6.
2 марта 2020 г. в 12:15
Шинджи удовлетворенно потянулся, чувствую приятную негу во всех частях тела, и закинул руки за голову. Он уже чертовски давно не лежал в этой кровати, в этом доме, и несмотря на все удобства капитанских покоев в Сейретее, ему было невероятно уютно в этой старой койке.
- Как-то не так я себе представлял эту встречу. - выдал он, повернув голову к Хийори, которая настороженно косилась на него из-под одеяла. Ее серьезные ореховые глаза под нахмуренными бровями следили за каждым его движением, словно он был опасным зверем, и Хирако ощутил парадоксальный приступ умиления.
Он как раз собирался сгрести маленькую злюку в объятья, когда в его голый бок воткнулись острые пятки, и раздался боевой клич:
- Вали обратно в свой Сейретей!
- Ай, черт, Хийори! - заорал Шинджи, яростно сопротивляясь нападению. - Ты же уже успокоилась!
- А вот черта с два, плешивый!
- Утихни, сладкая!
- Я тебе не сладкая, олух!
Побороть внезапный приступ ярости удалось только воистину драконовыми методами: Хирако обмотал маленькую вайзардшу в плотный кокон из одеяла, так что та не могла пошевелить ни одной из своих острых конечностей, так что оставалось только яростно хлопать глазами и совершенствоваться в ругани.
Чем она за неимением прочих вариантов и занялась.
Шинджи тем временем ощущал себя мазохистом еще похлеще обычного, потому что ему оставалось только удерживать орущий кокон руками и ногами, обмотавшись вокруг него подобно какому-то архаичному спруту, а то ведь неровен час - вырвется, и слушать, как его поносят последними словами.
В конце концов, сам ввязался, напомнил он себе. Мог бы еще сто пятьдесят лет назад жениться на какой-нибудь милашке в Сейретее, сейчас бы уже почтенным отцом семейства был. Или никогда не поздно, мог бы и теперь кого другого найти. Вон хоть Момо-тян. Прелесть, а не девочка. Хорошенькая, покладистая, исполнительная.
Но нет, вам, Хирако-тайчо, подавай острые ощущения под соусом членовредительства. И оскорблений. Крики Хийори уже слились в невнятный шум под ухом, он не вслушивался в изощренные эпитеты, коими награждала его нежная возлюбленная, и думал о своем.
- Ва-ли в Сей-ре-тей! - проскандировала она громче прежнего, обращая его внимание снова на себя. Ни дать ни взять, демонстрант на акции протеста.
- Так, мелкая. - Шинджи навалился на кокон сверху, и тот протестующе зарычал. - Давай договоримся! Я свалю в Сейретей обратно, если ты выполнишь одну мою просьбу!
- Никаких просьб! Так вали! - заверещала Саругаки (и как не устает столько орать?).
- Ну, ты же знаешь, что я терпеливый. - капитан Пятого растянул тонкие губы в улыбке. - Я так долго могу пролежать, а если договоримся, то у тебя есть шанс выбраться из этого кокона еще до заката солнца.
- Ладно. - Хийори внезапно замерла и расслабилась в своем плену, но привычного Шинджи таким было не обмануть, так же расслабляются кошки в руках перед одним решительным освободительным рывком, так что захват он не ослабил. - Какая просьба?
- Объятья! - веско сообщил Хирако и хотел даже поднять палец кверху для наглядности, но не рискнул.
- Какие-такие объятья? - Саругаки, явно ожидавшая иного, несколько опешила и даже орать не стала.
- Самые обычные. - терпеливо пояснил он. - Нормальные пары...
- Мы не пара, ты плешивый олух Шинджи!
- после занятий сексом лежат в обнимку и нежничают.
- Мерзость какая!
- Так вот я хочу полежать в обнимку, а потом уж так и быть отбуду обратно в Сейретей и оставлю тебя в покое на какое-то время.
Хийори предприняла последнюю отчаянную серию попыток вырваться, но Шинджи был настороже и охвата не ослаблял, а потом вздохнула и пораженчески поинтересовалась:
- А сколько надо... лежать в обнимку?
- О, четких рамок нет! - воодушевленный началом мирных переговоров Шинджи встрепенулся и сел на кокон сверху. - Ну, конечно, минимум минут пять, но никто не возбраняет так и час пролежать...
Саругаки явственно передернулась, но все же сообщила:
- Ладно. Распутай меня, а я с тобой пообнимаюсь.
- Честно? - подозрительно уточнил Гобантай тайчо. - Без дураков?
- Честно-честно! - нетерпеливо ответила она.
- У тебя там пальцы не скрещены?
- Шинджи!
- Ладно-ладно! - посмеиваясь, он начал разматывать одеяло. Здесь он уже не опасался. Хийори при всех своих злобности и неуправляемости отличалась почти что патологической честностью. И это он знал как свои пять, если уж она что пообещала, то уже не кинет.
И да, стоило ему освободить ее худенькое обнаженное тельце из плена, она тревожно сжалась, прикрыла грудь (точнее то место, где она бывает у обычных баб) ладонями, но не убежала и драться не начала.
Хирако медленно лег обратно на спину и протянул руки. А Хийори медленно, не сводя с него подозрительного взгляда карих глаз, подползла и легла рядом. Стоило ей это сделать, как он нетерпеливо сгреб ее и прижал к своей груди.
- Вот так.
Хийори вздохнула и замерла, прижавшись щекой к его телу. За такие моменты можно было убить.
- Слушай, Шинджи... - пробормотала она вдруг и (О, Ками-сама!) провела пальцем по несходящему шраму наискось всего корпуса, оставленному ею самой долгих сто с лишним лет назад. - А как ты себе представлял эту встречу?
Шинджи рассмеялся низким грудным смехом, скрывая мальчишеское ликование - она, как и прежде, держит в голове все его реплики!
- Ну, я не думал, что мы трахаться будем. Я так-то полагал, что сначала буду на коленях стоять и умолять смилостивиться.
- Ну, ты с того и начал. - хмыкнула она.
- А потом ты не прощала бы и не хотела бы слушать, и я бы сказал, что я люблю тебя. - буднично сказал Хирако.
Он не случайно заговорил о том, как бы все могло быть. Потому что Хирако Шинджи был человеком последовательным, и если он решил что-то сделать, то сделает это непременно. Поэтому не важно, как все обернулось, сегодня Хийори должна была услышать эти слова.
Худое тело в его руках напряглось на секунду, и снова расслабилось.
- Не говори того, над чем не подумал хорошенько, олух. - пробормотала она, рискуя нарваться на шуточки о том, что мог бы сказать, да не сказал и все такое. Она, точно так же, как и он, понимала, к чему был завязан этот разговор.
Пасмурное серое небо за окном словно бы начало просветляться, по крайней мере ему показалось, что в комнате стало чуть светлее.
- Дура, у меня было сто три года, чтобы хорошенько подумать. - сказал он без улыбки.