Дорогу осилит идущий

Каждый в жизни хоть раз сворачивает со своего пути: выходит на работу на пять минут позже или на пять минут раньше, заходит за кофе в кофейню не рядом с домом, а в квартале от него, опаздывает на автобус и едет на следующем, просто решает пойти другим путем на работу этим утром или домой завтрашним вечером. Говорят, что пути Господни неисповедимы, и кто знает, какие из них мы выбираем сами, а какие предназначены нам судьбой? В то утро Джон собирался зайти за кофе, который помогал ему продержаться большую часть дня, так как ночью он почти не спал из-за кошмаров, а затем отправиться в близлежащий парк, чтобы побыть в тишине и посмотреть на счастливые лица лондонцев, никогда не знавших, что такое война. Все это не было частью его реабилитации после возвращения из Афганистана, но действовало на него даже лучше, чем еженедельные бестолковые походы к психотерапевту и тот дурацкий блог, который она заставила его завести. Однако именно сегодня Гарриет приспичило упасть с лестницы в диком похмелье и сломать руку, после чего слезно умолять Джона приехать, потому что ей очень больно и очень одиноко. На этом разговор прервался, и Джон понял, что сегодня и кофе, и парк, и солнечный день отменяются, потому что родственников не выбирают, и кто, если не он, навестит больную сестру? Ехать на другой конец города Уотсону, который хромал на правую ногу (хотя ранение пришлось ему в левое плечо, психотерапевт утверждала, что хромота — психосоматическая), совершенно не хотелось. Он по-военному быстро собрался и уже намеревался выйти из дома, как вдруг понял, что оставил в ящике свой наградной пистолет. Он уже давно не покидал дом без оружия. Джон почти справился с желанием, почти смог закрыть дверь, но почти не считается. Выходя из дома, Уотсон чувствовал под курткой тяжелый браунинг, и одно его присутствие помогало справиться с жизнью в мирном Лондоне. Так начался этот бесконечный день, насыщенный странными событиями и странными людьми, но об этом позднее. В метро, разумеется, был час пик, и Джон с трудом мог стоять, опираясь на свою палку для ходьбы. Всю дорогу до района, где жила Гарриет, он думал о том, как было бы хорошо сейчас идти по солнечному парку с кофе в одной руке и газетой — в другой. Он также думал, что мог бы зайти за сэндвичем в то маленькое кафе, где работает очень милая официантка и, если бы он снова не пропустил момент, то мог бы даже пригласить ее на свидание. Но все это осталось там, в том утре, в этом утре Джон ехал в переполненном вагоне и уже ненавидел те немногие часы, которые ему предстояло провести в обществе сестры. На самом деле, он ее, конечно, любил, но скорее на расстоянии. Как только они оказывались в одной комнате, ее неуемный и непримиримый характер вызывал у Джона приступ неконтролируемого самосохранения, а именно — попытки сбежать как можно дальше, можно даже обратно в Афганистан. Средство было радикальным, но зато совершенно точно действенным. Хуже, чем Гарриет в своем обычном расположении духа, могла быть только Гарриет, которая выпила не меньше бутылки джина, и Гарриет, которая заболела. Все в этом мире немедленно окрашивалось для нее в черный цвет, стоило ей закашлять или получить насморк, но сломанная рука повергла ее не просто в уныние, а в ужас, за которым следовало желание написать завещание, позвонить родителям и непременно попрощаться с бывшей женой. За проведенные у сестры четыре часа Джон душил на корню попытки сделать и первое, и второе, и третье по нескольку раз. Однако в результате получил практически невыполнимое задание — поговорить с Кларой лично и рассказать ей о том, как Гарриет плохо, особенно без нее, и как она мечтает, что бы та вернулась, желательно — навсегда. Клара, по словам самой Гарриет, обитала теперь в центре города, где снимала квартиру с какой-то коллегой по работе. Джон, в самом деле, не мог винить ее в том, что она решила уйти. Кто, скажите, в здравом уме будет терпеть бесконечные злоупотребления алкоголем (слава богу, что не наркотиками) и вынесет этот ужасный характер, смешанный с детской капризностью? Надо сказать, что больше всего Джон сейчас мечтал оказаться в своей постели с книжкой в руках и горячим чаем на прикроватном столике. Вытянуть больную ногу было бы поистине блаженством, но долг, а сейчас он чувствовал, что ведет его в центр города исключительно сострадание и долг перед больным, был для него выше собственных желаний. На самом деле, поймать кеб было бы проще, но так как военная пенсия Джона оставляла желать лучшего, а работу он пока так и не нашел, доктор решил, что благоразумнее будет отправиться на метро, о чем, разумеется, пожалел в первые три минуты пребывания в подземке. Выйдя со станции Вестборн-парк, Джон отправился в сторону Нортумберленд-стрит в поисках довольно расплывчатого адреса, который дала ему Гарриет. Почти все его попытки сориентироваться на местности не привели к какому-либо положительному результату. Наоборот, он окончательно уверился в том, что день сегодня отвратительный, когда на него налетел высокий мужчина в длинном пальто, пробегавший мимо по каким-то одному ему известным важным делам. Подумать только, он даже не извинился за то, что чуть не уронил человека с тростью. Один бог знал, зачем он так сильно гнался, но Джон решил, что выяснять это выше его сил и, бросив бесплотные попытки, отыскать дом, в котором теперь живет бывшая жена его сестры, решил отправиться домой с нечистой совестью, но с искренним желанием оказаться подальше отсюда. Но странности продолжали настойчиво входить в жизнь Джона, и в тот самый момент, когда он пытался разобраться, как же ему теперь пройти обратно к метро в этом городе, который ужасно изменился за те годы, что он провел не в нем, он совершенно случайно наткнулся взглядом на мужчину, который стоял на крыше и обыскивал глазами улицу. Джон был уверен, что это был тот самый неприятный тип, который едва не сбил его с ног. Удивляться происходящему Джон просто не стал и вскинул руку, чтобы поймать такси. Кэб остановился рядом с ним словно по волшебству. Он с упоением сел и, насколько мог, вытянул ногу вперед, после чего назвал водителю адрес и отвернулся к окну. — Вы не похожи на местного, сэр, — неожиданно начал разговор кэбмен. — Недавно в Лондоне, я полагаю? — Действительно, — Джон усмехнулся, — всего пару месяцев после службы вернулся. — Где служили? — В Афганистане, — Джон поморщился при звуке этого слова. — Не понравилось? — А кому понравится, когда в тебя всаживают пулю? — Ваша правда, сэр. — Мы едем странной дорогой, — отметил Джон, глядя на пейзаж за окном. — Ремонт дорог скоро оставит нас без работы, — беззаботно отозвался таксист и безмятежно продолжил путь. — Все меняется, — вдруг протянул Уотсон. — Словно в мире ничего постоянного не осталось. Каждый день все вокруг меня другое. Психотерапевт говорит, что это просто последствия войны, а я уже и сам не знаю, чему верить. — Хотите, я покажу вам, что на самом деле имеет значение? — В каком смысле? — Джон нервно оглянулся и легонько постарался нажать на рычажок двери, который, разумеется, оказался заблокированным. — Не стоит открывать двери во время пути, — отметил кэбмен. — Ваша нога этого не выдержит. — Остановите машину, — со злой улыбкой проговорил Джон и посмотрел в зеркало, в котором отражались водянистые глаза водителя. — По-хорошему, м-м-м? — А не то что? — засмеялся водитель каким-то каркающим болезненным смехом. — У вас что-то с легкими? — У меня что-то со всем, сэр, — ответил таксист и прибавил скорость. — Я скоро умру. — Послушайте, — Джон медленно попытался просунуть руку под куртку, чтобы достать пистолет, — остановите машину. Это плохо кончится. — Не стоит доставать ваше оружие, сэр, — ответил кэбмен и помахал своим пистолетом. — Мне все равно умирать, пристрелите вы меня, и машина просто слетит с дороги. На такой скорости вам все равно не выжить, так поживите еще, пока мы едем. Джон нахмурился: ситуация казалась патовой, но он не собирался сдаваться так просто. Все в нем собралось в единый механизм, который сейчас просчитывал варианты развития событий. В конце концов, он решил, что нападать на водителя, который бешено мчится по улицам города, и в самом деле плохая идея, поэтому решил подождать более удобного случая, ведь рано или поздно машина все равно должна будет остановиться. Так и случилось, когда минут десять спустя машина резко затормозила у двух совершенно одинаковых с виду зданий. От резкого маневра Джона бросило вперед, и он потерял драгоценный шанс вытащить оружие — водитель уже вышел из машины и открыл дверь. В руке он по-прежнему держал пистолет. — Выходите, сэр, только без глупостей. Вы же не хотите получить еще одну пулю? Это, кажется, не очень приятно? — явно издеваясь, спросил водитель. — Не очень приятно, когда на тебя направляют оружие, — сварливо ответил Джон. — Зачем мне вообще выходить из этой машины, если вы все равно собрались меня убить, м-м-м? Доставлю вам напоследок несколько неприятных часов отмывания салона вашего кэба от моей крови. — Не упрямьтесь, — с улыбкой продолжал этот ненормальный, — я ведь обещал вам, что покажу нечто действительно интересное. Только все-таки оружие на вашем месте я бы доставать не стал. Джон вышел из такси и огляделся. Район был ему смутно знаком, но сейчас, когда в его крови бушевал адреналин, он не мог точно сказать, где оказался. Он повиновался, когда кэбмен заставил его поднять руки и прошел в один из домов. — Это общественный колледж, по ночам здесь никого не бывает, — заявил таксист. — Как вас зовут? — спросил Джон в надежде применить одну из тех тактик, которым военных обучают на случай попадания в плен к местным жителям. — Джефф, сэр, а вас? — с готовностью ответил водитель. — Джон. Зачем мы сюда приехали, Джефф? — Вы не читаете газет, Джон? — ответил вопросом на вопрос мужчина. — Слышали про загадочные самоубийства? Это моих рук дело. Точнее, не совсем так: самоубийства они совершали сами, а я просто поговорил с ними. Вот и с вами я поговорю, а затем вы совершите самоубийство, — на этих словах Джефф остановился и показал пистолетом в сторону одной из комнат. — А если я не собираюсь совершать самоубийство, что тогда? — спросил Джон, оборачиваясь к своему похитителю со странной улыбкой на губах. — Все хотят, сначала послушайте, что я вам предложу. Вы одинокий человек, Джон, вас все равно никто не ждет дома, уж поверьте, в людях я разбираюсь неплохо. Вы плохо спите, страдаете от раны, да и работы у вас, скорее всего, нет. В Лондоне сейчас с этим туго. Так зачем вам оставаться на этом свете? Ради чего, Джон? Разве мир как-то изменится от того, что завтра утром вы не проснетесь? — Пока все, что вы предлагаете мне, откровенная чушь, — Джон начинал терять терпение. Ему бы только подойти немного поближе к этому мистеру, а уж там… Одно ранение он уже пережил, может быть, и второе переживет. — Не спешите. Все сейчас торопятся, но вы просто послушайте. Здесь у меня две таблетки. Одна безвредная, а другая с ядом. Видите, они совсем одинаковые? Даже я не знаю, в какой из них что находится. Я предлагаю вам выпить одну из них, а вторую — выпью я. Шансы равны, Джон — пятьдесят на пятьдесят. Может быть, вам повезет, и вы останетесь живы, уйдете отсюда и позвоните в полицию, но пока никому не везло, Джон. — Знаете, Джефф, ничего я пить не буду, — рассмеялся Джон. — Этим вы меня не купите. Так что, если вы хотите избавить этот мир от меня или меня от этого мира, вам придется сделать это по старинке — выстрелить, глядя мне прямо в глаза. — Шутите, Джон? Я ведь не буду стрелять вам в плечо или в живот, я наверняка выстрелю прямо в голову. А ведь я предлагаю вам вариант, при котором вы можете и в живых остаться, — неожиданно в звенящей тишине здания раздался сигнал принятого сообщения. — Ах, как жаль, Джон, но нам с вами придется прервать эту увлекательную беседу, признаться, вы мне понравились, я с удовольствием продолжу, когда закончу с другим делом, — Джефф стал медленно отходить к двери. — Вы решили, что сможете просто закрыть меня здесь и уйти? — Джон резко подался вперед, запуская руку под куртку и нащупывая пистолет, когда свет погас, и он с силой врезался во что-то твердое. — Думаю, — ответил Джефф, несмотря на то, что Джон уже не мог его слышать, и закрывая дверь, которой хорошенько приложил своего, теперь уже наверняка, пленника. Видим ли мы сны, пребывая в бессознательном состоянии, или видения появляются только тогда, когда мозг включается в работу, начиная приходить в себя? Вот интересный вопрос, который мог бы заинтересовать какого-нибудь ученого, мечтающего потратить на исследования очередной выделенный государством грант. Джона, который медленно приходил в себя на полу, этот вопрос, пожалуй, не занимал в данный момент, да и сказать с точностью о том, видел ли он что-либо, пока был без сознания, доктор тоже не мог. Зато он с точностью знал, что сегодня действительно самый неудачный день после того, когда его ранили в Афганистане, а также то, что на его лбу выросла огромная шишка и появится, вероятно, новый шрам. Джона мутило после удара, он с трудом сел, ощупал голову, насколько мог, и пришел к выводу, что небольшая черепно-мозговая травма, которую он получил — меньшее зло во всей этой ситуации. Немного отдохнув в более вертикальном положении, Джон решил, что готов встать. Он нашел свой пистолет, которым намеревался прострелить дверь в случае надобности, и начал осторожно подниматься. Как, вероятно, удивился бы его психотерапевт, увидев, что последние пару часов Джон прекрасно обходился без своей трости, а сейчас и вовсе в ней не нуждался. Удивительное дело, что могут сделать с человеком собственный мозг, пусть даже и слегка побитый, и сила адреналина. Наконец, Уотсон поднялся, к его удивлению, дверь была не заперта. Возможно, несостоявшийся убийца намеревался вернуться раньше, но, на счастье Джона, этого не случилось. Он уже совсем было собрался выйти, как его внимание привлек свет из окна и мелькающие фигуры в здании напротив. В одной из них Уотсон признал таксиста, а в другой, кажется, другой раздражающий фактор сегодняшнего дня — мужчину в длинном темном пальто, который едва не сбил его с ног в районе Нортумберленд-стрит, а затем зачем-то забравшийся на крышу. Джон потянулся к мобильному телефону, чтобы вызвать полицию, но тот оказался разряжен. Он не мог уйти, понимая, что сейчас Джефф пытается заставить другую жертву выпить злосчастную пилюлю, и, судя по тому, что он видел, ему это почти удалось. Высокий мужчина взял в руки таблетку и намеревался проглотить ее. — Что за идиот, — в сердцах прошептал Джон. Можем ли мы позволить одному человеку умереть, когда едва избежали смерти сами? Джон не мог. Солдат и врач в нем проголосовали одновременно и отсалютовали принятому решению. Джон резко выбросил вперед руку с пистолетом, прицелился, насколько позволяло ему расстояние, два окна и полученная не так давно травма, а затем нажал на курок. Кэбмен Джефф упал, а к окну резко повернулся мужчина. Впрочем, он смотрел в соседнее здание всего секунду, после чего либо упал на пол от пережитого шока, либо попытался оказать помощь своему возможному убийце. Джон решил, что легко переживет без знания того, что именно случилось с тем наглецом, который не может даже извиниться, столкнувшись с кем-то на улице, и быстро побежал прочь из здания. Сначала Джон хотел просто сбежать, но не был уверен в том, что с тем высоким мужчиной будет все в порядке, ведь он не собирался убивать таксиста, и выстрелил тому в плечо. Он прошел всего один квартал, когда увидел несколько полицейских машин, двигающихся в том направлении, откуда он сбежал. Джон остановился, отдышался, затем достал платок и отер со лба немногочисленную кровь, оставшуюся после столкновения с дверью. Затем он спокойно развернулся и направился обратно к зданию общественного колледжа, чтобы посмотреть, что же он натворил, что будет делать полиция и, возможно, ради того, чтобы вовремя сдаться и попытаться объяснить причину своего поступка. Во дворе собрались полицейские, медики и коронер. Джон с возрастающим беспокойством наблюдал за тем, как растягивают полицейскую ленту, стараясь затеряться в толпе зевак, которых всегда было множество на местах преступлений вне зависимости от времени суток. Наконец, он увидел, как из здания вышел высокий мужчина в темном пальто, его посадили в машину скорой, накрыли одеялом, а врач попытался провести осмотр этого вечно дергающегося человека. Рядом с ним стоял мужчина в штатском, который, скорее всего, был инспектором. Джон сделал такой вывод после того, как несколько полицейских получили от него указания. Наконец, он увидел, что невоспитанный мужчина смотрит прямо на него. От этого взгляда ему сделалось неспокойно. Джон отступил на пару шагов в тень, но пока не решился уходить. Он не заметил, как потерял из виду спасенного им наглеца. Джон обернулся, решив, что сейчас самое время покинуть место преступления, и наткнулся взглядом на удивительные зеленые глаза, которые проникали, казалось, в самую душу, вытаскивая наружу все его секреты. — Зачем вы стреляли? — спросил высокий мужчина в темном пальто, и его голос, бархатный и переливающийся, почему-то заставил Джона сглотнуть сильнее. — Я узнал вас. Бывший военный, вероятно, врач, Афганистан или Ирак. Зачем вы стреляли? — А зачем вы собирались выпить пилюлю? — не удержался Джон. — Вы просто идиот или действительно хотели свести счеты с жизнью? Этот ненормальный меня немногим раньше вас похитил. — Это я вижу, — мужчина усмехнулся, глядя на его лоб. — Я все рассчитал и уверен, что выбрал правильную таблетку. — Так вы ради адреналина решили умом блеснуть, а заодно и с жизнью распрощаться? — усмехнулся Джон. — Вы из полиции? Как вы узнали, кстати, что я военный врач? — Нетрудно догадаться по вашей осанке, по загару и по тому, как вы стреляете. — Невероятно, вы поняли, что я военный врач только по этому? — Именно, а еще я вижу, что вы голодны, на ногах с утра и очень не хотите попасть в руки этих доблестных полицейских. Вы ведь убили человека, чувствуете себя нормально? — Человеком он был неважным. Таксистом, впрочем, тоже, — Джон даже не попытался скрыть улыбку. — Да и не мог же я, в самом деле, позволить вам умереть. — Как вас зовут? — Капитан Джон Уотсон, пятый Нортумберлендский полк, Афганистан. — Шерлок Холмс, я — консультирующий детектив. — А разве такая профессия есть? — спросил Джон. — Я единственный в мире, — в голосе Шерлока промелькнула гордость, — я сам изобрел эту профессию. — Удивительно! — снова воскликнул Джон. — Простите, умолкаю. — Продолжайте, я не против. Обычно люди не говорят такого при встрече со мной. — А что говорят люди? — Заткнись. — Не самые добрые люди, я полагаю, м-м-м? Впрочем, вам следует быть повежливее. Пару часов назад на Нортумберленд-стрит вы чуть не сбили меня с ног. — Точно, вы ведь были с тростью? Где она теперь? — Осталась в машине таксиста. — Разве она вам не нужна? — Шерлок усмехнулся. — Черт, психотерапевт была права — хромота психосоматическая. — Видимо, я должен извиниться перед вами, Джон, как насчет ужина? Нам обоим стоило бы перекусить. — Не откажусь, знаете недалеко хорошее место? Сегодня я не готов снова садиться в такси. — Вы мнительны? — Ничуть, просто инстинкт самосохранения. — Что же, поддерживаю, — Шерлок легко рассмеялся. — Рядом есть кафе моего хорошего друга. Кстати, вы случайно не ищете квартиру? — А это вы узнали по моей осанке или по моей стрижке? — По тому, что вы совсем недавно вернулись из Афганистана, дорогая квартира вам не по карману, значит, живете не в самых лучших условиях, военной пенсии на большее не хватит, работы в Лондоне мало, вряд ли вы успели ее найти. Скорее всего, вы ищете кого-то, с кем могли бы снимать жилье, и у меня есть для вас отличный вариант. — Интригует. Поговорим об этом за ужином. Иногда, какие бы пути мы ни выбирали, они все равно приводят нас в те же места и к тем же людям. Возможно, именно эти дороги были выбраны за нас, а, возможно, это просто вселенская неотвратимость движения планет, звезд и комет где-то там, в бушующем космосе. Возможно, все ради того, чтобы двое смогли поужинать в одном ресторане при свете свечи и переехать в одну квартиру в доме двести двадцать один на Бейкер-стрит. Ради того, чтобы один отставной военный врач смог неожиданно для себя влюбиться и получить в качестве приятного подарка полную удивительных приключений жизнь. Возможно, все в мире сошлось в одной точке и даже пересеклись параллельные прямые, снова где-то в далеком космосе, ради великой дружбы, великой любви, одной спальни на двоих (хотя Джон и утверждал, что им, разумеется, нужны разные), ради поцелуев, поначалу робких, а затем страстных, ради ночей беспокойных, счастливых или жарких. Ради того, чтобы единственный в мире консультирующий детектив неожиданно для себя понял, что впервые в жизни дорожит кем-то больше, чем самим собой.