Иллюзия глаз

      Из левого глаза маленькими аккуратными струйками текла слеза, пока не смешанная с кровью. От напряжения глаз постоянно дёргался, а на лице виднелась искренняя боль, словно по нему кололи острыми концами иголок.       Итачи стоял спиной не только к уходящему за горизонт солнцу, но и к тому, кто сейчас, еле-еле перебирая ногами, плёлся за ним. Они не видели друг друга, и затмевающая всё боль, к счастью, оставалась незаметной. Во всём остальном Итачи был похож на себя: спина выпрямлена, ноги держат крепко, руки спрятаны в плаще…       — Ускоряйся. — …И голос всё так же тих, но отчётлив, без единой дрожи. Ни толики гнева и грубости.       Парень, что из последних сил волочился за Итачи, споткнулся об торчащее из-под земли дерево и свалился на колени. Не ожидал услышать голос Итачи спустя столько часов молчания. А шли они и правда долго, совершенно тихо.       Итачи наспех вытер болящий глаз и обернулся к нему. Посмотрел пару секунд, оценивая ситуацию и что на этот раз натворил Саске, развернулся обратно и продолжил идти, но теперь медленным, осторожным шагом.       — Пить!.. — Донеслось позади жалобное, раскатное. — Нии-сан, можно… можно отдохнуть? Я хочу пить, — хныча сказал Саске, и, похоже, он так и не встал с земли.       Возможно, для него, молодого и никак не подготовленного к столь долгим «походам» (что, к слову, абсолютная ложь), полдня хождения по зимним лесам действительно сущая пытка. Но Итачи ровным счётом ничего не мог сделать, чтобы хоть сколько-нибудь облегчить мучения брата. Ну, только если получше наладить связь в гендзюцу и своей чакрой усмирить его, что сейчас, с острой болью в левом глазу, было невозможным. Оставалось только словесно и физически воздействовать.       Вид у Саске, кстати, побитый. Его белые одежды испачкались в грязи, лицо усыпано мелкими царапинами, а на руках яркие синяки красовались напоминанием о прошлых битвах. Сломленный и, такое ощущение, брошенный на произвол судьбы. Может, не будь глаза Итачи столь больными, он бы даже посочувствовал. Но...       — Нам ещё несколько километров нужно пройти. Терпи. Можешь потом её выбросить. — И кинул полную фляжку, набранную пару часов назад у не самой чистой реки.       Саске с трудом словил её прямо в руки и с не меньшими усилиями открыл. Вода, холодная, мутная, как никогда утоляла жажду.       Итачи ждал. Ждал, когда Саске поднимется и соизволит поблагодарить любимого старшего брата за такую щедрость. Вот только он, видимо, не собирался выражать свою благодарность. И тогда Итачи в пару шагов дошёл до него и схватил за подбородок. Саске, схмурив брови, не пытался вырываться, но смотрел как будто раздражённо и то ли с укором, то ли озарением от всего происходящего.       «Понятно», — сделал короткое умозаключение Итачи, когда пригляделся в эти чёрные глаза: зрачок сужен, и только радужка, совсем немного мутная, неестественно мутная, показывала, что юноша не в собственном сознании. Пока что. Значит, гендзюцу ослаблялось. Рановато, ведь Итачи планировал держать отото в своей иллюзии ещё часов так пять. Придётся жертвовать собой в который раз.       Щелчок — и всё вернулось на свои места. Саске встряхнул головой, ошарашенно огляделся вокруг и остановил взгляд на брате. Теперь его глаза были совсем другими.       «Вот так-то лучше». И больнее, ибо отдача в левый глаз не заставила себя ждать: скупая слеза сдерживалась с умопомрачительным упорством.       — Спасибо, нии-сан, я сейчас догоню тебя! — улыбался Саске и, покачиваясь, вставал на ноги. Даже его голос звучал теперь по-иному — стал покорнее, тише, с нотками приятной басистости.       Так и продолжили идти. Итачи, отвлекаясь на давящее напряжение в глазу, шёл чётко по нужному направлению и ни на что не обращал внимание, а юноша сначала с подающим надежды рвением переступал все деревья, но на одном из них его ноги предательски подкосились, и он снова упал. Потом пополз на четвереньках по нерастаявшему снегу.       Только благодаря его чакре, кстати, Саске, тот самый парень, его младший брат, и думал, что он ребёнок, которому очень сложно ходить несколько часов подряд без передышек. Думал, что поэтому нормально ползти за своим старшим братом, ведь тому на правах взрослого однозначно виднее, куда им идти и зачем понятно тоже. А о реальности он просто не думал. Всё это было ложью, испорченным восприятием и влиянием Итачи, разумеется.       Темнело. Последние блики солнца заигрывали с деревьями и оставляли сливающиеся с остальной местностью тени. Спиной Итачи не видел, но ощущал, как только благодаря его чакре юноша не ревел от бессилия перед наступающим мраком. Слышалось шуршание в траве, чавканье грязи, смешанной со снегом, и тяжёлое, громкое дыхание. Итачи знал, что брат не потеряется. Его нашивки на плаще кроваво-красным виднелись в полуснежной темноте, и яркими пятнами врезались в чужие глаза.       — Нии-сан, мне страшно… Можно мы отдохнём? — просил мальчишка в который раз за все двенадцать часов в пути. Голос его звучал звонко. Держался, хоть и недолго ему осталось до беззвучной истерики.       «Молодец», — хотелось цинично заметить Итачи, но, остановившись на несколько секунд — ровно настолько, чтобы до него успел доползти брат, — он произнёс:       — Стой. — И Саске чуть не врезался в его голень. — Вставай. — И Саске поднялся, трепыхаясь. — Посмотри вперёд.       Там, в сгущающихся сумерках, виднелись пещеры, причём слишком странно расположенные: ни где-нибудь в горах, ни покрытые многолетним мхом, ни скрытые в длинных стволах деревьев, а посередине непонятной поляны. Так… не бывает. Но только на этот неправдоподобный вариант Итачи хватило сил.       — Тут наши мама с папой? — дошла до Саске радостная мысль, с которой он не мог не поделиться. И именно эту мысль Итачи раз за разом вселял в отото, запирая в мире иллюзий. — Я увижу их наконец-то, нии-сан?!       Но глаз Итачи всё равно дёрнулся. Может, от острой боли, что уже полностью захватила собою левую часть лица, отдаваясь тупым онемением, может, от глупости брата, так наивно ждущего родителей. Обижало это самую малость. Но наивность заводила, и именно поэтому Итачи передавал только эту черту Саске. Ту черту, которой в брате больше не осталось. Мог бы и другими поразвлекаться, но так уж исторически сложилось, а менять не хотелось.       — Увидишь, отото, увидишь. Но не здесь.       Юноша открыл рот и тут же закрыл. Разочарование змеем проскользнуло на лице и сразу испарилось. На смену ему пришло искреннее любопытство:       — А зачем нам эти пещеры?       — Тут мы остановимся.       «Потому что ещё недолго смогу тебя удерживать», — осталось на языке, а до ноздрей дошёл резкий запах железа. Итачи спокойно вытер щёку и нисколько не удивился кровавым следам на пальцах. Об красное облако он и стёр их.       — Иди сюда, — приказал Итачи, развернувшись.       Саске, не колеблясь, подошёл вплотную к нему и почти сразу, весь грязный с головы до ног, оказался в его руках. Последние метры Итачи всё же решил нести этого… ребёнка. Приятно, конечно, в своей голове его так называть, но тренировки с Орочимару не прошли даром: сделали Саске как минимум тяжелее. И сильнее, что уж душой кривить.       Но тащить его всё равно было по-особенному приятно. Трогать эти рельефные мышцы на спине и бёдрах, сквозь боль в глазах иногда оглядывать его и видеть таким расслабленным и довольным. Итачи мог бы и раньше взять его на руки, и почище оставить одежду, но мальчишку нужно было вымотать. Так будет лучше потом для них обоих и без очевидных последствий.       И всё-таки Итачи переоценил себя. Нет, Саске нести было легко — он озябшими пальцами зацепился за ворот плаща и не расслаблял крепкой хватки, — а вот силы, точнее чакра, всё дальше уходили от Итачи, оставляя за собой привычную усталость.       Уходили, как солнце за горизонт. И когда оно исчезло, Итачи со своей ношей на руках наконец-то дошёл до нужной пещеры.

***

      Саске мало что смог разглядеть в кромешной темноте. Только больше поразился неестественности пещеры и тому, что она имела форму обычного дома. Хотя вроде бы сделана из камня.       — Нии-сан, можно вопрос? — пробурчал он в шею Итачи. Тот кивнул. — Это правда пещера?       И заглянул в лицо. Толком ничего, конечно, не увидел, но Саске заметил появившуюся отстранённость, лёгкое смятение и что-то ещё.       — Да, правда. Слезай, — проговорил он, опуская Саске на… половицы.       Не успел Саске удивиться и этому явлению, как послышался щелчок пальцев и пещера озарилась светом из факелов, прикреплённых по разные стороны каменистых стен. Теперь изнутри всё и правда было так по-настоящему, что с губ Саске невольно слетело короткое «вау».       Свет от факелов был тусклым, и всё же что-то можно рассмотреть. В пещере было немного мебели (и она каким-то образом здесь оказалась): привлёкший внимание диван, просто потому что он почему-то стоял посередине на татами, какие-то столы, немного стульев и одна вроде бы кушетка.       — Нии-сан, как ты это всё сюда поставил? — удивился Саске и медленно покружился на месте, осматривая пещеру со всех сторон. Восхищение слышалось в его голосе. — Ты сам всё это сделал?       В ответ Итачи тихо угукнул и, бесцеремонно стянув с рук плащ, бросил его на диван и сел туда же. Саске заметил, что он не выглядел заинтересованным говорить. На самом деле, весь путь до пещеры нии-сан был совершенно немногословен, и это совсем не похоже на него.       — Нии-сан, мы тут переночуем, а завтра встретимся с родителями, да? — Саске поспешил поделиться столь радостной мыслью, озарившей внезапно. Как же Саске скучал по ним…       — Нет, — голос Итачи резал. Резал уши. Итачи точно не скучает по ним.       Уголки губ опустились, глаза помутнели (то ли от печали, то ли потому, что Итачи внёс больше чакры), и плечи поникли. Саске ещё раз обвёл взглядом каменные стены, будто бы выискивая в них что-то. Потом посмотрел на нии-сана, который сидел вытянув на спинке дивана руки и скрестив щиколотки. «Он какой-то не такой, — грустно подметил Саске, и тут же в голову словно прилетел камень, только не оставил после себя никаких следов от удара: — Нет, нии-сан просто тоже скучает по родителям, и ему сложно говорить о них». И, чуть обрадованный таким выводом, он решил подойти к дивану.       Ближний факел слабо освещал фигуру нии-сана: расслабленную, но всё равно готовую в случае чего напасть (непонятно только, на кого), гордую, но сейчас несколько уязвлённую. «Я должен как-то помочь нии-сану».       — Стой. — Полупустая пещера добавляла эхо голосу, делая его ещё могущественнее, властнее. Саске остановился и пару раз проморгался. — Ты весь в грязи. Не пачкай татами, — мягче добавил Итачи, чуть тише проговорив: — Хозяйка три шкуры за них сдерёт.       — Что?       — Ничего. Сними одежду и потом подойди ко мне.       Саске наконец-то осмотрел себя и увидел свои чёрные штаны и руки. И правда, он совсем забыл, как не меньше десятка раз куда-то падал по пути в эту пещеру, и самым «чистым» местом, куда приземлялось его тело, были толстые сугробы между деревьев. Одежды были мокрыми, с них неприятно стекала вода на кожу.       — Но… тут холодно. И я пить хочу.       — Сейчас тебе будет тепло. Вода стоит тут. Разденешься, и я налью тебе.       Итачи взял со стола кувшин с водой — бог знает сколько простоявший здесь, — налил в стакан и залпом всё выпил. Глаза Саске вспыхнули завистью. А Итачи вспомнил кое-что:       — Вытри руки. И ноги.       К Саске прилетел кусок грубой ткани, которая, наверное, была полотенцем. Быстренько им вытеревшись, он резко бросил его обратно к Итачи:       — Мне всё равно холодно! И я ничего с себя снимать не буду, пока ты мне не дашь попить!       Итачи на этот выпад никак не ответил. Только бровью странно повёл и стакан на стол поставил, проделав какую-то несложную печать — Саске даже понял, что она связана с огнём. Позади послышался треск брёвен, а после разнёсся запах поленьев. Спину обдало уже не слабым теплом.       Саске обернулся. Нет, сзади точно был камин! Но как он здесь появился? И почему он его сразу не заметил? Неужели и его сюда каким-то образом занёс нии-сан?..       Итачи щёлкнул пальцами, привлекая к себе внимание.       — Держи. Можешь пить. — И положил руку, услужливо согнутую на подлокотнике, под левую щёку. В такой позе он выглядел совсем не таким, каким отпечатался в памяти. Да и как-то вырос, что ли, буквально за несколько дней, сколько он его не видел. И этот плащ с красными облаками где-то взял. Не было же его в шкафу нии-сана… не было…       Саске с сомнением в глазах протянул ладонь к стакану. Тронул тыльной стороной — тёплый. Потом схватил его и моментально приложил к губам. Чистая, чуть тёплая вода, без резких привкусов грязи и какой-то живности, подарила телу незабываемое чувство — чувство, что всё хорошо.       — Спасибо, нии-сан, — скромно выдавил из себя Саске, отдав стакан обратно. — Нии-сан, а ты сам камин построил?       Итачи долго, так долго и выжидающе, смотрел на него. Испепелял. Изучал. Интересовался даже. Его ладонь скрывала нижнюю часть лица, отчего шаринган больше выделялся на фоне пещерной полутьмы.       — Я не буду отвечать на твои вопросы, пока ты не разденешься.       Серые глаза невинно забегали из стороны в сторону. Почему эта просьба звучала так страшно, будто нии-сан угрожал?       Но пререкаться не хотелось, да и в пещере стало заметно теплее. Наверное, можно и правда снять с себя грязную одежду, тем более она стала так неприятно пахнуть. Итачи прав.       На половицы сначала полетела мантия, в которую Саске кутался всю дорогу, потом серые потрёпанные штаны, некогда белая рубашка с фамильным гербом и носки. Пальцы цепанулись за резинку трусов, но Итачи остановил:       — Их не снимай.       Саске кивнул и подошёл к дивану.       — Так это ты построил камин, да, нии-сан? — Его голос подрагивал, а сам он смотрел куда угодно, только не на Итачи.       — Сам сделал кирпичи, сам сплотил их и сам получил камин.       — Круто, нии-сан… — Распахнутые глаза вперились в пол, лицо повернулось набок, а пальцы нервно переплелись между собой. — Что дальше?       — Можешь присаживаться.       Саске уже хотел было посадить свою пятую точку на с виду казавшийся мягкий, прекрасно тёплый — нии-сан успел погреть — диван, но до ушей донёсся приказ:       — На пол.       Грубый, властный, прямой приказ. Саске пару мгновений постоял в оцепенении, обдумывая смысл слов, а потом, нахмурив брови, посмотрел на Итачи. Он не шутил.       — Пол тёплый, садись, не бойся, — и так ласково сказал. Завораживающе.       Саске медленно сел на татами. Они были старыми, местами рванными, со временем пожелтевшими и неприятно трущими кожу. Но пол действительно был тёплым. Где-то на периферии сознания ещё раз пробежала одна настырная мысль: пол в пещерах не может быть тёплым и татами там быть не должно. Но озвучивать свои мысли Саске не спешил.       — Как тебе?       — Нормально… Ой, нии-сан, что это у тебя?       Саске указал на левый глаз. Итачи ногтём стёр под ресницами след чего-то тёмного и стал рассматривать свои руки, долго и так внимательно. Его лицо было таким же отстранённым, как когда они зашли в пещеру. Жидкость из глаза, не переставая, шла по щеке, уже проделывая новую дорожку, достававшую подбородка. В конце концов на нём собралась пара капель, спадая вниз на тёмную футболку.       — Что это?..       Как же много этого… Оно бежало из левого глаза всё больше, становясь гуще, а Итачи лениво оглядывал свои ногти. О чём он только думает?!       — Нии-сан! — выкрикнул надрывно Саске.       — Поднимись ко мне на коленях.       Он проигнорировал его выкрики. Саске шмыгнул носом и послушался. Татами потёрли колени. Как же это всё было странно.       — Вдохни. Чем пахнет?       Палец нии-сана оказался теперь прямо напротив лица Саске. Только благодаря факелам, тусклым, слабо горящим, он всё-таки разглядел её. И запах тут же проник в лёгкие, хоть Саске и не принюхивался. Мерзкий, железный, пугающий. Не пугающий только, кажется, Итачи.       — Ну же, скажи, чем пахнет.       — Кровью, — тихо выдохнул Саске, упрямо смотря в глаза нии-сана. Было страшно, очень страшно. — Почему она идёт у тебя?       Итачи, не торопясь отвечать, сначала опустил палец на впалую щёку Саске, провёл игриво по ней, и бледно-кровавые мазки сложились в форму маленького сердечка.       — Нии-сан?       — Она идёт… — задумчиво проговорил Итачи, любуясь своим маленьким рисуночком, и это не ускользнуло от Саске. — Она идёт, потому что мои глаза ранены.       И как будто вместо татами появилась одна большая, всасывающая в себя дыра и Саске неуклонно падал в эту бездну. От неожиданности он качнулся на коленях и упал на спину, успев руками опереться на татами.       — Как… как ранен?.. — тихим басистым голосом спросил Саске, уставившись на Итачи.       Его сердце заныло в груди, а из горла полез болезненный кашель. Не может же быть, чтобы нии-сана кто-то ранил? Не может ведь… он же самый сильный в Конохе. Да?..       — Так вышло, что мои глаза мало отдыхают. Они постоянно работают, и поэтому из них идёт кровь.       — Но-но почему они постоянно работают?! Зачем? Закрой глаза сейчас же! Ну же!       Итачи со странной ухмылкой всё-таки закрыл их, и его палец черпанул ещё немного собственной крови. Брови Саске непонимающе дёрнулись, а Итачи подзвал другой рукой ближе к себе и, нащупав лицо, начал что-то выводить, только уже на левой щеке.       Саске не знал, что он там рисовал, и не понимал происходящего. Не понимал брата и его намерений. Сердце продолжало часто биться, в горле всё ещё было тошно.       — Нии-сан… тебе плохо? — неожиданно дошла до него вполне логичная мысль. Может, поэтому нии-сан так странно себя вёл?       — Да, Саске, — устало произнёс Итачи, убрав руки и откинувшись на спинку дивана, — нии-сану очень плохо.       Щелчок — глаза мальчишки стали мутнее. Чакры хватит ещё на час, и не больше. Взгляд Итачи жадно впился в кровавые иероглифы своего имени на чужой коже. Кривовато выведенные, но такие красивые на этой бледной коже.       — Как… как я могу помочь нии-сану? — пискляво сказал Саске, ближе придвигаясь к коленям Итачи, и, обняв их, уткнулся носом в ляжки.       Саске, разумеется, не видел, каким взглядом Итачи следил за его действиями. Не видел и того, что Итачи улыбался. Нет, даже не так — жадно скалился, поглощая каждое движение и прикосновение.       Его глупый младший брат снова попал в ловушку. Не без помощи гендзюцу, но эту деталь можно опустить.       — Ты… не думаю, что ты сможешь это сделать, — так горько, но сладко отчеканивая каждое слово, проговорил Итачи. На мальчишку такая интонация действует прекрасно и, к большому счастью Итачи, без большой затраты чакры.       — Да, смогу! Я сделаю всё, что ты скажешь, нии-сан, только скажи… Я так переживаю за тебя, — пробубнил он уже в колено, щекоча горячим дыханием кожу сквозь одежду.       — Да? Всё сделаешь? — томным голосом уточнил Итачи и той самой рукой, палец которой недавно выводил всякие рисуночки на щеках, дотронулся до испачканных спутанных волос, накручивая одну прядку.       Юноша, стряхнув руку брата, выпрямил спину и посмотрел в глаза Итачи. Кровь шла, капли скатывались с подбородка, но Саске не думал их бояться — он поможет своему нии-сану как угодно, лишь бы его глаза не болели. И эту мысль он пытался передать в своём взгляде.       Итачи быстро оглядел брата с ног до головы, подмечая все синяки, которые он оставил ему как приветствие, и переместил тяжёлую ладонь на его макушку. Потрепал, ещё раз поигрался с волосами и даже почесал отросшими ногтями, пачкая скальп в собственной крови.       Итачи словно увидел, как его чакра пробежалась по стройному телу брата, в конце концов отражаясь в глазах — теперь они стали фактически кипенно-белыми.       — Я сделаю всё, нии-сан, всё что угодно для тебя. — Какая же это услада для ушей — всё для него, для Итачи. Внутри что-то непреодолимо теплело, шевелилось, разгоняло кровь и спускало её к одному месту. Итачи убрал руку с волос Саске и надменно произнёс:       — Значит, ты будешь выполнять всё, что я скажу. — Саске тут же закивал.       Как же красиво он выглядел в этот момент: верхние веки чуть опущены, стыдливо пряча взгляд, губы совсем немного приоткрыты и нервно подрагивали, волосы привычно взъерошены в беспорядке, а щёки… Ох, Итачи не мог ими налюбоваться — вид собственной крови, размазанной неровными линиями на коже брата, и лёгкий, почти скрытый румянец сочетались слишком хорошо. Так хорошо, что в штанах становилось теснее.       Только ради этого Итачи наматывал столько километров в лесах и морил себя не только физически, но даже духовно через чакру, — чтобы сейчас наслаждаться глупым младшим братом. И тот дал своё согласие. Долгое, мучительное, но так необходимое для Итачи.       — Сядь на колени. Да, вот так. Умница. Смотри.       Итачи, внимательно следя за Саске, нащупал полотенце и вытер лицо. Ткань тут же впитала всю кровь.       — Смотри, я всё убрал. Теперь, отото, если ты мне поможешь, кровь больше не будет идти.       Глаза Саске широко распахнулись. Его руки непроизвольно сжали штаны Итачи.       — Как?! Как мне помочь, нии-сан?! — он уже было хотел примкнуть к коленям Итачи, но тот вовремя остановил своим голосом:       — Сначала… сначала оближи мой палец.       Тонкие брови на такую просьбу недоумённо выгнулись к переносице. На это Итачи демонстративно протёр руки в этом грязном, износившемся полотенце, тщательно натирая кожу, и приложил указательный палец к губам мальчишки. Его дыхание было таким сбившимся.       — И у тебя больше не будут болеть глаза? — неверяще спросил Саске.       — Давай попробуем и узнаем, — Итачи надавил на его губы.       Итачи с трудом контролировал своё дыхание: так соблазнительно выглядел его брат в этой позе. Так уязвлённо и наивно.       «Но если это поможет нии-сану…» — читалось в глазах, властных Итачи.       Кончик языка наспех прикоснулся к пальцу и провёл снизу вверх, слизывая остатки въевшейся крови. Кожа грубая, шершавая, и жилы выступали из-под неё. Саске сморщился, проглотив всё вместе со слюной.       — В-всё? Тебе легче?.. — осипши произнёс он, поджав губы. Хотелось спрятать свой язык, словно он совершил нечто ужасное.       — Ещё нет. Высунь язык обратно.       Саске с лёгкой, почти незаметной мольбой уставился на Итачи, но, быстро смекнув, что если говорят так сделать, приоткрыл рот…       — Открой шире. Я хочу видеть твой язык.       …и закрыл глаза. Дрожь пробила его тело.       Скрипнул диван, Итачи приблизился к Саске, палец коснулся мягкого языка и остановился. Влажный, с маленькими ранками, но тёплый и манящий. Большим пальцем Итачи погладил подбородок, как бы награждая Саске за послушность.       Итачи ревностно наблюдал за открывшейся ему картиной: как его палец игрался с высунутым языком и как брат жмурился, опаляя прерывистым дыханием влажную кожу. Внизу всё становилось твёрже, кровь закипала от осознания, что он мог сделать с братом. Как же все эти фантазии хотелось воплотить… Но пока хватит и одной.       Палец наконец-то двинулся глубже. Итачи повертел им, обвёл контур языка, царапая ногтем, проскользил по зубам и дотронулся до нёба. Итачи видел, как Саске страшно сделать хоть одно лишнее движение, и ощущал от того тепло, разгонявшее кровь быстрее.       — Закрой рот, — и, предвидя немые вопросы, добавил: — С моим пальцем во рту.       Губы плотно сомкнулись, захватив палец полностью. Итачи больше возбудился.       — Теперь проведи по нему языком.       Саске медленно, так осторожно и неловко, облизал палец от кончика до второй фаланги. Провёл им чуть ниже, пошло прихлюпывая слюной, неосознанно, случайно. О, какой же это прекрасный, сладостный звук. Он навсегда останется в памяти, равно как и отото: раздетый, стесняющийся, грязный во всех смыслах, но всё равно подчиняющийся. Как жаль, что следующего раза не будет. Ну… наверное.       — Прекрасно, ты и правда молодец. — Голос Итачи стал ниже. Он говорил томно, с короткими паузами, сопровождаемыми тяжёлым дыханием: — Всё, достаточно. Ты отлично постарался. — И вытащил палец изо рта с хлюпаньем.       Мальчишка тут же засуетился и попытался отодвинуться от Итачи, видимо чтобы сплюнуть не на татами. Итачи одним точным движением помешал этому — положил другую, «чистую» ладонь на его затылок, взяв волосы между пальцев.       — Попробуй всё проглотить. Ты сможешь, я знаю.       «Если нии-сан так говорит…»       Под закрытыми веками забегали зрачки, выдавая нерешительность и одновременно с этим нервозность Саске. Ему не нравился солоноватый вкус, липнущий в горле. Совершенно не нравился. Когда Саске всё же шумно сглотнул эту слюну, смешанную с вяжущим привкусом, Итачи довольно заговорил:       — Замечательно. Просто замечательно.       — Нии-сан, — робко отозвался Саске, чувствуя пальцы, массирующие корни волос.       — Что такое?       Эти плавные движения, неторопливые и аккуратные, успокаивали, расслабляя внутренне. Да, вот же — это всё та же рука нии-сана, сильная и всегда готовая защитить. Не нужно так волноваться, но смотреть в его глаза всё равно страшно. Вдруг… вдруг там будет кровь?..       — Это всё? Теперь твоим глазам легче? — с надеждой произнёс Саске, млея под прикосновениями.       Итачи пришлось потянуть с ответом. Он честно забыл об этой режущей боли, пока его тело наслаждалось младшим братом. Тогда та боль была фантомной, почти не ощутимой и не видной на лице. Совсем другие чувства поглотили его — животная похоть и наступающая мелкими шажками удовлетворённость.       Но и врать отото было, конечно, неправильно. Точно, как и манипулировать им в тщетных попытках остановить то, что не зависело от Итачи.       И словно выстрел в левый глаз — кровь буйными потоками полилась, напомнив о боли.       — Нии-сан!.. Ну вот опять она идёт у тебя! — воскликнул Саске и в отчаянии потянулся к лицу Итачи, будто хотел впитать эту чёртову жидкость в себя. Она ведь делала больно его нии-сану… — Ты же говорил, что она не будет идти, если я помогу.       Итачи попытался выдавить из себя улыбку. Боль так же резко утихла, как началась. Той рукой, что до этого блуждала во рту Саске, он стёр дорожку крови и взял его за ладонь, проведя большим пальцем по грубой коже.       И всё-таки подметил, что чакра — неоценимая сила в укрощении младших братьев, особенно когда они не хотят лезть в твоё гендзюцу.       — Прости, — начал Итачи с огромным сожалением в голосе, — я не сдержал своё слово.       И будто сердце Саске рухнуло в груди (Итачи услышал этот размашистый грохот), чувствуя беду, неизлечимую болезнь, и прочее, и прочее; лицо его мигом соскорбилось, а нижняя губа оттянулась, придавая всей его физиономии более жалостливый вид.       Саске чуть ли не плакал, и только чужая чакра всё это время удерживала его от рыданий. Итачи не нравились надутые щёки, покрасневшие глаза и блестящее от размазанных соплей лицо. Он предпочитал видеть Саске более терпеливым, но подчиняющимся и не ненавидящим. Таким Итачи хотелось видеть брата хотя бы в своей иллюзии.       — Похоже, кровь не перестанет идти, пока ты не… — Долгая пауза повисла в воздухе.       Одними губами, раскрывающимися в такт словам, Саске словно шептал: «Ну что, что мне ещё сделать, чтобы тебе стало лучше?»       И Итачи ответил: — Отсоси мне.       На душе как-то сразу стало легче. Скрывать своё желание за тоннами лишнего уже порядком надоело. Хотелось другого: перешедшего грань, неизведанную губами Саске.       — А как это? — поинтересовался Саске, и в его глазах снова затеплилась надежда, что с нии-саном всё будет хорошо… Если Саске отсосёт.       — Не знаешь, да? — Саске кивнул несколько раз и сложил руки на коленях. И вот опять член дёрнулся в штанах от столь преклоняющейся позы. — Это когда… А впрочем, давай я покажу на примере себя. Ты не против? — интонация Итачи была невозмутимая, с нотками наставничества. Будто собирался объяснять не как делать минет, а как сложить из пальцев какую-то простенькую печать.       — Нет-нет, покажи мне скорее! Тебе это точно поможет, нии-сан? — и опять сквозящая в голосе надежда.       — Да, Саске, это мне точно поможет. Ты ведь сделаешь так, чтобы из моего глаза не шла кровь?       Мальчишка затравленно посмотрел на Итачи, вникая в его слова. Они, как мёд, отзывались в душе, и Саске верил всему, что говорил Итачи. Поэтому, спустя пару мгновений, заторможенно закивал, всё ещё не сводя глаз с его лица.       — Сначала мне нужно немного раздеться. Подвинься.       Штаны вместе с трусами остались на уровне щиколоток. Таким… голым Саске видел брата впервые, и его взгляд сразу зацепился за бледные ноги: с выцветшими шрамами и синяками, длинными волосками, накаченными икрами и жилистыми бёдрами. Щёки заалели, когда взгляд поднялся чуть повыше.       — Подползи обратно. Вот так, прекрасно. Держи, — Итачи снова протянул полотенце, — вытри снова руки. Брось его куда-нибудь. Умница. Теперь, — он раздвинул ноги шире, — иди ко мне вперёд. Великолепно. Ты так красив, так красив, — уже тише наговаривал Итачи и начёсывал окровавленными ногтями шею Саске. — И я так ужасен.       Мальчишка не понимал, что скрывалось за этими словами, да и особо не пытался: стыд захватил его всего и не отпускал. То, что он увидел, было… было неописуемым. Он увидел член брата. Толстый. Большой. Венистый. И полумрак от факелов давал это естество разглядеть во всю красоту.       — Уже заметил? — ухмыльнулся Итачи, наклонившись вперёд, и взял Саске за кисть руки. Правда, мягко, чтобы не спугнуть.       — Нии-сан… что мне надо делать?       — Для начала тебе нужно его потрогать.       Итачи, не встретив никакого сопротивления, поднёс ладонь Саске ближе к своему члену. Это простое, даже нелепое прикосновение чужой руки абсолютно не сравнимо ни с чем в этом прогнившем мире. И ради этого Итачи готов снова и снова тратить ресурсы собственных глаз, только чтобы чувствовать своим членом прикосновения брата и видеть его таким подчиняющимся. А сколько же в его движениях было нервности, непонимания и смущения!       Попробовав однажды и с малого, Итачи уже не мог остановиться.       — Нии-сан, я всё правильно делаю? — смотря одним глазом на брата, спросил Саске. Ладонь его, обхватив, уже водила по всей длине члена, даря самые незабываемые ощущения.       — Да, Саске, ты всё делаешь просто отлично, — хрипло и низким голосом ответил Итачи. Простой дрочкой, пусть и рукой брата, он сегодня ограничиваться не будет. — М-м, у тебя очень хорошие руки, но давай пока без них. Убери их. Наклонись пониже.       — К-куда наклониться? — тихо спросил он, и пальцы на коленях, как если бы на них была одежда, попытались что-то сжать — нервы шалили.       — Между ног, ко мне, — кивком Итачи указал точно вниз, себе меж разведённых ног.       Саске подполз и неуклюже наклонился, не отводя взгляда от лица брата. Он так внимательно следил за ним, будто пытался анализировать происходящее.       — Вот так, ты всё правильно делаешь, — похвалил Итачи.       Его тяжёлая ладонь легла на макушку Саске. Только теперь, вместо мягких поглаживаний, она крепче сжалась, доставляя слабую боль, и склонила голову к паху. К паху…       Глаза забегали по этому большому члену. Он был набухшим, покрасневшим, с узорчатыми венками и кровавыми разводами от рук Саске; и дёрнулся так забавно, когда Саске приблизился к нему. И это достоинство не могло не смущать, но всё равно завораживать и притягивать всё внимание к себе. Капелька смазки блестела на головке.       Каких же усилий это требовало, чтобы не сорваться с цепи и не вытрахать рот младшего брата, замарав всё его лицо в сперме. Итачи пришлось крепче сжать волосы брата на затылке, придвинув его лицо ещё ближе — так, что теперь тёплое дыхание щекотало кожу на члене.       — Попробуй провести по нему языком, — сквозь зубы проговорил Итачи и отпустил Саске, наклонив голову. С такого ракурса наблюдать за происходящим — ещё развратнее и возбуждающе.       Красный язык, высунувшись наружу, сначала обвёл губы, а потом, как бы снимая пробу, дотронулся до головки члена, налитой и разбухшей. По телу Итачи прошёлся настоящий электрический ток: он вздрогнул, член дёрнулся, пальцы с силой сжали обивку дивана, а из глубин лёгких вырвался надрывный стон.       Именно последняя реакция заставила мальчишку отпрянуть от ног Итачи и, уже без всякого стеснения, с беспокойством, заглянуть ему в глаза. К счастью, по левой щеке не бежали струи крови, но не спросить он не мог:       — Нии-сан, я сделал что-то не так, да?       Итачи, переведя дыхание, сначала посмотрел куда-то вдаль пещеры и только потом, блаженно улыбнувшись, на Саске. Блаженно… Так нии-сан не улыбался никогда.       — Ты делаешь всё так, как надо, Саске. Повтори и не бойся, — хрипло выдохнул Итачи, и его плечи расправились на спинке дивана. — Продолжай облизывать и попробуй теперь взять рукой за основание. Не бойся двигать ею.       И Саске принялся это делать. Язык исследовал головку, доходя до руки и собирая смазку. По правде сказать, на вкус она была не очень-то приятна: солёная, немного кислая и настолько терпкая, что хотелось снова сплюнуть (но ни в коем случае не на татами!).       — Сожми крепче.       Было сложно одновременно двигать языком и рукой. Чувствовать, как слюна скапливается во рту и, не имея другого выхода, смачивает руки и сам член. Пошлые хлюпанья как будто отражались от стен и доносились до самого сознания. И даже несмотря на это Саске слышал, как тихо, сквозь сомкнутые губы, стонал брат, и смотрел украдкой, как его ноги в судорогах сжимались. Нии-сану было небольно — а значит он делает всё правильно.       — Достаточно. Возьми теперь в рот. Попытайся… попытайся до конца. И без зубов, не кусайся. Руку можешь убрать.       Лицо всё ближе двигалось к лобку, усеянному мириадами чёрных жёстких волосков. Губы, яркие-яркие, красные-красные, миллиметр за миллиметром вбирали в себя окрепшую плоть. Рот заполнился этим своеобразным вкусом, а головка, кажется, уже доставала до конца нёба. Горло сокращалось в попытках вытолкнуть, но, впрочем, сам Итачи не подгонял и даже не шевелился, наслаждаясь моментом.       — Остановись… — Резкий свист, вышедший меж стиснутых зубов, слегка отвлёк Саске от тех неприятных ощущений во рту. — Не торопись. Хватит и так. Не надо дальше. Подвигай ещё головой.       Насколько это позволяло, Саске кивнул и переместился обратно к сочной, разбухшей головке. Застыл с ней на пару мгновений и как-то неосознанно, в недрах своего рта, кончиком языка очертил уретру. После снова опустился ниже, как в прошлый раз дойдя до середины основания, и снова двинулся обратно.       Такие лёгкие махинации, сопровождающиеся глухими стонами Итачи, длились недолго: вот Саске снова провёл по головке языком, снова почувствовал привкус смазки, только теперь более кислый, что ли, и едкий, снова потерпел, прежде чем вобрать член до середины. А потом, похоже, нии-сан озверел ещё больше.       — Прости меня, — хрипло сорвалось с уст Итачи.       И уже в следующее мгновение его руки намертво вцепились в грязные волосы мальчишки. Они не оттягивали, не выдирали, но держали настолько крепко, что вырваться не было и шанса.       — …Но я больше не могу себя сдерживать. Ты не виноват…       И это последнее, что Саске разбирает, прежде чем руки Итачи с силой надавливают на затылок и совершенно не плавно, резко, быстро опускают к паху. Только лишь по инерции рот раскрывался, и в него тут же входил почти во всю длину член. Саске заёрзал на месте, когда руки оттянули его голову обратно к головке, — и снова вниз, уже почти до лобка. Слюна обильно и непроизвольно вытекала из его рта.       Сначала он пытался бить Итачи по коленям — это не помогло. Тогда Саске пришлось вцепиться в них. Во рту, казалось, уже пошла кровь — настолько ему было противно. В уголках глаз собрались слёзы от резких движений. Ему было очень трудно дышать.       Чавканье, хлюпанье и сдавленный кашель заполнили собой всё пространство этой пещеры. Шумные вдохи на головке, тихие, спёртые выдохи у основания члена. И сердце. Сердце, будто бы одно на двоих, билось бешено в груди. И сопли всё-таки блестели на раскрасневшемся лице.       Итачи наблюдал за этим сквозь прикрытые веки. Вид мальчишки, сейчас побитого физически и самым неординарным способом, заставлял возбуждаться больше, а двигаться — рванее, но быстрее. Да, именно этого великолепного минета в исполнении младшего брата так не доставало в серой жизни Итачи. Такой же серой, как и глаза Саске.       Излился Итачи внезапно: успев вынуть член из разгорячённого рта, он сразу поднёс его к той щеке, где было размазано кровавое сердечко. Сперма, липкая, белёсая, расплескалась по всей коже, символично сочетаясь с рисуночком. Точно извращённая любовь.       Итачи откинулся на спинку дивана, опустив взгляд на свою тяжело вздымающуюся грудь. Он не видел брата, но знал отчётливо одно: чакры хватит ещё на несколько минут. Несколько важных, последних минут. Отдышавшись (оргазм унёс его с головой), Итачи выдохнул:       — Одевайся.       Мальчишка беспрекословно встал на ноги, чуть пошатнувшись — сказывалось то, что сидел долго на коленях. Нашёл одежду в полутьме, безмолвно натянул её на себя.       Итачи жадно, запечатляя каждую деталь, рассматривал лицо Саске. Сейчас его искусство сотрётся раз и навсегда. Какая жалость, что отото не может так проходить всю свою жизнь.       — Возьми полотенце и вытри лицо. Полностью. Чтобы я не видел ничего, кроме твоей чистой кожи.       Саске нагнулся до полотенца и без каких-либо мыслей, что до того момента об него вытирали и кровь, и грязь, и что-то ещё, просто «смыл» всё лишнее. Пришлось даже немного потереть кожу, ведь кровь довольно сильно присохла. Впрочем, с этим он справился.       — Теперь подойди ко мне. — Звуки отчего-то выходили тихими, придушенными. — Сейчас ты выйдешь из пещеры, начнёшь считать до шестисот, пойдёшь прямо и свернёшь куда захочешь. Тебе понятно?       Саске просто кивнул в ответ на всё это. Конечно, Итачи не мог не заметить, как радужки глаз чернели. На деле, он не волновался, что Саске вспомнит о случившемся в стенах этого дома, даже когда гендзюцу перестанет действовать, — у Саске просто сил не хватит. Итачи об этом хорошо позаботился.       — Возьми это. — На столе, где стоял кувшин с водой, был ещё свёрток, вымокший в жире. — Поешь это, когда проснёшься. Когда же выйдешь из пещеры, просто неси его в руках. Ты понимаешь?       — Да, нии-сан, — еле-еле выдавил из своего осквернённого горла Саске. Его голос — разбитый, глухой, надломленный.       И вот оно: наверное, пора выпроводить мальчишку из дома, вот только у Итачи, там, где говорили, что есть душа, что-то неустанно ныло. Не хватало каких-то слов, ощущался эффект недосказанной фразы. И, увидев в рассеявшейся белизне глаз тот самый немой вопрос, который Саске задавал всегда в его иллюзии, Итачи понял, что нужно сказать.       — А ещё наших родителей ты в лесу не встретишь. Они умерли. Я их убил, — таким спокойным тоном Итачи отчеканил слова. Брови поползли наверх, рот приоткрылся — и прозвучал щелчок, в который вложили остатки чакры. Рот закрылся. — Проваливай отсюда.       И Саске ушёл из этой обители. Без лишних слов и вопросов. Лишь про себя считал: «Один, два, три, четыре, пять…»       Как только спина Саске скрылась за дверью, пришло возмездие для Итачи. Кровь буйными потоками потекла из обоих глаз. Из груди вышел надрывный долгий кашель. Руки вяло упали на диван. Перед глазами стояла беспросветная тьма — Итачи ничего не видел, хотя, он точно знал, глаза были открыты. Смешок слетел с его губ.       Нет, сегодня он не умрёт — не может он по столь глупой переоценке собственных сил сдохнуть сегодня, когда его младший брат отсосал ему. Впервые. Не сегодня, однозначно не сегодня наступит последний час его жизни.       Дверь скрипнула. Итачи, нащупав плащ, скрыл им своё достоинство.       — Итачи-сан, я, как вы и просили, достал травы, — раздался весёлый голос. — А почему так темно? Вы зачем свечки зажгли? Экономите, что ли?       Свет включился, и теперь фигуру Итачи можно было вовсю рассмотреть. От новоприбывшего «гостя» не утаилось ничего, абсолютно ничего, и он, установив причинно-следственную связь (видел уходящего мальчишку… видел и теперь ужасался тому, что сегодня наверняка происходило в этом доме), тяжело вздохнул.       — Отдай мне их. — С этим человеком Итачи говорил по-другому: в его голосе отчётливо слышалась просьба, хотя и несколько зловещая.       Собственно, её быстро выполнили: уже через полминуты Итачи жевал, не глядя, эти травы. Он знал, что даже в таком виде они смогут приглушить его боль. Травинки разлетались по татами, прилипая на сгустки крови.       — Итачи-сан, хозяйка потом попросит тройную плату за порчу её имущества, — устало произнёс Кисаме.       — Разберёшься с ней, — сплюнув корешок на пол, сказал он. Или в сторону. Итачи пока ещё не привык к временной слепоте и ориентированию в ней. Хотя… это ведь не в первый раз.       Повисла тишина, прерываемая лишь громким чавканьем и Кисаме, что-то делавшим.       — Когда вы поймёте, что ваши глаза не вечны? — спросил он, проведя ладонью по Самехаде, как бы усмиряя её.       Этой крошке так хотелось отведать Учиховской крови, запах которой витал по всему помещению, вот только её хозяин и не думал пользоваться очевидной слабостью Итачи. Вовсе нет — напротив, очень хотелось выяснить, почему из раза в раз этот напыщенный… человек использовал Мангекё шаринган для встреч с не менее напыщенным мальчишкой, если того можно было одной левой одолеть? Ответ на этот вопрос Кисаме никогда не получал, впрочем, он и не спрашивал.       — Сейчас понимаю, — без иронии проговорил Итачи, прожевав последний кусок трав.       — Что вы будете делать дальше? — Кисаме шумно сглотнул и, отвлёкшись от Самехады, уставился на Итачи.       По мнению Кисаме, тот был безумцем. Гениальным безумцем, что спланировал всё от и до: послал Кисаме за травами в соседний город, чтобы освободить помещение от лишних глаз, сам сказал, что отчаливает по сверхважному делу в другой город, и был таков. Сверхважное дело, Кисаме уверен, было тоже расписано в Учиховской голове в мельчайших подробностях.       — Дальше? Дальше ничего. — Холод сквозил в голосе безумца.       — В смысле?       — В прямом. Следующего раза не будет.       Кисаме не шла удивлённость к лицу — его физиономия была пугающая, а потому с таким чувством не сочеталась. Но сейчас… сейчас он просто ошарашен.       — Оставь меня в покое. Сегодня я посплю на диване, а ты иди спи на кровать.       Любого другого человека Кисаме не послушался бы. Или как минимум не сдвинулся с места без утончённого слова «пожалуйста». Но, не задавая более вопросов, взял Самехаду и унёс себя и её в комнатку на втором этаже. Хотя бы этой ночью его спина не будет болеть от жёсткого дивана.       Итачи всё так же продолжил сидеть, укрыв плащом ноги. Зрение медленно восстанавливалось, и теперь вместо темноты была просто муть, как некогда у Саске в глазах.       Ох, младший брат… Каким же теплом отзывался его образ в душе — и немудрено, ведь ещё недавно тот своими грязными тёплыми ладонями касался Итачи. А воспоминания… эти воспоминания, всполошившие голову, казалось, стояли перед глазами. Нет, врёт. Точно бы стояли, но желание управлять братом было сильнее всего на свете.       В таком состоянии он попытался заснуть: сидя, как бы укрывшись плащом и скрестив щиколотки. Поза не самая удобная, но ослабленному организму хоть бы хны.       Единственное, что терзало голову, — это последние слова, обращённые к Саске. Наверное, не стоило говорить о родителях — ему и одного раза хватило пережить их смерть. Наверное, стоило сказать что-то другое. То, что было показано окровавленным сердечком, выведенном на мягкой щёчке.       И сон утянул Итачи в свои объятия.