Это и есть свобода — чувствовать то, чего желает сердце, не заботясь о чужом мнении.
© Пауло Коэльо
Гарри тоненькая, изящная, хрупкая до такой степени, что кажется, словно от одного прикосновения переломится.
Лиар непроизвольно задерживает рядом с ней дыхание, пряча руки, подрагивающие от желания прикоснуться, погладить, показать, что он рядом, что он поможет, поддержит и не бросит.
Гарриэт — прирождённый боец. В насыщенном малахите раскосых глаз светится нерушимая воля и стальной стержень. Тело оплетает сеть из различных шрамов, а на губах цветёт искренняя улыбка.
с каждым годом всё более насмешливая и ядовитая
Лавгуд скрипит зубами, видя уродливые отметки на коже своей любимой. Непроизвольно удлиняются клыки — кровь сидхе потихоньку подавляет наследие сильфов. Лиар не против — так он наконец-то может защитить такую хрупкую Гарри, которую почему-то — не иначе как по ошибке — зовут Героиней, Спасительницей, чудовищем и лгуньей.
Его солнце и луна, его свет и тьма — зеленоглазая ведьма, наивно-мудрая, искристая, шальная и безнадёжно влюблённая в жизнь и в мир вокруг. Длинные юбки развеваются в танце, когда доведённая до ручки Поттер в очередной раз сбегает в лес. Новый партнёр — молоденький оборотень — кружит партнёршу неумело, сжимает тонкий стан грубо и
слишком намекающе, поглаживает спинку беззаботно веселящейся девушки.
Изнутри молодого мага проедает что-то тёмное, мерзкое, голодное — ворочается в груди монстр, скалится, смаргивает с пышных ресниц ненадёжную тонкую дымку равнодушия к ухаживаниям Риэ и снов цвета топлёного молока и домашней карамели, мечтает попробовать на вкус кровь блохастого наглеца.
***
— Попался! — Гарри напрыгивает на своего преследователя со спины, оплетает его ногами за талию, захлёстывает шею. Светловолосый каменеет, напрягает мышцы — Гарри с восторгом чувствует во внешне изящном мужском теле звериную мощь — и резко скидывает ведьму, мгновенно перехватывая её на руки. Счастливо хохочущая Поттер подаётся вперёд, трётся о мужскую грудь щекой, вдыхает необычный аромат (яблоко и вереск оседают на языке приятным послевкусием), поднимает искрящиеся звездопадом глаза и…
Замирает, неловко краснея.
— Лавгуд? Лиар Лавгуд? — чуть хрипло спрашивает Ри, не нуждаясь в ответе — слишком часто жидкое серебро чужих глаз преследует её во снах, слишком привычно удерживают на весу чужие руки, слишком-
слишком-слишком!
— Риат…
Голос сидхе варежкой пуховой гладит по щекам, ласкает переливами хрустальных колокольчиков, почти
целует, почти
предлагает, почти
признаётся…
И Гарриэт без слов соглашается, подставляет губы под жадные поцелуи, оплетает своего зимнего руками и ногами, режется о клыки, но с воистину
бараньим поттеровским упрямством продолжает целовать Лиа в ответ. Сидхе на вкус — как сладкий лёд, как мята и солёная карамель, а может острый перец и мёд.
А на губах Лиа остаётся медленно тающий привкус звёздной пыли и горького шоколада…
