"Вот почему мы перенесли тебя сюда: ты нам нужен. Ты единственный человек, способный совладать с Солнцем и не обратиться в жалкую горсточку золы. Мы хотим, чтобы ты играл Солнцем, как мячом, - Солнцем и звездами, и всем, что увидишь по пути на Марс."
В последний день перед отъездом Саня выехал из города и по бездорожью отправился на север, к знакомой горной гряде. Зелёная, укрытая кислородным куполом Карима осталась за спиной, а впереди, насколько хватало глаз, простиралась безжизненная красная пустыня, без следов человеческого присутствия. Карима была одним из первых городов Марсианского кольца, опоясывающего планету по линии экватора. Как и многие другие, она началась с небольшой укрепленной станции в окружении теплиц и посадочных площадок и за многие года разрослась почти на сорок квадратных километров. Как город, она была вполне обычной и малопримечательной, но представляла исключительную ценность в качестве перевалочного пункта. К северу от Каримы находился Арес-6, второй по величине марсианский космодром, а к Югу, в сотне километров – хаос Авроры. Научный городок из лабораторий и исследовательских институтов, разбитый у его границ почти сотню лет назад, уже грозил превратиться в научный мегаполис. У него была своя история и инфраструктура, свои традиции, парки и рекреации. К хаосу Саня не поехал. Вместо этого он направил свой верный вездеходный багги через пустыню к горной гряде, за которой можно было бы устроить привал. На свободном сиденье лежала походная сумка с ноутбуком, термосом, и единственной книгой, подходящей для гордого одиночества среди красных песков. О Марсе писали книги ещё до того, как на него впервые ступила нога человека, писали и после, но единицы хоть на йоту приближались к тому, чтобы облечь в слова те неповторимые, неописуемые эмоции, которые Марс вызывал и у тех, кто прожил на нём всю жизнь, и у тех, кто видел его впервые. Саня бы очень хотел писать про Марс. Про синеватый иней на песке, про длинные глубокие каньоны, которые взрезают пустыню и тёмными лентами уходят за горизонт, про пылевые бури, которые гуляют по планете как хозяева, и про упрямство, с которым люди сажают деревья в сухую, неласковую почву и надевают на бога войны цветующий венок из своих поселений. Карима – виноградная лоза, Бистан-Альтифа – яблоневый сад, Альнакхиль – финиковая пальма и так далее, до тех пор, пока круг не замкнётся, в знак того, что человечество ничего не ценит выше мира. Саня хотел бы, но Саня не умеет, и не знает, как научиться. Когда Саня остановил багги и вылез, чувствуя, как ноги по щиколотку окутывает облачко песчаной пыли, солнце как раз зависло над горизонтом. Всё правильно – он выехал незадолго после полудня, а закаты в это время ранние. Когда он вернётся будет уже совсем темно. Он нашёл каменный выступ, с которого удобно было наблюдать закат, расстелил куртку, кинул на неё сумку и уселся сам. С минуту наслаждался тихим шелестом песка и далёкими отзвуками ветра, потом достал из сумки книгу и ласково погладил её по тиснёной обложке. Томас Вулф. «О скитаньях вечных и о земле». "В дыхании Марса ощущаешь запах корицы и холодных пряных ветров, тех ветров, что вздымают летучую пыль и омывают нетленные кости, и приносят пыльцу давным-давно отцветших цветов..." Эти строчки он перечитывал уже, наверное, в сотый раз, и всё равно испытывал восхищённый трепет. Весь его путь к писательской карьере начался с Томаса Вулфа, с этой книги - Путь, ни много, ни мало, а длиною в жизнь, путь ещё до конца не пройденный. В семнадцать он публиковал рассказы, в девятнадцать заканчивал свой первый роман, в двадцать нашёл толкового редактора. В двадцать два почти год снимал квартиру в одной венерианской столице и писал по десять страниц в день. В двадцать пять чуть было не женился, в двадцать шесть продал с аукциона права на экранизацию первой книги, и обеспечил родителям безбедную старость. На рубеже тридцатилетия он издал четвёртый по счёту и самый лучший свой роман «Серебряная окантовка», в котором, оставив попытки заглянуть в завтрашний день или вспомнить вчерашний, он писал о том, что происходит здесь и сейчас. Роман снискал бешеный успех, но был запрещён к печати в двадцати странах, а правительству России, которой, несмотря на арабское название, принадлежала Карима, на совете федераций мягко порекомендовали сослать товарища писателя куда-нибудь, где он не будет создавать проблем. На время, разумеется. Пока шум, вызванный «Серебряной окантовкой» не уляжется. И никаких тюрем, Боже упаси, вы же не хотите сделать из него мученика? Какой-нибудь дальний рубеж, может быть даже спутниковое месторождение, куда даже электронные письма идут несколько дней. У вас как раз есть такое на примете? Вот и славно. - Знаешь, - говорил Санин редактор, в попытке его ободрить, - Может это даже и к лучшему. Отдохнёшь, соберёшься с мыслями. Да и кто знает, вдруг найдёшь там хороший материал для следующей книги? О рубежах не так уж много пишут. - Буду отправлять запросы на твоё возвращение каждый месяц, - говорил Санин адвокат, с воодушевлением, которого предмет разговора совершенно не заслуживал, - В конце концов так их заебу, что тебя отпустят. А ты пока это… Отдохни, не знаю. Книжку новую попиши. Только не как в прошлый раз, Бога ради. Выезд в пустыню накануне отправки Сане разрешили просто потому, что деваться оттуда было особо некуда. Топлива в багги едва ли хватало на сто километров, до соседнего города он бы просто не доехал, да и зачем. К тому же имел место приказ уважать тонкую душевную организацию творца. Когда читать стало слишком темно, Саня включил переносную лампу и читал до тех пор, пока часы не мигнули оповещением о том, что пора бы домой. Он сам поставил это оповещение, зная, что может засидеться допоздна, но почувствовал раздражение, как всегда, когда его отрывали от хорошей книги. Чтобы не слушать собственные невесёлые мысли, на обратном пути он заткнул уши наушниками. До отлёта оставалось двенадцать часов. *** С Марса прямым рейсом его отправили на Венеру. Сойдя с корабля, Саня поморщился не столько от перепада силы тяжести, сколько из-за красочных воспоминаний. Он провёл год в одной венерианской столице, упиваясь успехом и молодостью, после чего ещё год мотался по врачам, поправляя здоровье, и почти окончательно бросил пить. Под впечатлением того безумного года он написал не самый популярный у обывателей, но высоко оценённый критиками роман «Вторая эпоха джаза», в котором то и дело ссылался на Фитцджеральда. Венерианский космодром был похож на любой другой, но даже здесь, среди пиццерий и магазинов духов, чувствовался едкий запах, убрать который не удавалось даже самым лучшим фильтрам воздуха. Местные его почти не замечали, многие даже находили в этом особый шарм - запах Венеры сравнивали с запахом виски вместе с запахом машинного масла. Атмосфера вечной мастерской чувствовалась здесь на каждом шагу. Через шумную, наполненную людьми и рекламой пассажирскую часть космодрома (Саня нацепил очки без диоптрий и натянул капюшон пониже - ему было не до встреч с фанатами) его провели в грузовую. Здесь было гораздо тише, а люди вокруг были если не в военной форме, то в разномастных костюмах перевозчиков, с разномастными эмблемами. Санины сопровождающие шли быстрым шагом, и он не успевал толком смотреть по сторонам. Его сдали с рук на руки флегматичному, даже немного сонному мужику в куртке работника месторождений. Форменная нашивка представляла собой кружок определённого цвета, обозначающий планету или астероид, в середине кружка помещался флаг страны-работодателя, а под ним – идентификационный номер работника. Саня уже видел такие: у Ареса-6 всегда тусовались парни и девчонки с родным триколором в красном круге, но Меркурианскую нашивку, серую со всполохами голубого и жёлтого, он видел впервые. Мужика звали Серёгой. Работал он не на самом месторождении, а на космической станции, которая кружила вокруг Меркурия и представляла собой КПП для поступающих на планету или покидающих её ресурсов. Саню ему дали в довес, вместе с партией воды, семян, полуфабрикатов и ещё каких-то бытовых мелочей. - Обычно интереснее, - заметил Серёга, - Детали всякие там, органика какая-то под стеклом, и здоровыми буквами «НЕ ВСКРЫВАТЬ». Антиматерию один раз возил, было дело. Пассажирская каюта в шаттле была одна и совсем небольшая, чтобы не отнимать место у груза, зато очень уютная и обжитая. Было видно, что шаттлом часто пользуются. Была здесь и двухъярусная кровать, и хитро встроенная в стену книжная полка, и сумка, набитая разными проводами и наушниками. Мини-холодильник, судя по накинутой на него клеёнке, представлял из себя ещё и стол. Саня устало опустился на нижнюю кровать (на верхней уже лежали чужие вещи) и попытался разобраться в бумагах, которые ему выдали сопровождающие, прежде чем сдать с рук на руки Серёге. - На Меркурии сеть нестабильная, - пояснил тогда сопровождающий, - Мы электронки отправили, но вот, на всякий случай, бумажная версия. Здесь были два разрешения на въезд, сначала в Меркурианское пространство, а потом и на территорию государственного месторождения. Были сканы Саниных документов, был (в мягкой форме, обходными путями) запрет на выезд без разрешения сверху. Серёга вернулся в каюту после проверки систем и, увидев с какой тоской Саня разбирает документы, понимающе кивнул. - Что, брат, плохи дела? - Бывало лучше, - отозвался Саня, - Слушай, - с самого знакомства они не обращались друг к другу на «вы», - Ты сейчас не очень занят? - Вообще не занят, - Серёга достал из холодильника банку газировки и опустился на табурет, напротив Саниной кровати, - Хочешь что-то спросить? Спрашивай. - Отлично, - мысли и вопросы в беспорядке скакали по голове. Саня потёр переносицу, - Давай начнём с начала. Если я правильно понимаю, то меркурианские месторождения… Если Саня правильно понимал, то меркурианские месторождения не напоминали ни венерианские подземные поселения, ни марсианские каньоны-ульи, с врезанными в скалы домами. На Меркурии не было больших поселений. Способствовало этому в основном то, что на Меркурии вообще работало очень мало людей. Работа была трудная, а условия - далёкими от идеальных. Поэтому на территориях, принадлежащих одной стране, могло находится десять-пятнадцать баз, в которых работали едва ли полсотни человек. Необходимые в ракетостроении титан и никель, понятное дело, никто не добывал вручную, для этого были автоматические шахтёры, или АШики, но они требовали тщательного и безотрывного управления. А ведь, помимо этого, нужно было ещё поддерживать функциональность базы, выращивать растения и запускать процесс терраформации. Несложная задача для дюжины, но не для единиц. Поэтому меркурианские добытчики старались держаться вместе. Сохраняли связь, несмотря на разделяющие их сотни километров, старались быть друг у друга на подхвате. Обменивались информацией и ресурсами и придумывали свои правила, праздники и традиции, чтобы не потерять ощущение социума. А когда открывалась новая база, или наступала пора менять состав на уже существующей, то работников нанимали взрослых, умудрённых жизнью, менее подверженных душевным метаниям вообще и одиночеству в частности. - …но где-то половину я сам додумал. Про Меркурий в сети какие-то жалкие крохи информации. Типа… Окей, американцы, вот, пускают к себе журналистов. Те что-то пишут. Но это одна конкретная база на одном конкретном месторождении. Разве в таких вещах можно переходить от частного к целому? - Правильно говоришь, - сказал Серёга, - Меркурий вообще штука неоднородная. Я, правда, тоже не всё знаю, через меня только наши проходят, но это, всё-таки, кое-что. Давай по порядку. Со взрослыми ты промазал. Может наши вышестоящие, - он поднял глаза к потолку, - И рады бы нанять кого повзрослее, но ты скажи мне, какой профи в полтинник полезет шахтёром на Меркурий? Если даже допустить, что он без семьи и детей. Если он хоть чего-то стоит, то этот уровень уже перерос, а если нет, то нахуй он нам тут нужен? - И как тогда? - Молодняком перебиваемся, - Серёга пожал плечами, - Не той зеленью, у которой энтузиазма через край, а такими, знаешь, посерьёзнее ребятами. Тут, правда, ещё одна херня есть, как раз про социум. С ней ты тоже промазал, - он отпил ещё, явно сожалея, что в банке всего лишь газировка, а не что-нибудь покрепче, - Я тут сцепился языками недавно с одним перцем из нашего отдела кадров. И он мне сказал, что когда ищет работников, то смотрит на тех, у кого резьба или прочно на месте сидит, или вообще никогда на месте не была, шаришь? Таких, которым социум ваш просто в хуй не упёрся. - Социопаты? - осторожно предположил Саня. - Мы это слово не приветствуем, - заметил Серёга, - Хотя есть у нас и такие. К кому тебя, кстати, подселяют? - Э-э-э… - Саня зашелестел бумагами, - А, вот. Юрий Александрович Маштаков, позывной «Фрост». - Знаю его, - отозвался Серёга и снова сделал щедрый глоток из банки, - Не, ну, Юрка хороший парень. В воздухе повисла тягучая, желатиновая недосказанность. *** Пока на КПП проверяли документы, Серёга провёл ему короткий ликбез по выживанию, и очень кстати, потому что увлечённый мыслями о нестабильной сети и сомнительном соседстве, Саня и забыл, что первую и основную опасность для него представляет сама планета, раскалённая, окутанная радиацией и в целом неприветливая. - На территории базы боятся нечего, а снаружи костюм защитит тебя и от температуры, и от радиации, - объяснял Серёга, - Но заряда в нём всего на час. Есть рабочие, они дольше держат заряд, но они тяжёлые – пиздец. Я не говорю, что ты хилый, я говорю, что тебе и без этого перегрузок хватит. А от посадочного модуля до входа в базу метров двадцать, так что как-нибудь уж, с Божьей помощью, за час управишься. Что ещё тебе надо знать… - он почесал затылок, - Ну, правила поведения на базе Юрец тебе сам объяснит, в это я лезть не буду. В посадочном модуле, короче, ничего не трогай, сиди жди, пока он сам там, где надо припаркуется, ну, ты понял. Слушай, а ты в окно уже смотрел? - Не уверен, - отозвался Саня, - А что? - Да так, просто думаю, лучше эту хуюмбу из окна сначала увидеть, чем сразу въявь, - Серёга подошёл к окну пластиковой панели, за которой, наверное, должно было располагаться окно, и нажал на кнопку сбоку. - Оно тонированное, если что. Глаза не повредишь. Непривычно огромное Солнце нависало над планетой, подавляя своей мощью. На Марсе это был всего лишь голубой кружок над горизонтом, на Венере – жгучее расплывчатое пятно, но здесь его размеры просто ужасали. Саня подавил желание забиться под ближайший стол, только сделал шаг назад и спустя нескольких бесконечно долгих секунд позволил себе отвести от окна взгляд. - Сильно, да? – понимающе заметил Серёга, - По первой жутковато будет, потом привыкнешь. - Надеюсь, - отозвался Саня. *** Шлюз посадочного модуля ещё только начал открываться, как на рукаве костюма ожил встроенный датчик. Данные о температуре снаружи так плохо вязались с лёгкой прохладой высокотехнологичного костюма, что Саня решил просто об этом не думать. Четыреста Кельвинов. Сколько это по Цельсию – сто, сто пятьдесят? К чёрту. Одно хорошо – гравитация на Меркурии была такая же, как на Марсе, значит не придётся всё время таскать браслеты-стабилизаторы, как в своё время на Земле и Венере. Спасибо Господу за маленькие радости. Он не поднимал голову, чтобы не видеть Солнце, но всё равно чувствовал его тяжёлое присутствие и знал, что оно висит над самым горизонтом и окончательно взойдёт через какую-нибудь пару-тройку недель. Вокруг посадочной площадки, словно пляжные зонтики стояли саморегулируемые солнечные батареи, повёрнутые панелями в сторону Солнца. Впереди, почти сливаясь со светло-серым каменистым пейзажем, было маленькое округлое здание, напоминающее первую лунную базу, какой её описывали в учебниках истории. Человек в скафандре стоял под одной из батарей и выглядел так же естественно, как курильщик под козырьком подъезда. Дождавшись, пока шлюз окончательно откроется, он подошёл и протянул Сане руку. Тот принял её без возражений – от перегрузок мутило, он с трудом переставлял ноги. Человек в скафандре легко вытащил Саню наружу, для устойчивости прислонил его к блестящему боку посадочного модуля и также легко вытащил две его сумки. - Идти можешь? – за тёмным стеклом шлема не было видно лица, но голос был вполне человеческий, лишь слегка искажённый связью. - Сейчас узнаем, - ответил Саня и сделал попытку отлипнуть от посадочного модуля. Голова кружилась, но, пожалуй, двадцать метров до базы были ему по силам, - Могу. Поверхность Меркурия под ногами напоминала сухой бетон, пересыпанный стеклянным крошевом. Саня порадовался, что надел в полёт добротные ботинки с защитным покрытием, а не стильные, прорезиненные штиблеты с цветными шнурками, которые сестра подарила ему на прошлый день рождения. Марсианская пыль ласкала подошвы, облачком поднимаясь до щиколоток обволакивала ноги, а меркурианская, судя по всему, по остроте была схожа с алмазной крошкой. Дверь базы открывалась нажатием кнопки. Человек в скафандре пропустил Саню вперёд. Оказавшись внутри, он поставил сумки на пол, плотно прикрыл за собой дверь, почти не глядя набрал что-то на приборной панели и снял шлем. Его лицо могло бы показаться суровым, если бы не смешливые морщинки в уголках глаз и кривоватый изгиб губ. Белёсые брови и ресницы делали его интересным, наводили на мысли о том, что в юности, до того, как нервы и ответственность изломали его лоб морщинами, речь вполне могла идти если не о красоте, то, во всяком случае, о симпатичности. Всё это Саня успел понять пока отсоединял собственный шлем. Просто так пялиться на человека, пусть даже и того, с которым тебе предстоит жить вместе, было бы неприлично. - Юра. - Саша. Они пожали руки. - Я так понимаю, ты тут всем заправляешь? – спросил Саня, выпутываясь из костюма. Он надеялся, что дезик ещё держится, а на чёрной футболке не слишком заметны пятна пота, потому что последний раз он принимал душ и переодевался ещё на Марсе, перед отъездом. Ему казалось, что от него несёт усталостью как от бегуна после стометровки, но скорее всего это, всё-таки, воображение разыгралось на нервной почве. - Заправляют постели, а я – командую, - отозвался Юра. Он переоделся гораздо быстрее, обнаружив под скафандром форменную белую рубашку и простые чёрные джинсы с подтяжками, - Тут, правда, некем особо командовать, но тем не менее. - Ты тут один что ли? - Вдвоём с братом, - Юра рассеяно смотрел куда-то поверх Саниной головы, - Я шахтёр, он биолог… Сейчас вот спустимся – познакомитесь. - Понятно… И давно вы так? Юра пожал плечами. - Года два уже. Ты закончил? Тогда пошли. Кроме уходящей вниз лестницы, в единственной комнате наземной базы были только аптечка, несколько ящиков с инструментами, полка с аккумуляторами для скафандра и большие электронные часы с зелёными светящимися цифрами, которые показывали без пятнадцати восемь. Саня бросил на них растерянный взгляд, прежде чем взять одну из своих сумок, предоставив Юре нести вторую. За последние сутки он преодолел такое большое расстояние и побывал в стольких часовых зонах, что с трудом следил за временем. А ориентироваться по положению солнца на Меркурии, которые совершал полный оборот вокруг своей оси почти за два месяца, точно не представлялось возможным. Саня чувствовал себя одновременно измотанным и взбудораженным. Он подозревал, что этой ночью не сможет заснуть, несмотря ни на какую усталость, что вместо этого засядет за клавиатуру и попытается оформить свои пока ещё свежие впечатления в текст. - У нас всё просто, - сказал Юра, когда, спустившись, по Саниным ощущениям, этажа на три, они попали в просторную светлую комнату, похожую разом на склад и на гостиную. Узкие застеклённые шкафы теснились к стенам, приборная панель в центре, судя по всему, собирала данные о том, что происходит снаружи. Из комнаты вели несколько одинаковых дверей, - Справа – жилой отсек. Спальни там, кухня, вот эта лабуда. Слева – лаборатория и технические помещения. Прямо – проход на взлётную площадку, там, к складам и спуск в шахту. Он собирался сказать что-то ещё, когда левая дверь с тихим шорохом отъехала в сторону и в комнату шагнул второй член команды. - Саша, это – Стас, почти биолог, - Стас шутливо козырнул, - Стас, это Саша – уже вполне состоявшийся писатель, - Саша, решив не отставать в остроумии, прижал руку к груди и склонил голову. Юра их обмен жестами проигнорировал, - Вместе с ним на посадочном модуле прибыли твои клубни, так что иди начинай разгрузку, я скоро присоединюсь. - Так точно, - отозвался Стас. В отличии от Юры, который говорил хрипло и немного в нос, голос у него был очень чистый, - Я Ванькину комнату приготовил. - Хорошо. Чеши, - Юра махнул рукой в сторону лестницы и повернулся к Сане, - Пошли, покажу тебе твой угол. Угол оказался последней дверью по коридору. Комната была небольшой, очень чистой и совсем пустой, хранившей, однако, детали жизни, которая когда-то била здесь ключом. На внутренней стороне двери, поверх безынтересного серого металла, чёрным маркером было нарисовано что-то похожее на граффити. Встроенный в стену аквариум подсвечивался изнутри зелёным. Пробковая доска над кроватью, судя по многочисленным потёртостям, когда-то вся была утыкана кнопками. И всё-таки… Книжная полка пустовала. На чистом столе не было ничего, кроме старомодной стоячей лампы. Чистое бельё и подушка аккуратной стопочкой лежали в ногах незастеленной кровати. - Кто такой Ванька? – спросил Саня, не сводя глаз со странного вида граффити. Он не мог не только разобрать надпись, но даже и понять на каком она языке. - Был тут один парень, - сухо отозвался Юра. Эта тема его, с очевидностью, не вдохновляла, - Ладно, ты устраивайся пока, я пойду Стасу помогу. Ужин в девять. *** На ужин был овощной салат и неожиданно вкусные макароны под мясным соусом. К последним вопросов не было, и то и другое, скорее всего, привозилось на планету в консервированном виде, но вот овощи были с очевидностью свежие, без привкуса заморозки. - Это из теплиц, - сказал Стас, когда Саня решился нарушить царившее за столом деловое молчание. - У вас есть свои теплицы? - Ага. Для исследований, понятное дело, но для этого достаточно всего одной. А остальные вот, на нужды трудящихся. - Этот шашлык изобрёл какую-то мудрёную систему зеркал, чтобы растения получали идеальное количество света, и теперь кормит всех в радиусе ста километров, - Юра говорил насмешливо, но гордость за брата всё равно пробивалась сквозь напускное неодобрение, - Разбазаривает ресурсы. - А чё им, гнить что ли? – миролюбиво заметил Стас, - Я от души выращиваю, на все бабки. Этот разговор, с очевидностью, происходил между ними далеко не в первый раз. - А что значит, что ты «почти биолог»? – спросил Саня, чтобы сменить тему. - Это значит, что я ещё учусь, - Стас неловко повёл плечом, - Через год, по ускорёнке, буду уже полноценным специалистом. - Как же ты тогда на месторождение попал? - С Юрой приехал. - Он несовершеннолетний был, - пояснил Юра, - Нельзя было его дома одного оставлять. А здесь срочно нужны были рабочие руки. Вот мне и разрешили, скажем так, в порядке исключения. - А где ты учишься? - В главном горном. У нас кафедра целиком заочная, специально для того, чтобы готовить специалистов прямо на месте. Я вот, на прикладной биологии учусь, нас тридцать человек в группе. В основном, правда, всё взрослые, которые квалификацию повышают, но есть и вроде меня ребята. Правда на Меркурии никого, все или на спутниках, или на астероидах… Но ребята – огонь. - Тебя послушать, так всё огонь, что не вода, - заметил Юра, - Ешь давай, а-то остынет. Саня подумал, что, наверное, болтать за столом здесь не принято. Разговор продолжился после еды, когда Юра, ушёл к себе в кабинет, а Стас поставил чайник. - В каком формате проходят твои занятия? – спросил Саня, который сам высшего образования не имел, но чувствовал по этому поводу чисто писательский интерес, - Я бы предположил что-то вроде онлайн-лекций, но учитывая местную связь… - Не-не, никакого онлайна, - Стас помотал головой, - И на Меркурии связь ещё не самая худшая. Чуваки с Энцелада, например, вообще раз в десять дней получают почту, и ещё столько же от них идёт ответ, так что сам понимаешь. Нам, короче, присылают материалы для подготовки, а потом дают по ним задания. Большие, но бессрочные, типа – главное сдай всё до конца семестра, а там уж, хоть в первый день сдавай, хоть в последний. Философией всякой нас не нагружают - мы всё-таки кафедра прикладных наук, но есть, конечно, свои заморочки. - Например? - Ну, например, мне на Меркурии не нужно какое-нибудь рациональное употребление сухого топлива, у меня всё, от АШиков, до вот этого чайника на солнечной энергии. А на том же Энцеладе, где Солнца очень мало, это необходимо. И наоборот, им незачем знать о том, как обустроить теплицу на поверхности, потому что у них все теплицы под землёй. - Это, наверное, чтобы вы потом могли и на других месторождениях работать, - предположил Саня, - Делают из вас разнопрофильных специалистов. - Да понятное дело, - невесело отозвался Стас, - Это всё очень хорошо. Но доклад на двадцать страниц про использование вулканической энергии, когда я эти вулканы, блять, в глаза не видел… - Печальная ситуация, - согласился Саня. - Ага, - чайник выключился, и Стас достал из шкафчика две кружки, - Надеюсь, что ты пьёшь чёрный чай, потому что есть только он. Если что, можно в следующем месяце дополнительно какой-нибудь другой заказать, но пока так. - У меня с собой есть пачка зелёного, – вспомнил Саня, - Сейчас принесу. Неразобранные сумки так и стояли рядом с кроватью. Он успел вынуть только экстренный комплект сменной одежды, который лежал в самом верху, и зарядку для телефона, всё остальное оставалось на своих местах, в живописном мятом беспорядке. Чай оказался на дне меньшей из двух сумок. Саня, мысленно, похвалил себя за походные навыки, которые не дали ему покинуть дом без сухпайка. Уезжая в неизвестность, он так же захватил с собой два пакета быстрорастворимой лапши, три коробки обезболов, термобельё и несколько марок кислоты, надёжно спрятанных в корешке любимого «О скитаниях вечных и о Земле». Также, чтобы было чем себя занять, взял одну старую, не очень известную американскую книжку, чтобы перевести её на русский. Он запихал вещи обратно в сумку, решив, что разберёт их завтра, и вернулся на кухню. Кружки были одинаковые – серовато-белые с уже знакомой эмблемой. Только на одной в центре меркурианского кружка вместо триколора был красный прямоугольник со звёздочками в углу. - А почему у вас флаг китайский? - Где? – удивился Стас. Саня показал ему на кружку, - А-а-а, этот. Это китайцы нам подарили. Полный набор столовых приборов. Ну а мы им, соответственно, свой такой же. Прикол в том, что вся посуда всё равно китайская, поэтому разницы никакой. А вот американцы, бывает, прикольные штуки присылают. - А они зачем? - Ну как, - Стас пожал плечами, - На праздники. У нас тут тоже праздники есть, если ты не знал. Правда только эти, ну, наиболее универсальные. Новый год, например. День космонавтики. День первой высадки на Меркурий. С такими праздниками, в общем, принято поздравлять соседей, не важно, соотечественников или нет. У Сани было ещё очень много вопросов, но глаза слипались. Он потёр лицо руками, чувствуя, что если не встанет и не пойдёт к себе, то заснёт прямо здесь, на кухне, чем, скорее всего, создаст не самое лучшее впечатление. - Тебе, наверное, стоит лечь пораньше, - обеспокоенно заметил Стас, - Всё-таки перелёт, перегрузки. - Наверное стоит, - нарочито бодро отозвался Саня. - Отбой у нас в одиннадцать, побудка в семь, но если не собираешься делать зарядку и утренний обход, то можешь спать до завтрака. Тогда нужно просто настроить… - заметив Санин сонный, непонимающий взгляд, он вздохнул и встал, - Пошли, я сам всё сделаю. Как оказалось, на внутренней стороне двери, в самом центре граффити, была сенсорная панелька, которая позволяла настраивать индивидуальные системы комнаты, вроде света, отопления и вентиляции. Стас чем-то поколдовал, и свет в комнате погас – теперь комната освещалась только цветной подсветкой аквариума и светодиодной лентой над кроватью. - Я перенастроил тебе побудку, так что свет загорится в восемь. Завтрак в восемь двадцать. Спокойной ночи, - он бросил последний взгляд на панель управления (или, как показалось Сане, на граффити), открыл дверь и вышел в коридор. - Спокойной ночи, - сказал Саня. Он постелил постель, переоделся из красивого в мягкое, и забрался под одеяло. Мысли мраморными шариками перекатывались по изнанке черепа, сталкиваясь и меняя траекторию, порождая сумбур. Сколько вопросов ещё нужно задать. Сколько ответов получить. Сколько узнать самому о том, что не расскажут. В полутьме старое граффити влажно блестело, словно краска ещё толком не успела просохнуть. Водоросли в пустом аквариуме едва заметно колыхались, скрывая за собой маленький каменный домик, больше похожий на ёлочную игрушку, чем на аквариумное украшение. Саня закрыл глаза. *** Он думал, что побудка будет чем-то, вроде школьного звонка или очень громкого будильника, но как оказалось, утром во всей комнате просто вспыхнул свет и металлический голос из сенсорной панели объявил: - Восемь часов. Температура снаружи станции – восемьдесят семь градусов по Цельсию. Температура на территории станции – двадцать один градус по Цельсию. Стабильность сети – сорок пять процентов. Всё это Саня слушал, накрывшись одеялом с головой. Яркий свет резал глаза, в ушах шумело. С трудом он заставил себя вылезти из-под одеяла, умыться и одеться, зато после этого стал чувствовать себя гораздо бодрее. На фоне строгой, форменной одежды Юры и Стаса выглядел он, наверное, тем ещё чучелом, в авторских расписанных кедах и толстовке из собственного мерча, но чувствовал себя отлично. В конце концов, у Юры и Стаса была своя рабочая одежда, а у него – своя. На завтрак была геркулеска с приторным клубничным вареньем. Саня старался есть и не кривиться – в конце концов, не в том положении он был, чтобы быть избирательным. Может быть потом получиться выписать себе какие-нибудь хлопья, раз уж об омлете с овощами речь, с очевидностью, не идёт. Юра встал из-за стола ровно в восемь сорок. Убрал грязную посуду в мойку, перелил кофе из кофеварки в термос и повернулся к Сане. - Я в шахты. Стас тебе проведёт экскурсию и введёт в курс дела. Наушник возьмёшь в ящике у контрольной панели. - Наушник?.. – но Юра уже ушёл. - Это для связи с нашим голосовым интерфейсом, - подал голос Стас, который до этого был в равной степени занят едой и какими-то документами на своём планшете, - Его все сотрудники носят. Полезная штука. Если я в лаборатории что-нибудь режу, а мне нужно сделать свет поярче, то я могу просто сказать: «Петрович, свет на шестьдесят» вместо того, чтобы снимать перчатки и идти настраивать лампу. Ну и в экстренных ситуациях подать. - Погоди-погоди, - остановил его Саня, - Ваш голосовой интерфейс зовут «Петрович»? - Ну да, - Стас смущённо улыбнулся, - И что с того? У Петровича оказался суховатый, металлический голос, тот самый, что утром рассказывал Сане о погоде снаружи. - Вы были добавлены в систему станции МРК-057 как «Александр». Подтвердите форму обращения. - Подтверждаю, - неуверенно отозвался Саня. Ему уже приходилось общаться с голосовыми помощниками, но обычно это были сладенькие интерфейсы кейтеринговых кампаний или риэлторских агенств. Петрович ничем не был на них похож. - Он подключён к нашей базе данных. В случае, если тебе понадобится узнать температуру воздуха, или инструкцию по использованию какой-нибудь фигни, или воспользоваться главным компом – спрашивай, он подскажет. Но приказы по базе, работам и так далее он от тебя не примет. - Да мне и не надо. - Вот и хорошо. А теперь… - Стас посмотрел на часы, - У меня есть ещё полчаса времени, так что пойдём, покажу тебе базу. Левый коридор почти ничем не отличался от правого, разве что он был раза в два короче, и из него вели всего три двери. Та, что со сканером отпечатка пальца вела в Юрин кабинет, та, что с кодовым замком – в лаборатории. Третья, в конце коридора, не запиралась вообще, и поднималась наверх, к теплицам. В теплицах стоял влажный, удушливый запах сырой земли и зелени. Саня подумал, что здесь очень легко опьянеть от избытка кислорода – на самой станции воздух был обычный, немного разряженный. От центральной теплицы в разные стороны отходило ещё две, обе отделённые шлюзами, видимо, чтобы в случае, если одна погибнет, не потерять вообще всё. Толстый стеклянный потолок казался ломаным, и разбитое на тысячи осколков солнце ласково пригревало, вместо того чтобы выжигать всё на своём пути. «Температура снаружи – восемьдесят семь градусов по Цельсию.» Посреди первой теплицы, на клочке пустого места, росло молодое деревце. Верхние его ветки, наверное, едва-едва доставали Сане до макушки. Сочная зелёная листва всего в пяти метрах под выжженной пустыней, приковывала взгляд. Аккуратно, наступая только на узкую каменистую дорожку, Саня подошёл ближе, чувствуя, как растёт внутри неуёмный восторг. - Что это? - Яблоня, - отозвался Стас. Он тоже смотрел на дерево с нежностью, как на собственного ребёнка. Хотя, в каком-то смысле, это и был его ребёнок – за пышной листвой Саня видел дни и недели кропотливого труда, ежедневного полива, отбора удобрений. Дереву точно несколько лет, значит Стас тогда только приехал, и о его таланте ещё никто не знал, а потому ему не прислали бы росток. Скорее всего, он выращивал его из семечка, и сколько семечек, наверное, было загублено, сколько загнулись, пока Стас, тогда ещё совсем пацан, вычислял правильную почву и температуру старым как мир методом проб и ошибок. - Можно будет сюда приходить… - Саня пощёлкал пальцами, подбирая правильное слово, - …полюбоваться? - Можно, конечно, - Стас говорил ровно, но глаза радостно блестели, - А пока, пойдём покажу тебе складские помещения. Они спустились по лестнице, вышли из левого коридора и зашли в центральный, который уходил вниз под небольшим углом. Здесь вообще не было дверей, кроме одной, в конце коридора. Как и все двери внутри базы, она была герметичной и открывалась простым нажатием кнопки. Саня шагнул вперёд. Больше всего это помещение напоминало грузовой отсек Венерианского космодрома. Те же маркированные цистерны и ящики, расставленные в определённом, хотя и не очевидном порядке. Разве что стены здесь были нерукотворными, каменными, с врезанными в них титановыми подпорками. - Это пещера, что ли? - Ну да, - отозвался Стас, - Ребята, которые открывали эту базу, были очень толковыми. Они не стали строить амбар на поверхности и тратить на это кучу ресурсов, а просто приспособили удобную пещеру. Видишь грузовой лифт на той стороне? Он спускается в шахты. Там Юрина территория, без его разрешения туда лучше не ходить. Но если что, то обязательно надевай защитный костюм. - А тут что? – они прошли зал насквозь и оказались у высоких стеллажей, явно не предназначенных для того, чтобы складывать на них магний или никель. - Мелочёвка всякая, - Стас пожал плечами, - Запчасти для АШиков, экстренный сухпаёк, чайник, вот, запасной… Ничего интересного. Но Санино внимание привлекли несколько одинаковых ящиков на нижней полке. На них не было ни печатных бирок, ни эмблемы месторождения – это были обычные ящики из запасов базы, подписанные чёрным маркером. Саня опустился на корточки и попробовал разобрать надпись на крайнем ящике справа. «Роман Фильченков. Капитан.» Саня поднял на Стаса вопросительный взгляд. Тот вздохнул. - Это вещи, которые остались от бывших работников. Не всегда же удаётся забрать вообще всё… Особенно если провёл здесь много лет. Поэтому мы складываем вещи в ящики, подписываем и оставляем здесь… - он невесело улыбнулся каким-то свои мыслям, - Ванька этого очень стремался. Говорил, что это, мол, не архив, а кладбище какое-то. А вот Ромке нравилось. Он мне рассказал, кстати, что капитаны этой базы специально оставляют в своих вещах сигареты, когда уезжают, в качестве подарка следующему, кто заступит на место. Думаю, он тоже оставил. Правда, Юрцу они без надобности – он-то не курит. - Здесь можно курить? - Ну да, - Стас пожал плечами, - Не везде, понятно. Но на кухне, под вытяжкой - пожалуйста. У нас даже пепельница ромкина где-то осталась… - Ромка, это Роман Фильченков? – спросил Саня и, дождавшись кивка, продолжил, - Получается, ты застал предыдущего капитана? - Ага. Мы когда приехали, тут были капитан, Ромка, и биолог, Ванька. Только биолог… Биолог перевёлся, а Ромку отправили осваивать новое месторождение, тут, в соседнем кратере. - Настолько мало рабочих рук, что вас тут оставили вдвоём с Юрой? - Как тебе сказать… Рук, конечно, мало, но держать двух капитанов на одной базе просто не рационально, шаришь? Юра с начальством уживаться вообще не способен. Сейчас они с Ромой лучшие друзья, потому что им делить нечего, но пока они оба были на одной базе, это был просто такой пиздец… - он передёрнул плечами, - Вспоминать не хочу, - он посмотрел на часы, - Мне пора работать. Пойдём, по дороге как раз успею рассказать, какое у нас тут расписание. Саня поднялся и последовал за ним, делая вид, что ничего особенного не произошло. В своей комнате он долго разглядывал граффити, сидя на кровати и подперев голову рукой. Ванька, который когда-то жил в этой комнате, хотел, чтобы его помнили, хотел оставить что-то большее, чем ящик на архивной полке, и внутренний голос подсказывал Сане, что его амбиции не заканчивались на разрисованной двери и цветной подсветке для аквариума. Кто знает, может быть разгадывание этой загадки скрасит ему пребывание в ссылке? Но на это времени ещё хватит с лихвой. Саня отключил от питания зарядившийся планшет и принялся писать письмо домой. *** В своём дневнике он писал: “Устал вчера - как собака. В следующий раз захочу написать что-нибудь про политику, вспомню этот день, и подумаю ещё раз. Зато впечатлений море, не успеваю записывать. Чем чёрт не шутить, может и выйдет что-нибудь путное из этой поездки. Стас кажется приятным парнем. На счёт Юры пока уверенности нет. Вопросов много, ответов мало. Зато времени - мама не балуй.” *** Следующие недели слились в один тягучий и размеренный рабочий день. Юра быстро завтракал и уходил в шахты, возвращался к обеду, после чего или спускался обратно, или уходил к себе в кабинет. Стас и Саня, после его ухода, оставались на кухне ещё минут на тридцать-сорок, чтобы попить кофе и потрепаться. Со Стасом у Сани вообще сложились неожиданно тёплые и дружеские отношения. Стас, несмотря на юность и почти полное отсутствие социального опыта, был очень интересным собеседником. Он много знал и много чем интересовался, пусть и не в тех сферах, к которым Саня привык, но общение с ним раскрывало всё новые и новые горизонты. Стас ничего не понимал в истории и философии, а от классики был далёк примерно настолько, насколько это вообще возможно, зато взахлёб читал научную литературу, как популяризаторскую, так и профессиональную, по продвинутой физике и биологии. Единственное, что он знал действительно хорошо, было стихосложение. То ли его успели научить этому в школе, то ли кто-то из его друзей-биологов увлекался сам и увлёк его, но в тонкостях правильных и неправильных хокку он разбирался хорошо. Во всяком случае лучше дилетанта-прозаика Сани. В свою очередь Саня, стараясь не зацикливаться на именах и датах, рассказывал Стасу про книги и писателей, про литературные конвенции и внутреннюю кухню издательств, а иногда, когда это оказывалось к слову, и про красные пески Марса, которые Стас никогда не видел. Стас вообще, при всех своих талантах, очень многого не видел. В своих кругах Саня не считался ни путешественником, ни вообще человеком, повидавшим жизнь, но для Стаса, который кроме городка на Венере и меркурианской базы ничего и не видел, Санины странствия по городам и планетам казались настоящим приключением. Впрочем, о жизни на астероидах и далёких спутниках он знал гораздо больше – почти все его сокурсники были оттуда и, в качестве обмена опытом, писали длинные и подробные письма о своём житье-бытье. Будь Саня чуть более бесцеремонным, он бы слушал эти рассказы с блокнотом в руках. В правильной обработке любая история, страшная или забавная, могла бы легко лечь в основу рассказа, а может быть и целого романа. Но ровно в девять часов Стас дисциплинированно уходил работать, и до обеда Саня был предоставлен самому себе. После обеда братья, как правило, обсуждали какие-то свои дела, так что следующая возможность просто потрепаться наступала только после ужина. Чтобы не слишком выделяться тунеядством на фоне постоянно работающих братьев, Саня тоже решил структурировать свой день. Отоспавшись пару дней, он вернул побудку в своей комнате на общую по базе – семь утра, и, пусть и нехотя, но делал зарядку. В девять садился за перевод и не отрывался, пока не заканчивал три страницы двойным пробелом. Это было ниже его обычной рабочей планки, но старый английский отличался от современного, то и дело приходилось сверяться, благо и обычный словарь, и словарь старого сленга были уже установлены на компе. После он позволял себе перерыв – проверял почту, отвечал на письма. Писал ответы, которые будут висеть до тех пор, пока снова не появится связь. Читал знакомых публицистов, писал им длинные, подробные отзывы. После обеда снова садился за перевод – нудная, утомительная работа превосходно прочищала голову, поэтому, когда приходило время садиться за собственный текст, он был собран и сосредоточен. Иногда он поднимался в теплицу, стараясь подгадать время, когда Стас торчит в лаборатории, и бродил между грядок и заполненных горшками полок, вдыхая запах тёплых листьев и сырой земли. Долго оставаться он не мог – голова начинала кружиться от переизбытка кислорода, но краткой вылазки на природу хватало на целый день. Несколько раз вместе со Стасом он выходил из базы и шёл к куполам теплиц сквозь ослепительную яркость солнца и шорох каменного крошева под ногами. Пока Стас проверял и перенастраивал солнечные батареи, он бесцельно бродил вокруг, пытаясь расслышать в пугающей инопланетной тишине отголоски солнечного ветра. Словно бы вернувшись на пятнадцать лет назад, он писал наброски, этюды, которые могли развернуться в полноценный рассказ, а могли так и остаться зарисовками. Он спешил, пока впечатления ещё были свежими, передать и парализующее великолепие солнца, и ломкую остроту песка, и одинокое богатство (богатое одиночество?) застеклённого оазиса посреди выжженной пустыни. Он не отправлял их редактору, хотя концепция сборника рассказов начинала вырисовываться у него в голове. Роль пейзажиста, наблюдателя, ощущалась как старый любимый свитер, который по-другому сидит на взрослом, менее гибком и угловатом теле, но не теряет от этого ни яркости цветов, ни красоты узора. - Тебе не скучно всё время одному сидеть? – как-то утром спросил Стас с искренним беспокойством в голосе. - Да нет, - отозвался Саня, - А тебе? - Мне-то что, - Стас пожал плечами, - Я привык. Но поначалу на стенку лез от скуки. Это при том, что людей на базе было в два раза больше. - В семнадцать и я бы на стенку лез. - Меня Ванька жалел, - Стас, казалось, не заметил его снисходительной ремарки, - Разрешал сидеть у него в лаборатории. Рассказывал, чем занимается, показывал что и как. Я вообще хотел предложить… Если тебе вдруг скучно одному… Но раз тебе не скучно… - он смущённо почесал затылок. - Всегда мечтал побывать в настоящей лаборатории, - спокойно соврал Саня, который растениями интересовался только если они были в горшке на подоконнике и требовали полива (и то, этим, как правило, занималась приходящая уборщица), - Буду рад, если ты мне всё покажешь. Так Саня попал в лабораторию, которая совсем не напоминала то стерильное, напичканное техникой и уставленное разноцветными пробирками помещение, которое он себе представлял. Да, у дальней стенки действительно был длинный белый стол с микроскопом и яркими лампами, а рядом с ним на крючке висел белый халат, но остальная комната скорее напоминала жилище агронома-энтузиаста. На полках и этажерках, где-то застеклённые, словно в инкубаторе, где-то просто в горшках, стояли растения, из которых Саня узнавал одно-два от силы. Везде пестрели разноцветные клейкие бумажки с подписями: где-то был указан вид, где-то дата высадки, где-то вид необходимых удобрений. Хотя, судя по тому, с каким энтузиазмом, не сверяясь с бумажками, Стас рассказывал обо всём, на что Стас обращал внимания, в напоминалках не было особой нужды. На его рабочем столе написанные от руки конспекты перемежались распечатками статей и лекций, а ещё какими-то сложными таблицами мелким шрифтом, от одного вида которых у Сани начинало стучать в висках. Пробковая доска над столом тоже пестрела разноцветными бумажками, только не клейкими, а пришпиленными. По виду она ничем не отличалась от той, что висела в Саниной комнате над кроватью. Он подошёл поближе. Часть записок была написана тем же подчерком, что и в конспектах – не слишком красивым, но крупным и разборчивым. Другие, однако, были явно написаны кем-то другим – буквы здесь были маленькие и круглые, словно бусины. Судя по потрёпанному виду, они были здесь уже довольно давно. - Все твои? – спросил Саня небрежно. - Что?.. А, нет. Половина мои, а половина ещё Ванькины. Он технике не доверял, всегда на бумаге всё дублировал и меня, вот, приучил. - Ты, типа, из уважения к коллеге их не снимаешь? - Да нет, - Стас фыркнул и помотал головой, - Большую часть я выкинул. Оставил только пару рецептов и инструкций, которые нужно на виду иметь. Ну и задачи, которые он не смог решить. Как вызов, знаешь? - Допустим, - не вполне уверенно отозвался Саня. Помимо написанных Ванькиной рукой записок, обнаружились ещё им же подписанные горшки, а на одном, большом, с тёмно-зелёным кустиком, усыпанном фиолетовыми цветами, Саня увидел такую же надпись, как и на двери своей комнаты. - Что это? - Это глоксиния, - мгновенно отозвался Стас, - Гибридная. Видишь – листья немного… - Я про надпись. - А, так это Ванькина подпись. Ну, в смысле, не такая как в паспорте, а, типа, «крутая» подпись. Как автограф, знаешь? - Так ничего же не понятно. - В этом и смысл! *** “Стас… Контрастный. Очень образованный, но своих теоретических знаний почти стыдится. Кажется, способностью лично подогнать друг к другу защитные панели он гордится больше, чем своими биологическими исследованиями, за которые того гляди получит звание доктора раньше, чем бакалавра. Любит посмеятся, но сам шутить не умеет вообще, и иронию не понимает. Ловкий, с прекрасными рефлексами, а на руках синяки. Говорит, что плохо ладит с рабочей стремянкой в теплице. Мне уже давно не было так легко общаться с человеком. Может быть во мне говорит одиночество? Да вряд ли.” *** Он собирался подождать, не торопить события, но посещение лаборатории подстегнуло его интерес. Убедившись, что Стас отправился в теплицы, он быстрым шагом прошёл через центральный коридор, пересёк склад и оказался в дальнем углу, у стеллажей с мелочёвкой. Оказавшись у архивных полок, он присмотрелся к надписям. Ящики, судя по всему, стояли в хронологическом порядке – тот, что принадлежал бывшему капитану базы был в ряду последним. Тот, что прямо перед ним, был задвинут глубже других, словно бы его сунули на полку в желании убрать с глаз долой и забыть. Надпись, всё тем же чёрным маркером, гласила “Иван Рудской. Биолог. (3)”. Наличие номера показалось Сане странным - на коробке бывшего капитана базы никакого номера не было. Саня аккуратно стянул ящик с полки и сдвинул крышку в сторону. Ничего принципиально нового или неожиданного он так сразу не увидел. Там был белый лабораторных халат, с очевидностью повидавший виды; пара чистых носков в жизнерадостную клеточку; сломанные наушники; несколько разномастных карандашей; несколько потрёпанных блокнотов и тетрадей; полупустая пачка жвачки и треснутая кружка с цветочным узором. За исключением одежды, вещи выглядели так, словно их просто смели с рабочего стола. Тетрадки даже не лежали стопкой, а у одной, самый толстой, вообще помялась придавленная блокнотом обложка. Саня, в приступе аккуратности, достал её было, чтобы разгладить, как вдруг услышал глухой рокот поднимающегося лифта. Мозг ещё только обрабатывал полученную информацию, а тело двигалось само по себе. Он задвинул крышку, поднял ящик и поставил его на полку. Оставшуюся на полу мятую тетрадь сунул под толстовку, быстрым шагом вышел из-за стеллажей и замер у одной из цистерн, почти посередине склада, словно бы в глубокой задумчивости. Двери лифта открылись с тихим шипением, но раньше Юры оттуда показалась маркированная цистерна, стоящая на небольшом транспортировщике. Последний, видимо, был или запрограммирован заранее, или управлялся Петровичем, потому что у Юры в руках не было пульта, и вообще не было видно, чтобы он хоть как-то управлял процессом. Перевозчик поставил цистерну на свободное место и самостоятельно вернулся в лифт, а Юра, обойдя её по кругу и удостоверившись, что всё в порядке, перевёл взгляд на Саню. - Какие люди, - он потёр лицо руками, стараясь стереть с него то ли рабочую сосредоточенность, то ли сонливость, - Слоняешься? - Осматриваюсь, - сказал Саня, ищущий, на что бы перевести тему, - А что в цистерне? - Ильменит, - коротко отозвался Юра. - А это?.. – уточнил Саня, не дождавшись объяснения. - Титановая руда, - Юра бросил на него укоризненный взгляд, мол, таких вещей не знают только дети, - Что такое титан ты, надеюсь, знаешь? - Это – знаю, - Саня безмятежно улыбнулся. Если Юра хочет его задеть, то ему стоит стараться сильнее, - Но у меня физика всегда была на тройки, не обессудь. Юра хмыкнул. Впервые с Саниного приезда Юра, казалось, никуда не спешил и был почти открыт для диалога. Саня гадал, связано ли это с его ранним приходом из шахт и тем, что в ангаре как раз закончились отведённое под цистерны место. - Должен отметить, - сказал он, - Что ты сегодня как-то… Дружелюбнее чем обычно. Какой-то праздник? - Можно и так сказать, - Юра погладил цистерну с ильменитом костяшками пальцев по гладкому округлому боку, - Я выполнил месячный план раньше, чем наш дорогой сосед товарищ Фильченков. Теперь он должен мне двадцатку. - Баксов? - Тысяч, - сказал Юра и увидев, как у Сани расширились глаза, добавил, - Рублей. - Поздравляю! А, эм, товарищ Фильченков, - которого Стас фамильярно называл Ромкой, но Юре, наверное, не стоило об этом знать, - Тоже работает в одиночку? - Вообще нет, но его второй шахтёр сейчас в бессрочном отпуске, - Юра рассеяно почесал переносицу, - Проблемы со здоровьем. Саня глубокомысленно кивнул, быстро прикидывая, чтобы ещё спросить, пока есть такая возможность. - Слушай… - начал он, - А как ты вообще целый день высиживаешь внизу? Типа, - быстро поправился он, - Я всё понимаю. Любимое дело – это любимое дело. Но всё равно… Это же такая тяжёлая, однообразная работа. Ладно ещё, когда в группе, но один… Как ты не лезешь на стенку? - Насчёт «тяжёлая» - ты прав, - немного помолчав отозвался Юра, - Насчёт «однообразная» - нет, - он бросил нечитаемый взгляд на закрытые двери грузового лифта, - Шахты… Неоднородные. Порода та же, ресурсы те же, но всегда находится что-то новое. - Например? - Много всего. Пещеры встречаются, вроде этой. Лавовые реки. Железный снег, - у Сани зачесались руки достать телефон и записать всё это для дальнейшего пользования, а Юра словно бы увидел этот его порыв и улыбнулся, не губами, а глазами улыбнулся, и бровями тоже, как-то очень понятно и выразительно, - Хочешь сам посмотреть? - А можно? - Если я предлагаю, значит можно. Завтра после завтрака тогда. У меня как раз свободный день - будет время провести ликбез. - Меня тоже устраивает, - сказал Саня, намекая на то, что у него тоже есть работа, с которой нужно считаться. Юра ничего не сказал, лишь слегка приподнял брови, - Буду очень рад. Мне нужно что-нибудь с собой взять? - Термос. И скажи Петровичу подобрать костюм под твои параметры. Остальное есть внизу, - он посмотрел на часы, - Так, ладно, я на базу. Ты ещё тут послоняешься? - Да, если можно. - Да пожалуйста. Не трогай, только, ничего. Украденная тетрадка пригрелась под толстовкой и лишь слегка щекотала кожу краем обложки. *** В своей комнате, убедившись, что братья находятся в левом крыле и в ближайшее время к нему не собираются, он сел за стол и положил перед собой тетрадь. Это была вполне обычная толстая тетрадь для записей. В таких же, разве что по-новее и менее мятых, писал заметки Стас - Саня видел несколько на столе в лаборатории. На мятой обложке остался беловатый затёртый след. Саня провёл по нему пальцами и, не в силах больше сдерживаться, раскрыл тетрадь на первой странице. Почерк он узнал сразу, - те самые округлые буквы-бусинки, - но вопреки ожиданиям, это не был ни личный дневник, ни даже журнал событий. Просто обыкновенная тетрадь наполненная записями об удобрениях и порядке полива. Саня перелистывал страницы без энтузиазма, огорчённый тем, что предпринял свою безрассудную вылазку впустую, когда заметил странность. Нигде не было указания на то, в какой теплице находится тот или иной предмет. Упоминались полки, столы, даже порядковые номера в конкретном горшке или ящике, но теплица не указывалась нигде. Саня сжал пальцами переносицу и перелистнул сразу на последнюю страницу, в надежде найти там если не ответы, то хотя бы записку. В конце концов, именно так это обычно происходило в детективах - если дневник оказывался бесполезен, то в него обязательно оказывалась вложена записка или сюжетно важное письмо. Ни записки, ни письма под задней обложкой предсказуемо не оказалось, зато рядом с надписью “Ряд шесть, номер двенадцать, полив удвоить” была приписка карандашом, совсем бледная на фоне тёмно-синих чернил, которыми велись записи: “Крестьяне плантации риса Обильно водой поливают Пусть лучше сгниет, чем засохнет.” Хокку? Для заметок биолога это выглядело странновато. Стас почувствовал, что каким-то образом отодвинулся ещё дальше от предполагаемой тайны с той позиции, в которой находился этим утром. - Петрович, - сказал он, не вполне уверенный, что получит ответ, - Можешь рассказать мне про теплицы? - Уточните запрос, - бесстрастно отозвался Петрович. - Перечисли мне, - Саня собрался с мыслями, - Какие теплицы есть на базе. - На данный момент на базе МРК-057 функционируют телицы “Бета”, “Гамма” и “Дельта”, а также законсервированная теплица “Альфа”. - Как давно она законсервирована? - Два года, один месяц и пятнадцать дней. - На момент консервации это была единственная теплица? - Да. В таком случае, предыдущему биологу и не было нужды указывать номер теплицы. К тому же, Саня припоминал рассказы Стаса о строительстве “Гаммы” и связанных с этим проблемах. - Расскажи мне… Нет, погоди, отмена. Дай краткую справку на бывшего сотрудника базы Ивана Рудского. - Иван Романович Рудской. Бакалавр биологических наук. Был прислан на базу МРК-057 по рекомендации руководящего состава. Занимал должность главного биолога станции в течении пяти лет. Показал себя ответственным и исполнительным сотрудником. Был инициатором перехода на самообеспечение кислородом и растительной пищей, за что получил премию и благодарность за особые заслуги в обустройстве рубежей. Погиб при разгерметизации теплицы “Альфа”. Захоронен в кратере Чайковского. - Погиб? - растерянно переспросил Саня, - Как погиб? - При разгерметизации лаборатории “Альфа”. - сухо повторил Петрович. Саня запустил пальцы в волосы. - Почему захоронен на Меркурии? - он не был уверен, к чему задаёт эти вопросы, просто хотел набрать побольше информации за раз, чтобы потом, не спеша, обдумать. - Семья не выразила желания забрать тело. - Понял… - в голове было пусто и гулко, как в свежевымытой кастрюле. Он пролистал тетрадку ещё раз, теперь внимательнее присматриваясь к карандашным пометкам, и обнаружил ещё с десяток хокку, таких же забавных и бессмысленных, как то, на последней странице. - Про хокку что-нибудь знаешь? - Уточните запрос. - Ладно, забудь. Да, пока не забыл: подготовь мне на завтра защитный костюм для спуска в шахту. - Будет сделано. Саня закрыл тетрадь и сунул её на книжную полку, где вместе с любимыми Вулфом и Фитцджеральдом, которых он привёз с собой, теперь стояли несколько одолженных Стасом книг по базовой физике и биологии. Его вдруг озарила догадка, от которой внутри появился неприятный холодок. Рядом с именем на коробке был номер, потому что коробок с вещами Ивана Рудского было несколько. Он не забрал с Меркурия ничего, потому что остался на нём сам. Тот человек, который не любил архив и называл его кладбищем… Грустно и иронично. Отгоняя от себя неприятные мысли Саня сел за компьютер и до обеда, не поднимая головы, занимался переводом. *** Шахтёрский костюм, в отличии от обычного, предполагал, что его носитель будет заниматься делом, а потому не только не стеснял движения, но и имел некоторое количество крепежей и карманов. Телефон Саня, от греха подальше, оставил в комнате, зато компактный, с ладонь размером текстовик, простой как валенок, а потому не подверженный сложным волнам и изменениям в магнитном поле, взял с собой, чтобы иметь возможность немедленно записать свои впечатления. Тонкие, прошитые защитными волокнами перчатки облегали пальцы и казались по-медицински тонкими, невесомыми почти. Видимо для того, чтобы работать с тонкими механизмами в АШиках и прочей мелкой моторикой, вроде проводки. На грузовом лифте они спустились в промежуточное помещение, своеобразную рубку, с несколькими мониторами, отображающими действия АШиков и планами шахт с пометками. Примерно так Саня представлял себе закрытый для посторонних глаз Юрин кабинет в левом крыле базы. Много карт с карандашными пометками, мигающие мониторы, разрозненные предметы декора, вроде плюшевой игрушки-брелка на лампе и светодиодной ленты под потолком, и легчайший намёк на творческий беспорядок. Несмотря на то, что в шахту вёл герметичный шлюз, даже здесь чувствовался чужеродный запах другой планеты, почти незаметный в отфильтрованном воздухе базы. Меркурий пах чем-то горьковатым, оседающим на языке. Терпкий, дымный запах не забивал нос, но проникал внутрь и оседал где-то в горле, не давая о себе забыть. Саня поймал себя на том, что принюхивается как гончая. Он надел шлем и глубоко вдохнул свежий, прохладный воздух. - Слышишь меня? - донёсся из динамика голос Юры. - Слышу, - отозвался Саня. - Отлично. Тогда вперёд, - Юра первым шагнул в шлюз. Центральный тоннель был метров пять в ширину и три в высоту, а от него в стороны уходили другие, куда более узкие. Фонари в стенах загорались при их приближении, и спустя минуту-другую затухали. Когда красные огоньки шлюза остались за поворотом, то оборачиваясь назад, Саня видел лишь кромешную тьму, так же, как и впереди. - Как ты тут ориентируешься? - спросил он, осознав, что до сих пор не увидел ни одного указателя. - Привык, - Юра пожал плечами, - На самом деле, всё довольно просто. В шахте три центральных коридора, девять соединяющих с освещением, шесть соединяющих без освещения, двенадцать вспомогательных. Всего пять зон, если не считать осваиваемую территорию и лавовые озёра. Ну и пещеры ещё, но их всего две, и до них довольно далеко, я их пока даже в основную карту не включал. - А куда мы сейчас? - спросил Саня как мог спокойно и безразлично. - Я обещал показать тебе железный снег, - сказал Юра. Саня подумал, что если бы кому-то потребовалась его смерть, то сейчас была бы превосходная возможность. Шахты рубежей никогда не были безопасным местом. Кто удивится тому, что глупый писатель споткнулся и головой вперёд улетел в лавовую реку? Или затерялся в лабиринте ильменитовых шахт и бродил там, до тех пор, пока у него не кончился кислород? Да что вообще такое “железный снег”? Это даже звучит как выдумка! - Ты как-то притих, - заметил Юра. - Вбираю в себя новые впечатления, - отозвался Саня, и, решив, что терять ему всё равно нечего, добавил, - Думаю, вот, не собираешься ли ты меня убить тут, пока никто не видит. Юра рассмеялся, и в этом, удивительным образом, не было ничего зловещего. - Хотел бы убить - насыпал бы стекла в овсянку. Или взял какую-нибудь ядовитую спору у Стаса из лаборатории. Но в этих шахтах со дня открытия не было ни одного инцидента, и так оно и останется! Саня хмыкнул с облегчением. Такой циничный подход к вопросу убедил его гораздо лучше любых заверений о добрых намерениях. - Ни одного инцидента? Круто! Это за сколько лет, получается? - В этом году будет двадцать. - А ты тут уже два… Три года капитанишь? - Не без того, да. - А Стас, соответственно, биологит… Биоложит… Занимается биологией? - Ага. - Как раз об этом хотел спросить… Я на КПП слышал, что на вашей базе пару лет назад, вроде, какой-то инцидент был. Что-то связанное с лабораторией... - Это грустная история, - сухо сказал Юра, - И совершенно неинтересная. Наш предыдущий биолог напортачил с прототипом защитного купола для теплицы. Купол треснул, пошла разгерметизация… Он бы, может, успел спастись, если бы сразу полез в костюм, а не пытался восстановить крышу и спасти свои цветочки. Я тогда всего месяц капитаном был, думал, меня сейчас разжалуют ко всем хуям… Обошлось. - Какой ужас. - Да не говори. - А сколько тебе тогда было лет? - Двадцать пять. - И уже капитан? - Я рано начал. - И где ты работал до Меркурия? - На Венере в основном. Ещё полгода стажировался на Церере, но это так. - А… - А что мы всё обо мне, да обо мне. Может лучше расскажешь о себе, товарищ писатель? Саня нервно улыбнулся. Ему не слишком понравилась эта смена темы. - Обо мне, в общем, нечего рассказывать. Жил, учился, привлекался - всё на Марсе. Книжек написал четыре штуки, рассказов - примерно хуеву тучу. Что бы ты хотел узнать? - Ну, например, за какие заслуги ты получил путёвку на наш курорт, - в Юрином голосе слышалась нечитаемая улыбка. - За многочисленные и разнообразные. Но в основном, конечно, за то, что в последней книге решил нагнать на власть. - “Серебряная окантовка”? - Ага. - Я читал. - Неужели? И как тебе? - Обещанной хулы, честно скажу, не обнаружил. Я Стаса злее ругаю, когда он косячит. - Ну, Стаса ты, допустим, ругаешь в приватности кабинета, а я свой шит-ток тиражировал на пятьсот миллионов копий. - Ладно, допустим… Тебя ждёт кто из ссылки? - Родители, - сказал Саня, - Собака. Пять сиблингов, четыре племянника. И редактор с адвокатом. А вас двоих? - Никто, - коротко бросил Юра и после короткого молчания спросил, - Кстати, о Стасе… Я так понимаю, вы поладили? - Не без того, - отозвался Саня, гадая, к чему Юра задал этот вопрос. Скорее всего, он рад тому, что у брата наконец появился собеседник, с которым можно поговорить лицом к лицу, а не только письмами через половину Солнечной системы. - Я рад, что у вас нашлись общие темы для разговора, - сказал Юра очень спокойным, доброжелательным тоном, мало вязавшимся с его обычной насмешливой манерой речи, - Ему не хватало живого общения. Я всё время работаю, с Ромой он не ладит… - Рад, что смог оказаться полез-... - ...и всё-таки, - продолжил Юра, не обращая внимания на Санины слова, - Мне бы не хотелось, чтобы ваше общение мешало его работе и учёбе. - А оно мешает? - Когда начнёт мешать, предупреждать уже будет поздно, правда? - Да, но… - Мы пришли, - перебил Юра. Коридор, по которому они шли, в этом месте расходился на два рукава, а между ними в стене находилась внушительного вида защитная пластина с бледным красным индикатором. Юра нажал несколько кнопок на цифровой панели и защитная пластина медленно сдвинулась в сторону, открывая большое окно из толстого стекла. После полутьмы коридоров и холодного света электронных фонарей, лава бросилась в глаза яркостью и насыщенностью красок. Она текла внизу, по предполагаемому дну огромной пещеры, хотя где оно было, это дно, Саня не представлял. Но когда его глаза привыкли к яркому свету он увидел наконец то, зачем пришёл. Отделяясь от высокого потолка, в лаву медленно падали снежинки или, во всяком случае, что-то ужасно на них похожее. Саня открыл было рот, чтобы задать вопрос - но понял, что слов осталось ничтожно мало. - Что это? - выдавил он наконец. - Железо, - отозвался Юра, - Оно остывает в коре и снегом выпадает в мантию. А сера, наоборот, поднимается ему навстречу. Серу здесь, правда, не очень видно, это зависит от региона. - Ого. - Ага. Понял теперь о чём я? Здесь бывает страшновато, бывает муторно, но скучно - никогда. За каждым поворотом находишь что-то новое… - он отодвинул Саню от стекла и вернул панель на место, - Пока двигаемся обратно могу рассказать про то, как железо и сера создают нам магнитное поле. Если тебе, конечно, интересно. *** “Не знаю, что думать о Юре Маштакове. С одной стороны - он совершенно не такой замкнутый, каким я его считал. С другой - в отличии от своего брата, он говорит только то, что считает нужным. На базе он считает себя полноправным хозяином. (не удивительно, что с прошлым капитаном они не ужились) И Стас, и Юра, мне, почему-то, очень симпатичны. Только если Стас - яблоневая роща, то Юра - железный снег, и лавовая река, и жидкая сера, совокупность всего опасного и убийственного, что есть на этой планете. Перечитываю то, что написал и испытываю желание оправдаться - это во мне говорит одиночество и простое человеческое желание поебаться. Ничего больше.” *** Несколько раз он порывался отнести тетрадку обратно в хранилище и каждый раз его что-то останавливало. Каждый раз проходясь глазами по росписи на двери, он чувствовал внутри неприятный зуд неразгаданной загадки. Плохо было и то, что сама загадка существовала только в его голове, и могла не иметь под собой никакой реальной подоплёки. Иногда сигара - это просто сигара. Иногда таинственная смерть учёного и загадочные хокку на полях его тетради - это просто несчастный случай и забавное увлечение. Работа над переводом шла своим ходом - он не позволял ни собственным мыслям, ни внешним факторам выбить его и расписания, которое он сам себе придумал. Первая часть уже получила добро из редакции, до конца второй оставалась всего одна глава, после которой шла третья - наиболее тяжёлая и лиричная, с большим количеством архаизмов и авторских метафор, переводить которые всегда было той ещё головной болью. С собственными работами дела обстояли хуже. Красота описаний и удачность метафор ничего не значили, если за ними не скрывался душевный надрыв, болезненный, всепоглощающий надрыв. От бумаги должно было пахнуть громом и тайной, неразрешимостью загадок, жаждой жизни, неостановимым человеческим упрямством. Томас Вулф был оплакан и похоронен, но жили четыре его огромные книги и дышали огнём из каждой строчки. Саня был жив, и слова послушно выстраивались перед ним в ряды, мёртвые и прекрасные, словно засушенные цветы. Ужасно хотелось курить. Вместе с ежемесячными припасами по почте ему пришли несколько книг, блокнотов и настенных плакатов, которые он выписал у родственников. Было там и несколько старомодных бумажных писем, коряво, но любовно написанных младшими племянниками. Книги Саня поставил на полку, письма спрятал на дно сумки, а вот плакаты вешать не стал - ощущение, что в этой комнате он гость, если не оккупант, не оставляло его. Говорить со Стасом про Ваню было непросто. Для Стаса он был явно больше, чем просто коллегой. Ничего нового про сам инцидент Саня не узнал - разгерметизация, попытка спасти эксперимент, смерть. Зато от Стаса он узнал другую интересную деталь. - ...мы похоронили его на Чайковском кладбище. Там всех наших хоронят, кого родственники не хотят забрать. Ромка помог… Он тогда уже на другой базе работал, но всё равно не чужой человек… И ещё пара соседей, кто Ваньку знал. Мы все с зарплат скинулись, чтобы там сад разбить… Раньше просто ячейка была, вроде перевала, а теперь всё зелёное, красиво… Ваньке понравилось бы. Он так мечтал озеленить Меркурий... - он не плакал, но голос дрожал и глаза мокро блестели, - Хорошо, что ты напомнил… Я давно там не был. Надо бы съездить, проверить как, что… - Могу я составить тебе компанию? - Если хочешь - конечно, - в голосе Стаса звучало удивление, - Только… Тебе не скучно будет? Это час по пустыне в каждую сторону. - Новые впечатления не бывают скучными, - сказал Саня с большей уверенностью, чем ощущал на самом деле, - Марс, вообще, тоже одна большая пустыня. Только красная. Не везде так весело, как на Венере. Стас улыбнулся и быстро вытер глаза рукавом флиски. Саня сделал вид, что ничего не заметил. *** Больше всего кладбище напоминало средних размеров теплицу. С трёх сторон от купола располагались солнечные батареи, такие же, как на базе, с четвёртой - шлюз. За прозрачным стеклом недвижно зеленели кусты. Радиоактивный меркурианский ветер не добираясь до них разбивался о толстые стеклянные стены. - Вообще, у нас нет дорог, - говорил Стас, пока они ехали через ослепительную пустыню, - Но если бы были, то тут был бы перекрёсток. К северу - мы, к западу - Ромка, к востоку - Дмитрий Алексеевич, к югу - Аня. - А я уже начал было думать, что на Меркурии работают только парни. - Среди наших девок очень мало, и они, по большей части, приезжают с мужьями. - Как пилигримы. - Типа того, да. Но Аня, конечно, исключение. Она мало того, что капитан, так у неё ещё и вся команда из девушек. Серьёзные такие дамы. Боевые. - Я такое уважаю, - заметил Саня, - И побаиваюсь, честно сказать. Предлагал я одной такой даме кольцо, так она мне его чуть в нос не вдела. - Ты замуж кого-то звал? - Было дело. - Расскажи? - Расскажу. Заперев за собой дверь шлюза, Стас бросил взгляд на датчик и снял шлем. Саня, с короткой заминкой, последовал его примеру. Тёплый, насыщенный кислородом воздух пьянил, гонимый кровью растекался по телу. По рассказам Стаса Саня знал, что на рубежи в основном поступали растения, которые выделяли больше всего кислорода - таким образом одна теплица и несколько горшков в разных комнатах были способны обеспечить всю базу. Понятное дело, что ростки для кладбища, где обеспечивать кислородом было решительно некого, брали из этих же запасов. Среди светло-жёлтых кустов, напоминавших папоротник, и тёмно-фиолетовых цветов с маленькими толстыми листьями стояли пять пластиковых табличек. Имя, должность и годы жизни - чёрным по белому, без лишних почестей. У последней в ряду Стас остановился и Саня, понимая, какое имя на ней увидит, подошёл, и встал с ним рядом. Только шелест ветра и тихий шорох песка об толстые стенки разбавляли наступившую тишину. Оглушённый и растерянный Саня невидящим взглядом смотрел вперёд. За его спиной солнце наполовину скрылось за горизонтом. Он пережил меркурианское утро, меркурианский день и подходящий к концу вечер - впереди была длинная, тёмная ночь, наполненная болезненно яркими звёздами и гудением резервных источников энергии. Он очнулся от невесёлых мыслей о ледяной, непроглядной темноте, когда у Стаса вздрогнули плечи. Затем ещё раз. Несколько секунд Саня размышлял, стоит ли ему что-то сделать, или дать Стасу выплакаться, затем осторожно положил ладонь ему на плечо. Тот поднял на Саню сухое, но искривлённое болью лицо. “Сделай что-нибудь, сделай, сделай, сделай, я не могу так!..” молили его дрожащие изломанные губы, напряжённый изгиб бровей, полные горечи глаза. Саня не думал долго. Он взял Стаса за подбородок, притянул к себе и поцеловал. И целовал. И целовал. До тех пор, пока невинная ошарашенность не переросла во взаимность, пока общий воздух не стал огнём. Только тогда он позволил себе разжать пальцы и отстраниться. Вид у Стаса был изумлённый и немного пьяный, а ощущение его тёплой, колкой кожи осталось на Саниных пальцах и тогда, когда они вышли, плотно прикрыв за собой дверь шлюза, загрузились в багги и поехали обратно на север. *** - Почему ты это сделал? - нарушил молчание Стас, когда Саня уже почти задремал, убаюканный теплом костюма и однообразным пейзажем, - Почему ты… Ну… - Потому что давно хотел, - сказал Саня не открывая глаз, - Ты красивый, а был ещё и грустный. Нужно было как-то тебя отвлечь… Не удержался. Если хочешь, могу извиниться и пообещать впредь держать руки при себе. - Не хочу! - выпалил Стас и повторил, чуть тише, - Не хочу. Я… Мне понравилось. Саня приоткрыл один глаз. - Не буду скрывать, мне это льстит. - ...только Юре не надо знать. Он не… Он будет не в восторге. - Само собой. - Да, и ещё… - продолжил Стас, а Саня, смирившись, открыл оба глаза и сел попрямее, - Ты же знаешь, что теплица, где Ванька… Где он погиб, мы законсервировали, но так и не разобрали? Короче, это всё потому, что я - ёбаная пуська и ссал этим заниматься. Думал, что, типа, если разберу, то, не знаю, оскорблю его память, что ли… А сейчас вот задумался, и понял, что бред это всё,- и вдруг, словно очнувшись, пробормотал, - Зачем я всё это тебе рассказываю? - Это ты мне скажи. Какое-то время Стас молчал, затем медленно проговорил: - Я боюсь туда заходить. Не знаю почему, просто боюсь. Юра будет смеяться, если расскажу… Ты - не будешь. - Не буду, - подтвердил Саня. - Сходишь туда со мной? Пожалуйста, - попросил Стас. - Без проблем, - отозвался Саня. Он вспомнил про зажатую между Вулфом и Фитцджеральдом толстую тетрадку для записей и невольно потёр руки. Если и есть там тайна, достойная того, чтобы её раскрыть - он её раскроет. *** “Есть свои плюсы в том, чтобы разменять третий десяток. Один из них - жизнь больше не сосредоточена на одном лишь сексе. Иногда даже получается думать о других вещах, вроде работы и саморазвития. Из минусов, однако, то, что дрочка уже не так эффективна, как когда-то. А может это я такой избалованный хмырь, что одной механики мне уже не хватает, хочу ещё и чужое тепло под боком, и чтобы по голове погладили. Не представляю, если честно, как братья справляются без траха. Здоровые молодые люди в хорошей форме. И на монахов не похожи. Друг с другом, разве что. Написал, и мысль в голову - а что, если да? Это бы многое объяснило. Господи, ну и бред. Сейчас бы ещё выдавать свои эротические сны за правду. Хотя, в пизду, мой дневник - что хочу, то и пишу. Так вот, они точно ебутся! И на следующих пяти-шести страницах я в подробностях опишу как именно. А потом на это же и подрочу. Пора бы смахнуть пыль с навыков написания порнухи. Давненько не брал я в руки шашек…” *** - Ванька учил меня, - рассказывал Стас, - Что есть “правильные” хокку - те, у которых в каждой строчке равно количество слогов, а есть квадратно-правильные, у которых в каждой строчке конкретно по девять слогов. Он мне даже показывал какие-то своего сочинения, но сейчас я уже и не вспомню… Что-то смешное было. Опираясь на это Саня просмотрел тетрадь ещё раз, на этот раз отмечая на листочке свои находки. Из тридцати хокку “квадратно-правильными” были ровно девять, что наводило на приятные мысли о симметрии. В самих хокку Саня, как ни вглядывался, не смог найти ничего особенного - все они были такими же лёгкими и бессмысленными, как то, самое первое. Зато нечто общее обнаружилось у записей, рядом с которыми они были написаны. Не было ни названия эксперимента, ни даже латинского термина, могущего изображать название препарата или растения. Только номер шкафа и полки, и какие-то расчёты воды, тепла и света. Саня выписал на листочек номера этих шкафов и полок, хотя мало верил в какой-либо результат. *** В старой теплице пахло пылью и фильтрами для воздуха - видимо заботливый Петрович позаботился проветрить комнату, после её расконсервации. Разбитые стёкла были закрыты металлическими панелями, поэтому свет шёл в основном от светодиодов в стенах и нескольких прикрученных к шкафам ламп. Во всех горшках и грядках, вместо зелени красовался песок, всю уцелевшую технику, судя по всему, вынесли в первый же день, но помимо этого и усыпавшего пол мелкого стекла, ничто вокруг не напоминало о катастрофе. Ровными рядами стояли шкафы, в них, аккуратно подписанные, высились горшки, бок о бок стояли круглые миски, в которых когда-то, видимо, были какие-то образцы или удобрения. Не успели истлеть и яркие стикеры-напоминалки, такие же, как в лаборатории. Пока Стас, собранный и сосредоточенный, линейкой вымерял диаметр какой-то колбы, определяя, видимо, можно ли её ещё к чему-нибудь применить, или уже стоит утилизировать, Саня сверился со своей бумажкой, подошёл к шкафу номер семь и открыл второй ящик снизу. Там не было ничего кроме песка и каких-то пластиковых палочек. Чем бы ни было его содержимое, теперь определить это было невозможно. С тем же успехом он обшарил ещё семь разных мест, тратя на каждое не больше десяти секунд - девять на поиски и одну на то, чтобы разочароваться. Следующим в списке был одиннадцатый шкаф, пятая полка. Там, за одним из горшков, Саня обнаружил небольшую потрепанную сумку с какими-то инструментами, больше похожими на хирургические. - Что-то нашёл? - поинтересовался Стас и замер, увидев, что Саня держит в руках, - Покажи-ка… - он изучил содержимое сумки и поднял на Саню растерянный взгляд, - Это… Нахуя? Да ещё и в таких… Не понимаю. - Готов поспорить, - заметил Саня, - Что я не понимаю побольше твоего. Так что может хотя бы сравняешь нас? - Эти инструменты… Они для генной инженерии вообще. Не для обычной ботаники, - он вдруг вздрогнул и посмотрел на Саню с плохо прикрытым ужасом, - Твою ж мать… - Ну, мама моя к этому точно никакого отношения не имеет, - попробовал пошутить Саня, но Стас словно бы и не заметил. Нарочито спокойно он положил сумку на лабораторный стол, подошёл к Сане и тихо, словно бы боясь, что их могут услышать, сказал: - Если я прав… А я очень надеюсь, что я не прав. Но если я прав, то Ваня делал здесь очень тупую, очень опасную и очень незаконную хуйню. - Чуть-чуть подробнее, умоляю. - Ваня мечтал озеленить Меркурий. Верил, что может вывести такой вид растений, которые будут способны жить при местных перепадах температуры и радиации. Рома ещё ему выписывал образцы деревьев с Земли, оборудование… Но скрещивание растений ничего не дало. Нет у нас растений, с такими генами, которые позволят выжить на Меркурии. - Ты же не имеешь в виду… - Я имею в виду, - сказал Стас с тихой яростью, - Межцарственную генную инженерию. Огромное табу в научном сообществе даже для докторов, не то, что для магистра-недоучки. И если я прав, то мы найдём в лаборатории остатки каких-нибудь гибридных тихоходок, или чего-нибудь ещё настолько же живучего. Ни говоря ни слова Саня шагнул к соседнему шкафу. У него осталось всего одно неисследованное место, и он догадывался, что там обнаружит. *** Юре о находках рассказывали вместе. О своей роли в поисках Саня предпочёл умолчать, оставив за собой роль случайного свидетеля. Некоторое время Юра молчал, затем внимательно посмотрел Сане в глаза. - Если я решу поступать не по протоколу, а так, как считаю нужным - стоит ли мне волноваться по поводу тебя? - У меня нет повода любить высокое начальство, если ты об этом. Если ты им не скажешь - я тоже не скажу. - Я хотел услышать именно это, - Юра перевёл взгляд на Стаса, - Теплицу нужно утилизировать со всем содержимым. Остальные три переименовать, чтобы от этой даже памяти не осталось. В следующий раз поедешь на кладбище - Ваньке передай, чтобы нахуй шёл. Понял меня? Стас коротко, по-военному кивнул. *** Никто специально не просил Саню помогать с делами базы, но любопытство и безотчётное, полуболезненное желание находится рядом с людьми раз за разом выгоняло Саню из комнаты. За несколько дней подготовки теплицы к утилизации он, кажется, провёл с братьями больше времени, чем за последующие месяцы. Разрушить теплицу сильным воздействием вроде взрыва было нельзя, слишком тесно она была связана с остальной базой, поэтому приходилось постепенно разбирать её на запчасти, утилизируя одни и отправляя на склад другие. Сане поручали простую, непыльную работу вроде инвентаризации, ему нечасто, даже, приходилось надевать защитный костюм, но он всё равно всё время был с братьями на связи. И если Стас, ошарашенный правдой о своём учителе и вдохновителе, был в подавленном настроении и много молчал, то Юра же, напротив, видимо увидел в Сане “своего”. Он всё ещё смотрел с насмешкой и немного свысока, но вокруг него больше не было тщательно выстроенной обороны из острожных, продуманных слов. И больше он не улыбался приторно, когда Саня касался какой-нибудь запретной темы, просто говорил короткое: “не будем об этом”, и переводил тему. Было в этой честности что-то правильное, что-то, что Саня сам пока не мог объяснить. В день, когда теплицу разобрали окончательно, оставив на её месте только пустую круглую площадку, теплицы официально переименовали. Теперь “Альфой” стала называться первая теплица, самая большая, “Бетой” - та, что поменьше и “Гаммой” - та, в которой Стас занимался исследованиями, наименее зелёная и жизнерадостная, но прекрасно оснащённая. Теперь, когда наступила долгая меркурианская ночь, растениям в Альфе и Бете Солнце заменяли мощные лампы, но в Гамме, когда Стас заканчивал работу и гасил свет, наступала темнота, и сквозь стеклянный купол было видно яркие-яркие, не разряженные атмосферой звёзды. Эвакуированный из старой теплицы низкий стол, который Стас ни подо что не приспособил, Саня использовал как лежанку, и после того, как Стас заканчивал работу, оставался ненадолго, чтобы полюбоваться небом. Стас, слишком привычный к зрелищу, чтобы наслаждаться им в полной мере, оставался за компанию. Стол, видимо, раньше представлял из себя подставку для какой-то машины, так как с лёгкостью выдерживал двоих. Лежать с ним плечом к плечу было тем ещё испытанием. Со Стасом хотелось быть ласковым и настойчивым. Довести руками и губами до слёз, до изнеможения, вытрахать дурь из его красивой головы. Целовать, целовать, пока хватит сил, любоваться им, в руках держать - этого красивого, грустного мальчика, привыкшего притворяться мужчиной. С Юрой хотелось другого. Ногу перекинуть, оседлать, чужие руки на бёдрах, тёплые. Шею откинуть - кусай, не жалко. Спину короткими ногтями расцарапать, синяки на плечах получить - и ему оставить такие же, чтобы не ни на минуту забыть нельзя было с кем ночь провёл. Мысли о сексе не уходили и даже не надоедали, но изрядно мешали работать. Душ и нудный перевод помогали прочистить голову, а ночью снова снилось непотребство. Кожа на коже, сбитое дыхание и знакомые лица. Со Стасом Саня был превосходным джентльменом. Не пытался поцеловать, прикоснуться, не смотрел дольше необходимого, даже в речи старался не затрагивать взрослые темы, зная, что не сможет (не захочет) ни соврать, ни увильнуть. С Юрой, с которым их общение значительно возросло, после совместного разбора теплицы, Саня старался говорить в основном о базе и шахтах и, на всякий случай, держался подальше, стараясь не допускать телесного контакта. С мрачной решимостью он дума л о том, что по прилёте на Марс первым делом вызвонит кого-нибудь из друзей с привилегиями на предмет поебаться. К сожалению о том, как скоро это произойдёт, не было никаких известий. - Как вы справляетесь с… Нормальными человеческими потребностями? - спросил он однажды, когда вместе со Стасом в темноте и тишине наблюдал за звёздами, - Ты говорил, у вас есть женатые пары, но ведь есть такие как вы с Юрой. Окей, давай я спрошу прямо, и если это не так, то мы вместе посмеёмся, можешь даже прописать мне по лицу пару раз, если захочешь, но… Вы с Юрой?.. Стас промолчал. Стас промолчал. Саня приподнялся на локтях и повернулся к нему. Стас лежал, глядя в потолок широко распахнутыми глазами. В темноте не было видно, покраснел он или нет, но лицо его выражало усталое спокойствие. - Да, - сказал он. Саня упал обратно, чувствуя, как громко и гулко в груди бьётся сердце. Играл в рулетку, поставил на число и выиграл. Только вот что теперь делать с выигрышем? - Это нормально, - спросил он тихо, - Что теперь я ещё сильнее хочу тебя поцеловать? - Наверное нет, - так же тихо отозвался Стас и, помолчав, добавил, - Но если хочешь - то всё равно целуй. *** Две недели спустя перевод, который казался бесконечным, наконец подошёл к концу. Последняя глава предсказуемо оказалась самой тяжёлой. Дело было не в размере или количестве архаизмов, нет, проблема была в глубоком символизме, который могла иметь, а могла и не иметь случайная фраза. Прежде, чем перевести, адаптировать или переиначить ту или иную метафору, следовало проверить, не имела ли она особого значения где-нибудь в начале текста, и перевести её по аналогу, чтобы читатель имел возможность разглядеть закольцованность текста. Когда часы показали полночь, Саня решил не останавливаться, пока не закончит, чтобы не потерять мысль, и не начинать сначала. Третья за день кружка кофе стыла рядом с блокнотом, куда он выписывал важные и сложные для перевода слова. “Когда закончу,” - думал он, ожесточённо печатая, “Покурю наконец. Заслужил.” С самого прилёта на Меркурий он не курил ни разу. Последние несколько лет сигареты, как и марки, хранились у него исключительно на случай больших душевных терзаний или катастрофического отсутствия вдохновения. Когда он закончил, шёл второй час ночи. Оба файла - и перевод, и исходник, отправились редактору, а Саня с чистой совестью достал из внутреннего кармана сумки пачку сигарет и зажигалку и отправился на кухню по освещённому бледными ночными лампочками коридору. На кухне, у вытяжки, он сжал сигарету губами и щёлкнул зажигалкой, раз, другой - безуспешно. Встряхнул, попробовал ещё раз - снова ничего. Попробовал вспомнить, как давно менял в ней батарейку - не смог вспомнить. Прикурить от электронной плиты возможным не представлялось. Спичкам на оборудованной космической станции взяться было бы неоткуда. Без особой надежды он пошарил по ящикам. Нашёл катушку белых ниток, пластиковый контейнер с китайским флагом, два пакетика пищевой соды, чёрную изоленту и блюдце-пепельницу с отколотым краешком. Погружённый в собственные мысли, он было достал было пепельницу, чтобы получше рассмотреть - она явно была не из вещей базы, а чья-то собственная, об этом говорили и цветные узоры, и отсутствие эмблемы, - как вдруг услышал голос за спиной и чуть не выронил её от неожиданности. - Что-то ищешь? - спросил Юра. - Мгм, - отозвался Саня. Аккуратно поставил пепельницу на место, задвинул ящик, вынул сигарету изо рта и повернулся, - Огонь добываю, видишь ли. У тебя нет зажигалки какой-нибудь или спичек? Без формы Юра выглядел, может быть, менее эффектно, но всё равно хорошо - майка, в отличии от рубашки, не скрывала руки и плечи, а спортивные штаны предавали его всегда напряжённому, сосредоточенному виду некую расслабленность. - Не думаю… Нет, - медленно сказал Юра, - Знаешь… Мне казалось, что настоящие сигареты теперь курят только ёбнутые рубежники вроде Ромы. Столько видов электронок, паровух там всяких… Нахуя? - Люблю следовать плохим примерам, - отозвался Саня, слово в слово повторяя слова из собственного интервью двухлетней давности, - Книжек старых начитался, фильмов насмотрелся, вот теперь страдаю. Так жиги нет? - Ромка свою забрал… Может у Стаса в лаборатории, но она для опытов, - Юра едва заметно повёл плечом, - Да и вообще, зачем ты это делаешь? - Ну, знаешь, - Саня почесал затылок, - Стресс сбросить. От переводов голова очень устаёт, засыпаю потом с трудом, а так - посидел в тишине, дымом подышал, вроде и ничего. - Допустим, - сказал Юра. Он сделал шаг вперёд, забрал у Сани и сигарету и повертел в пальцах, рассматривая, - То есть это чисто разгрузка? Как в бассейн сходить? Как поебаться? - Типа того, да, - Саня улыбнулся криво. Слишком близко Юра подошёл. Отодвинуться бы - да за спиной раковина, плита и кусочек стола между ними, - Только у вас тут ни в бассейн не сходить, ни поебаться, так что… Обхожусь чем могу. Юра поднял на него внимательный взгляд. Несколько мгновений смотрел пристально, чуть-чуть склонив голову к плечу, затем медленно, как бы раздумывая, положил сигарету на стол у Сани за спиной. - Бассейна у нас правда нет, - сказал он с той спокойной, ничего не выражающей улыбкой, которую Саня не понимал и побаивался, - А вот поебаться - завсегда. Саня ничего не успел на это ответить. Даже придумать, кажется, ничего не успел. Руку было поднял - то ли оттолкнуть, то ли пальцем погрозить, - но нашёл под пальцами чужую майку и вцепился в неё, забыв обо всём на свете. Целовался Юра жадно, голодно - не кусался, разве что. Одна его рука легла Сане на затылок, пальцы вплелись в отросшие волосы, вторая - на поясницу, и жгла даже сквозь майку и свитер. - Думал, что самый умный?.. - спросил он отстранившись, - Что я не узнаю, как вы со Стасом милуетесь?.. Всего-то поцеловались раз шесть, да и петтингом занимались не снимая одежды. Ничего криминального. - Думал, - признался Саня, с трудом восстанавливая дыхание, - Подозревал, знаешь ли, что ты будешь не в восторге. Особенно когда узнал о степени вашей… Братской любви. - Язва, - бросил Юра. Руки свои с Сани убрал, но опустил по обе стороны от него на стол, преградой, веским аргументом, - Но ты был прав. Я не в восторге. Юра давил. И присутствием своим в санином личном пространстве, и словами своими, размеренными, с правильными паузами. Только вот на Саню это производило мало впечатления. - Был не в восторге. Но что-то ведь пошло по пизде, правда? - спросил он и с фамильярностью, которую считал полностью оправданной, положил руку Юре на плечо, - Тех, кого хотят убить, так не целуют - поверь человеку, который перечитал полсотни любовных романов разных эпох… В образовательных целях, разумеется. На какую-то секунду Юра был явно выбит из колеи, но быстро взял себя в руки. - Ты прав, - сказал он медленно, - Что-то действительно пошло по пизде, - он отстранился и Саня с трудом сдержал самодовольную улыбку. - Рассказать, что именно? - спросил он, и Юра метнул на него вопросительный взгляд, - Я могу. Потому что в отличии от тебя я умею иногда снимать маску бэдбоя и говорить честно. Впрочем, у тебя ещё будет время этому научится… Так вот - так получилось, что я тебе понравился. И ты, конечно, был в недоумении, ведь на фоне замечательного, доброго и честного Стаса я кажусь совсем мутным и скользким типом. Правильно? А знаешь, почему я это знаю? Да потому что со мной было всё то же самое. Я долго не мог понять, как на фоне твоего клёвого брата в тебе можно хоть что-то разглядеть. Но разглядел ведь! Забавная ситуация, да? - Обхохочешься, - сказал Юра, - И что мы будем с этим делать? - Ну, не знаю, как ты, а я всё ещё злой и возбуждённый, - сказал Саня с той же решительностью, с которой печатал последние абзацы перевода, - Но ебаться не потяну, слишком устал сегодня. Можем передёрнуть друг другу в душе, если хочешь. Пару секунд Юра ещё смотрел на него большими глазами с тенью изумлённой улыбки на губах, затем поспешно придал своему лицу привычное, насмешливое выражение. - Как у тебя всё просто. - А оно должно быть сложным? Два часа ночи на дворе. Сил нет на сложное. Ну так как? - Пойдём ко мне, - сказал Юра, - В капитанской ванна больше. *** Кровать в капитанской комнате тоже оказалась ничего. До самой побудки Сане снилась какая-то непролазная муть - отголоски песчаной бури, бескрайние этано-метановые океаны и издевательски-яркий звёздный свет. Люди, и голоса, и целые куски из законченного перевода, и дверь родительского дома, с окошком из землянично-розового стекла. Проснулся он от звонкого поцелуя в ухо. - Вставай, товарищ писатель. Разминку проспишь. Саня, щурясь от яркого света, поднял на него недовольный взгляд. - Нихуя ты, блять, не джентльмен, Юра. Минетом хоть бы разбудил, если уж на то пошло! - Разбежался, - весело фыркнул Юра, - Шмотки твои в ванной остались. Если не хочешь разминаться, то иди умойся хотя бы, - и, не дожидаясь саниного ответа упал на пол рядом с кроватью и начал отжиматься, едва слышно считая на выдохе. - Никакого уважения в этом доме, - сказал Саня кактусу на прикроватной тумбочке. Кактус предсказуемо не ответил. В ванной, прежде чем умыться и пригладить волосы, он долго разглядывал своё довольное заспанное лицо. События прошлой ночи, непритворные страх и злость, желание одержать верх, борьба характеров, наутро казались всего лишь предлогом для того, чтобы позже заснуть в одной постели. Наверное, у других людей такие вещи проходили проще. Хотя, конечно, чёрт его знает. *** Вечером Стас пришёл к нему в комнату. Сам пришёл. Саня не звал - он вообще весь день старательно избегал тему, которая у них обоих вертелась на языке. Хотел подождать, не торопить события. В конце-концов, партию можно проиграть, даже если у тебя на руках стрит-флэш. Стас пришёл запахом тёплых листьев, стыдливой улыбкой, тёмным золотом глаз, и все санины планы, по поводу хорошо и правильно трухой осыпались к его ногам в кедах из тонкой ткани. Стас сказал: - Извини, что так поздно. Стас сказал: - Надеюсь, ни от чего не отрываю? Стас сказал: - Я могу уйти, - и, вопреки своим словам, шагнул ближе и руку протянул. Не ладонью вверх - "дай", а кистью - "возьми". Саня поймал его дрожащие пальцы своими, тёплыми, на секунду поднёс к губам. Потом долго целовал его, балдея от безнаказанности, от того, что скрываться ни от кого больше не нужно. И от того, что Стас сам... Стас и на спину лёг сам, всё сам - взрослый, самостоятельный мальчик, - и дышал тихо-тихо, через неплотно сжатые губы. Пальцы его по саниным плечам танцевали что-то очень лиричное, а Саня - Саня плыл, голову терял от тепла его кожи, и от запаха, и от того, что это всё - ему. - Отсосать тебе? - А выебать ты меня не хочешь? - вопросом на вопрос ответил Стас, прекрасный в своей упрямости. - Ужасно хочу, - сказал Саня, - Только у меня тут ни резинок, ни смазки. Разве что к твоему брату сбегать, одолжить... Стас помотал головой. - Я чистый, - сказал он тихо, - Ты тоже. А со смазкой я сам справился. Сам справился. Коленки у Стаса сами разъехались, стоило погладить его по бедру. Саня, конечно, не удержался, полез пальцами, пока второй рукой гладил всё, до чего дотягивался. Свет погас, но Саня очень хорошо помнил, где на правой ключице у Стаса находится круглая тёмная родинка, которую ему так давно хотелось поймать губами. Какое-то время Стас прятал лицо в ладонях, потом перестал - вместо этого он гладил Саню по лицу и плечам и целовал летуче, куда придётся - не в бровь, так в глаз. Стас, Стас, Стас. Та же рука, что рассыпала по небу звёзды нарисовала ему ресницы. Череда прекрасных случайностей от самой сингулярности вела к тому, чтобы у него были крупные, округлые костяшки и выпуклые венки на внутренней стороне запястья. Миры рождались и умирали, галактики закручивались спиралью, сталкивались друг с другом и погибали в ненасытных жерлах чёрных дыр, и всё это - ради него. - Давай на коленки, мой хороший, - сказал Саня, и Стас послушался, хотя явно не вполне уже соображал, что делает. Он тёк себе на собственный живот и санину простыню тёплыми густыми каплями и хотел явно больше, чем получал. Саня вошёл сразу до основания и замер, положив руку Стасу на мокрую, напряжённую поясницу. Тот мелко дрожал и громко дышал открытым ртом. - Да не тяни ты! - сказал он, и Саня не нашёл в себе сил спорить. *** ... он проснулся от крышесносного ощущения чужого рта на своём члене. Разлепил глаза и едва не упал в харонову лодку от вида растрёпанного, залюбленного Стаса принимающего в горло с тем же сосредоточенным лицом, с каким он вычитывал свою курсовую по вулканической активности. - И тебя с добрым утром, милый, - прохрипел Саня, ещё не вполне владея голосом, - А чего вдру-а-а!.. - Стас как-то очень хорошо и правильно сделал языком, и Саня заткнулся. После огразма он долго лежал на спине, и слушал, как кровь шумит в ушах. - Тебе не понравилось? - спросил вернувшийся из ванной Стас, - Юра просто сказал, что ты хотел, чтобы тебя разбудили отсосом, вот я подумал… - Ах Юра сказал... - протянул Саня. Не вполне определившись, хочет он выразить Юре благодарность или дать по шее, он заснул обратно. *** - Я получил сообщение, - сказал Юра, и его голос снова был холодным и нечитаемым, словно бы и не было этих последних недель, с бессонными ночами и азартной руганью, - О том, что твой запрос на досрочное отбытие с Меркурия удовлетворён. Со следующей партией ильменита я должен отправить и тебя. - Ты разве запрашивал? - подал голос Стас. - Я ничего не запрашивал, - подтвердил Саня. - Я знаю! - Юра раздражённо бросил на стол карандаш, который до этого вертел в руках, - Ты бы и не смог подать такой запрос без моего ведома. На это нужна моя ёбаная подпись! Но факт остаётся фактом. Осознание отвесило Сане хлёсткую пощёчину. - Мой адвокат, - протянул он, - Мой адвокат обещал отправлять запросы каждые две недели… Видимо он там всех очень заебал. - Очень за него рад, - холодно отозвался Юра, - И что мы будем делать? - А сколько времени до того, как партия будет готова к отправке? - Неделя… Могу растянуть до двух. - Не надо. Не порть из-за меня свои великолепные показатели. Недели нам с вами хватит на то, чтобы попрощаться. Юра поджал губы, но ничего не сказал. *** Он написал три больших рассказа, и был готов поклясться, что каждый из них выпил у него по политра крови. Первый - про космических путешественников с далёкой планеты, остановившихся на Меркурии, чтобы подзаправится солнечной энергией. Второй - про ходячий город, всегда остающийся на границе света и тени, в оптимальной для людей температуре. Третий - про учёного-мечтателя, потерявшего в неподатливых меркурианских песках голову, а затем и жизнь. Этот третий рассказ Саня, не сохраняя, перенёс на носитель и отдал Юре. - Прочитай, - сказал он, - И делай, что считаешь нужным. Я нигде не сохранял. Подставлять я вас не хочу. Увидишь, что не так - удаляй к чёрту. Для себя он решил, что без этого рассказа не будет никакого сборника. Как бы внутри не горело, как бы не скреблось желанием записать, увековечить - нахуй. Сколько шикарных нереализованных концептов у него сохранено, сколько великолепных работ присылают ему на вычитку - может быть пришло время сдать номерной знак, и перейти из игроков в тренеры? Вечером Юра вернул ему флешку. - Я, честно скажу, охуел, - сказал он, - Я знал, что ты хорошо пишешь, но вживую… Сильная штука. Но неопасная. Ваньку таким, каким ты его нарисовал, мама родная не узнает. А нас со Стасом там вообще нет, так что… Публикуй на здоровье. Саня кивнул благодарно, но мыслями был уже далеко. Если сборнику быть, то работы предстоит ещё непочатый край. Нужно отправить готовый текст редактору, обсудить с ним концепцию, обозначит рамки, примерно прикинуть размер… И название. Рабочее, понятное дело, на первое время. Что-нибудь вроде “Меркурианских повестей” или “Сказок первой планеты”. Что-нибудь вроде… *** Саня стоял на краю посадочной площадки и ждал, пока Юра закончит приготовления. Он подарил братьям обе свои толстовки, и получил в обмен форменную шахтёрскую куртку и маленький гибридный кактус под стеклянным колпачком, который Стас вывел в качестве одной из практических работ. Юра помог ему приладить сумки, показал где сесть и за что держаться при взлёте. Саня слушал его вполуха, пользуясь случаем в последний раз окинуть взглядом знакомый, ослепительно-белый пейзаж, с одиноким серым домиком и окружающей его вереницей солнечных батарей. Меркурий. Первая планета от Солнца. Ближний рубеж. Столько глубокого символизма осталось нераскрытым, столько историй не услышано, столько всего не сделано. На миг, - на кратчайший миг, - у него мелькнула мысль: а не остаться ли? Не так уж он и нужен дома, если на то пошло. Остаться: ещё раз поцеловать Стаса, поспорить с Юрой спора ради, познакомиться с другими шахтёрами и их комнадами, услышать десятки, сотни историй, каждая из которых стоит отдельной книги. Остаться? Он тихо рассмеялся. Нет, конечно нет. Будь он героем любовного романа - тогда другое дело, а так… Его ждёт Марс. Пора возвращаться домой.Часть 1
22 февраля 2020 г. в 10:24