***
У короля Иоанна есть немного странный, но безошибочный экзамен для людей, Аршамбо. Если он слышит по кого-то слова вроде «В прошлый раз мы их побили — и снова побьем!» или «Мы всегда их били — и ещё раз побъем!», то король ставит на этом человеке крест. О карьере он может не мечтать. Для короля Иоанна это человек переходит в разряд глупцов, которого надо задвинуть куда-то подальше. «Мало ли, что побили в прошлый раз, — пожимает плечами Иоанн. — Это ещё не гарантия победы в будущем». За это время, считает Иоанн, противник и учёл прошлые ошибки, и исправил их, и перестроил войско, и военные реформы провел. И государство улучшил. Да и военное счастье переменчиво. Сегодня так сложилось, а завтра так. Потому половинчатый компромиссный мир не праздник, а передышка. И не время долго праздновать победу и зазнаваться. Помню, адмирал Бегюше доказывало королю Иоанну, что его дед, Филипп Красивый, строил флот для высадки в Англии. И флот был почти готов. А уж теперь-то… «Только тогда нам корабельных мастеров прислал неаполитанский король, — напомнил Иоанн. — А так обстоятельства складываются не всегда». «А за сто лет до этого ваш предок Людовик VIiI высадился в Англии, взял Лондон и провозгласил спят Королем Англии!» «Только тогда в Англии была Гражданская война, и часть баронов его пригласили на трон, — резонно ответил Иоанн. «Эх, если бы ваша матушка королева Клеменция не упустила момент и вторглась в Англию во время мятежа баронов», — вздохнул Милль де Нуайе. «Масштаб не тот, — кивнул задумчиво король Иоанн. — Одно дело, когда папа лишил Джона Беззимельного короны и против него восстали почти все бароны. Другое дело — мелкий мятеж Ланкастера и Мортимера, который король Эдуард разбил в битве при Боругбридже. Нам пришлось бы хуже: у Эдуарда в руках была отмобилизованная армия, и он бы сразу сбросил наш десант в море». Так вот, племянник, о войне с Арагоном королева Клеменция стала задумываться ещё в девятнадцатом году. К этому ее подталкивали и брат Карл Роберт, и дядя Роберт Неаполитанский, и папа Иоанн XXII. Они убежали королеву, что можно упустить благоприятный момент, когда они все вместе и в силе. Задумался и Карл Валуа: перспектива Арагонского престола вновь замаячила перед ним. Он ведь не забыл, что в юности папа Бонифаций передал именно ему права на Арагон. Клеменция показала свои письма дяде Валуа, и тот прикинул план войны. Выходило, откровенно говоря, не очень хорошо. Венгры могли сковать императора, как потенциального союзника Арагона, но с самим Аргоном воевать они не могли — больно далеко. Неаполь мог вести морскую войну, но сколько раз в прошлой войне Арагонский флот бил Анжуйский? Основной силой войны была бы Франция. Это ее армия должна была бы карабкаться через непроходимые Пиренеи. То есть, повторять горестную экспедицию Филиппа Третьего. Валуа ломал голову, прикидывал и так, и этак (а воин он был прекрасный, Аршамбо, тут никто не поспорит), но ничего не выходило. Все повторялось как в прошлый раз. Неаполь воюет на море с Арагоном, а французская армия прорывается через высокие оледенелые горы и ущелья, как при Филиппе Смелом. И, скорее всего, с тем же результатом. У войны с Арагоном были два могущественных противника, и пора назвать их, Аршамбо. Филипп Пуатье и Робер Артуа. Филипп доказывал своей царственной любовнице, что у Арагона есть мощный союзник — Англия. И как бы мы ни начинами, Англия нанесёт нам удар в спину, и не один. Англичане могут ударить и с юго-запада из Гиени, и с севера, высадившись в Нормандии, и поднять Фландрию. И хуже того — могут нанести все три удара одновременно. Самый простой момент; французская армия полезет через Пиренеи, а рядом в тылу английская Гиень. И англичане просто захлопнут ловушку в горах. А пока нет армии в Париже, поднимет и Фландрию. — А шотландцы? — с надеждой спросила королева, не желавшая расставаться со своей детской клятвой. — Нагадить шотландцы могут, спору нет, — спокойно ответил Филипп. — Но существенно что-то изменить вряд ли. Ну отвлекут небольшой английский отряд. Ну отдадут им англичане какие-то горы. Переживут они потею этих гор? Переживут. А потом добьют шотландцев. — Значит, удар по Арагону требует сначала удара по Англии? — синии глаза Клеменции с надеждой смотрели на дорожки Венсена. Филипп вздохнул. — Сестра моя, теоретически это так. Но разумно ли нам начинать войну с Англией, коль скоро мы не можем справиться даже с Фландрией? «Грязевой поход» моего покойного брата никак не принёс нам славы. А ведь тогда не было ни проблемы Бургундии, ни Артуа. — Но в Англии тоже начался мятеж баронов… — задумалась Клеменция. — Поверьте, Эдуард быстро его подавит, каким бы плохим королем он ни был. Слишком не равны силы. — Кстати, ваша сестра Изабелла пишет графу Артуа, что не только Эдуард и Диспенсеры, но и его министры — Бальдок, Арунделл и Степлдон страдают тем же грехом. Ну неужели там все мужеложцы? — с изумлением вздохнула Клеменция. — Должно быть Диспенсеры протягиваются себе подобных, — на бесстрастном лице мелькнуло отвращение. — Я удивляюсь, почему наш Святой отец не отлучит в таком случае короля Эдуарда от церкви, — недоумевала королева. — Чем дальше Диспенсеры будут насаждать свои нравы, тем больше это будет вызвать ненависти у англичан… — задумчиво сказал Филипп. — Нам сейчас главное, чтобы англичане не поддерживали Фландрию. А на войну…. Одним ударом тут не справится…. — Значит, мы уязвимы для Англии со всех сторон, а она для нас нет? — горько вздохнула Клеменция. — И не забудьте про Бургундию, сестра моя: она может ударить по нам с Востока… Филипп прищурился, словно о чем-то размышлял. — Нам сейчас нет необходимости открыто поддерживать оппозицию английских баронов, сестра моя. Иначе они сразу объединятся против нас. Да и лишний враг нам ни к чему в сложной ситуации. Но ослабление Эдуарда, возможно, не так и плохо. И кого-то из бежавших мятежников мы может и приютить… — Как же быть с моей клятвой? — в глазах Клеменции мелькнули искры. — Клятвой…. Напишите честно вашему брату, королю Венгрии, — посоветовал Филипп Пуатье. — К тому же вы, сестра моя, королева Франции и должны заботиться прежде всего о французских интересах, — заключил он. Новая война с Арагоном к числу таковых, Аршамбо, по его мнению явно не относилась.***
Другим противником Арагонской авантюру был наш вечный смутьян граф Робер Артуа. Ему совсем. Не улыбалось откладывать тяжбу по Артуа в долгий ящик. Однако логисты во главе с мессиром мильем де Нуайе взялись за голову. Формально Робер должен был селиться то ли с Бланкой, то ли с принцем Карлом. Но предок чем садиться с ними, Робер должен был аннулировать решение по прошлой тяжбе с тётушкой 1309 года. А это после смерти самой тётушки сделать было очень трудно. Между тем, над всей Францией пронесся вихрь безумия. Какой-то слепой, полумистический порыв побудил внезапно деревенских юношей и девушек, пастухов, гуртоправов и свинопасов, мелких ремесленников, прях, преимущественно в возрасте от пятнадцати до двадцати лет, покинуть свои семьи и деревни и, босыми, без денег и еды, объединиться в бродячие банды. Предлогом для этого стихийного исхода послужила некая туманная идея крестового похода. На самом же деле истоком этого безумия был Орден тамплиеров или, вернее, то, что от него осталось. Многие бывшие члены Ордена, прошедшие через тюрьмы, судилища, пытки, отступившиеся в страхе перед дыбой и зрелищем костров, на которых жгли их братьев, наполовину потеряли рассудок. Жажда мщения, еще свежая память об утраченном могуществе и обладание тайнами черной магии, почерпнутыми на Востоке, сделали их фанатиками, тем более грозными, что скрывались они под смиренным одеянием писцов или блузой поденщиков. Они вновь объединились в тайное общество и повиновались таинственно передававшимся приказам никому не известного Великого магистра, который заменил прежнего Великого магистра, сожженного на костре. Никогда, Аршамбо, я не одобрял сожжения Великого Магистра. Людовик, будучи ещё наследным принцем и Королем Наваррским, верно хотел передать дело тамплиеров папе. Тогда пара Климент получил бы проклятья, а короля Филиппа славили бы за милосердие. Вместо этого король захотел устроить зрелище для толпы. И теперь каждый знал, что род Капетингов проклят. Что само по себе усиливало бывших тамплиеров. Зимой двадцатого года эти люди, внезапно превратившиеся в деревенских проповедников, подобно пресловутому крысолову рейнских легенд, увлекли за собой молодежь Франции. Если верить им — в поход на Святую землю. Меж тем их истинною целью было разрушить королевство и уничтожить папство. И папа и король были равно бессильны перед этими рассыпавшимися по дорогам ордами одержимых. Пастухи все шли и шли к каким-то таинственным сборным пунктам. К их толпам присоединялись священники-расстриги, монахи-вероотступники, разбойники, воры, нищие и гулящие девки. Перед этой разгульной и распутной лавиной молодых пастушков несли святой крест. Сотни тысяч путников в лохмотьях, входя в какой-нибудь город, чтобы попросить там милостыню, не задумываясь, пускали его на поток и разграбление. Пастухи опустошали Францию в течение целого года, действуя даже с какой-то последовательностью, несмотря на беспорядок, царивший в их рядах, и не щадили ни храмов, ни монастырей. Париж с ужасом увидел, как эта армия грабителей заполонила его улицы. Королёве Клеменция пришлось из окна своего дворца призывал их к умиротворению. Они требовали от королевы, чтобы она возглавила их поход. Взяв штурмом Шатле, они убили прево, разграбили аббатство Сен-Жермен-де-Пре. Затем новый приказ, столь же таинственный, как и тот, который собрал их, бросил их на дороги Юга. Парижане еще дрожали от страха, а пастухи уже запрудили Орлеан. Святая земля была далеко, и их неистовство испытали на себе города и провинции — Лимож, Бурж, Сэнт, а также Перигор, Бордо, Гасконь и Ажене. Папа Иоанн XXII, обеспокоенный приближением мятежной волны к Авиньону, пригрозил отлучить от церкви этих лжекрестоносцев. Но им нужны были жертвы, и они набросились на евреев. Тут жители городов, приветствуя кровавые погромы, стали брататься с пастухами. Королеве Клеменции пришлось достать орифламму и лично возглавить поход войск на юг, как некогда это сделала Бланка Кастильская. Теперь, Аршамбо, она уже настолько не скрывала своих отношений с Филиппом Пуатье, что они вдвоём ехали во главе войска. Королева Клеменция была высокой и статной, а потому на ней прекрасно смотрелись тонкие женские латы вместе с королевской мантией и чёрными сапогами для верховой езды. Иное дело Филипп Пуатье. Страдая многочисленными недугами, он не очень-то хорошо держался в седле, и отставал от своей любовницы, хотя и старался сохранить величавую осанку. В решающем бою у Каркассона королева была рядом с командующим графом де Фуа, и словно нарочно не надевала шлема: прекрасные золотые волосы рассыпались по ее плечам. Победа, однако, была полной: тысячи пастухов, отброшенных в болота Эг-Морта, погибли под ударами мечей и копий, были засосаны трясиной или утонули. После боя Клеменция и Филипп вдвоём въехали в Каркассон, словно король и королева. Королева снова мчалась в мантии и с непокрытой головой, властно пришпоривая лошадь. Филипп старался не отставать от неё, хотя из-за недугов сердца и почек казался совсем утомлённым. Вот тут-то к королеве Клеменции и подскакал галопом Робер Артуа, приветствуя победительницу. Клеменция ласково улыбнулась кузену, тихонько спросила его, неужели их армия слабее английской. Кажется, она снова начала размышлять о войне с Арагоном. — Государыня, дайте только приказ: мы скинем этого мужеложца в океан, — захохотал Робер. — Сейчас по ним было бы ударить самое время, пока английские бароны восстали, — поддержал его граф де Фуа. Ему, похоже, нравился проект войны с Англией, вынашиваемый королевой. — И мы ещё не смыли позор Арагонского похода короля Филиппа Третьего, — улыбнулся Клеменция. — Только дайте приказ, прекрасная кузина, — захохотал Робер. — Кстати, государыня, в честь такого дня, не позволите ли мне побороться за мое графство? — протянул граф Артуа ей пергамент под восторженные крики толпы. — Конечно, кузен, конечно, — Клеменция пробежала его глазами и поставила подпись. Это было разрешение графу Роберту начать новую тяжбу по Артуа.