Академия вампиров. Поцелуй тьмы. (книга 3)

— Давай поговорим о твоей матери. Я вздохнула. — И что с ней? Это была моя первая консультация, и пока она не производила на меня особого впечатления. Появление Мейсона прошлым вечером — вот, наверно, о чем следовало поговорить. Однако мне не хотелось, чтобы у школьных служащих появился новый повод считать меня выжившей из ума — даже если так оно и есть. И, честно говоря, я не могла с уверенностью сказать, так ли это. Анализ Адрианом моей ауры и судьба Анны наводили на мысль, что я и впрямь на пути в сумасшедший дом. Тем не менее, безумной я себя не чувствовала. Интересно, безумные понимают, что они безумны? Адриан говорил, что нет. Сам термин «безумный» был не совсем ясен. Моих знаний психологии хватало, чтобы понять: это чрезвычайно общая классификация. Большинство форм умственного расстройства имеют достаточно характерные особенности и сопровождаются ярко выраженными симптомами — тревога, депрессия, резкая смена настроения и т. д. Я не знала, у какого из делений этой шкалы нахожусь — если вообще нахожусь. — Как ты к ней относишься? — продолжала консультант. — К своей матери? — Она замечательный страж, а мать так себе. Консультант, которую звали Дейдра, записала что-то в свой блокнот. Она была по-моройски белокура, худощава и одета в платье из зеленовато-голубого кашемира. На вид не намного старше меня, но сертификаты на письменном столе свидетельствовали о том, что она получила не одно ученое звание в области психотерапии. Ее офис находился в административном здании, там же, где офис директрисы и других академических чиновников. Я типа надеялась, что мне предложат лечь на кушетку — как всегда показывают но телевизору, — но пришлось удовлетвориться креслом. Ну, оно, по крайней мере, было удобное. На стенах висели фотографии бабочек или нарциссов. Видимо, предполагалось, что они действуют успокаивающе. — Не хочешь объяснить поподробнее, что значит «так себе»? — спросила Дейдра. — Это заметный прогресс. Месяц назад я ответила бы «ужасная». Какое отношение это имеет к Мейсону? — Хочешь поговорить о Мейсоне? Я заметила, что у нее привычка отвечать вопросом на вопрос. — Не знаю. Просто мне кажется, что я здесь ради этого. — Какие чувства у тебя вызывает его смерть? — Грусть. Какие еще чувства я должна испытывать? — Гнев? Я вспомнила стригоев, их злобные лица и легкость, с какой они относятся к убийству. — Да, немного. — Чувство вины? — Конечно. — Почему «конечно»? — Потому что это моя вина — что он оказался там. Я огорчила его… и еще ему хотелось доказать… Я рассказала ему, где находятся стригои, хотя не должна была этого делать. Если бы он не знал о них, то ничего не предпринял бы и остался жив. — Тебе не кажется, что он сам ответствен за свои действия? Что это он принял решение поступить так, а не иначе? — Ну… Да. Наверно. Я не заставляла его ничего делать. — Есть еще какая-то причина, по которой ты испытываешь чувство вины? Я отвернулась от нее, вперив взгляд в фотографию божьей коровки. — Я нравилась ему… ну, в романтическом смысле. У нас было свидание, но я не смогла ответить на его чувства. Это причинило ему боль. — Почему ты не смогла ответить на его чувства? — Не знаю. — Зрелище лежащего на полу тела Мейсона вспыхнуло в сознании, но я отогнала его. Уж перед Дейдрой-то я не заплачу. — Это проблема. По всему, я должна бы. Он был симпатичный. Он был веселый. Мы очень хорошо ладили… но потом возникло ощущение, что это неправильно. Даже целоваться или что-то вроде того… Я просто не смогла… — У тебя проблемы с интимным контактом? — Что вы?.. Ох, нет. Конечно, нет. — У тебя когда-нибудь был с кем-то секс? — Нет. А что, должен был? — Как ты сама думаешь? Проклятье! Я никак не думала, что она станет задавать такие вопросы. — С Мейсоном это было бы неправильно. — А есть кто-то, с кем, тебе кажется, это было бы правильно? Я заколебалась, совсем уж перестав понимать, как наш разговор связан с тем, что я вижу призраков. Согласно подписанному мной документу, все наши беседы были строго конфиденциальны. Она не могла пересказать их никому — если только я не представляла опасности для себя самой или делала что-то противозаконное. Я не знала, подпадают ли отношения с человеком старше меня под какую-либо из этих категорий. — Да… но я не могу сказать, кто это. — Как давно ты его знаешь? — Почти шесть месяцев. — Вы близки? — Да, конечно. Но мы не… — Как точно описать это? — У нас по-настоящему ничего нет. Он типа… недоступен. Пусть думает по этому поводу, что хочет. Может, я говорю о парне, у которого уже есть девушка. — Он причина того, что ты не могла сблизиться с Мейсоном? — Да. — А он мешал тебе встречаться с кем-нибудь другим? — Ну… никаких сознательных действий он не предпринимал. — Однако пока он тебе нравится, ты больше никем не интересуешься? — Да. Но дело не в этом. Мне, скорее всего, не нужно вообще ни с кем встречаться. — Почему? — Потому что сейчас не время. Я прохожу обучение, собираюсь стать стражем и все свое внимание должна уделять Лиссе. — А что, одно с другим несовместимо, по-твоему? Я покачала головой. — Я должна быть готова отдать за нее свою жизнь. Мне нельзя отвлекаться. Знаете, как говорят стражи? «Они на первом месте». То есть вы, морои. — И ты решила для себя, что нужды Лиссы всегда важнее твоих? — Конечно. А как иначе? Я же собираюсь стать ее стражем. — Какие чувства это у тебя вызывает? Отказываться от собственных желаний ради нее? — Она моя лучшая подруга. И последняя в своем роду. — Я не об этом спрашивала. — Да, но… Послушайте, я люблю Лиссу. И счастлива провести всю свою жизнь, защищая ее. Конец истории. Кроме того, вы, морой, пытаетесь убедить меня, дампира, в том, что я не должна ставить интересы мороев выше своих? Вы же знаете, как работает система. — Знаю, — ответила она. — Но я здесь не для того, чтобы анализировать систему. Я здесь, чтобы помочь тебе чувствовать себя лучше. — Возможно, одно без другого недостижимо. Губы Дейдры изогнулись в улыбке, и потом она бросила взгляд на часы. — На сегодня время вышло. Продолжим в следующий раз. Я скрестила руки на груди. — Я думала, вы дадите мне какой-нибудь потрясающий совет, объясните, что делать, а вы просто расспрашивали меня. Она мягко рассмеялась. — Терапия — не совсем то, что ты себе представляешь. — Тогда к чему все это? — К тому, что мы не всегда осознаем свои мысли и чувства. Имея консультанта, легче во всем разобраться. Чаще будет выясняться, что ты уже знаешь, что делать. Я помогу тебе ставить вопросы и достигать успеха там, где ты не можешь сделать это самостоятельно. — Ну, по части вопросов вы хороши. — И хотя у меня нет для тебя «потрясающего совета», я хочу, чтобы к нашему следующему разговору ты поразмыслила кое над чем. — Она перевела взгляд на свою записную книжку, задумчиво похлопывая по ней карандашом. — Во-первых, я хочу, чтобы ты снова проанализировала то, о чем я спрашивала тебя относительно Лиссы, — какие реально чувства ты испытываешь, полностью посвящая свою жизнь ей. — Я уже говорила. — Знаю. Просто поразмышляй об этом еще. Если ответ будет тем же, прекрасно. Далее, я хочу, чтобы ты обдумала вот что: не тянет ли тебя к этому недоступному парню именно потому, что он недоступен. — Бессмыслица какая-то. — Так ли? Ты только что сказала мне, что не можешь позволить себе увлечься кем-то. Тебе не кажется, что, возможно, тяга к тому, кто для тебя недостижим, является подсознательным способом справиться с проблемой? Если для тебя невозможно быть с ним, то и никакого конфликта с твоим отношением к Лиссе не возникнет. Тебе никогда не придется делать выбор. — Как-то все очень сложно, — проворчала я. — Естественно. Вот зачем я здесь. — Какое отношение все это имеет к Мейсону? — Это имеет отношение к тебе, Роза. Вот что важно. После сеанса терапии у меня возникло чувство, словно мозги плавятся. И еще будто я под следствием. Если бы Дейдра была там, когда допрашивали Виктора, суд наверняка закончился бы вдвое быстрее. Еще я думала, что мысли Дейдры движутся полностью в неправильном направлении. Конечно, у меня нет обиды на Лиссу. И мысль, что я влюбилась в Дмитрия только потому, что он для меня недостижим, совершенно нелепа. Я никогда даже не задумывалась о конфликте моего чувства к нему с работой стража, пока он сам не заговорил об этом. Я влюбилась в него потому… ну, потому что он Дмитрий. Потому что он добрый, сильный, забавный, страстный и во всех отношениях замечательный. Потому что он понимает меня. И однако, пока я шла в учебное здание, ее вопрос беспрестанно кружился в сознании. Может, я сама и не думала, что наши отношения отвлекут нас от обязанностей стража, но с самого начала знала, что существуют другие, очень серьезные преграды — его возраст и работа. Может, это реально играло определенную роль? Может, какой-то частью души я всегда понимала, что у нас ничего не будет — и это позволит мне полностью посвятить свою жизнь Лиссе? Нет, твердо решила я. Это чушь. Дейдра, может, и сильна в постановке вопросов — вот только вопросы она задает неправильные. — Роза! Я оглянулась и увидела Адриана, пересекающего лужайку в моем направлении, безразличного к тому, что слякоть губит его шикарные ботинки. — Ты только что назвал меня Розой? — спросила я. — Не «маленькой дампиркой»? Вот уж не думала, что это когда-нибудь произойдет. — Это постоянно происходит, — возразил он, догнав меня. Мы вошли в учебное здание. В школе шли занятия, поэтому коридоры были пусты. — Где твоя лучшая половина? — спросил он. — Кристиан? — Нет, Лисса. Ты ведь можешь сказать, где она? — Да, могу, потому что знаю: это последний урок, и она в классе вместе с остальными. Ты все время забываешь, что для всех, кроме тебя, это школа. Он выглядел разочарованным. — Я нашел новые архивные документы, которые хотел бы с ней обсудить. Еще об этой сверхспособности к принуждению… — Вот это да! Неужели ты делал что-то продуктивное? Я потрясена. — Кто бы говорил, — ответил он. — В особенности учитывая, что все твое существование вращается вокруг избиения людей. Вы, дампиры, нецивилизованные создания — но за это мы вас и любим. — На самом деле, — задумчиво сказала я, — в последнее время мы не единственные, кто избивает. — Я почти забыла о тайне королевского бойцового клуба — и без того хватало тревог. Без особой надежды на успех я спросила его. — Слово «Мана» имеет для тебя какой-то смысл? Он прислонился к стене и достал свои сигареты. — Конечно. — Ты в здании школы, — предостерегла я его. — Что? Ох, и правда. — Со вздохом он сунул сигареты в карман. — Разве половина из вас не изучают румынский язык? Это означает «рука». — Лично я изучаю английский. Рука. Это не имело никакого смысла. — Почему тебя заинтересовало значение этого слова? — Не знаю. Наверно, я чего-то не поняла. Я думала, это имеет связь с тем, что происходит с некоторыми королевскими отпрысками. В его глазах вспыхнуло понимание. — О господи! Только не это. Они что, и здесь этим занимаются? — Занимаются чем? — «Мана». «Рука». Дурацкое тайное общество которое то и дело возникает в разных школах. У нас в Алдере его отделение тоже было. Несколько королевских отпрысков сбиваются в группу и устраивают собрания, где убеждают друг друга, насколько они лучше всех остальных. — Вот оно что. — Отдельные куски головоломки начали складываться вместе. — Эта маленькая группа Джесси и Ральфа… они еще пытались вовлечь в нее Кристиана. Это и есть «Мана». — Его? — Адриан рассмеялся. — Они, наверно, были в совершенном отчаянии — я говорю это, не желая оскорбить Кристиана. Просто он явно не готов участвовать в таких сборищах. — Да, но… он очень решительно отверг их предложение. В чем суть этого тайного общества? — Та же, что и любого другого. Способ возвыситься в собственных глазах. Всем нравится чувствовать себя особенными. Раз ты входишь в элитную группу — значит, ты такой и есть. — Но ты не участвуешь в этом? — Зачем? Я и так знаю, что я особенный. — Джесси и Ральф говорили, что королевские особи должны держаться вместе из-за всей этой полемики, которая сейчас происходит, — об участии в сражениях, стражах и всем таком прочем. Вроде бы они могут как-то противостоять этому. — Не в этом возрасте, — хмыкнул Адриан. — В основном пока они могут лишь болтать языком. Становясь старше, члены «Маны» иногда заключают сделки в интересах друг друга и по-прежнему тайно встречаются. — Что же тогда? Они просто тусуются, чтобы поговорить и послушать самих себя? Он принял задумчивый вид. — Ну да, конечно, они много времени на это тратят. Но я имею в виду, что, когда такие маленькие отделения где-нибудь образуются, обычно они всегда хотят делать что-то особенное и непременно втайне. У каждой группы это что-то свое. Значит, и у этой, скорее всего, есть свой тайный план или замысел. План или замысел. Мне это не нравилось. В особенности учитывая, что тут замешаны Ральф и Джесси. — Для того, кто не входил в такую группу, ты поразительно много знаешь. — Мой папа входил. Много об этом он никогда не рассказывает — тайна есть тайна, — но я умею ловить сигналы. И потом, я кое-что слышал в школе. Я прислонилась к стене. Часы показывали, что уроки вот-вот кончатся. — Ты слышал что-нибудь о том, что они избивают людей? Я знаю, по крайней мере, четырех мороев, которых прилично отделали. И они молчат об этом. — Что за морои? Некоролевские? — Как раз королевские. — Это не имеет смысла. Вся суть таких элитных королевских групп в том, что они собираются вместе, чтобы защитить себя от перемен. Хотя, может, они преследуют тех королевских, кто отказывается присоединиться к ним или поддерживает некоролевских. — Может быть. Но один из них брат Джесси, а Джесси, по-моему, среди основателей. Он воспринял бы это как выпад. И потом, Кристиану они ничего не сделали, когда он отказался. Адриан развел руками. — Даже я не знаю всего, и, как я уже сказал, у этой группы наверняка есть свой собственный план, который они держат в секрете. — Я разочарованно вздохнула, и он с любопытством посмотрел на меня. — Тебе-то какое до всего этого дело? — Потому что это неправильно. Те избитые, которых я видела, были в плохой форме. Если какая-то группа расхаживает тут и набрасывается на неугодных, их необходимо остановить. Адриан засмеялся и поиграл прядью моих волос. — Ты не можешь спасти всех, хотя постоянно пытаешься. Бог знает почему. — Я просто хочу делать то, что правильно. — Вспомнив замечание Дмитрия о вестернах, я не смогла сдержать улыбку. — Считаю своим долгом бороться с несправедливостью всякий раз, когда сталкиваюсь с ней. — Самое безумное, маленькая дампирка, что ты говоришь то, что действительно думаешь. Я вижу это по твоей ауре. — Что ты хочешь сказать — она больше не черная? — Нет… все еще темная, определенно. Но в ней есть немного света, такие золотистые прожилки. Как солнечный свет. — Может, твоя теория о том, что я перехватываю ее у Лиссы, и неверна. Я изо всех сил старалась не думать о том, что недавно узнала об Анне, — от одного упоминания об этом все страхи ожили снова. Безумие. Самоубийство. — Как сказать. Когда ты в последний раз видела ее? Я слегка стукнула его. — Ты на самом деле понятия не имеешь, ты придумал это, пока мы шли. Он схватил меня за запястье и притянул к себе. — Вот как ты обычно действуешь! Вопреки собственному желанию, я улыбнулась. С такого близкого расстояния я в полной мере могла оценить, насколько красивы его зеленые глаза. Хотя я постоянно насмехалась над ним, следовало признать, что и в целом он очень хорош собой. В том, как его теплые пальцы стискивали мое запястье, было что-то сексуальное. Вспомнив слова Дейдры, я попыталась оценить, какие чувства он у меня вызывает. Если забыть о предостережении королевы, Адриан был парень формально доступный. Тянуло ли меня к нему? Почувствовала ли я в душе трепет? Ответ — нет. Нет — в том смысле, как это происходило с Дмитрием. По-своему Адриан был сексуален, но меня не тянуло к нему так неудержимо, так неистово, как к Дмитрию. И все потому, что Адриан доступен? Права ли Дейдра, утверждая, что я сознательно стремлюсь к отношениям, которые в принципе невозможны? — Знаешь, — заговорил он, прервав мои размышления, — в любых других обстоятельствах ты бы загорелась. Вместо этого ты изучаешь меня, словно какой-то привлекательный научный объект. В точности так оно и было. — Почему ты никогда не используешь ко мне принуждение? — спросила я. — Я не о том, чтобы помешать мне стукнуть тебя. — Потому что в огромной степени ты интересна именно тем, что тебя так трудно добиться. Меня охватила новая идея. — Сделай это. — Сделать что? — Используй ко мне принуждение. — Что? Адриан был в шоке — редкая для него ситуация. — Используй принуждение, пробуди желание поцеловать тебя… но сначала пообещай, что на самом деле никакого поцелуя не будет. — Это очень странно — а когда я говорю про что-то «странно», ты знаешь, это серьезно. — Пожалуйста. Он вздохнул и сфокусировал на мне взгляд. Возникло такое чувство, словно тонешь, тонешь в зеленом море. В мире не осталось ничего, кроме этих глаз. — Я хочу поцеловать тебя, Роза, — негромко произнес он. — И хочу, чтобы ты тоже захотела поцеловать меня. Его губы, руки, запах внезапно завладели мною. Меня охватил жар. Каждой частичкой своего существа я жаждала его поцеловать. Ничего в жизни я не хотела сильнее, чем этого поцелуя. Я вскинула голову, он наклонился. Я практически чувствовала вкус его губ. — Хочешь? — нежным, как бархат, голосом спросил он. — Хочешь поцеловать меня? Еще бы! Все вокруг расплылось, только его губы были в фокусе. — Да, — ответила я. Он наклонился так низко, что я чувствовала его дыхание. Мы были так близки, так близки… и потом… Он остановился. — Ну вот, дело сделано. Он отступил на шаг. Я мгновенно вынырнула из призрачного тумана: желание покинуло тело. Однако я кое-что обнаружила. Находясь под принуждением, я определенно хотела, чтобы Адриан поцеловал меня. Тем не менее даже под принуждением это не было то электризующее, всепоглощающее чувство, которое я испытывала с Дмитрием; чувство, будто мы — единое целое и связаны силами, несравненно более могучими, чем мы сами. С Адрианом это было как-то… механически. Дейдра ошибалась. Если бы мое влечение к Дмитрию было просто некоторой подсознательной реакцией, тогда оно было бы таким же поверхностным, как вынужденное влечение к Адриану. Тем не менее между тем и другим существовала огромная разница. С Дмитрием это была любовь, а не просто фокус сознания. — Хммм, — сказала я. — Хммм? — спросил Адриан, удивленно разглядывая меня. — Хммм… Это третье «хммм» не было произнесено ни одним из нас. Бросив взгляд в глубину коридора, я увидела наблюдающего за нами Кристиана. Я оторвалась от Адриана, и тут зазвонил звонок. Ученики хлынули из классов и заполнили коридор. — Наконец-то я могу увидеться с Лиссой, — радостно сказал Адриан. — Роза, сходишь со мной к «кормильцам»? — ровным голосом спросил Кристиан. Выражение его лица расшифровать не удавалось. — Сегодня я свободна от обязанностей твоего стража. — Ну да… У тебя такая очаровательная компания, как же я не заметил? Я попрощалась с Адрианом и вместе с Кристианом пошла через кафетерий. — Что происходит? — спросила я. — Это ты объясни мне. Ты была на грани того, чтобы закрутить роман с Адрианом. — Это был эксперимент. Как часть моей терапии. — Какого черта? Ничего себе терапия! Когда мы дошли до помещения «кормильцев», выяснилось, что, хотя Кристиан покинул класс чуть раньше срока, перед нами уже выстроилась очередь. — А ты-то что по этому поводу переживаешь? — спросила я. — Ты должен радоваться. Это означает, что он не ухлестывает за Лиссой. — Он запросто может ухлестывать за вами обеими. — Ты что, выступаешь в роли моего старшего брата? — Просто злюсь. В этот момент вошли Джесси и Ральф. — Ну, держи это про себя, а то наши добрые друзья услышат. Джесси, однако, было не до того, чтобы подслушивать; он вступил в спор со служащей, распределяющей мороев по «кормильцам». — У меня нет времени ждать, — заявил он. — Я очень тороплюсь. Она кивнула на очередь. — Они пришли раньше тебя. Джесси поймал ее взгляд и улыбнулся. — Можно же сделать исключение для меня. — Да, он очень спешит, — добавил Ральф таким тоном, какого я от него никогда прежде не слышала: спокойным, менее резким, чем обычно. — Просто впишите его имя первым в списке. Служащая выглядела так, словно приготовилась их отбрить, но потом на ее лице возникло растерянное, удивленное выражение. Она опустила взгляд на свой пюпитр и написала что-то. Когда спустя несколько мгновений она вскинула голову, взгляд у нее снова сделался ясный. Она нахмурилась. — Что я только что сделала? — Вписали меня первым, — ответил Джесси, кивнув на ее пюпитр. — Видите? Она испуганно перевела взгляд вниз. — Почему твое имя стоит первым? Ты же только что пришел? — Мы приходили раньше и зарегистрировались у вас. Вы сказали, все будет в порядке. Она в явном недоумении снова посмотрела на свои записи. Она не помнила, чтобы они приходили раньше — потому что они не приходили, — и, по-видимому, никак не могла сообразить, почему Джесси оказался первым в списке. Спустя мгновение она пожала плечами, должно быть решив, что над этим не стоит раздумывать. — Становись рядом с остальными, и я вызову тебя следующим. Когда Джесси и Ральф проходили мимо нас, я повернулась к ним. — Ты только что применил к ней принуждение, — прошипела я. На мгновение Джесси, казалось, запаниковал, потом его обычное самодовольство вернулось. — Скажешь тоже! Я просто убедил ее, вот и все. Собираешься наябедничать на меня? — О чем тут ябедничать? — усмехнулся Кристиан. — Это было худшее принуждение, которое я когда-либо видел. — Можно подумать, тебе приходилось видеть принуждение, — заметил Ральф. — И не раз, — ответил Кристиан. — От людей, гораздо симпатичнее вас. Конечно, может, поэтому у вас и не слишком хорошо получилось. Ральф, казалось, жестоко обиделся за то, что его не посчитали симпатичным, но Джесси просто ткнул его локтем в бок и двинулся дальше. — Забудь о нем. Он упустил свой шанс. — Шанс на… Я вспомнила, как Брендон прибег к слабенькому принуждению, пытаясь заставить меня поверить, что его синяки — это пустяк. Джил рассказывала, что Брет Озера действительно сумел убедить учительницу, что у него никаких синяков нет. И учительница, к большому удивлению Джил, больше не поднимала этого вопроса. Брет, видимо, использовал принуждение. Сознание словно озарило меня светом. Все объяснения были прямо тут, под рукой. Проблема, однако, состояла в том, что я пока не могла до конца распутать этот клубок. — Так вот в чем дело! Ваша идиотская «Мана», подталкивающая избивать людей. Это имеет какое-то отношение к принуждению… Я не понимала, как это все совмещается, но удивленное выражение на лице Джесси подсказало мне, что я на правильном пути, хотя он и сказал: — Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Я устремилась вперед практически вслепую, надеясь, что мне удастся разозлить его, и он брякнет, чего не следовало. — В чем суть? Ты обучаешь своих ребят делать маленькие трюки? А ведь ты всерьез ничего не знаешь о принуждении. Я видела принуждение, которое могло бы заставить тебя сделать стойку на кистях или выброситься из окна. — Мы знаем больше, чем ты в состоянии даже вообразить, — заявил Джесси. — И когда я выясню, кто разболтал… Он не успел закончить свою угрозу, потому что его вызвали к «кормилице». Они с Ральфом гордо удалились, и Кристиан тут же накинулся на меня с расспросами. — Что происходит? Что еще за «Мана»? Я торопливо пересказала ему объяснение Адриана. — Вот во что они хотели тебя втянуть. Видимо, они тайно практикуют принуждение. Адриан говорит, что эти группы всегда состоят из королевских, которые выдумывают дурацкий план, как контролировать ситуацию в сложные времена. Они, должно быть, решили, что принуждение — это и есть выход… Именно принуждение они имели в виду, когда говорили, что у них есть способы помочь тебе получить желаемое. Если бы они знали, насколько ты слаб в принуждении, то, скорее всего, и обращаться к тебе не стали бы. Он нахмурился, недовольный тем, что я напомнила, как однажды на лыжной базе он попытался — и потерпел неудачу — применить принуждение. — А при чем тут избиение людей? — Вот это загадка. Тут Кристиана вызвали к «кормилице», а я перестала обдумывать свои теории, отложив их до тех времен, пока получу больше информации и смогу что-то реально предпринять. — Опять Алиса? — спросила я, увидев, к кому нас направили. — Как это тебе всегда она достается? Специально просишь ее? — Нет, просто думаю, что некоторые специально отказываются от нее. Алиса, как всегда, встретила нас с радостью. — Роза… Ты все еще заботишься о нашей безопасности? — И всегда буду, если мне позволят. — Не слишком торопись, — предостерегла она меня. — Побереги силы. Тот, кто слишком жаждет сражаться с не-мертвыми, может оказаться среди них. Тогда мы никогда больше не увидим тебя, и это было бы очень печально. — Да, — сострил Кристиан. — Я каждую ночь плачу в подушку. Я с трудом сдержала желание пнуть его ногой. — Ну да, я не смогла бы бывать тут, если бы стала стригоем, но все же надеюсь умереть обычной смертью. Тогда я смогу посещать вас в виде призрака. «Как грустно, — подумала я. — Шучу над тем, что совсем недавно так меня тревожило». Алиса, однако, не нашла в моих словах ничего забавного и покачала головой. — Нет, не сможешь. Тебя не пропустит магическая защита. — Магическая защита не пропускает только стригоев, — напомнила я. Рассеянное выражение ее лица сменилось вызывающим. — Магические защитные кольца пропускают только живых. Мертвых или не-мертвых — нет. — Ну что, получила? — сказал Кристиан. — Защита пропускает призраков, — сказала я. — Я видела их. Учитывая умственную неуравновешенность Алисы, я была не против поболтать с ней. Фактически это действовало освежающе — поговорить на столь животрепещущую тему с тем, кто не будет осуждать меня. Вдобавок сейчас она рассуждала вполне здраво. — Если ты видела призраков, тогда мы не в безопасности. — Я уже говорила в прошлый раз, что защита у нас на высоте. — Может, кто-то допустил ошибку, — по-прежнему вполне вразумительно возразила она. — Может, кто-то упустил что-то. Защитные кольца магические. Магия живая. Призраки не могут пересекать их по той же причине, что и стригои. Они неживые. Если ты видела призрака, кольца потеряли силу. — Она помолчала. — Или ты не в своем уме. Кристиан громко расхохотался. — Прямо в точку, Роза. — Я стрельнула в него сердитым взглядом. Он улыбнулся Алисе. — В защиту Розы, однако, должен сказать, что, по-моему, она права насчет защитных колец. Школа все время проверяет их. Есть только одно место, охраняемое лучше, чем мы, — королевский двор, и там и там полным-полно стражей. Не становитесь параноиком. Он принялся «кормиться», и я отвернулась. Глупость какая — прислушиваться к Алисе. Вряд ли она является достойным уважения источником информации, пусть даже давным-давно живет здесь. И все же… ее странная логика имела смысл. Если защитные кольца не пропускают стригоев, почему они должны пропускать призраков? Стригои — мертвецы, которые продолжают ходить по земле, но суть рассуждений Алисы такова: все они мертвы. Однако мы с Кристианом тоже правы: защитные кольца вокруг школы очень прочные. Чтобы их наложить, требуется много силы. Не все моройские дома могут позволить себе иметь магические защитные кольца, но такие места, как школа и королевский двор, поддерживают их с неослабевающим усердием. Королевский двор… Пока мы находились там, никакие призраки мне не являлись, хотя я все время пребывала в стрессовом состоянии. Если мои «видения» вызваны стрессом, то разве сам двор, и встречи с Виктором, и столкновение с королевой не должны были создать самую что ни на есть благоприятную почву для их появления? Тот факт, что я не видела там ничего, опровергал теорию посттравматического расстройства. Я не видела призраков, пока мы не приземлились в аэропорту Мартинвилля. Где нет защитных колец. Я едва не задохнулась. Двор окружен сильными защитными кольцами. Я не видела там призраков. Аэропорт, бывший частью человеческого мира, не имеет защитных колец, и там призраки донимали меня. На краткие мгновения я видела их и в самолете, который тоже не имел защиты, пока мы находились в воздухе. Я посмотрела на Алису и Кристиана. Они уже заканчивали. Может, она права? Действительно ли защитные кольца не должны пропускать призраков? И если да, что происходит со школой? Если защита не повреждена, я не должна видеть ничего — как при дворе. Если же защита разрушена, призраки должны осаждать меня — как в аэропорту. Получается, что Академия где-то посредине. Мои «видения» возникают лишь изредка. Бессмыслица какая-то. Одно у меня не вызывало сомнений: если со школьными защитными кольцами что-то не в порядке, то в опасности не только я.