Карпентёр

– На самом деле я не хотела в Туссент, – сказала Ная, и Ламберт чуть не выронил точильный камень. – Тогда какого хрена мы вообще туда едем? – спросил он. – А такого, – хмыкнула она. – Может, это хорошая возможность. Я же не знаю, смогут ли мне помочь эти ваши чародейки, а найти себе место в этом мире мне не помешает – вдруг я не вернусь? Ламберт отложил камень и потер лицо ладонью. Как же он устал от всей этой истории, от этих сложностей с Наишей, от этой ответственности. Это все было не для него, он к такому не привык и не для этого был рожден, он простой ведьмак, убивающий чудовищ за плату. – Миледи, к вечеру мы будем в поместье госпожи Лилианны, – сказал Габриэль, вернувшийся с наполненными водой флягами. Ведьмак за эти сутки к огромнейшему удивлению для самого себя умудрился привыкнуть к присутствию рыцаря в их скромной разношерстной компании. За этот день он пережил и испытал столько чувств, что теперь валился с ног от усталости. Кто бы мог подумать, что вечно сражаться с чудовищами и преодолевать пешком самые трудные дороги будет не так изматывающе, как всего лишь день чувствовать столько же, сколько чувствуют обычные люди. – Ты слишком доверчива. – Что? Это ты о чем? Ламберт оставил наконец в покое свой стальной меч и бесшумно вернул его в ножны. Короткий привал пора было заканчивать. – Ты не можешь быть уверена, что все это – не ловушка и тебя там не поймают. – Не могу, ты прав. – Он посмотрел, как Габриэль начал тушить маленький костерок. – Я еще думаю, идти ли к княгине. Возможно, стоит просто уверить Лилианну, что с Лютиком все в порядке, и поехать дальше на север. – У Лютика тысяча баб во всем мире, Ная, – насупился ведьмак, – и каждая о нем печется, как о собственном ребенке. Если тратить время на каждую, даже эльфской жизни не хватит! – Она мне помогла, Ламберт, дважды. И я должна отплатить ей. К тому же, – Ная вдруг хитро улыбнулась, – пополнить запасы и поспать в теплой постели тоже не помешает. А еще добыть мне новую одежду. Как и тебе. – Мы потратим кучу времени. – Сколько? Два дня? Мы потратили больше, пока ты валялся в отключке после любовных игрищ с суккубом. Не говори мне про время, Ламберт. Хотя бы потому, что у тебя оно не на счету. Он закатил глаза и демонстративно отвернулся. Пререкаться с Наей ему надоело, да и вообще перестало нравиться: вечно у нее находились какие-нибудь затыкающие за пояс аргументы, и он постоянно ей проигрывал. Теряет хватку. Пока они ехали, Ламберт вовсю прислушивался к шуму, идущему от берега. Шелест листвы с правой стороны и звуки реки с левой почти заглушали ворчание водных баб и кряхтение утопцев, но ведьмачий слух не подводил. Нос щекотал противный запах гнили и тины, и он старался переключиться на запах духов Наи. И когда она умудряется ими пользоваться? – Ты каждый день духами поливаешься? – спросил он ворчливо. – С чего ты взял? – обернулась она. – От тебя всегда ими пахнет. – Только когда мою голову, не чаще. – Зачем ты пользуешься ими в дороге? – Они напоминают мне о доме. Доказано, что запахи пробуждают воспоминания сильнее всего. Ламберт ее не понимал и понять не мог. Он помнил запахи его собственного дома, но вспоминать о нем не хотел, да и был слишком мал, чтобы настолько по нему скучать. Гораздо лучше он запомнил тошнотворный запах мутагенов, которыми вонял весь зал перед тем днем, когда из него сделали ведьмака. – Ты ненормальная. Ты скучаешь по дому, но делаешь все, чтобы не забывать о нем, и в итоге страдаешь. – Знаешь, – она немного отклонилась и повернулась к нему так, чтобы видеть хотя бы часть его лица, – когда я чувствую запах, связанный с моим миром, я понимаю, что он на самом деле существовал. Что вся моя прошлая жизнь – не бред сумасшедшего, не злая шутка моего разума, не странный реалистичный сон. Так я понимаю, что мое место не здесь и что мне есть куда вернуться. Она была с ним откровенна, и это было странно, но приятно. На секунду ему показалось, будто они стали немного ближе. Он фыркнул и сказал: – Ладно, ладно, прибереги свои побасенки для очередного барда. – А ты, Ламберт, помнишь свой дом? – вдруг спросила она. – Помню, хотя и плохо. Иногда думаю, что лучше бы мне отшибло память во время Испытания Травами, как Эскелю – он из своего детства помнит только какую-то пастушью песенку. – Отшибло память во время Испытания Травами? Что это значит? – Да и то значит – отшибло память. Это последствие мутаций. У всех разные побочные эффекты, будь они прокляты вместе с этим сраным испытанием. У Геральта вот волосы поседели. – Невероятно. Интересно было бы это изучить в нормальных условиях… – задумчиво и с некоторыми энтузиазмом прошептала Ная, отвернувшись от него. – Ничего невероятного в этом нет, – зло прошептал Ламберт. – В этом есть только боль и смерть. Больше Испытание не проводят, и поделом. – Значит, это крайне опасно? – она слегка откинулась назад корпусом, почти касаясь головой его груди. – Выживают только три ученика из десяти. Сам процесс длится несколько дней, у всех по-разному, и каждая его секунда – это мучение. Выжившие становятся ведьмаками. – Извини, я не хотела заставлять тебя вспоминать. – Не вздумай меня жалеть, я тебе не маленький мальчик. – Конечно нет. Она замолчала. Ехали в тишине, даже Габриэль не развлекал Наю своими россказнями – проникался видами родного края и, видать, думал, как объясняться с племянницей. Ная глазела по сторонам и, наверное, была единственной здесь, кому еще не надоела Сансретура. Ей нравилась природа, нравилась ее живая тишина, свежий воздух, и хорошо, что она не слышала и не чуяла запах кровожадных тварей, обитающих в округе. Ламберт пытался представить, чем обернется ее инициатива отплатить за помощь алхимичке высокого происхождения, и заодно прикинуть, сколько времени у них осталось до первых метелей. В народе поговаривали, что зима будет поздней, значит, еще полтора-два месяца до того момента, когда проехать через их ведьмачьи тропинки будет невозможно. Спать на улице станет невозможно за пару недель до этого, а ехать им в том же темпе еще дольше. Надо было торопиться, но он и сам виноват, что они так медлили все это время. Вечерело, в еще голубом небе собирались тяжелые кудрявые облака. Небо позади них стало оранжевым. – Красиво, – сказала Ная себе под нос. – Обычные облака. – Небо такое огромное, ты только посмотри. Ламберт окинул взглядом небосвод от края до края и заметил, что оно и правда было огромным. Зажигались первые звезды. Впереди и чуть правее дороги показался двухэтажный дом с красной крышей, огороженный серым каменным забором. Во дворе стояло какое-то высокое лиственное дерево, нависающее над крышей, и в его кроне мелькали первые желтые и оранжевые листья. Ламберт чувствовал запах еды и слышал собачий лай. – Мы прибыли, друзья мои. Летний Сад – поместье моей дорогой племянницы, графини Лилианны де ла Круз, – поведя рукой, сказал Габриэль. Как только лошади приблизились к высоким металлическим воротам, рыцарь спешился. Слуги, завидев его, тут же открыли ворота, и их впустили в просторный двор поместья. На лужайке слева от них росло еще одно дерево, под ним стояло две скамейки, на одной из которых сидела женщина. Она тут же направилась к ним, потом очевидно наплевала на все правила поведения и, придерживая подол платья, побежала к своему дяде. Они сжали друг друга в объятиях, после дворянка заметила и других своих гостей. Она тепло улыбнулась Нае и обняла и ее тоже. Нахмурилась, увидев Ламберта, окинула его взглядом и сложила руки на груди. Ничего нового. – Дядя, Наиша, почему с вами ведьмак? – спросила она строго. – Он друг Лютика, Лилианна, его зовут Ламберт, – сказала Ная. – Лютик попросил его сопровождать меня. – А еще он и сам умеет говорить, – тоже сложив руки на груди, нахмурился ведьмак. – Ладно, идемте в дом, поговорим там, за ужином. Лилианна махнула рукой, резко развернулась, взмахивая своими длинными рыжими волосами, и направилась к дому. Лошадей увели конюхи, Ламберт потоптался на месте. Ная повернулась к нему и вопросительно на него посмотрела. – Ты идешь? – спросила она. – Нам обязательно было приезжать? Ты же знаешь, как я не люблю знать. – Знаю, но как видишь, моя судьба по необъяснимым причинам очень сильно от них зависит. И мы уже здесь. Идем, мы не останемся тут надолго, Ламберт. – Обещаешь? – Обещаю, – сказала она и хихикнула, завидев его обиженное лицо. Он мало отдавал себе отчет, что стоит тут и капризничает, как ребенок. Возможно, он даже делал это ради ее внимания, но сам он убеждал себя, что ждет весомых причин, по которым он не должен взять сейчас и уехать. Ная была права, здесь им обеспечен бесплатный вкусный ужин и сон в теплой мягкой постели, а значит, можно и заткнуть ненадолго свой внутренний голос – так он себе говорил. Ламберту великодушно разрешили не присутствовать на переговорах, поэтому он просто взял оружие и ушел обратно к реке искать утопцев. Тело требовало разминки, как и душа, жаждущая крови чудовищ. Он хотел уйти оттуда подальше, ему не нравилась эта Лилианна, этот дом, это место и эта дипломатично-красноречивая Наиша, которая общалась с дворянами так, будто родилась и выросла среди них. Ему нравилось, когда она была простой и милой, когда нуждалась в его защите и силе. А когда она вдруг становилась такой независимой и самодостаточной, ему хотелось хорошенько ее потрясти и сказать, что с ней что-то не так. Он шел к реке, которая ему уже осточертела настолько, что хотелось в нее и плюнуть, и помочиться, выискивая утопцев. Пусть ему за это не заплатят, ему было необходимо выпустить пар и привести мысли в порядок. Ламберту уже порядком надоел этот появившийся вдруг внутри него букет чувств и перманентное самокопание, хотелось сделать что-то простое, механическое, инстинктивное. В таких случаях лучше всего подходила либо баба, либо драка, но бабы поблизости не было. Хотя, когда вернется, можно и поискать какую-нибудь восприимчивую служанку. На этом пятаке утопцев было немного. Ламберт резал их и рубил, отрубал им руки, ноги, пронзал насквозь, пока они не закончились. Кровь бурлила, но разум был холоден. И мигом прочистился. И тогда он сел на берег, свесив ноги к воде, и крепко задумался, почему он вообще позволил привести себя сюда. Почему собирается вернуться, почему не развернулся и не уехал, почему все эти дни боялся, что Ная уйдет, и верно следовал за ней. Бой прочистил мозги, думать стало легче, но мысли никуда не делись, и он думал, и думал, и думал, и так ни к чему и не пришел. – Без помощи Весемира тут не обойтись, – пробурчал Ламберт себе под нос. Плохо было оставлять Наю там одну, в незнакомом месте с незнакомыми людьми. Пусть она и говорила, что они ей помогли, но Ламберт слишком хорошо знал сучью людскую природу, чтобы верить, что ей ничего не грозит. Но ведь она сама его отпустила. Значит, осознавала риск. А если нет – то и не так уж и жаль, если с ней что-то случится. Ламберт никогда не жалел глупых, как и не жалел о их смерти. Его опыт показывал, что, как правило, большинство людей в принципе умирает из-за собственной тупости – взять хотя бы того дебила из Темерии, который решил поймать суккуба и превратить в свою сексуальную рабыню. Ламберт подумывал, что, вероятно, граф из Туссента и тот мужик имели много общего, и граф тоже помер по собственной глупости, когда решил приручить Наишу. Ламберт надеялся, что сам он сейчас не повторяет его ошибок. Он прошел еще немного на запад, прикончил еще парочку утопцев и снова сел, погружаясь в меланхоличные размышления. Еще ни разу в жизни он так много не думал, кто бы мог предположить, что мыслительные процессы так утомительны. Наконец, плюнув, он поднялся, отряхнул штаны, бросил последний взгляд на доконавшую глаза реку и побрел обратно к поместью. Ламберт думал, что его сейчас вполне могут вообще туда не пустить, а то и погнать с вилами и мечами до самой Нэви; думал, что сейчас он вернется, и Ная скажет ему, что в его услугах больше не нуждается и вообще она остается в Туссенте; думал, что он застанет ее мертвой или схваченной в плен, или там окажутся еще какие-нибудь обиженные смертью графа бандиты, но все равно шел, хотя и не знал, зачем. Но в поместье его ждал только слуга, светловолосый светлоглазый мальчишка лет двенадцати, который показал ему комнату. Ламберт проводил ребенка взглядом, когда тот, открыв дверь, спешно кивнул ему и убежал, шаркая разбитыми башмаками. Комната была просторная, с хорошей кроватью, шкафом, столом со стульями и бадьей посреди. Пахло множеством зажженных свечей, и Ламберт вдруг осознал, что уже почти ночь. На столе стояло вкусно пахнущее жаркое, едва теплое, хлеб и холодное пиво. Ламберт снял с себя перевязи с мечами и поставил аккуратно к стене – как вечно его заставлял делать Весемир. Он скинул с себя куртку, ополоснул лицо и руки от грязи, пыли и крови утопцев, сел за стол и понял, насколько он устал. Ему не хотелось никому язвить, он уже давно чувствовал, что ему не нравится подкалывать Наишу, он хотел просто поесть и заснуть беспробудным сном. Ная постучала и зашла в комнату. Волосы у нее были распущены, одета она была в кружевное белое платье и всем своим видом походила на себя в тот день, когда они остановились у помещика. Тогда они спали вместе, и он никак это не воспринимал, а сейчас чувствовал, что хочет это повторить. – Размялся? – спросила она с легкой улыбкой на лице. – Ага. А ты? Поговорила с этой рыжей? Ная села за стол напротив него, и он галантно налил ей вина в свой кубок. Она обхватила его пальцами, и Ламберт отметил, какие красивые они у нее были. Она кивнула в знак благодарности и с наслаждением прикрыла глаза, отпивая. – Все в порядке. Завтра мы поедем в город, ты можешь остаться, если хочешь. – Зачем? – Ламберт проглотил картофелину, не почувствовав ее вкуса. – Купить одежду. – А это платье разве не новое? – Ламберт, в белом платье через весь север верхом на лошади не поразъезжаешь особо, – она по-доброму посмеялась. – Так ты?.. – Я еду с тобой в Каэр Морхен. Ламберт опустил взгляд и почувствовал, что улыбается. Ная сделала вид, что не заметила. – Если хочешь – могу взять тебе пару рубашек. – Еще не хватало, чтобы мне девка одежду покупала, – фыркнул он. – Только обычную, без всяких там узорчиков. – Разумеется. – И когда мы уедем? – Послезавтра. Лилианна не против, она поддерживает мое нежелание говорить с княгиней – говорит, та сейчас не в духе из-за последних нововведений в зимнюю коллекцию платьев, и к ней лучше не подходить. – Ну надо же, зимняя коллекция платьев! О да, это такой весомый повод рубить головы. – Женщины, что с нас взять? Я пойду спать, – она поднялась, и на ее лицо упала тень. В свете свечей ее силуэт был невероятно завораживающим. – Доброй ночи, Ламберт. – Доброй ночи, Ная. Потом ему принесли воду, наполнили бадью, и он смог отмыть себя от слоя пыли. Сколько бы мыла он ни использовал, как долго бы ни натирался мочалкой – от запаха крови он отмыться не мог. Ламберт лежал в холодеющей воде и слушал звуки засыпающего поместья. Какая-то женщина молилась непонятно кому, чтобы ей послали какого ни на есть мужа, только бы добрым был и работящим. Кто-то зевал, какие-то слуги обменивались сплетнями, и кто-то еще говорил им укоризненно: «Будет языки чесать, кобели вы…». Ламберт слушал их, а думал о том, что снова скоро окажется на большаке с Наишей и никем больше, и ему наконец стало тепло и спокойно.