we gonna fly before I fall (for you).

Тэхен смотрит на края рваной раны, что рассекает драконье плечо — Чонгук неловко прикрывает ее крылом, переступая с лапы на лапу, и растягивает рот в беззубой улыбке, — и чувствует, как подступает злость. Она тягучая, как патока, расползается в подсознании темным полотном, перекрывая мысли. — Кто? — рычит Тэхен, пока подходит ближе, отводит крыло в сторону, глядя на рану — бережно, в противовес эмоциям на лице. Прямо пропорционально его чувствам разрастаются сумерки, хоть до привычного наступления ночи еще пару часов минимум, небо темнеет стремительно, и Чонгук понимает — вот она, та самая магия, что внутри. Она неразлучна с Тэхеном, питается его эмоциями, тэхеновой злостью, превращает день в ночь, свет в тьму. Тэхен подходит, смотрит зло и упрямо, скидывая сумку с плеча. Он и не знал бы в чем проблема, только птицы окно чуть не разбили, а беззубик на столе скулит подбитой птицей, да плечо прикрывает. Тэхен открывает сумку, вытаскивая пузырек с мутноватой жидкостью, бинты и вату, усаживает Чонгука на задние лапы — выдрессированный пес, — и принимается обрабатывать. Чонгук наблюдает за ним и, кажется, даже не дышит. Тэхену пятнадцать, он все еще нескладный подросток с большими смешными ушами, ярким широким ртом и огромными глазами, на которые сейчас наползают брови. Чонгук утыкается носом ему в лоб, указывая на складку меж бровей, и неловко пробует улыбнуться. Тэхен не отзывается, лишь вздыхает тяжело. Чонгук шипит, морщится, но стойко терпит, и лишь когда с обработкой закончено, а длинные пальцы заканчивают наносить лечащую мазь, Тэхен позволяет себе выдохнуть — небо светлеет совсем немного, — и уткнуться лбом в широкую чешуйчатую грудь. — Я злюсь на тебя, потому что ты не позвал меня, и потому что позволил с собой сделать это. И потому что человеком не становишься, а я не могу ничего сделать и на себя тоже злюсь, — тихо говорит, выдыхает горячий воздух и трется лбом. Чонгуку хочется обнять его, он ждет терпеливо, пока чешуя исчезнет, крылья станут лишь рубцами на лопатках, а руками можно будет дотронуться. Тэхен жмется доверчиво, бурчит про обиду, и Чонгук улыбается. — Кто тебя ранил? — Он повторяет свой вопрос, смотрит строго, серьезно, и Чонгук отводит взгляд. — Это не важно. Злость новой волной накрывает, расползается красной змеей по венам, затуманивая разум. — Чонгук, кто это был. Небо темнеет стремительно, оно больше не похоже на легкие сумерки — сплошная непроглядная темень и переливы электрических зарядов тонкими змеями по облакам. Синие вены на тонких мальчишечьих руках перекатываются также, подобно угрям, что скользят под лапами в озере за лесом. Чонгук чувствует исходящую от Тэхена обиду на него, она осязаема и клубится преданно у ног. — Ты ничего не сможешь сделать, Тэхен, успокойся. — Они обидели моего друга, они ранили маленького Чонгук-и, — рычит Тэхен. — Я крупнее тебя в три раза! — И не дал отпор! — Тэ… — Скажи мне, кто это сделал, я уничтожу их. — Тэхен! У него глаза чуть не светятся от злобы, он отходит на шаг — Чонгук тянется следом доверчиво, но тот лишь отступает больше. — Хорошо. Хорошо, я понял тебя. — Тэ… Тэхен разворачивается на пятках, предостерегающе тормозит рукой и запрещает идти следом — Чонгук слушается преданно и поджимает губы, — и уходит, не оборачиваясь. Небо разрывает молниями, деля пополам. Начинается дождь.