?       — Не знаю я. Однако, чувство такое, что я прям попала в точку. Бам! — ответила Ынбёль, сделав жест выстрела указательным пальцем в сторону Сохо с Ёнджо. В тот день они пошли в кино, и как раз перед сеансом у них было время поболтать, сидя за столиком неподалёку от залов.       — Ты щас дорвёшься. Кто такое стерпит? — хмуро отозвался Сохо, скрестив на груди руки и отвернувшись от самоуверенной Ынбёль.       — Не воспринимай ты так всерьёз это, — отмахнулся Ёнджо, на что Сохо окатил его возмущением с ног до головы.       — Тебя совершенно ничего не смущает?!       — Нет. По-моему, это забавно.       — Забавно?!       — Мы с тобой действительно много времени вместе проводим, только ленивый не заметил, что я шляюсь везде с таким видом, будто оплатил себе шикарный эскорт…       Сохо так громко хлопнул ладонью по столу и усмехнулся так хищно, что вздрогнули и Ёнджо, и Ынбёль, с любопытством созерцавшая развернувшееся представление.       — Эскорт, значит…       — Не хочешь быть мужем, будешь эскортом, — пожав плечами, ответил Ёнджо.       У Сохо от такой наглости, видимо, пропали все слова.       — Ебать ты придурошный, реально. Как ты смеешь так со своим другом общаться? Ёбнутый, реально.       Ёнджо ощутил укол вины. С другой стороны, он-то понимал, что, идя куда-то с Сохо, он привлекает очень много внимания, ведь рядом с ним такой приметный персонаж. И тут вообще всего три варианта было, один из которых из разряда «я и моя страшная подружка», а страшной подружкой Ёнджо быть не хотел, поэтому и сказал — если не жена, то хотя бы эскорт.       — Свои фантазии держи при себе. Ты всё равно не смог бы себе такой роскошный эскорт позволить, — не унимался Сохо, будто обиделся, и Ёнджо мысленно с ним согласился, приплюсовывая ко всему этому то, что Сохо-то с ним рядом ходит совершенно бесплатно.       — Что, вас перестало смущать, что вы оба парни? Эскорт? Ха-ха-ха-ха-ха, — рассмаялась Ынбёль. — Вы мне так нравитесь. Такие милые!       Сохо навёл на неё указательный палец и угрожающе произнёс:       — А ты… угомонись. Я тебя серьёзно предупреждаю, не борщи.       — Ты так злишься из-за такой ерунды, что я невольно начинаю подозревать, что не сильно далеко ушла от истины, — бесстрашно заявила Ынбёль, и Сохо уже не стерпел, вскочив, потянувшись через стол и хлопнув её по плечу. Она только отвернулась, будто пытаясь спрятаться от побоев, а сама заливисто рассмеялась.       — Получишь! Поделом тебе, — хлопнул Сохо её ещё раз, попав уже по спине.       — Сохо, а давай поспорим? — вдруг предложила Ынбёль, и Сохо неожиданно замер.       — Что? Зачем? — спросил он. Ёнджо сразу понял, какие флешбеки пронеслись в этот момент у него в голове.       — Хочу!       — Могу я присоединиться? — спросил у Ынбёль Ёнджо, подсаживаясь к ней ближе. — Помоги, а? Если Сохо продует в споре, можно мне кое-что потребовать?       — Вы совсем охренели там? — с возмущением упал на стул Сохо, не находя нигде поддержки. — Что тебе-то от меня надо, дурень? Что-то как в прошлый раз?       — Какой прошлый раз? — залюбопытничала Ынбёль, но Ёнджо её проигнорировал.       — Нет. К ближайшему зачёту по общему предмету надо сделать доклад, ты сам помнишь. Заниматься этой хернёй я совсем не хочу, так что если проиграешь, сделаешь.       — Что?! Будто я хочу этим заниматься, мне бы свой допилить как-то! — завопил Сохо.       — Грязно играешь, Ёнджо. Он же очень занят. Вдруг он продует? Тогда о сне до конца семестра можно будет забыть… — хищно проворковала Ынбёль, потирая ладошки. — Мне многого не надо. Просто разрешишь мне звать вас мужьями и дальше~       — И в чём суть спора? — задал главный вопрос Сохо, и у Ёнджо от его заинтересованности почему-то пробежали по спине мурашки. Почему-то стало напрягать то, что Сохо не сказал, что нужно будет сделать им с Ынбёль в случае провала.       — Да всё легко! Доверимся судьбе. На следующую весеннюю фотосессию концепт не определили, но говорили же, что он не парный. Я делаю ставку на то, что выберут парня для съёмки.       — Окей. Я думаю, что это будет девушка.       — А когда вам сообщат информацию по этому поводу? — с напрягом спросил Ёнджо, настороженно косясь на Сохо, серьёзный вид которого начал его беспокоить.       — Сегодня, вроде как, — сказала Ынбёль, проверяя рабочий чат в мессенджере. Ёнджо понаблюдал за ней, а потом повернулся к Сохо и спросил:       — Ты согласился на спор, а сам ничего не потребовал.       — Точно! — воскликнула Ынбёль, тыча телефоном в Сохо. — Ну давай…. Требуй… Я готова…       — Хватит придуриваться, — со вздохом закрыл глаза Сохо. — От тебя мне только и надо, чтоб ты перестала хуйнёй страдать и говорить про нас с Ёнджо всякую чушь. Очевидно же, что мы друзья.       — Так если не друзья, мне всё равно, я открыта для всег…       — Я что тебе сейчас сказал? — стрельнул яростным взглядом Сохо.       — А я что?       Тут Ёнджо и понял, что тревожился он совсем не зря. Губы Сохо внезапно расплылись в усмешке.       — Ну а ты, раз решил сегодня против меня пойти, будешь расплачиваться по-нормальному. Молись, чтобы наше агентство решило выбрать парня на фотосессию.       — Ты что-то замышляешь, да?       Сохо широко и победно улыбнулся, словно уже предвкушал момент, когда жертва сама придёт к нему в лапки. Его уверенность в победе играла на нервах Ёнджо.       — Месть.       Ынбёль смотрела то на одного, то на другого. Ей стало как-то некомфортно.       — Месть? Ха-ха… Серьёзно? А есть, за что мстить?       — Оооо… Конечно, есть, — ответил Сохо вкрадчиво, и у Ёнджо пересохло в горле. Его так волновало, что Сохо придумал, что он, заходя в кинозал, тормознул Сохо за локоть, пропуская Ынбёль, и быстро прошептал ему на ухо:       — Что мне надо будет сделать?       — Что ж ты так испугался? У меня такая возможность отыграться, я ей обязательно воспользуюсь. Мне всё равно как это выглядит.       — Ну так что? — нетерпеливо переспросил Ёнджо.       — Куплю тебе маленькую такую игрушечку. Вот такую примерно, — показал Сохо пальцами расстояние в сантиметра три. — На проводе. — Сохо приблизился к уху Ёнджо плотную. — И пойдём так, прогуляемся. Туда, куда я скажу.       — Я ничего такого не делал, — ощущая противную сухость во рту, еле выговорил Ёнджо, на что Сохо удивлённо вскинул брови.       — Два раза, Ёнджо, — отчеканил он. — Два долбанных раза я терпел тот дерьмовый вибратор. — Сохо снова оскалился. — Вздумал избежать подобного? Ну нет, разочек-то надо попробовать.       Сохо нырнул в темноту кинозала, а Ёнджо пару минут стоял там. Почему Сохо вдруг захотел отомстить? Правда так сильно разозлился? Ёнджо сам не знал, какие именно чувства вызвали у него слова Сохо. Может, потому что он надеялся избежать всей этой херни.       Весь фильм Ёнджо сидел как на иголках. От сюжета запомнил он ни черта.       — О! В рабочем чате написали что-то, — воскликнула Ынбёль, сразу вытащив телефон у выхода из зала.       — Самый быстрый спор на Диком Западе… — не сдержавшись, пробубнил Ёнджо, но его, кажется, никто не услышал.       — Что там? — спросил Сохо, и посмотрел через плечо Ынбёль в экран.       Те двое очень долго молчали, и Ёнджо очень сильно напрягся. Подойдя к Ынбёль с другой стороны, он хотел посмотреть на экран, чтобы прочитать написанное на экране, но девушка опередила его, проныв:       — Блииииин!       — Пхах! — усмехнулся Сохо. — С чего ты взяла, что они второй год подряд выберут парня для этого? Кстати, поздравляю. Постарайся на фотосессии, ведь выбрали именно тебя. Как раз не будет времени хернёй страдать.       Ёнджо забылся и громко скрипнул зубами.       — Что это было? — спросила Ынбёль, но Сохо её уболтал и увёл пить колу. Перед тем, как они утопали вперёд, Сохо глянул на Ёнджо, в его глазах так чётко читалась усмешка, что Ёнджо стало совсем плохо.       Ладно, однажды же он сам сказал, что может побыть снизу. Это, наверное, не сильно отличается.       С этими мыслями Ёнджо тем вечером лёг спать, не ожидая, что его мысли реализуются в виде эротичного сна с участием его и Сохо. Полуулыбка не слезала с губ Сохо всё время, пока он, нависнув над Ёнджо, ласкал его тело, гладя то там, то здесь. То, как медленно он это делал, то, как не спешил избавлять Ёнджо от одежды и избавлять от одежды себя уничтожало. Ёнджо ощущал нетерпение, в то же время эти уверенные движения, горячие и нежные прикосновения проникали ему под кожу, достигая сердца Ёнджо, которое дрожало от витающей вокруг атмосферы… любви? Очень на то смахивало. А вот Сохо тем временем не был похож на себя, но что в нём не так не получалось понять с первого раза.       Сохо приоткрыл глаза, поймав взгляд Ёнджо, и после этого аккуратно, но напористо овладел им. Ёнджо выгнулся, вцепившись в ладони, придерживающие его за бёдра, но Сохо лишь улыбнулся чуть шире, двигаясь неторопливо и мягко, будто боясь причинить боль неосторожностью и торопливостью.       Ёнджо проснулся, резко распахнув глаза, со стояком и горящим от стыда и возбуждения лицом. Ему давно не снилось никаких снов, он уже отвык от ощущения усталости после того, как ночью посмотрел какое-то тупое кинцо в виде неадекватных снов, но то, что он увидел на сей раз, было за пределами его понимания.       — Охуеть… Охуеть, бля, Сохо… Ты… — панически шептал Ёнджо, садясь на кровати и с благоговейным ужасом осознавая, что ему понравилось. Ему охренеть как приятно было, даже если прикосновения из сна он совсем не почувствовал, чисто его мозг с чего-то решил, что было хорошо.       Когда наваждение чуть схлынуло, Ёнджо попытался вспомнить, что в этом сне его смутило. Что-то во внешности Сохо. В итоге ни хрена не понял и лёг обратно спать.       А следующим утром Сохо написал ему сообщение о том, что Ёнджо надо подготовиться, ведь в выходной через неделю они пойдут в торговый центр.       «Сбежать не получится, — писал Сохо. — Натравлю на тебя Гонхака»       «Серьёзно? — отвечал Ёнджо. — Он не будет заставлять меня делать то, что ты просишь»       «Так если я ему об этом расскажу, ты точно не жилец»       Точно. Бля.       Всю неделю Ёнджо жил, кое-как не думая о том, что его ждёт. Даже почти получалось, потому что его больше волновал недавний сон. За эту неделю Сохо ни разу не напомнил про выходные, пару раз они переспали, как это у них обычно бывало, никаких особых изменений в этом не было, разве что Ёнджо не мог выкинуть из головы то, каким Сохо был во сне. Пожалуй, тот Сохо впрямь отличался, хотя бы поведением. Настолько ласковым Ёнджо его, кажется, не видел.       Стоило наступить намеченному дню, и Ёнджо, мягко говоря, струхнул. Он мерил комнату широкими шагами, нервно потирая подбородок и жуя губы, пока на его пороге не возник бодрый и чересчур радостный Сохо с раздражающей лыбой на губах и пакетиком в руке, который он поднял к своему лицу, демонстрируя другу.       — Займись этим, я подожду. Мощность ставь на максимум. Обманешь меня — пеняй на себя, — сказал Сохо, и Ёнджо стало по-настоящему страшно. Сохо ведь раньше говорил, что месть — это скучно. Либо напиздел, либо во время того спора с Ынбёль правда так сильно разозлился из-за того, что Ёнджо встал на сторону Ынбёль, а не на его сторону.       Офигеть как долго Ёнджо торчал в душе, всеми фибрами души не желая выходить оттуда. Но и оттягивать смысла не было: рано или поздно это стрёмное действо всё равно произойдёт. Поэтому Ёнджо со вздохом открыл коробку с маленьким вибратором на проводе, на другом конце которого был регулятор скорости с кнопкой включения и выключения, после чего начал с натуральным нежеланием себя готовить.       Стыд уже застилал глаза, хотя ничего по-настоящему ещё даже не началось. Стоило ему протолкнуть внутрь вибратор, из горла тотчас неконтролируемо вырвалось рычание, и Ёнджо впервые явственно это услышал, хотя обычно сам эти звуки не воспринимал, только Сохо говорил ему об этом.       С тяжестью в сердце Ёнджо закрепил пульт управления от вибратора на бедре, оделся и вышел. Сохо, сидящий на табуретке со скучающим видом окатил его внимательным взглядом, остановившись прямо на штанах.       — Ты его включил? — с подозрением спросил он.       — Пока нет.       Сохо поднялся и стал неспешно подбираться к Ёнджо, пока не встал напротив него вплотную и не спросил:       — Где?       — Что «где»? — включил дурачка Ёнджо, для которого всё вокруг внезапно стало выглядеть иначе, в том числе и Сохо, которого он стал сильно стесняться.       — Переключатель.       Ёнджо упрямился и не отвечал, молча буравя взглядом Сохо, эти переглядки продолжались пару минут, пока у Сохо не лопнуло терпение. Его руки стали шарить по джинсам Ёнджо спереди, затем сзади, после чего уверенно скользнули к бёдрам, пока не нащупали искомое. За это время Ёнджо успел словить такой приступ нервозности, неловкости с примесью возбуждения, что он уже стал понимать, что, на самом-то деле, он вообще не готов никуда идти в таком состоянии.       — Я его включаю, и мы выдвигаемся, — заявил Сохо, прижавшись своим телом к напряжённому телу Ёнджо, и тут же нажал кнопку.       Ёнджо резко выдохнул от нахлынувших ощущений и схватился рукой о плечо Сохо, который бесцеремонно прибавил скорость до максимума. Вибрация была в одном месте, а доставалось всему телу, которое, сопротивляясь, то напрягалось, то расслаблялось. В груди у Ёнджо было щекотно, внизу живота разливалось тепло.       — Пошли, вперёд, — скомандовал Сохо, накидывая пальто, в котором пришёл, и шапку.       — Что мы будем делать? — севшим голосом спросил Ёнджо, который, пытаясь надеть куртку, сталкивался с трудностями из-за непослушных пальцев, то и дело вздрагивающих.       — Сходим в кофейню для начала, — ответил Сохо, ожидая, когда Ёнджо справится со злосчастной молнией на куртке.       — «Для начала»?! — переспросил Ёнджо, который не был уверен, что он до этой самой кофейни вообще доберётся.       Путь и впрямь был мучителен. Дотопать до метро, дождаться поезда, сесть в него, доехать, выйти, а затем небольшая прогулка в семь минут до торгового центра. Звучало бы легко для кого угодно, да и Ёнджо, как правило, легко с таким справлялся, однако в этот день, когда он чувствовал себя так, словно внизу у него всё онемело и нагрелось, было мокро внутри из-за смазки и из-за этого дико дискомфортно, ему настолько тяжело давался каждый из этих шагов, что к тому моменту, когда он выходил из метро, он был готов упасть и лежать, дожидаясь, когда в вибраторе сядет батарейка.       — Ну-ну… Мы же ещё даже до торгового центра не дошли, — мурлыкал Сохо, и у Ёнджо голова кругом шла от его голоса. Какой же Сохо озорник, вот реально. Купил этот шумный вибратор, который, слава богу, не самый шумный из существующих, и его пока никто не услышал, наверное, из-за нескольких слоёв одежды и гула вокруг, пока они ехали в метро. Этот хулиганистый Сохо шёл со спокойным лицом и почти не разговаривал с Ёнджо, но всё равно можно было понять, какой кайф он ловит от сложившейся ситуации.       — Это так освежает~ Какое наслаждение, что секс-игрушечки терплю не я~, — неожиданно вбросил Сохо, и Ёнджо только убедился в том, что этот Лисёныш по-настоящему счастлив, наблюдая за его страданиями.       — Перес-стань… — попытался приструнить его Ёнджо, но его самочувствие уже было сродни расплывающемуся от жары желе. Чёртов вибратор, его механические издевательства отдавались уже в самый позвоночник.       — Ладно, не дуйся. Я куплю тебе вкусненького.       — Взятка не проканает.       — В следующий раз… — Сохо неожиданно возник перед Ёнджо, преграждая ему дорогу. — …Ты же не будешь принимать в спорах противоположную сторону, я верно тебя понял?       От этой самоуверенной улыбки у Ёнджо сердце сделало сальто, так разгорячившись, что пришлось пару раз вдохнуть и медленно выдохнуть, чтобы хоть как-то успокоиться. Сам по себе вибратор не возбуждал Ёнджо, а вот осознание пошлости ситуации и этот охренеть какой довольный Лис напротив, такой вечно стильный в своём чёрно-пальто, шапке и с серебряной серьгой-колокольчиком в ухе просто выбивали из колеи, лишали возможности трезво мыслить и разговаривать как нормальный человек.       Сохо не дождался от Ёнджо ответа, но, видимо, он в нём и не нуждался, поэтому развернулся и пошёл дальше. Торговый центр был близко, и зайдя туда Ёнджо прям-таки услышал в ушах звон полученного достижения — «домучиться до входа в торговый центр». Они сдали вещи в гардеробе на цокольном этаже, после этого поднялись по эскалатору на второй этаж и завернули в кофейню, встретившую их сладким запахом карамели и терпкостью свежесваренного эспрессо.       — Присаживайся, — пригласил Сохо Ёнджо присесть за свободный столик возле окна, выходящего внутрь торгового центра, через которое можно было смотреть только на магазины на том же этаже, да и, собственно, всё. Ёнджо затормозил, сжимая в руке свою маленькую сумку. Сесть? Сюда? Ёнджо смотрел на серо-синюю обивку кресла как на нечто издевающееся над ним.       — Не сядешь? — с усмешкой поинтересовался Сохо, смело плюхнувшись в креслице напротив. Конечно, чего ему волноваться? В его заднице-то вибраторов никаких нет.       Ёнджо поджал губы и аккуратно опустился на кресло, отодвигая сумку вбок. Внутри словно всё сдавило, ему почудилось, что вибрация усилилась, на деле ей просто проще было раздражать горячую плоть, когда она прилегает плотнее. Ёнджо страдальчески выдохнул и подпёр лоб рукой, не желая смотреть ни на Сохо, ни на подошедшую официантку.       — Карамельный маккиато, — услышал Ёнджо голос Сохо, диктующий официантке заказ. — Моему другу капучино и шоколадный чизкейк.       — Шоколадный чизкейк? — спросил Ёнджо, кое-как поднимая покрасневшее лицо к Сохо.       — Я знаю, что ты его ешь.       — Ты уверен, что я сейчас смогу съесть что-то?       — Ты не завтракал. И ты должен его съесть.       — С хуя ли я должен, стесняюсь спросить? — процедил сквозь зубы Ёнджо, у которого от пережитого унижения уже способность разговаривать вежливо испарялась на глазах.       — Чтобы ты стал ещё более сладеньким, чем сейчас~, — ляпнул Сохо, дразня и явно нарываясь на драку. Ёнджо впрямь захотелось ударить его, потому что для него всё это было слишком. Хорошо, съест он этот дряной чизкейк, даже если ему давиться придётся его сладостью, пока ему внутренности переворачивает тихо жужжащий внутри тела вибратор, звуки которого тонули в плавных мелодиях фортепьяно, звучащего из колонок кофейни.       Кажется, способность воспринимать вкусы тоже притупилась, потому что и чизкейк был для Ёнджо не особо сладок, и кофе не достаточно сливочен. Его нос хотя бы воспринимал карамельный запах вокруг. Ёнджо пытался отвлекаться, рассматривая кофейню, в которой было не так много людей утром. Абсолютно ничего интересного Ёнджо для себя не нашёл здесь, поэтому снова продолжил ковырять чизкейк.       Вдруг ему пришло сообщение в Какао. Открыв его, он увидел: «Ты должен терпеть». Посмотрев на сидящего напротив Сохо, Ёнджо обнаружил, что тому как-то уже не особо-то и смешно. И вообще, что это за взгляд? Ёнджо ответил ему: «Как долго ещё?». «Это всё, твой предел?» — пришло в ответ, на что Ёнджо написал только «да» и, положив руки на стол, вдруг выгнулся, что было ошибкой — вибрация коснулась тех мест, где было гораздо приятнее её ощущать.       — Кх! — вырвалось сквозь зубы у Ёнджо, и он стыдливо повесил голову, пряча пылающие щёки. Неожиданно его нос учуял знакомые цветочные нотки, которые с каждой секундой всё сильнее заполняли пространство вокруг. Посмотреть на Сохо Ёнджо не решался. Голову стали обуревать чертовски шаловливые мыслишки, во главе которые была одна вполне чёткая: «Вот бы он меня сейчас трахнул». Никогда такого не было, так вот всё бывает в первый раз. И всё из-за этой наитупейшей прогулки с вибратором. Вот это опыт, конечно, вот это способствование личностному росту, бля. Ему действительно захотелось, чтоб Сохо его взял? Хочется? Или всё-таки нет? Это помутнение рассудка из-за страданий, которые успело хлебнуть его тело?       — Счёт принесите, пожалуйста, — выплыв из одолевавших его эротических фантазий, услышал Ёнджо. Голос Сохо звучал нарочито холодно, что вызвало укол в сердце. Что с ним случилось? Почему всё так? Ёнджо по-прежнему не поднимал головы.       — Мы уходим? — хрипло спросил он у Сохо с усилием, чувствуя неудобства из-за ожившего члена, которому уже всё давило.       — Если ты закончил здесь, то да, — ответил Сохо. Ёнджо кивнул и тут же почувствовал, как чужие пальцы хватают его за плечо и стаскивают с кресла. Ёнджо плёлся за ним как безвольная кукла, его почему-то вообще не интересовало, куда они идут и зачем. Тело из напряжённого сделалось ватным, ноги заплетались, и Ёнджо чудом контролировал то, как он идёт.       Он нашёл в себе силы оглядеться только после звука захлопнувшейся двери и щелчка задвижки. Вокруг, кажется, пахло апельсиновым ароматизатором или что-то типа того, но сложно определить, когда кадр напротив потерял контроль над Лисьими флюидами. Посмотрев на него, Ёнджо наткнулся на ожидаемую слепленную из остатков выдержки холодность.       — Ладно, хватит с тебя на сегодня. Я намстился вдоволь, — признался Сохо, опускаясь перед облокотившимся о стенку Ёнджо на колени. Ёнджо позволил ему расстегнуть штаны и высвобождить его возбуждённый член. Пока Сохо возился с выключением вибратора и его извлечением, голову Ёнджо вдруг посетила мысль, что теперь-то он точно понимает, как Сохо себя чувствовал в те разы, когда он сам, Ёнджо, выкидывал такие вот фокусы с использованием секс-игрушек. Само собой, до таких выкрутасов как сегодня не доходило, но всё равно — степень унижения запредельная. Страх быть пойманным и опозориться на всю округу — вот что стояло на втором месте после усталости от того, что твоё тело постоянно потряхивает от чужеродной для тела вибрации.       Хоть бы это был первый и, пожалуйста, последний раз.       Пожалуйста, пусть этот раз был последним.       Как гром среди ясного неба по телу прошёлся сильный разряд, начинающийся прямо снизу и, удивлённо взглянув туда, Ёнджо вдруг застал там Сохо, который, проехавшись языком по верхней губе, принялся ласкать языком головку его члена.       — Погоди, Сохо… — начал Ёнджо, пытаясь куда-то отодвинуться, только вот двигаться было некуда, да и Сохо крепко вцепился в его бёдра руками.       — Ты же хотел, чтобы я тебе отсосал, — одарив член Ёнджо пошлым влажным чмоком, тихо проговорил Сохо. — Так что не дёргайся.       — Но… Почему сейчас..? — спросил Ёнджо, у которого внутри началось сильнейшее жжение.       — Это важно? — поинтересовался Сохо, горячими пальцами массируя основание члена и проезжаясь губами по всей его длине, не сводя внимательного взгляда с Ёнджо. — Смотри на меня. Не отворачивайся.       Ёнджо не понимал, что происходит. Лисьи флюиды душили его, но сам Сохо был явно в сознании. Так что вдруг его заставило пойти против своих принципов и опуститься на колени? Его руки, то давящие, то мягко скользящие, подстёгивали возбуждение Ёнджо ещё сильнее, но королём сиего действа был влажный язык, неспешно и эротично обвивающий головку члена, скользящий по распалённой коже. Ёнджо было слишком тяжело смотреть на Сохо сейчас, потому что его открытый рот с пошло высунутым языком, который ласкал так нежно, что голова немела и в глазах мутилось, и горящие глаза заставляли желать большего. Ёнджо не хотел его останавливать, пусть у него в груди было больно от удовольствия и растерянности. Он не хотел расставаться с этими ласками, акция на которых по-любому заканчивается уже сегодня. Мокрые губы Сохо обхватили член Ёнджо и заскользили дальше. Оказавшись в таком горячем и старательно отлюбливающем его рту, Ёнджо совсем потерял ориентацию в пространстве. Он ощущал скольжения языка, мягкость губ, которые стискивали кожу так, будто пытались выжать его всего, и у Ёнджо впрямь всё так дрожало внизу, так нетерпеливо подрагивал член, что он не был уверен, что его так надолго хватит. Заглотив его член почти полностью, Сохо отпустил его и, проехавшись по красной головке мокрыми губами, сипло спросил:       — Ну как? Тебе нравится?       И не стыдно ему спрашивать такое? Он что, правда не знает? Ёнджо одолевали эти вопросы, он был смущён и разбит, ему казалось, что он недостоин такого обращения к себе. Чем он заслужил такое удовольствие? Сохо, этот извращенец, выглядел так горячо, и если б не член в его рту, то сошёл бы за крутого мачо и разбивателя женских сердец. Как хорош собой он был сам по себе, и насколько улучшался этот образ в глазах Ёнджо при этих обстоятельствах, в которых они оба оказались. Ёнджо совсем запутался. Даже если Сохо настолько извращенец, что с того? Почему это должно волновать, если Ёнджо это, честно говоря, так сильно нравится, что, кажется, давление снова шарахнет по нему, а из носа кровь пойдёт?       — Мне нравится, — вдруг не своим голосом проговорил Ёнджо, погладив Сохо по волосам за ухом с серьгой-колокольчиком. — Пожалуйста, не останавливайся.       В качестве ответа Сохо поднырнул снизу и проехался языком по всей длине члена, завершив всё хитрой усмешкой на губах.       — Теряешь себя? — промурлыкал он, хмыкнув, и набросился на член Ёнджо, постепенно ускоряя темп от медленно-тягучего до настойчиво-ритмичного. С чего вдруг он заговорил Волчьим голосом — непонятно, но его и не волновало это. Поволноваться он и позже сможет, после того, как перестанет задыхаться от Лисьих флюидов, неистового жара и накатывающего волнами наслаждения. Язык на его члене пустился во все тяжкие, натирая самые чувствительные точки, губы сжимали разогретую кожу и Ёнджо был готов взорваться.       Сохо это почувствовал и прижал руки Ёнджо к стенке, чтобы тот ничего не смог сделать, открыв рот, и на язык ему полилась светлая жидкость, но он не стал дожидаться, пока она вся вытечет, а сомкнул губы на члене Ёнджо и захватил его в плен, после чего скользнул обратно к головке. Оставшаяся на члене сперма была слизана упруго скользнувшим по нему языком.       Ёнджо резко выдохнул из лёгких всё своё перевозбуждение, растерянность и восторг.       Боже. Как же охуенно Сохо это сделал.       — Ты что, проглотил всё? — с беспокойством спросил Ёнджо, который как-то вообще не был готов к тому, что минет от Сохо будет настолько бесконтрольно-неистовым, что такого даже в качественном порно не найдёшь.       — Ну, не всё… — ответил Сохо, поднимаясь, и большим пальцем вытирая с губ и подбородка белые подтёки. Большой палец исчез у него во рту, на мгновение показался язык, и палец выскользнул наружу уже совершенно чистым. — А сейчас, наверное, всё…       Ёнджо стоял и смотрел на него в ступоре и не узнавал его. Этот гордец, который до сих пор иногда стеснялся секса с ним, минуту назад так усердно сосал ему член, будто ему это действительно нравится. Ёнджо как в Раю побывал, он безостановочно думал о том, что он бы не против повторения, но в то же время никак не мог понять мотивов Сохо.       — Ладно, пошли ещё где-нибудь погуляем, — будничным тоном сказал Сохо и собрался выходить, но был схвачен сзади Ёнджо.       — Куда со стояком собрался?       — Да забей на него.       — Я ни на что не забью, — заявил Ёнджо, быстрыми движениями забираясь в штаны к Сохо. — Не знаю, что с тобой сегодня, почему ты вдруг сделал то, что ни за что делать не хотел, но прямо сейчас ты никуда не пойдёшь.       Сохо всем телом вздрогнул, и Ёнджо ощутил это грудью, которой прижимался к нему. Член Сохо был твёрдый и весь скользкий. Возбудился после того, что сам тут учинил?       — У меня вопрос, — с трудом проговаривал слова сдавленным голосом Сохо. — Ты долго ещё собираешься Волчьим голосом разговаривать?       — А что? Он тебя возбуждает?       — Бля… Да, чёрт возьми. Сейчас меня это возбуждает. Я собирался просто съебаться сейчас, всё из-за тебя! — шёпотом возмущался Сохо, но его голос местами всё равно прорывался, как и хриплые стоны. Сохо потряс головой, будто пытался сбросить с себя наваждение. — Ебать… Твоя рука… Ты так сильно меня сжимаешь… Угх…       — Ну пиздец, Сохо, — резюмировал Ёнджо, которого снова стал распалять сладкий запах на пару с извращённым поведением Сохо. — Пиздец, как я тебя хочу.       — Придётся потерпеть до общаги, — вынес хоть одно разумное решение за сегодня Сохо.       — Ладно… Хорошо, — согласился Ёнджо, которому не хотелось спорить. Свободной рукой он взял Сохо за подбородок, поворачивая к себе. Дотянуться до его губ было сложно, но у него бы получилось.       — Подожди-ка. Ты знаешь, что я этим ртом делал, — предупредил Сохо, порывисто выдыхая в губы Ёнджо желание, набирающее обороты из-за дразнящей его руки Ёнджо внизу.       — Да, и что?       — Грязно.       — Ты вот об этом совсем не думал, когда такое со мной вытворил. — Ёнджо проехался языком по губам Сохо, и они показались ему слаще обычного. Он едва держался, чтобы не вцепиться в них сумасшедшим поцелуем прямо сейчас.       — Ты снова как зверь какой-то лижешься… Хватит… — неправдоподобно протестовал Сохо, губы которого вылизывал приятный шершавый язык. Ёнджо сильно сжал подбородок Сохо в своих пальцах, чтобы тот не рыпался, и сплёл свой язык с его. Это так ему понравилось, что в горле ощутилось довольное тихое рычание. Голос Сохо от этого резко сорвался на высокой ноте, а его зад против воли прижался к Ёнджо сзади. Тот, освободив подбородок Сохо и этой рукой несдержанно ударив в стенку кабинки, ускорил темп, стремительно доводя парня в его руках до головокружительного оргазма.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.