мы играем в крестики-нолики ножом на моей ноге я уже привык, я знаю, что с тобой не бывает без боли, ты не умеешь без боли. ©м.молчит
На Сайонисе фиолетовый вельвет пиджака, блеск золота, кожа перчаток, оскал маски и кровь. На Зсасзе рваньё рубашки, полоски шрамов, тёмные впадины глаз от бессонных ночей, россыпь кровоподтёков и кровь. Роман нервно перезаряжает пистолет, просыпая часть патронов, стреляет в голову пешке Двуликого, бросает ругательство и пускает ещё три пули в уже бездыханное тело. Он тяжело переносит предательство. Виктор перекатывает лезвие ножа в пальцах, полной грудью глотает металлический запах и смотрит, пожирает глазами этот взрыв сверхновой. Его язык проходится по губам, ему душно. Воздух такой горячий. Гулкий звук падения пистолета. Лунный свет из окна — кровь в нём почти чёрная, лужи маслянисто блестят. На лице трупа — выражение священного ужаса перед зверем в маске. На лице Виктора — выражение пёсьего обожания перед хозяином. Роман проводит ладонями по маске — вот-вот снимет, но ладони так и замирают на ней, словно прикипев. Он судорожно дышит, его грудь ходит ходуном, а плечи подрагивают. Вельвет пиджака в россыпи чёрных пятен. — Подними, — глухо раздаётся из-под маски. И Виктор идёт по разбитому оконному стеклу ближе, почти вплотную — до того момента, как может почувствовать пряно-сладкий запах дорогого одеколона и услышать истерично бьющееся сердце. Он наклоняется и поднимает пистолет, вкладывает в протянутую ладонь, на мгновение коснувшись блестящей кожи перчатки. Если кто-то коснётся руки Романа без брони перчатки, он отстрелит этому человеку голову, а потом отрубит себе руку. Виктор смотрит Роману в глаза — два зияющих отверстия маски. Роман смотрит на него в ответ — по-волчьи, с животной яростью и болью. Взгляд Романа тяжёлый, влажный и очень злой. — Оно того не стоит, босс, — прокуренно хрипит Виктор. Горячий воздух с трудом покидает лёгкие, — она того не стоит. Роман сдавленно рычит и вскидывает пистолет. Дуло прижимается к виску Виктора, он чувствует холод металла, размыкает губы и на мгновение прикрывает глаза, чтобы через секунду вернуть зрительный контакт. Виктор знает, что Роман не выстрелит. Что его босс слишком зависим от него, чтобы избавиться так просто. Что они оба слишком зависят друг от друга. — Стоишь ли того ты, Зсасз? Виктор молчит, слова — не его конёк. Под челюстью бьётся пульс, отдавая шумом в ушах. Роман ощутимо ведёт пистолетом по чужой коже: лоб, скула, впадина щеки, губы, задевая нижнюю. Металл холодный, но след от него горит. Его рука подрагивает. Пистолет снят с предохранителя, палец на спусковом крючке опасно напряжён. Роман бы с удовольствием стёр Виктора с лица земли. Виктор бы с удовольствием схватил лбом свинец. Роман ассоциируется с болью, но боль от рук Романа — подарок. Виктор приоткрывает рот, и раздаётся металлический стук об эмаль его зубов. Он переступает с ноги на ногу; стекло на полу хрустит. Роман шумно выдыхает и толкает дуло в его раскрытый рот. Пистолет снят с предохранителя, палец на спусковом крючке опасно напряжён. Виктор не разрывает зрительного контакта, хотя для этого надо почти закатывать глаза — разница в росте играет роль. Металл тяжело ложится на горячий язык, холодя полость и едва не до судороги сводя челюсть. — Я могу вынести тебе мозги прямо сейчас!.. — угрожающе — обещающе? — шипит Роман. Его голос дрожит и звучит ниже обычного. Он добавляет мягче, — и ты это знаешь… Виктор знает. Знает, что Сайонис нестабилен, что любое неосторожное движение может привести его в полное бешенство. Знает и стоит с пистолетом во рту, кусая зубами ствол от переизбытка эмоций и полностью передавая свою жизнь в чужие руки. Хочешь — казни, хочешь — помилуй. Адреналин зашкаливает. Пистолет снят с предохранителя. Неожиданно тяжесть металла пропадает — Роман резко вытаскивает пистолет, почти выдирает его и отбрасывает в сторону. Оружие вновь падает на пол, по инерции скользит ещё пару метров в темноту помещения. Только по смутному блеску можно понять, где оно находится теперь. Во рту остаётся мерзкий привкус оружейной смазки, и хочется выблевать свои внутренности. В горле неприятно скребётся кашель. Роман срывает с лица маску, сжимая её пальцами, его глаза и скулы влажные от нервических слёз. Губы едва подрагивают. Он смотрит Виктору в глаза с таким голодным отчаянием, что у Виктора щемит под лопаткой от первобытной привязанности к этому человеку. Роман хозяйским жестом треплет Виктора по щеке, не снимая перчатки, и вплетается пальцами в короткие, редеющие от частого стресса волосы. Он вовсе не зверь в маске — просто безумно одинок.ты нескончаемая, непобедимая паника фильм о тебе назывался бы: «я познакомлю вас с болью» ты вырезаешь последний крестик ©м.молчит