So mote it be.

εστω

***

Холодный воздух шевелил голые, изогнутые в немом крике, ветки деревьев. Его монотонная, полная тоски песня разрушала гнетущую тишину, что окутала одиноко возвышающийся дворец. Внешне это величественное сооружение, впрочем, больше походило на Кёльнский собор: вытянутые, острые его силуэты пронзали серо-голубое небо. Строгие геометрические пропорции вычурно смотрелись на фоне опустевшей, скудной земли. Само изящество во плоти этой массивной, исполинской постройки контрастировало с немощными кустами цветов и ягод; они будто в ужасе преклонения, в подчинённом трепете опускались вниз, к самой почве. Всё увядало, жило в предвкушении Смерти. Тянулось к ней. О, мечтатель! Ты сродни этой стихии. Только тебе доступно понять очарование этой картины, холодной и тусклой, возвращающей нас туда, где вампиры пьют вино и кровь слишком наивных, чересчур живых, женщин. Именно таким, как они, до болезненного страха чувствительным личностям - никогда не полюбить это место; им остаётся только в исступлении ужаса замереть или сбежать, желая вовсе позабыть всё то, что довелось здесь увидеть. Хозяин этого места лишь тихо рассмеётся вслед убегающим, словно издеваясь над ними. Ведь смеяться над теми, кто всё равно вернётся сюда и упадет в его объятия в поисках покоя - сама его суть. Он - Танатос, он - Бог Смерти. А это  - его Дом, его родное пепелище, его Мория. Здесь правят Тёмные Боги. Их удел - творить своё искусство вечного умерщвления; окрашивать всё в чёрный, лишая цветущее и живое красок; отнимать время, останавливать механизмы души, заставляя ржавые шестерёнки, сквозь которые сыпется песок вечности, прекратить свой ход. Это не только суть каждого из них. Это — дух всей мрачной (для обывателя) Мории, где кружат в тихом вальсе опавшие листья с мёрзлым ветром, а солнечный свет тускло просачивается сквозь влажную дымку, стоящую над лесом. В этом храме Смерти, в её обители, мрачные жнецы с костлявыми длинными пальцами однажды поприветствуют и тебя; и каждого, чья жизнь - короче Вечности. Здесь, в Мории, где царит Тишина, ты найдёшь свой последний холодный поцелуй. Лишь шуршание веток и тихий звон погребальных колокольчиков на рясах верных служащих Смерти будут вторить слабому сиянию твоей души на этом первом и последнем свидании с самим Танатосом. Он ждёт тебя.   Тёмная, длинная фигура со струящимися чёрными волосами покоилась на краю мраморного «кольца», окружавшего вымерший сад. Привычную и столь горячо любимую ею идиллию тихого мрака разрушил звон лёгкой поступи; быстрые шаги,  крайне не характерные для обитателей этого места, выдавали в себе чужака. Скучающие жнецы повылезали из разных уголков поместья, словно любопытные мыши из своих нор, слыша этот задорный стук каблуков, разносившийся эхом по длинным коридорам дворца. «Чужаком» оказалась прекрасная девочка, совсем небольшого роста, с детскими и мягкими чертами лица. Стан её тела обрамляло лёгкое, струящееся белое платье. Прислужники Смерти узнали её. Не знавшие, чем себя занять (не работой же, конечно), они провожали длинноволосую белокурую девушку взглядами своих пустых глазниц. Разрушительница покоя, Богиня Весны Фрейя, заглядывала в каждую комнату и неустанно напевала себе что-то под нос. Она была чудеснейшим из созданий Абсолюта. Её голос, звенящий, как апрельская капель,  чарующей бодростью и лаской, так же, как и её любовь к жизни, могли пробудить даже мертвецов и вытащить из вечного уныния вестников смерти. Никто никогда не понимал, что так влекло её в столь ужасное и отвратительное место. Шаги стали быстрей - Божество наконец миновало каменную арку, что выходила прямо в опустевший сад. Наконец она смогла отыскать хозяина дворца, хотя сделать это было не так уж и легко, даже несмотря на то, что она успела полностью изучить это место. Теперь и её голос зазвенел, вторя стуку каблучков туфель: - Танатос! Вот ты где! - Девушка бежала в сторону Бога Смерти и крепко сжимала непонятное существо в руках. Жнецы, так и не нашедшие себе занятия лучше, потянулись за ней в сад. Работы у них было много: каждый день кто-то умирает, отчёты себя сами не пишут, но тяга к сплетням, подслушиванию и другим сравнительно этичным способам прогнать скуку у них явно была развита сильней, чем любовь к труду и выполнению обязанностей. Они прятали свои костлявые тела за каменными колоннами в надежде, что им удастся остаться незамеченными. Всем им хотелось понять, почему же Фрейя - такой частый гость в этих землях. Никто даже уже и не вспомнит, когда, как и почему Богиня впервые оказалась в здешних владениях. «Просто так вышло», - отвечал Танатос в своей обычной незаинтересованной манере. Слишком уж часто докучали ему вопросами другие, более юные божества или бездельники-жнецы. Хотя их интерес был полностью оправдан. Фрейя - одна из немногих, если не единственная, кому удалось так сильно сблизиться с отчуждённым Богом. Эта связь - удивительна для всех противоречивостью своего существования; никому, даже Первородным Богам, не понятно, что у этих двоих может быть общего. Учитывая, что Бога Смерти не прельщала ничья компания, никого не подпускал он так близко, ни с кем не желал оставаться так долго. Лишь Фрейя будто осторожно переступила через бескрайнюю ограду, которую выстроил Танатос. Завидовали ли другие Боги? Едва ли. Многим Великим он внушал неизмеримый ужас. Кто-то же и вовсе не хотел или даже не мог осознать и принять само существование Смерти. Лишь некоторые божества, в чьи ряды входил сам Бальдор, питали желание сблизиться с Тёмным Богом. Но их он отвергал уже сам. «Тягу к Смерти свойственно испытывать лишь тем, кто эту смерть может испытать», - смеялись над жалкими потугами Бальдора, Бога Жизни, другие Божества Мории. Но даже они, столь близкие по сущности, не могли достичь Танатоса. Поэтому связь Богини Весны с Божеством Смерти была не просто чудом, но и великой загадкой для скудных умов жнецов, каждый раз наблюдающих за их встречами и беседами. Наверное, сколько бы Танатос не отрицал существование каких-либо связей между собой и другими, возможность общаться с Фрейей была для него — чем-то ценным.   - Смотри! - «Цветущее» Божество с гордостью продемонстрировало странного оленеобразного зверя мужчине, сидевшему умиротворённо и вальяжно, ни на йоту не терявшего своего королевского величия. Животное, которое протянула Богиня, имело длинные, худые ножки, как у детёныша бэмби; крылья полупрозрачного зелёного цвета, отдалённо напоминающие стрекозьи, а на макушке его красовались два почти бычьих рога, ещё маленьких и аккуратных, не перевешивающих корпус тела, покрытого шёрсткой чудного пятнисто-зелёного окраса. Это была Дризула - редкое, но крайне живучее создание, что обитает в пустынных местностях почти в каждом измерении. Лицо Танатоса не дрогнуло в изумлении, он не бросился принимать дары Богини, его точёные, словно из мрамора, черты все до единой пребывали в мягком умиротворении. Он промолчал, но очень «говоряще» и «красноречиво». Словом, его этот жест совсем не тронул, а книга была слишком увлекательна, чтобы променять её на очевидные объяснения. Фрейя всё поняла, но попыток «поговорить как следует» не бросила, продолжая ласково, но с требовательной настойчивостью сверлить взглядом Бога. Танатос наконец отложил книгу, скрестил руки и устало окинул взглядом Божество Весны. - Ему здесь не суждено выжить. Как, впрочем, и всем остальным. Ты вторгаешься в цикл жизни и мешаешь им умереть так, как было предначертано. Возникает вопрос: зачем? - Танатос перевёл взгляд на дрожащее от ужаса существо. Одного его тяжёлого взора было достаточно, чтобы хрупкое, едва успевшее встать на ноги создание почувствовало трепет и близость к концу. Бог не решался прикоснуться к Дризуле. Одного его прикосновения хватит, чтобы лишить живое жизни. Так бывало, и не раз, даже когда он принимал человеческий облик; а то ведь были существа куда сильнее, чем новорожденная душа и тельце жеребёнка. Глубоко задумавшись, Танатос поправил чёрные как смоль волосы, пряди которых упали на его белое утончённое лицо. Секунда, две -  и глаза цвета гагата снова взирают на Фрейю непроницаемой чудовищной тьмой. Но её это, конечно, не смущает. -Не узнаем, если не попробуем, ведь так? Я буду приходить снова и снова, приносить тебе сюда любую флору и фауну в надежде, что однажды ты сможешь вырастить и полюбить хотя бы один мой дар. - Светловолосая девушка мягкой нежно-розовой ладошкой погладила по голове зверька и прижала его к своей груди. - Они нуждаются в любви не меньше тебя. Знаешь... Всем нужен кто-то, кто будет просто рядом. - Фрейя улыбнулась и опустила Дризулу вниз, ставя на дрожащие ножки. - Ты тоже рядом, жестокая Богиня, - промолвил Бог ядовито и тихо, растягивая на своём лице хищную ухмылку. - Без всяких сомнений, я рядом. Но по-другому. Я же не могу находиться с тобой всегда. Или зависеть от тебя. - Да? А вот жнецы так, кажется, не думают. Говорят, что ты только и делаешь, что ошиваешься тут без дела. - с насмешкой, но беззлобно, отчего подслушивающим прислужникам снова стало не по себе, произнёс Бог. Он знал, что за ними наблюдают, и не думал этого скрывать: медленно переводя взгляд с Фрейи, он посмотрел ровно туда, где безуспешно прятались скелеты в потрёпанных черных одеяниях. — Если ты не видишь, что я занимаюсь делами, то это ещё не значит, что я ими не занимаюсь. – Наигранно обиженный тон голоса и надутые щёки придавали ей ещё больше схожести с маленьким ребёнком. На фоне Танатоса  - нет, всей Мории - она смотрелась странно, словно заблудившееся в лесу дитя, не дошедшее до уютного и тёплого родительского дома. И всё-таки они принадлежали абсолютно разным мирам.   Её слова отчасти были правдой. Фрейя - чрезвычайно трудолюбива для Первородного Бога. Для них существовать - уже означает выполнять свои главные обязанности. Но Богиня Весны не довольствуется этим. Ах, как богато озеленяет она миры! С каким трепетом, с какой нежностью она даёт жизнь всему, что прежде было лишь пустым куском материи. Кажется, что лень - неведомое ей слово. Даже к мольбам смертных она так благосклонна и учтива, что иной раз приходит к ним решить проблему, пусть даже не одну; никогда её это не разгневает. «Отдых» - знакомое ей слово, но и он у неё активный. Фрейя уж даже было хотела добавить, что её частое нахождение в Мории, то, что многие назвали бы «развлечением» - тоже своего рода занятие, причём не из самых легких, но отвлеклась, лишая прислужников Смерти возможности хотя бы немного приблизиться к тайне их необычной дружбы. – О! Та самая да? - Её внимание полностью привлёк весомый, на первый взгляд неподъёмный томик, — Наблюдаешь, как пишется история человеческих жизней? — Богиня аккуратно потянулась к книге, и Танатос услужливо передал её Богине в руки. Девушка, медленно листая страницы, открыла разворот посередине. Пожелтевшие страницы беспрерывно наполнялись чернильными буквами, почти мгновенно сменяя друг друга; будто не было и не существует одного текста, но есть бесконечная вереница «всех других». Для существ всего Абсолюта, за исключением одних только Первородных Богов, читать эту книгу представлялось невозможным. Это не просто обыденное чтение. Для этого занятия нужно быть вне времени и пространства; читать не «здесь» и «сейчас» историю с линейным повествованием об одном или, может, о нескольких героях, но обо всех когда-либо живущих существах на Земле. Одновременно. Такой мета-уровень сознания доступен только Первородным Богам. Человек, даже если бы мог увидеть появляющиеся строки, не выдержал бы такого потока информации, обезумев бы тотчас, а расы, стоящие выше него, просто бы ничего не поняли. Однако Фрейя внимательно вчитывалась в появляющиеся и исчезающие со скоростью света строки. Глаза её наполнились пониманием, и, соглашаясь с собственными мыслями, она кивнула: - Время никогда не стоит на месте, даже если ты этого очень сильно захочешь. Танатос посмотрел на Фрейю исподлобья с нескрываемой улыбкой. - Спорим, что я сумею его остановить? - Ну, что ж, с удовольствием понаблюдаю за таким наилюбопытнейшим событием. Кому, как не тебе играть с жизнью, даже если речь обо всем Абсолюте?     Вопрос был риторическим. Они оба это знали. Фрейя широко улыбнулась. Она поняла намек самой Смерти, но вместо того, чтобы бежать в ужасе к своим братьям и сёстрам предупреждать их об опасной идее Танатоса, она загорелась энтузиазмом; её человеческий облик это выдавал: румянец запылал на щеках сильнее, в глазах появилась азартная искорка. Жизнь Первородных проста, но оттого  - бескрайне скучна. Творить гармонию не так уж сложно: существуй себе, наблюдай за тем, что происходит «ниже». Ну или просто не мешай естественному ходу событий в мире. Как тут не сойти с ума от скуки? Как не поддаться соблазну утаить от всех единственное, что может нарушить осточертевший покой?   Бог Смерти снова взглянул на подарок Весны, протянув к нему худую руку. Зверёк сначала попятился назад, но потом, хоть и неуверенно, передумал и потянулся вперёд, навстречу холодной белой руке мужчины. Танатос провёл ладонью по зеленой шёрстке жеребёнка. Мягкая, ещё живая плоть, слабое тёплое дыхание... Мог ли он привыкнуть к этим ощущениям? Никто не знает. А виновница этой неловкой сцены тем временем уже рассматривала засохшие кусты, которые когда-то были посажены ею. Она задумчиво гладила лепестки кустовой розы , скукожившееся и мёртвые. - Хм, что-то ничего эльфийское у тебя не приживается. Может, почва слишком сухая?.. - бормотала девушка себе под нос. Танатос, услышав это, тяжело вздохнул. Разумеется, дело было совершенно не в состоянии почвы. Что-либо живое по своему определению не может существовать во владениях самого Повелителя Смерти. Неужели это недостаточно говорящее название? - У дворфов есть одно занятное растение... Точно! - Фрейя взмахнула рукой, и в то же мгновение в её руках появился синий саженец. - Дризулы их едят, - Богиня резко повернула голову, обращаясь к Танатосу, и локоны её белых волос рассыпались в воздухе причудливо и мило, - Такие растения способны вырасти даже в условиях самой жестокой засухи. Для возвышенных эльфийских цветов, это настоящие сорняки, но... - Фрейя посмотрела на уже усохший кустарник, последний из её даров, - Тебе бояться точно нечего. В её голосе не читалось и капли сожаления о погибших цветах; наоборот, принимаясь сажать толстый и прямой побег степного растения, она чуть слышно посмеялась. Мягкая улыбка не сходила с её уст. Танатос посмотрел в сторону зверька, вопросительно приподняв бровь. Он ничего не сказал, но знал, что маленькая Дризула его поймёт. «Вот, посмотри на Фрейю: ничему её не учит опыт. Может, сбежишь, пока есть возможность?» - Вот, готово! Теперь у твоего питомца будет, чем полакомиться. Эти растения захватывают территорию быстрее, чем меняется власть в Абэсселе. - уверенно, с восторженным энтузиазмом произнесла Фрейя. - Удобрять можно костями. Этого добра у тебя навалом! - Девочка игриво подмигнула Танатосу, а стоящие неподалеку Жнецы инстинктивно попятились назад, к замку, ведь это их могли иметь в виду. Это растение действительно удивительно быстро начало разрастаться по всему саду. Не успела Фрейя посадить первый саженец, как голубые ростки уже были практически везде и соединялись стеблями по земле, как паутина. Дризула, пошатываясь, с осторожностью подступился к цветам, начал было принюхиваться, но видимо, внемля своим инстинктам, недоверчиво посмотрел на Богиню. Фрея, понимая его опасения, лишь широко улыбнулась. Протянув руки в сторону, она приглашала животное на своеобразный пир. Танатос, кажется, не оценил это представление: закатил глаза и опять тяжело и утомленно вздохнул. Но Фрейя знала, что сейчас на его лице можно было заметить лёгкую тень улыбки. - Дашь ему имя? - Фрейя, подтверждая свою репутацию любопытного и игривого, но при этом крайне обаятельного и милого Бога, завела руки за спину и вопросительно наклонила голову. - Если сможет прожить тут хотя бы три человеческих дня - обязательно дам. Но пока не вижу смысла привязываться к будущему удобрению для твоих растений. - ехидно заметил Бог. Фрейя слегка нахмурила брови, Танатос заметил это, но извиняться не стал. Только выдавил из себя одну из своих мерзких - так судили о ней другие Боги - ухмылок. - Ладно. Хорошо. Прошу, - Её ясно-голубые глаза с надеждой посмотрели на маленькое существо, - Постарайся приложить максимум усилий! Со стороны может показаться, что Богиня Весны - бесконечно упрямая, очень глупая или попросту невероятно жестокая. Но это не так. Фрейя понимает, что все её «дары» останутся на этой земле навсегда, и скорее всего «живыми» она больше их не увидит. Но чувство, что мотивировало её на эти поступки, было сильней. И сдаться она не могла. И вряд ли когда-нибудь сможет. - Ах Фрейя, ты так юна, весела и свободна. Это всё потому, что ты, жестокая Богиня, никого не любишь. - Ты ошибаешься, одинокий Бог. Я всех люблю, - тихо пролепетала Фрейя. Она не отрываясь разглядывала синюю «паутинку» на земле, которую только что вырастила. Танатос снова взял в руки книгу судеб, но не сразу приступил к чтению, на мгновение подняв взгляд на белый силуэт. - Так я об этом и говорю. Никто для тебя не особенный. - Бог Смерти попытался выдавить очередную ухмылку, но в этот раз получилось как-то криво. Фрейя не стала ничего отвечать на это тихое недовольное бормотание Бога, но еле слышно рассмеялась. Она подняла руку, потянулась туда - к пасмурному небу Мории, будто снимая что-то с невидимой полки. Из воздуха вдруг появилась золотая лейка, украшенная лозой из переливающихся камней. Богиня закружилась с этой лейкой в танце, одаривая сухую почву чистейшей водой. Кружилась она так легко, так невесомо и грациозно, что даже Жнецы, смутно представляющие себе значение слова «эстетика», вновь вылезли из-за колонн, чтобы с неприкрытым восхищением полюбоваться на воздушную белую фигуру, похожую в своём танце на порхающую бабочку. Но в один момент танец прекратился -  только с золотистой лейки продолжали неспешно стекать капли воды, отбивая ритм самой природы и их минувшего веселья. Фрейя резко, с присущим ей задором, развернулась к Божеству. - Просто все - самые особенные. Не только для меня. Для себя, для других, для своего мира, для всего-всего Абсолюта. Я это... Всем своим существом чувствую! - уверенно сказала Фрейя и показала указательным пальцем на область груди. По всей видимости, именно там должно находится «нутро».   Танатосу было нечего на это ответить. Его «нутро» — молчало. Ничего такого он чувствовать не мог; или мог, но в таком случае, очень тщательно скрывал от себя такую способность. Чувство такой любви не было ему знакомо, но нельзя сказать, что он презирал всё сущее в Абсолюте. Танатос любовался миром, но его чувства и видение - не та красота, которой каждый может проникнуться. От того он и одинок. Его суть — любить и принимать то, от чего отказались другие. Его суть - быть честным. Он с материнской нежностью вынашивает то, что любой смертный назовёт неприкосновенным ужасом. Несмотря на то, что затем этот же смертный украдкой, изменяя своим земным Богам, преклонив колени обратится к алтарю ужаса, как к своему единственному спасению. То, чего втайне боится любое живое существо, то, что отвергает их плоть и кровь, лежит в основе, в самой Сути этого Бога. Он - лик загадки, счастья, которое невозможно осознать, будучи физически материальным. Он и ужас, и желанный покой, и недостижимое, и необратимое. Так много противоречивых чувств испытывают живущие и уже умершие по отношению к великолепному лику Смерти. Он прерывал муки тягостной судьбы и одаривал печальной разлукой самых жизнелюбивых. В его распростёртые объятия падали, падают и будут падать все до единого. Он тот, кто войдёт в каждую дверь; поприветствует каждого в конце пути, назначенного Фортуной. И ему совершенно не важно — дверь это бедняка или принца, старого или младенца, юноши или девушки. Смерть отнимет дар Жизни у любого, заставляя мир совершать очередной оборот, снова и снова переписывая Книгу Судеб. Независимо от чьей-либо воли. Но было ли у Бога собственное желание? Были ли мысли, что тяготили его существование или наоборот поддерживали желание и необходимость быть здесь, в потоке Абсолюта? Ведь вести подобную жизнь так уныло! Всё сменяет друг друга — это верно, но эпохи однообразны, отличия незначительны, особенно когда смотришь с пьедестала Бога. Становится скучно, смертельно скучно! И даже самое могущественное существо во всей Вселенной ощутит тягость такого бытия. Остановить этот бесконечный круговорот событий, победить само время, уничтожить всё сущее, и вместе с ним - эту тягостную презренную скуку... Невозможная, страшная мысль, даже для Богов, даже для самой Спенты. Это — запретный плод Танатоса. Его единственное желание. И единственное, на что он неспособен. Он — часть этого потока, этой гармонии, он вышел из этих истоков, как из утробы любящего родителя. И был слаб перед его властной рукой, несмотря на повстанческие мысли. Даже если он сумеет привести к концу существования всех Первородных Богов, включая себя, это не изменит существование времени. Миры обрушатся, как карточные домики, но это не будет Концом всех концов -  разве что небольшим периодом беспорядка и хаоса. Рано или поздно появятся другие Божества, система вновь возродится, Спента запустит свой механизм... Но нет ничего совершенного. Для всего существует своя уязвимость. «Убить» время можно, но только лишь одним путём: найти что-то, равное по силе любому Первородному Богу, но не содержащее их сути — гармонии, дара самой Спенты. Кровь в «сосуде» Танатоса вскипела. Мелкая дрожь прошла по его телу. Никогда ещё он не был так взбудоражен. Теперь для него уничтожение Абсолюта — как решение загадки, занимательный паззл с недостающей деталью. Это цель? Мечта? Развлечение? Не только. Истинное предназначение? Очень на это похоже. Будто специально он так долго искал слабые места в системе, чтобы доказать её некомпетентность. Смерть — вновь возвысится над слабыми, ничтожными «живыми», но уже в необъятных масштабах. Смерть сможет посмеяться даже в лицо самого Времени. Смерть — всегда будет праздновать свою победу, торжественно ликуя. Фрейя, сидевшая в просторной белой беседке, казалась ещё меньше. С одной стороны их окружала виноградная лоза, взбиравшаяся по колоннам лёгкой постройки; с другой — пышнились яркие кусты жёлтых роз. В воздухе витал аромат ягодного чая, смешиваясь с весенними запахами цветения. Лучи солнца мягко пробивались сквозь нависшую над верхом беседки листву. Фрейя любовалась магической безделушкой, которую собиралась отнести к смертным - маленьким флаконом с вечно цветущими васильками внутри. Кажется, помимо незамысловатой, но красивой «оболочки», в нём была какая-то сила. Это был своего рода артефакт, который способен избавить хозяина от неурожая. Богиня Весны приподняла стеклянный флакон, чтобы внимательнее посмотреть на своё небольшое творение в лучах солнца, но увидела через стекло отражение чёрной длинной тени. Девушка отвела взгляд голубых глаз чуть левее и на несколько секунд замерла от неожиданности увиденного. Танатос смотрел на неё пронзительным взглядом и довольной, если не сказать «самодовольной», улыбкой. Он явился сюда не просто так. Бог Смерти потратил много времени, чтобы создать шестерёнку, что приведёт его план в действие и остановит надоедливо тикающие Часы Вселенной. А Богиня Весны была единственной, перед кем можно было бы открыто похвалиться проделанной работой. Его белые длинные руки поддерживали тело маленького, на вид трёхлетнего ребенка. У него были горящие золотом глаза и такого же благородного цвета мягкие кудри. Богиня опешила, но решилась задать вопрос, который бы в момент прояснил, как же далеко всё зашло. Она мягко улыбнулась и спросила: -У него есть имя? Это был почти шёпот. Она будто боялась спугнуть саму тишину, которая так редко появляется в её землях. -Слаанеш, - Танатос аккуратно спустил мальчика с рук на землю. - Поприветствуй нового Бога. Он встретил не гибель, но своё рождение в объятиях Смерти.