О поцелуях и не только

Юн Се Ри никогда не думала, что их первый поцелуй будет… ну, вот таким. Собственно, она вообще ни о каких поцелуях с капитаном Ри не думала – разве что, самую чуточку. Конечно, он был очень хорош, и – да, он нравился ей, но завязывать отношения с северокорейским пограничником – это уж слишком. Подпустить к себе мужчину, а потом страдать от невозможности хотя бы увидеться с ним – да будто у нее и без этого проблем мало! Но когда над их головами оглушительно заскрипела крышка люка, и Се Ри уже в красках представила, как их сейчас арестуют и прямо на месте же и расстреляют за попытку перейти границу, Ри Чжон Хёк вдруг качнулся к ней, прижался губами к ее губам. Сверху загремело – кажется, у патрульного от неожиданности выскочила из пальцев несчастная крышка – и они тут же отстранились друг от друга: отводя глаза, скрывая растерянность. А после им снова пришлось изображать страсть – ну да, именно изображать, потому что капитан Ри не позволил себе зайти слишком далеко – а еще врать и выкручиваться, а потом отправляться обратно. И какая уж тут романтика, когда хочется кричать и топать ногами, ведь долгожданное возвращение домой опять сорвалось? Они что-то говорили друг другу невпопад, остановившись на причале, и Се Ри почти убедила себя – а заодно и его – что ничего особенного не случилось. Почти. Потому что на неуловимо краткий миг там, в тесной полутьме трюма, он как будто нечаянно коснулся языком ее губ – и ее словно током прошило. До дрожи хорошо – и слишком опасно, чтобы этому радоваться. *** Второго раза она уж тем более не ожидала: он ведь даже обнять ее на прощание отказался. Прощание, впрочем, снова не состоялось, и Чжон Хёк накричал на нее – и Се Ри не нашлась толком, что ответить. Возразить было нечего: ее появление действительно поставило под удар и самого капитана, и его солдат. Они же и правда страшно рисковали из-за нее, и смотреть на едва ли не чудом выжившего Чжон Хёка – бледного, осунувшегося, с рукой на перевязи – было очень тяжело. А уж чувствовать себя виноватой в этом – просто невыносимо. В общем, ни о чем таком она опять совершенно не думала. Заплаканная… ох, да что там – зареванная до красных глаз и распухшего носа, еще и замерзшая из-за этого дурацкого дождя. Тут уж точно не до романтики, с простудой бы не свалиться: лирическая героиня с насморком – это даже не смешно. Но ведь этот ненормальный выбрался из палаты прямо в обнимку с капельницей – и отправился искать ее, и нашел же. И выслушал. А потом поцеловал – с такой нежностью, как будто она и впрямь была ему невестой, а не свалившейся на его голову проблемой. …Кажется, это был способ попросить прощения. Что же, так перед ней еще не извинялись, но – все когда-то бывает в первый раз, да? *** А вот перед расставанием на границе она уже думала и надеялась, но – Ри Чжон Хёк был до обидного сдержан. Нет, Се Ри понимала причину, и то, что он прав – тоже понимала, но… …Он все-таки не устоял. Рванулся следом, нарушая им же озвученный запрет, развернул ее к себе – и вот тогда-то Се Ри и узнала, как он на самом деле целует. Не притворяясь, чтобы обмануть патруль, и даже не как в больнице, где он больше утешал ее и сцеловывал слезы, чем что-то еще. По-настоящему. И, кажется, последней ее связной мыслью было: если б он позволил себе такое до отъезда из его дома, они точно проснулись бы в одной постели. Потому что оттолкнуть его, отказаться от настойчивой ласки горячих губ – решительно невозможно. Она и не смогла бы, наверное, но Чжон Хёк – вот ведь железная выдержка у человека! – справился сам. Отстранил ее, остановил на миг на вытянутых руках и выдохнул хрипло: иди. Иди сейчас, пока я еще в силах отпустить тебя! И Се Ри, закусив губу, вывернулась и шагнула в темноту, приказав себе не оборачиваться. Когда-то один из тех, кто не задел ее сердца, сказал ей на прощание: желаю тебе встретить такого же, как ты, чтобы тебе пришлось его ждать. Вот оно и сбылось, похоже, то самое пожелание, и больно от этого так, что темнеет в глазах, но – даже если все это останется только воспоминаниями, ни за что на свете Се Ри от этих воспоминаний не откажется. Будет хранить их, как драгоценности в закрытой на ключ шкатулке: чтоб и не заглядывать лишний раз, но и ни в коем случае не потерять. Слишком мало в ее жизни такого, что терять не хочется. *** Когда за братом и его женой захлопнулась дверь, Се Ри едва удержалась, чтобы не сползти на пол и самым позорнейшим образом не разрыдаться. Остановило одно: Ри Чжон Хёку и так пришлось выслушать всю эту безобразную сцену, не хватало еще, чтобы он обнаружил ее саму – разбитой общением с дорогими родственничками. Ей и так было стыдно перед ним – чудовищно стыдно за то, какой он увидел ее семью. У него-то, при всех особенностях Северной Кореи, дома совершенно по-другому! – Не говори ничего, – хмуро сказала она шагнувшему в комнату Чжон Хёку, и он молча обнял ее. Прижал тесно – согревая собой, отгораживая от мира – и Се Ри, всхлипнув, прикрыла глаза. Нет, она сильная, она привыкла со всем справляться сама, да и сейчас бы как-нибудь уж справилась, но… иногда-то можно же? – Так хорошо, – вздохнула она через пару минут, – так тихо. Я даже уже не злюсь. – Зато я злюсь, – проворчал Чжон Хёк. – Я чуть не забыл, в каком я тут положении. Чуть не вышел. – Как всегда готов броситься защищать меня, – улыбнулась Се Ри. Потерлась носом о его плечо – а потом потянулась вверх, коснулась губами его щеки, уголка губ, подбородка. Вздрогнув, он поймал ее затылок твердыми пальцами, остановил, глянул растерянно. Он по-разному смотрел на нее раньше, но таких шальных глаз она у него еще, пожалуй, и не видела. – Юн Се Ри, – выдохнул он, – ты что творишь? Я же… «…Все-таки не железный». Это прозвучало совсем тихо, но Се Ри услышала, покачала головой: а и не надо. – Только не говори мне, что ты не думал об этом, – шепнула она. Провела кончиками пальцев от виска вниз по щеке, по шее, зацепилась за ворот его свитера, и Чжон Хёк откликнулся рваным вздохом, больше похожим уже на стон. – Не говори, что не хотел… И думал, и хотел – поняла мгновением позже Се Ри, когда он притиснул ее к себе так крепко, что приподнял над полом. Прислонился щекой, обжег шепотом: уверена? Не будешь потом жалеть? Она замотала головой: не буду. Сама подалась к нему с поцелуем. Он подхватил ее на руки – так легко, словно она и вовсе ничего не весила – спросил отрывисто: где? Се Ри махнула рукой в сторону спальни – и уткнулась ему в шею, зажмурилась, ловя губами сумасшедшее биение пульса. И как уж они там добрались до кровати, и куда успели деть одежду, она даже не запомнила. Ей же снилось это – чуть не каждую ночь снилось – и она всякий раз просыпалась с горящими щеками, и вот сейчас все было именно так, только намного лучше, потому что – наяву. И ладони его – широкие, твердые и бережные, и желанная тяжесть сильного тела, и поцелуи уже без счета – жаркой россыпью по коже. И неважно, что там будет дальше: если уж судьба расщедрилась им на такой немыслимый подарок, стоит взять от этой встречи все, что только возможно… *** – Знаешь, – уткнувшись ему в плечо, призналась Се Ри, – когда ты появился, я хотела попросить тебя не создавать мне новых воспоминаний. Я и так все время о тебе думаю, куда уж больше-то? – Но не попросила, – теплые пальцы неспешно скользнули по ее руке, рисуя что-то невидимое и замысловатое. – Передумала? – Поняла, что бесполезно, – вздохнула она в ответ. – Даже если ты просто будешь стоять и ничего не делать, я все равно это запомню. – Ты сама сказала, – помолчав, произнес Чжон Хёк, – что судьба сталкивает нас в совершенно неожиданных местах. Швейцария, потом Северная Корея, теперь вот Южная. Давай не будем загадывать, хорошо? У нас все складывается так, что я уже ничему не удивлюсь. И добавил, меняя тему: тебе, вообще-то, завтра на работу. Спи. И Се Ри закрыла глаза и впервые с тех пор, как вернулась домой, провалилась в ночь без таблеток и сновидений.