we gonna fly before I fall (for you).

Когда Тэхен приезжает, ветер на пустой автостанции гоняет листву по все еще песчаной дороге. Он грустно смотрит вслед уехавшему автобусу и крепче сжимает лямки рюкзака руками. За последние пять лет здесь совершенно ничего не изменилось, и Тэхен надеется, что это касается не только станции. Он неспеша бредет по песчаной дороге в дальний конец деревни. Туда, где стоит лишь один дом в окружении леса. Деревня действительно совершенно не изменилась. Все те же дома, те же улочки, те же люди приветливо кивают ему, та же кошка ласково вьется у его ног. Тэхен присаживается на коленки и проводит по гладкой шерсти. Кошка выгибается, мурлычет, и Тэхен улыбается и с легкой тоской понимает, что хотел бы гладить другую спину и вовсе без шерсти. Только бы он все еще был там. Еще подходя к нужной улице, он уже понимает, что что-то не так, чувствует это всем своим естеством, а когда подходит к дому — понимает. Лесного массива, к которому он привык с детства, больше нет. Лишь обугленные стволы тычками торчат из почерневшей земли. Сердце сжимается от боли и страха, и — понимания. Все это был не сон. В дом заходить откровенно страшно. Как оказывается — не зря. Замок поддается с большим трудом, и уже тогда Тэхен начинает подозревать, что Чонгук так ни разу сюда и не приходил, и по слою пыли на полу и мебели, паутине в углах и затхлому запаху в доме понимает, что прав. Он кидает сумку даже не проходя вглубь и со всех ног бежит в лес. Точнее — то, что от него осталось. До озера Тэхен доходит, стараясь не кричать от ужаса. То, каким он помнит этот лес, сколько воспоминаний и радостных моментов он хранит, сгорело. Ближе к поляне деревьев становится больше, под ногами привычно хрустят ветки, еловые лапки бьют по лицу, и Тэхен облегченно выдыхает, понимая, что сюда огонь не добрался. Он подозревает, как все это произошло, догадывается, кто в этом виноват, но признавать — отказывается. Поваленая на берегу озера береза приветливо его встречает. Тэхен проводит пальцами по стершейся со временем надписи — остались лишь загрубевшие шрамы-оттиски, когда-то — чернильные имена, и с нескрываемой тоской вздыхает. Раскидистая тень мощных веток оседает на щеках и ресницах, Тэхен встряхивает головой, отгоняя воспоминания, а вместе с ними — непрошенные слезы. Подхватывает с земли камешек и запускает его блинчиком. Выходит паршиво — у Чонгука получалось лучше. На шелест веток и шум за спиной он реагирует запоздало. Хворост трещит под напором мощных лап, и когда Тэхен оборачивается, с тоской сталкивается с желтыми глазами на сплюснутой морде. Чонгук вырос за это время — бесконечные пять лет, — что они не виделись, смотрит с тревогой, опаской и скалится. Тэхен съеживается от такой реакции. Дракон не принимает его, боится, но не нападает. — Хэй, — Тэхен протягивает руку, чтобы дракон по привычке уткнулся в нее мордой, но на это уходит куда дольше времени, чем обычно. Но когда сплюснутая морда привычно прижимается к ладони, Тэхен съеживается от того, сколько в желтых глазах боли, необъятной тоски и печали. Чонгук трется о руку, прикрывает глаза и склоняет голову к земле, чтобы до него можно было дотянуться. Тэхену жаль, непомерно жаль, что так вышло, что он ни разу не приехал, лишь писал письма, на которые никогда не получал ответа. Только сейчас он понимает — почему, только сейчас осознает, чего Чонгуку стоил его отъезд. Он встает на носочки, чтобы быть ближе, и искренне целует широкий рот — вот она моя любовь, вся, какая есть, забирай ее, мне не надо. Но Чонгук не превращается.