«Я всегда содрогаюсь, когда вспоминаю те несколько месяцев, — говорил он впоследствии своим близким. — Это было самое тёмное время за всю историю Египтуса. То, что мы пережили, не должно повториться», — и хотя прошло уже несколько лет, Кефер не мог забыть той боли, которую причинил Бабу ему и его жене, которая удивила всех здоровым, совершенно нормальным ребёнком. Хранить мир — это была основная задача правителя и воинов Египтуса. Допустить появления нового такого Бабу было нельзя.
Этот день был особенным, потому что у Последнего фараона Земли сегодня день рождения. Кеферу захотелось сделать для юнца что-то особенное, какой-то необычный подарок. Но какой? Баскетбольных мячей и формы в Египтусе нет, новый доспех ему не подаришь, оружие тоже. Ра предложил устроить праздник Последнему фараону и, конечно, поручил это Бэсу. Пока Бэс занимался подготовкой, Ра впал в задумчивость, чего не мог не заметить Кефер. — Ты в печали, отец, — сказал он однажды. — Какое горе мучает тебя? — Твой брат, Кефер. Я надеялся, что, пробыв в заточении, он образумится, но он вновь развязал войну. — Может, это была слишком..? — осторожно начал Кефер, пытаясь подобрать слово помягче к слову «мера». — Возможно, — грустно ответил Ра. — Я слишком боялся за судьбу человечества и плохо думал о сыне. Надо было ещё в его детстве дать ему понять, что я люблю равно вас обоих. Но либо у меня это плохо получалось, либо он меня не понимал, — Ра снова тяжело вздохнул. — Может, теперь он исправится, отец, — попытался поддержать его Кефер. Он переживал за отца и за брата, но не в его силах было вернуть отцу сына, а сыну отца. — Тебе, наверно, нужно присутствовать там, а то Бэс что-нибудь забудет, — Ра выдавил улыбку. Кефер поклонился и ушёл. Фараону сейчас нужно было побыть одному. Но он в последнее время слишком часто отсылает Кефера куда-то, а Правящий Совет вообще собирается без него. Сыну Ра не нравились эти изменения, он начинал чувствовать себя лишним в Золотом городе, хоть сам ещё не осознавал этого. Изменения происходили и с друзьями Кефера: Лео почти не появлялся в Египтусе, а золотые воины вместе собирались всё реже. Рамзес чаще бывал на Земле, Апис углубился в тренировки воинов, Гор время от времени летал к Бастет, Ка много тренировался, а вот Нейт с Рамзесом наоборот стали ближе, время проводили в основном вместе, что же касается Гиксоса — даже Нейт иногда не знала, где он и что с ним, как было в последние несколько дней. Это начинало беспокоить сына фараона, и он направился к единственному жителю Египтуса, который мог что-нибудь знать о делах Гиксоса — к Осирису. Войдя в лабораторию, Кефер увидел Осириса и Гиксоса с каким-то пузырьком в руке. Они оба поздоровались с принцем. Осирис выглядел спокойным, а вот Гиксос наоборот немного нервничал. И вид у него был какой-то странный. — Гиксос, тебя давно не видно, что-то случилось? — спросил Кефер. — Нет, ничего серьёзного, — как можно спокойнее ответил изобретатель. — Просто здоровье немного подшутило над ним, — Осирис недовольно посмотрел на ученика. — Но, думаю, завтра он будет в полном порядке. — Отлично. Но ты хоть бы сказал, что плохо себя чувствовал, а то никто ничего не знает, а Нейт с утра тебя искала, не знаю, зачем. Теперь осталось сообщить Лео о нашем подарке. — Можно не я? Я сегодня ещё не готов, — Гиксос, судя по его виду, не рассчитывал на такую милость, а даже ожидал какой-нибудь негативной реакции на свои слова. «Опять он за своё», — недовольно подумал Осирис. — Можно конечно, — слегка удивлённо ответил Кефер. — Рамзес уже вернулся. Тебе сегодня, кажется, нужно побольше отдохнуть. Я про-о-слежу, чтоб тебе не мешали. — Спасибо, повелитель. Кефер кивнул и направился к выходу. В дверном проёме он успел услышать сердитый голос Осириса: «Опять вбиваешь глупости себе в голову, — он вздохнул, а потом мягко, почти по-отечески сказал: — Иди отдыхай, глупыш». Последнее слово немного насмешило Кефера. Адресованное мужчине, оно звучало забавно, да ещё не из отеческих уст. Принц вспомнил о том, как собирался проинформировать отца о состоянии Гиксоса, но потом передумал. Ра сейчас явно не до этого. Кефер вздохнул. Ему очень не нравилась эта задумчивость бога солнца. «Вот интересно, что с Гиксосом случилось?», — подумал Кефер.За несколько дней до этого.
Гиксос проснулся с болью во всём теле. Кажется, не было ни одного живого места, не было ни одной клетки его эпителия, которая не болела бы, и это было ужасно. Даже от простого прикосновения шла небольшая, но боль. «Начался денёк, — подумал изобретатель. — Это тебе наказание за вчерашнее», — собравшись с духом, он умылся и причесался. Как же это было больно! Мужчине понадобилось несколько минут, чтобы отдышаться. Обезболивающее было принято сразу, но до момента исцеления оставалось ещё полчаса. Гиксос, морщась от боли, с трудом переоделся и натянул сапоги. В другое время он бы обязательно пошёл проверяться к Осирису, но не в этот раз — вчера утром он глупейше перепутал реагенты, что вызвало дым, трату веществ и долгую уборку лаборатории Осириса. Что главный учёный был недоволен — ещё мягко сказано. В результате Гиксос избегал встреч с ним весь день и извинения, помимо принесённых в момент реакции, высказал в записке, которую передал с Ка. Этот день у него был свободен, к приготовлениям торжества он отношения не имел, так что изобретатель поспешил восполнить затраты веществ. С трудом передвигаясь из-за боли в ногах, Гиксос добрёл до стоянки с летательными машинами и улетел на одну из баз, находящихся в пустыне, на которой добывали нужные ему вещества. Он весь день провёл на базе и вернулся только вечером, к вечеру же боль несколько утихла, и Гиксос смог передвигаться быстрее. Он ещё раз написал свои извинения и прикрепил записку на коробку, которую оставил у входа в лабораторию. Конечно, вечно бегать от Осириса не будешь, но пока приходится так. С детства Гиксос помнил, что Осирис тоже может рвать и метать, поэтому у изобретателя был некоторый страх перед своим учителем. В коридоре раздались шаги, неспешные, размеренные. «О нет», — мелькнуло в голове юноши, и сердце пропустило глухой удар. Кое-как забравшись на стену повыше, как когда-то делал в гараже Уолкеров, Гиксос ждал, пока его учитель пройдёт. И он угадал — это действительно был главный учёный Золотого города. Осирис прочёл записку, вздохнул, огляделся по сторонам и, взяв коробку, вошёл в свою лабораторию. Когда двери закрылись, Гиксос спрыгнул на пол, от чего заболели ступни (о если б не было у него кожного раздражения!), и сполз по стене на пол. Как бы он оправдался, если б учитель увидел его? Меж тем спине и другим частям тела, как-либо контактирующим с другими поверхностями, было больновато. «И как я сегодня усну? — думал изобретатель, возвращаясь к себе. — Ни сидеть, ни лежать, хоть левитируй!» Парить он, конечно, не умел, да ещё во время сна, поэтому ему снова пришлось проходить через неприятную процедуру переодевания и ложиться прямо так, с болью, хотя он и намазался какой-то мазью. Утром же выяснилось, что боль частично прошла, некоторые места сигналили только при прикосновении, а ещё они же покрылись редкими красноватыми пятнышками. К счастью, все эти участки кожи были закрыты одеждой. М-да, вот именно-то под всей поверхностью одежды и болело. Даже ноги в сапогах прошли, а тут одежда. По его мнению, идти к Осирису было нельзя, это получилось бы нагло — устроил разгром, а теперь приходит за помощью. Однако судьба решила иначе. Когда Гиксос проходил мимо лаборатории Осириса — ну пришлось ему идти этим путём, — Осирис как раз разговаривал с Бэсом о своём ученике. «Записку с извинениями прислал, — услышал Гиксос. — Трижды уже извинился.» «Разве это плохо?» — спросил Бэс. «Отчасти. Потому что это означает, что он сильно переживает. Вот и вещества даже достал. А самого его я не видел. Ни в тот день, ни вчера.» Скорее отсюда, пока ещё чего-нибудь не случилось! Воин проскочил мимо лаборатории и тихонько пошёл дальше. — Гиксос? Гиксос застыл, машинально вжимая голову в плечи и сжимаясь, словно вор, уличённый в краже. Сглотнув, он повернулся к учителю. Осирис выглядел совершенно обычно, не строг, не возмущён. И всё равно изобретатель не мог проронить ни слова. Да, учёный угадал — ученик его избегает. — Тебя не видно, — сказал Осирис. — У тебя всё в порядке? Как ты себя чувствуешь? — он внимательно смотрел на юношу, явно хотевшего в этот момент куда-нибудь исчезнуть. — В-всё хорошо-о, — тот опустил глаза. Ой-ой, почему учитель спрашивает? — Я изучил продукты реакции и выяснил, что тот дым может вызывать раздражение кожи, а ты был в эпицентре. Точно всё хорошо? — подозрение заиграло в глазах учёного. Гиксос закивал. Нет, лучше он помучается, чем в наглую попросит о помощи. Осирис кивнул и отпустил его. Юноша развернулся и выдохнул с облегчением, хотя ему и было совестно за ложь. И вдруг учёный ткнул в спину ученика. Послышалось приглушённое айканье и шипение. Всё, попался. — Хорошо, да? — ученика сверлил победоносный взгляд, однако учёный совсем не рассчитывал увидеть робость, даже какой-то страх в глазах учеинка, поэтому сказал уже мягко: — Идём. Гиксос послушно побрёл за учителем, не зная, что его ждёт. Ложь, сокрытие правды, взрыв в лаборатории... Осирис шёл как обычно размеренным шагом, не оборачиваясь, не задавая вопросов, просто шёл и вёл его в свою лабораторию. В лаборатории же спросил, как давно ученику больно. Сжав руки, опустив глаза, Гиксос всё рассказал и закусил губу в ожидании выговора. Однако Осирис просто загремел скляночками и... велел раздеваться. — У-у-уч-читель, — заикаясь произнёс Гиксос и с испугом посмотрел на учёного. — А как, по-твоему, я буду тебя лечить? Лекарство есть только у меня. Обеспечь мне доступ к болящим местам, — чуть строже добавил тот. Взяв несколько баночек, целебный пластырь и порошок в пакетике, Осирис с недоумением посмотрел на ученика, снявшего сапоги. — Не здесь, а если кто-то зайдёт? — и провёл его за выступ шкафа и две большие ширмы, в угол. Здесь Гиксос и разделся, открывая раздражённые участки кожи. Он стоял в углу, а единственный проход к нему закрывал собой Осирис, так что лишних глаз не могло быть. Это немного успокаивало. А вот из-за своего внешнего вида юноша покраснел: Осирис не был ему отцом, дядей, родственником, даже учителем ему был не с раннего детства, а только с двенадцати лет, хотя, конечно, и чужим человеком его назвать невозможно, но всё-таки предстать пред ним в таком виде было стыдно. Осириса же нисколько не смутила внешность своего ученика: он-то многое повидал, пока лечил больных. Гиксос закрыл глаза — так было легче вынести всё это, не смотреть на учителя или лабораторию, просто спокойно стоять, словно отдельно от всего мира. Он почувствовал, что на него брызгают прохладную жидкость, брызгают по всему телу, и от этого немного поморщился, чем вызвал ухмылку у Осириса. Минуты текли медленно, с мокрых волос иногда срывались капли, падая на пол или плечи, влага испарялась, и стало холодно, побежали мурашки. Две тёплые широкие ладони стали гладить Гиксоса по плечам и предплечьям, даря благодатное тепло, согревая озябшего юношу. Осирис знал их обоих — брата и сестру, Гиксоса и Нейт — их родители погибли на торговом корабле, оставив двенадцатилетнюю дочь и одиннадцатилетнего сына выживать в этом мире. Что же касается детей — они всегда были слишком самокритичны. Он не раз сталкивался с проявлениями их якобы вины и уже привык к этому, а ещё научился это сглаживать — Нейт должна была почувствовать себя нужной, а Гиксос — что на него не злятся и он не пострадает, или пострадает, но несильно — в зависимости от ситуации. — Я помню мальчика, который засыпал на моих уроках от усталости после работы по дому, — тихо начал Осирис, — помню паренька, валившегося с ног на занятиях Аписа от недосыпа, а теперь передо мной юноша, молодой мужчина, воин, изобретатель, друг фараона, который скрывает своё состояние. Годы прошли, а ты не изменился: всё так же халатно относишься к своему здоровью. Вот скажи мне: почему ты сразу не пришёл лечиться? Гиксос немного съёжился. Нужно признаваться, вот только как сказать? Руки Осириса крепко держали его за предплечья, и из-за этого почему-то на сердце стало спокойнее. — Я виноват перед Вами, учитель. Разве мог я о чём-то просить? Осирис отошёл. Сердце изобретателя сразу забилось в тревоге. Может сейчас последует наказание за проступок, может он для того и разделся, чтоб кнут прочертил сразу по плоти? Что-то холодное коснулось его спины. Он вздрогнул и, съёжившись, зажмурился до белых пятен перед глазами. — Вот глупый мальчишка, — добродушно сказал Осирис, — тоже мне выдумал. А сейчас чего? Неужели боишься? Ну и богатая же у тебя фантазия, Гиксос, — учёный осторожно прикасался к коже, размазывая мазь. Кожа под его пальцами немного покалывала, но не болела. Осирис чувствовал лёгкую дрожь ученика, его бешеное сердцебиение. — Успокойся ты. Если переживаешь, скажу, что вину искупил сполна, хотя и вины-то не было. Оплошность, с кем ни бывает. Признаю, я разозлился, но потом сразу успокоился. Да и разозлился-то я не на то, что ты перепутал реагенты, которые, к слову, очень легко было перепутать, а но то, что взрыв отвлёк меня от работы. Но так у всех, — поспешно добавил учёный. Гиксос стал успокаиваться. Осирис ко всем относился с отеческой любовью: у него-то детей не было. Каждый мог найти в сердце учёного отклик, сострадание, получить от него помощь... Внезапно Осирис дотронулся до самого больного места, и юноша отпрянул и врезался в стену. Спина сразу заболела. Гиксос с трудом дышал, даже глаза открыл. — Тише-тише. Дыши. Нужно потерпеть, иначе так и будет болеть. Изобретатель упёрся руками в стены, чтобы случайно не схватить руки учителя и тем самым помешать лечению, и кивнул. Сам бы он точно не справился. Пришлось терпеть эту немного режущую боль, иногда лишь айкая, шипя и рыча. Скоро Осирис закончил и стал обклеивать наиболее раздражённые участки кожи целебным пластырем. — И ты так и не пришёл бы ко мне? — поинтересовался он, когда мыл руки, а ученик одевался. Гиксос молча смотрел в пол. — Долго бы тебе пришлось терпеть. Эх Гиксос, Гиксос... Возьми этот порошок и поставь куда-нибудь на видное место, вечером я приду к тебе, и ты примешь с ним ванну. Только без меня ничего не делай, сначала мне нужно будет осмотреть тебя. Повезло тебе, что день рождения Лео завтра, а не сегодня. — Спасибо, учитель, — Гиксос успокоился. Учёный подал ему кубок с бесцветной густоватой жидкостью, по консистенции похожей на кисель, и велел выпить до последней капли. Это лекарство должно было помогать изнутри. Тут как раз вошёл Кефер. Гиксос вошёл в свою комнату и увидел Нейт. Девушка стояла нахмурившись и очень строго глядела на него, положив руки на пояс. Казалось, сейчас она начнёт ругаться на него — словно мать на сына, разбившего дорогую вазу. — Ты где пропадаешь? — спросила она спокойно, но немного сдержанно, словно пытаясь не раскричаться. — Доставал Осирису новые вещества — взамен тех, которые взорвал у него. На это нужно время, — изобретатель поставил пакетик с порошком на тумбочку около своей кровати. — С тобой всё в порядке? — в голосе старшей сестры прозвучала обеспокоенность. — Он дал мне лекарство. Всего лишь кожное раздражение, — пожал плечами Гиксос. — Кефер сказал, ты искала меня. — Мне надо было убедиться, что мой младший брат в порядке, а не влип в какую-нибудь неприятность, — Нейт скрестила руки на груди. «Не влип в неприятность» — если б она знала! — Нормально всё, — Гиксос положил руку на плечо сестры, — ты можешь возвращаться к подготовке. Нейт смерила его взглядом с подозрением, вздохнула и, ответив «Ладно уж, но я слежу», — вышла из его комнаты. Гиксос с облегчением вздохнул. Конечно, сестра знала о многих его проблемах, но об этой мужчина не хотел ни с кем говорить. Если только с Осирисом, чья помощь ему была жизненно необходима.***
Лео очень удивился празднику в свою честь. Подарок на день рождения удался! Он был рад не только миру в Египтусе, но и тому, что наконец сможет попробовать блюда царства, ведь до этого ему ещё ни разу не удавалось полакомится хотя бы самым простым фруктом. Великолепная музыка во время пиршества придавала торжественную атмосферу, красивые танцовщицы развлекали воинов, были даже приглашены артисты, показывающие такие фокусы, до которых землянам было очень далеко. Рассказы и шутки гуляли за столом, Лео с интересом слушал про подвиги древних воинов, про великие сражения, про грандиозную битву Ра и Апопа, про забавные случаи в армии или в городе и просто шутки, которые иногда вспоминал Бэс. Но, как это часто бывает, в самый разгар веселья приходит грусть и тревога, а иногда просто зло. Стража, стоявшая на страже города в тот день, прибежала с тревожными вестями — под городом стоит Эксатон со своим войском. Музыка стихла, слуги замерли с подносами в руках. Ра и все воины встали и пошли к воротам. У всех были разные предположения о намерениях Тёмного фараона, но вслух никто ничего не говорил. А Гиксос радовался, что его боли наконец прошли, и что всё это случилось не вчера, а сегодня. Эксатон стоял с довольной ухмылкой, а рядом с ним, скрестив руки на груди, стоял антропоморфный бабуин и хмуро глядел на приближающихся воинов. Кеферу это не понравилось. Что-то странное было в новичке, что-то отталкивающее, даже пугающее. Внешности тот был приличной, но... — Зачем ты пришёл, Эксатон? — спросил Ра. — Не сражаться, уж здесь будь спокоен, отец, — ухмыльнулся Эксатон. «Эксатон решил сдаться? — подумал Лео. — Или это его новый хитрый план?» — Во-первых, поздравляю Последнего фараона Земли с праздником, — улыбка Эксатона стала хищной, хоть его внешний вид теперь и не был устрашающим, но Лео всё равно кивнул в знак благодарности, — а во-вторых, хочу представить вам нового члена моего воинства — Бабу. Он занимает хороший пост. — Ты решил наконец начать мирную жизнь и вернуться в город? — спросил Кефер, смотря по на брата, то на Бабу, глаза которого стали краснее. — Не обманывай себя, Кефер, — ответил Эксатон. — Но теперь мы уходим, — Тёмный фараон вместе с воинством развернулся и ушёл. Ра с печалью смотрел ему вслед, а Кефер был очень встревожен. «Неужели, будет новая война? Вот так подарочек», — подумал Лео.