Разделишь ли ты со мной вечность?

       Прошёл год со дня, когда Вэй Ин и Лань Чжань совершили три поклона в храме предков, навсегда связав свои судьбы. Супруги решили поселиться в уединенном домике на территории Облачных глубин, вблизи ордена Гу Су Лань. Точнее предложил и решил это Вэй Усянь, а Лань Ванцзи, удивленный таким решением, не успел ничего возразить, когда любимый уже получил разрешение от Лань Ци Жэня и Лань Сиченя. После семейной трапезы Лань Чжань увёл мужа подальше от людей и спросил, уверен ли он в своём решении. На что Вэй Ин неопределенно пожал плечами и ответил: «Не был бы уверен, не предлагал». После чего быстро поцеловал нахмурившегося нефрита и поспешил вернуться к новоиспеченным родственникам.        Не получив удовлетворение от такого ответа, второй молодой господин Лань неделю слонялся по семейному гнездышку чернее тучи, хотя должен был светиться ярче полуденного солнца Юнь Мэна, пока Вэй Ин не объяснил мужу причины такого решения. Все его доводы в конечном счете сводились к одному: что так было бы лучше для Лань Ванцзы. Он всегда мог помочь делам своего клана, и приглядывать за старшим братом, который сильно горевал о потере двух названных братьев, также старик Ци Жэнь часто просил Лань Чжаня сопровождать младших адептов на ночной охоте или провести у них уроки. Поэтому Вэй Усянь решил, что будет лучше обосноваться именно здесь. И чем больше Лань Чжань слушал, тем сильнее понимал, что такое решение было принято, опираясь только на его потребности и желания, в то время как о себе муж не вспомнил на протяжении всего диалога. Но во всех взглядах, словах и поступках проявлялась любовь Вэй Ина, а смех и улыбка были такими же открытыми и искренними, потому Лань Чжань решил, что мужу, действительно, не в тягость жить в новой обстановке. И расслабился, принимая заслуженное счастье.        Уклад жизни Вэй Усяня не сильно изменился. Хоть он и жил на территории под контролем четырёх тысяч правил, за нарушения которых его не наказывали, давно уже сдались; раз такого человека даже смерть не исправила, ничего уже не поможет. Да, именно смерть. Правду о своей жизни у Баошань Саньжэнь он никому не рассказал, даже Лань Ванцзы. И Вэй Ин не был уверен кому от рассказа будет хуже — ему или Лань Чжаню, который тринадцать лет без перерыва, не теряя ничем не обоснованной надежды, пытался достучаться до души темного заклинателя. Хотя рано или поздно его придётся посветить в этот аспект жизни, ведь вскоре Баошань Саньжэнь призовёт обратно на туманную гору, и там Вэй Усянь должен появиться со своим спутником на тропе самосовершенствования.       Существует традиция, если бессмертный выбирает себе смертного партнера, последний должен встретиться со Старейшиной и подтвердить своё намерение провести с супругом вечность. Если Старейшина не увидит искренности намерений, он разрывает связь между супругами, если он остаётся удовлетворённом ответами смертного, то дарует партнеру бессмертие. Это испытание предстоит пройти в будущем и Вэй Ину с Лань Чжанем.        А пока бессмертный развлекается в Гу Су тем, что заботиться о кроличьем клане второго нефрита, изредка проводит уроки молодым адептам, и почти каждую ночь сопровождает их на ночной охоте. На протяжении всего года Лань Ванцзы каждый день, за редкими исключениями, вылетает утром в свой орден, но неизменно возвращается к ужину. Поэтому Вэй Ин, предоставленный весь день самому себе, проводит за изобретением новых артефактов и доработкой старых. Хотя частенько ему удавалось уговорить своего мужа на недолгое путешествие на мечах в Пристань Лотоса или Нечистую Юдоль. И несмотря на путешествия, Вэй Ин поддерживал постоянную связь со своими названными братьями, отсылая важные и не очень письма при первой же возможности.        Он все ещё жил в теле Мо Сюан Юя, что дико напрягало. Оно было слабым, а если говорить точнее — бесполезным. Поначалу у Вэй Ина даже появлялась ревность. Он ревновал Лань Чжаня к телу несчастного парня. Но стоило посмотреть в янтарные глаза, которые были до краев затоплены любовью, и противное чувство отпускало душу заклинателя из своих липких объятий. Ведь, на памяти Вэй Ина, таким особенным взглядом Лань Ванцзы смотрел только на одного человека. Янтарные глаза всегда смотрели вглубь человека, пронзая душу взглядом, от которого не скроется ничего, даже самое маленькое изменение.       Больше остального Вэй Усяня подбешивала невозможность натренировать новое тело на использование светлой энергии Ци. Конечно, определенным запасом сил Мо Сюан Юй обладал, но он был слишком мал и быстро расходовался, и никакие тренировки, о которых Вэй Ин знал более, чем кто-либо другой, с раннего детства носа из трактатов не высовывая, не могли этого изменить. Но и этому нашлось объяснение.       Насколько Вэй Ин смог узнать, Мо Сюан Юй, будучи приглашённым учеником ордена Лань Линь Цзинь, тренировал своё тело наравне со всеми, но все же был слабее сверстников, несмотря на все старания. Душу и тело человек получает с рождения, и между двумя компонентами устанавливается особая связь, следовательно тело и душа будут лучше развиваться, если они являются родными друг для друга. А так как Вэй Усянь заполучил себе чужое тело, оно не особо желает подчиняться порывам чужой души. Поэтому Вэй Ин сконцентрировался на поиске способа вернуться в своё старое тело.       Баошань Саньжэнь вскоре после свадьбы заклинателей явилась во сне к внуку с поздравлениями и напоминанием о важности традиций. Вэй Усянь был несказанно рад такому стечению обстоятельств, ведь для ментальной связи требовался определенный запас духовных сил, который у него был, но уже через пару минут такого разговора заклинатель бы свалился с полным духовным истощением. Поэтому, пользуясь удачно подвернувшимся случаем, Вэй Ин спросил, есть ли способ вернуть его душу в прежнее тело.       Ответ был категоричен — нельзя. Как только он покинул туманную гору, его прежнее тело рассыпалось прахом. Но была и хорошая новость.       Так как Вэй Усянь был бессмертным, он мог иметь столько тел и образов сколько захочет. Совершенствование души дало возможность бессмертным создавать новые тела с помощью собственных духовных сил. Это требовало огромных затрат, потому обычные заклинатели не в силах были себе такое позволить. Но у всех бессмертных есть истинный образ. Это их тело, которым они обладали, совершенствуя тело и душу, которое после застывало во времени и не старело. Поэтому истинным образом редко пользовались, ведь бессмертными зачастую становились заклинатели на пятых десятках жизни, потому Вэй Ин поразил всех, достигнув совершенства в подростковом возрасте. Бессмертные предпочитали создавать себе тела помоложе и нельзя было их в этом винить, разве кто-нибудь отказался бы выглядеть лучше, чем он есть, имея такую возможность? Вот и они не отказывали себя в удовольствиях.        Как сказала Баошань Саньжэнь, Вэй Усянь лишился своего истинного тела, когда отдал золотое ядро, растратив последний запас духовных сил, своему брату, но есть способы его вернуть. Истинный образ имел не только сентиментальное значение, как связь с прошлой жизнью, но и священное. Вступая в бессмертную жизнь, на первом теле заклинателя появлялась печать-доказательство. Одна была общей для всех, вторая у каждого личная и носила более интимный характер. Отношение ко второй было разное. Кто-то показывал печать только родственникам и друзьям, кто-то только спутнику на тропе самосовершенствования, кто-то не скрывал ее, но не позволял никому касаться этого места. Печать могла проявиться в самом неожиданном месте и принять любую форму. Мог измениться цвет одного глаза, или волос, или появлялась родинка необычной формы, или полоска шрама.       Первая печать была привязана к душе бессмертного, поэтому имела свою силу в любом образе, а вот вторая — личная, имела привязку к истинному телу. Конечно, ее можно было скопировать на любое своё воплощение, но тогда это была лишь копией — пустышкой. Поэтому первостепенной задачей было именно восстановление истинного тела. Но вместе с этим пришлось бы рассказать мужу многое из того, что Вэй Ин пока не был готов обсудить, поэтому идея возвращения собственного тела откладывалась почти год.       

***

              Закатное солнце давно спустилось за горизонт, освобождая иссиня-чёрный небосклон хозяйке ночи — Луне и ее верным спутницам — звёздам. На невысокой горе, более похожей на холм-переросток, уединённо расположился просторный дом, через окна которого просачивался свет ламп. Деревянный домик, стены которого увивали лозы винограда, вьюна и ещё нескольких сортов цветов, гармонично вписывался в живописный лес вокруг. Злостный нарушитель правил ордена Гу Су Лань Ханьгуан Цзюнь величественно сидел на циновке, как император восседает на троне, погруженный в чтение трактата, пока дожидался своего мужа с ночной охоты.       Мужчина не припоминал случая, чтобы возлюбленный хоть раз так поздно возвращался. Вэй Ин любил проводить время с молодыми адептами клана, и с нетерпением ожидал, когда представится возможность провести юнцам урок, заменив одного из старейшин, или отправиться на ночную охоту. Но как бы заклинатель не любил такие моменты, он неизменно возвращался домой к полуночи, тихонько открывал дверь, боясь лишний раз вздохнуть, чтобы ненароком не разбудить уставшего мужа, хотя это было излишним по нескольким причинам.       Во-первых, Лань Ванцзы всегда дожидался своего супруга, чтобы послушать рассказ о каких-нибудь проделках детей или очередном удачном розыгрыше с его стороны, потом помогал принять горячую ванну и относил на руках своё сокровище на широкую, пока что чистую кровать.       Во-вторых, сон Лань Чжаня стал более спокойным и менее чутким. Кошмары перестали мучать заклинателя незадолго до свадьбы, а размеренная семейная жизнь, привела к тому, что разбудить мужчину посреди ночи стало делом весьма трудным.       Вэй Ину это удалось сделать лишь раз, когда он неосторожно крался во мраке ночи на кухню, чтобы выпить воды. Аккуратно выпутавшись из объятий мужа, одеяльная гусеничка Усянь с грохотом свалилась с кровати, и ничего не произошло. Грудь Лань Ванцзы спокойно поднималась и опускалась, веки были плотно сомкнуты, и все морщинки на прекрасном лице разглажены.       Облегченно вздохнув, темный заклинатель стянул с себя тканевые оковы и на выходе из комнаты зацепился за ширму, еле успев поймать её от верного падения, и ничего не произошло! Прекрасный второй молодой господин Лань спал мертвецки-мертвым сном!       Вэй Ина ситуация откровенно забавляла. Он стал наощупь продвигать по уже изученному вдоль и поперёк дому, но все равно умудрился врезаться в стеллаж, заполненный трактатами и манускриптами, что вполне естественно и закономерно, ведь к этому предмету мебели любил подходить Лань Чжань, а Вэй Ин, у которого после слова «ответственность» начиналась изжога, шарахался от него как от озлобленной и голодной собаки. В конце концов все это великолепие, с Вэй Усянем в придачу, упало на пол, разбудив сначала Яблочко, который принялся громко кричать в своём стойле, и только потом Лань Чжаня!       Светлый заклинатель зажег лампу, которая стояла возле кровати и пошёл на шум, желая узнать, что разбудило его среди ночи. И обнаружил своего мужа, валяющегося ничком поверх упавшего стеллажа. Лань Ванцзы перепугался, что любимый мог пораниться, поэтому осторожно отодвинул свитки, и опустился на колени перед виновником беспорядка. Вэй Ин почувствовал тёплую руку, что аккуратно касалась его запястья, прощупывая пульс, а после вспомнил все то многое, что успело произойти до пробуждения мужа. И не мог сдерживать свои эмоции по поводу случившегося.       Парень высвободил запястье из захвата, перевернулся на спину и спрятал глаза в сгибе локтя. Тело пришло в движение из-за сильной непрекращающейся дрожи. Лань Чжань смотрел, как его муж неловко перевернулся на груде свитков, пряча в нижних одеждах глаза цвета грозового неба, а после Усяня затрясло, как будто от бесшумных рыданий. Заклинатель уже хотел притянуть любимого в свои объятья и успокоить, как рука, до этого скрывающая верхнюю половину лица, опустилась на дрожащие рёбра, а по всему дому разнеслись поистине океанского размера волны смеха.       Вэй Усянь откровенно ржал, конвульсивно подрагивая ногами, катаясь по остаткам расколотого стеллажа и груде трактатов. В уголках глаз скопились жемчужинки слёз, а грудь еле поднималась наполняя лёгкие кислородом, скукоживаясь подобно иссохшемуся изюму. Лань Чжань явно находился в замешательстве от представшей картины, но смех его супруга был таким звонким и заразным, что на каменном лице уголки губ медленно и незаметно поползли наверх.       Только когда Вэй Ин почувствовал, что воздуха ему стало катастрофически не хватать, он прекратил смеяться и устремил свой лучистый взгляд на засоню номер один клана Лань. Ванцзы ответил ему таким же тёплым взглядом, а на нежных тонких губах играла неразличимая в скупом освещении лампы улыбка, только бровь была изогнута в вопросительном жесте. Вэй Ин попытался принять сидячее положение, но стоило ему чуть приподняться на локтях, как правую руку прошило болью такой силы, что мир перед глазами потемнел, хранившее остатки безудержног веселья лицо исказила жуткая гримаса боли, а из горла вырвался полувскрик-полувсхлип, а тело, потеряв поддержку, рухнуло обратно на пол.       Лань Чжань среагировал быстро, успев подхватить обмякшее тело и накрыть рукой затылок до того, как голова встретилась с полом. Заклинатель закатал рукав нижнего одеяния и в свете лампы заметил торчащую из предплечья кость. Так Вэй Ин заработал открытый перелом и узнал, каким засоней стал его муж.        Время близилось к трём часам ночи, когда из-за двери дома Лань Чжань услышал обеспокоенное перешептывание знакомых голосов. Молодые адепты бесшумно ступали по каменной тропе, слова сливались в единый шелест, из которого выделялись лишь приказные нотки Лань Сы Чжуя. Но если адепты передвигались бесшумно, то почему Лань Ванцзы узнал о ночных гостьях задолго до того, как услышал юношеские трели? Хозяин дома закрыл трактат и стал подниматься с циновки, когда услышал, как у мальчишек с глухим стуком, что-то упало на землю, явно тяжёлое и больших габаритов. Все разговоры стихли, и послышался голос Лань Сы Чжуя:       — Ханьгуан Цзюнь вас убьёт, поднимайте скорее!       После этого последовал поток ругательств и шелест одежд. Лань Чжань открыл дверь и замер на пороге. Его муж был обильно залит кровью, от верхних одежд остались лишь воспоминания, нельзя было даже сказать бледен ли он или открыты ли глаза, потому что то, что видел Лань Ванцзы, напоминало мертвеца, вылезшего из кровавого озера, а не Вэй Ина! Тело безвольным грузом висело на двух юных заклинателях, которыми были Сы Чжуй и Цзин И.       — тель… учитель… Ханьгуан Цзюнь — слова доносились, как из-под толщи воды.       Лань Чжань, который застыл каменным изваянием имени себя на пороге дома, шевельнулся, но ясные глаза неотрывно смотрели на лицо мужа, точно в ожидании, что Вэй Ин сейчас вскинется на руках адептов, не по своей воле оказавшихся втянутых в очередную затею старшего, и лучезарно улыбнется ему, сквозь смех выкрикивая: «шутка!». Но каким бы безалаберным и безбашенным Вэй Ин ни был, до такого уровня шуток он бы не опустился. Просветливший и точно заострившийся взгляд Лань Чжаня предельно внимательно прошелся по каждому молодому адепту, подмечая ожидаемое: Вэй Ин скорее умрет, чем позволит пораниться кому-то из дорогих ему людей. И стоило заметить, что Сы Чжуй и Цзин И также были перепачканы кровью, как и Вэй Ин, тогда как остальные стояли, понурившись, в беленьких немного запачканных дорожной пылью одеждах, попрятавшись за спиной старшего.       — Ханьгуан Цзюнь… — обратился Сы Чжуй, но договорить не успел.       Вышеупомянутый в секунду преодолел разделяющее их расстояние и поднял мужа на руки и без слов понёс в дом. Лань Юань кивнул младшим адептам, чтобы они возвращались в орден без него, и последовал в дом за Ханьгуан Цзюнем. Ученик аккуратно притворил за собой дверь и направился в цзинши, где на опустошенном столе лежал окровавленный Вэй Усянь. На полу уже расположились тазик с водой и стопка белых повязок.        Лань Ванцзы опустился на колени перед мужем и, заставив свои руки не дрожать, принялся снимать пропитанные кровью одежды. Сы Чжуй направился к шкафчику, где хранились целебные мази и травы, и стал молча выгребать с полок то, что нужно. Когда ученик подошёл к столу, то увидел, что жидкость в тазике стала темно-красной, почти чёрной, а кожа учителя Вэя белоснежной, словно прозрачной. Только на тяжело поднимающейся груди, кожи почти не было.       Грудная клетка превратилась в кашу из мяса и мышц, из-под которой проглядывали кости, выше у ключиц и ниже у пупка можно было увидеть полосы от когтей. Бледное лицо не выражало никаких эмоций, оставаясь спокойным, как вода в пруду. Было так непривычно смотреть на него и не видеть привычной широкой улыбки, без которой Вэй Ин казалось совершенно другим, незнакомым человеком. Лань Сы Чжуй поставил возле тазика необходимые снадобья и взглянул на Ханьгуан-Цзюня. Мальчик был одним из немногих, кто понимал эмоции мужчины, и видел буйство чувств даже на застывшем нефритовом лице и в ледяном взгляде светлых глаз. И сейчас Лань Ванцзы чувствовал дикий коктейль из страха, боли, отчаяния, вины, гнева, непонимания, раскаяния и других эмоций, которые Лань Сы Чжуй не успел распознать.        Ученик помогал, как мог, предугадывая желания учителя до того, как он успеет о них подумать. В тишине ночи двое людей молча боролись за жизнь самого дорогого им человека.       Вэй Ина Лань Ванцзы перенёс на кровать только к полудню, когда закончил залечивать и перебинтовывать многочисленные травмы. Тогда у него не было времени подумать, как его муж мог получить такие повреждения и чуть было не отправиться к праотцам во второй раз.       Последний раз Ванцзы так пугался после битвы в Безночном городе. И, когда он увидел, как Вэй Ин безвольной куклой болтался на руках адептов, его сердце сделало кульбит, что кажется покинуло тело, проваливаясь через слои земли вглубь планеты. Если бы не голос Лань Юаня неизвестно сколько бы ещё Лань Чжань стоял, в оцепенении глядя на мужа. Вообще, если бы не этот мальчик Лань Ванцзы даже боялся подумать, как могла бы закончиться эта ночь. И лишь сейчас, смотря на спокойное лицо мужа, но не выпуская из холодных пальцев запястье с колеблющейся ниточкой жизни, мужчина позволил себе облегченно выдохнуть и признать, что в этот раз он сумел спасти любимого.       Лань Юань закончил прибирать комнату после ночной-утренней операции и пошёл с повинной к учителю. Он тихо выглянул из-за ширмы и, увидев, как нежно Ханьгуан Цзюнь держит кисть возлюбленного, мгновенно залился румянцем и опустил голову.       — Ханьгуан Цзюнь, я должен извиниться… то, что произошло… полностью моя вина… и если вы считаете, что… мне не место в вашем ордене… я уйду.       Лань Ванцзы, до этого передававший остатки своих духовных сил Вэй Ину, пораженно уставился на ученика. Все ещё в окровавленных теперь уже поистине траурных одеждах, с растрёпанными волосами и дорожной пылью на лице, мальчик сжимал конец лобной ленты в руке, готовый при первом же слове сорвать ее, покорно ждал наказания. Лань Чжань держал одной рукой кисть мужа, а второй жестом попросил ученика сесть. Сы Чжуй бухнулся на колени, не поднимая головы и сжимая ленту до побеления костяшек.       — А-Юань, расскажи, что произошло. — мягкие интонации в голосе учителя и давно позабытое детское обращение заставили адепта удивленно вскинуть голову.       Хоть нефритовое лицо оставалось по-прежнему холодным, янтарные глаза смотрели на коленопреклонённого, как ореховые глаза Лань Сичэня смотрели на раскапризничевшегося младшего братика.        Мальчик набрал воздуха, как перед погружением на глубину, и принялся за рассказ.       — Х-Ханьгуан Цзюнь, мы собирались на охоту, когда к нам подошёл учитель Вэй. Он спросил, не в южную ли мы часть леса собираемся. Цзин И ответил, что как раз туда мы и направляемся. Тогда учитель Вэй сказал, что он и Вэнь Нин пойдут с нами, потому что мы ещё маленькие, чтобы охотиться без сопровождения… Дальше в лесу, все было спокойно. Пара призраков и навок, низкоуровневые мертвецы, и компас зла исправно работал. Время уже приближалось к полуночи, когда учитель Вэй отпустил Вэнь Нина и сказал, что пора возвращаться. Возвращались мы по той же тропе, но она… как будто бы изменилась. Потом мы оказались в густом тумане. Даже стоя плечом к плечу, мы не видели друг друга, а вокруг сгущалась темная энергия… А дальше на нас отовсюду стали набрасываться мертвецы. Каждый защищался как мог, а я пытался прикрыть учителя Вэя, потому что не слышал флейты и у него же не было меча. Но я неправильно рассчитал траекторию меча и удар пришёлся на грудь Старейшине Вэю. А что произошло дальше, я уже не видел, меня снесла вторая волна мертвецов. Когда мы с адептами отбились, туман рассеялся сам собой, а учителя Вэя… его… он был отделён от нас… и Цзин И сказал, что после моего удара он упал и не мог продолжить отбиваться от мертвецов. И последняя уцелевшая тварь нависла сверху учителя и терзала его грудь когтями. Я… я… просто смотрел… тело перестало слушаться… А Цзин И быстро среагировал и прикончил тварь… а я… упал перед учителем Вэем и совсем растерялся. Простите… Я готов понести любое наказание… даже изгнание…       Лань Чжань весь рассказ наблюдал за юным адептом, а после спустился с кровати и сел напротив Сы Чжуя, ответил:       — Ты не виноват в случившемся и не заслуживаешь наказания. В сложившейся ситуации ты сделал все, что мог. Сегодня ты уже опоздал на занятия. Сходи в холодный источник и отдохни, эта ночь для всех была тяжелой.       Лань Юань поднял голову и криво улыбнулся. Молча поклонившись, мальчик направился в орден. Лань Чжань вернулся к бессознательному мужу и принялся обдумывать события произошедшие ночью. Что-то во всей этой истории было подозрительным, и мужчина не мог понять, в какой момент истории возникло это чувство неладного.       

***

              Последнее, что помнил Вэй Усянь была мелодия, которой он отослал своего верного спутника Вэнь Нина, а дальше возникло чувство, будто он отделён от остального мира толстым непробиваемым стеклом. Тело двигалось само по себе, изо рта вылетали совсем не те фразы, которые он пытался произнести. А когда тропа, по которой он с адептами поднимался на гору, стала меняться буквально на глазах Вэй Ин понимал, что никак не сможет защитить детей или хотя бы предупредить об опасности. А дальше будто бы время замедлило свой ход.       Вот он смотрит, как вокруг адептов сгущается темная энергия, как из темноты атакуют лютые мертвецы, как свечение знакомого меча рассекает плоть на груди и как на него напрыгивает злобный мертвец и с остервенением начинает рвать хрупкое тело, дальше уже ничего не чувствовалось, ни боль, ни гнилостный запах, ни крики молодых адептов. Сознание заклинателя затягивало в пропасть сознания, а темнота вокруг сгущалась и обволакивала. И из этой темноты послышался крик, как будто бы из далека и в тоже время прямо над ухом.       — Старейшина Илин!!!        Вопль резанул по ушам, тело отозвалось вспышками боли, в глаза ударили лучи багрового закатного солнца. Вэй Ин очнулся в своей постели, и принялся хватать ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Крик надрывной и отчаянный все ещё стоял в ушах, он походил на то, будто его звал человек убежденный в том, что лишь Старейшине Илин под силу спасти его от верной смерти. Но помимо мольбы в голосе слышалось благоговение и уважение, с каким обычно молодые адепты обращаются к Ханьгуан Цзюню.        Боль от груди волнами расходилась по всему телу, от чего заклинатель нахмурился и закусил нижнюю губу, чтобы не закричать. Но тут он почувствовал нежное прикосновение чуть шершавой ладони, заставляющее выпустить из плена ровных зубок бархатистые лепестки губ, и широко распахнул глаза, сталкиваясь с взволнованным взглядом мужа. И то, что увидел Вэй Ин, заставило его нахмуриться ещё сильнее.       Прекрасная фарфоровая кожа потускнела и теперь походила на пергамент, на переносице между бровями залегла морщинка, будто кто-то не переставая хмурился, бледно-розовые губы потрескались, под глазами залегли темные круги, как у панды, которые выглядели ещё хуже на фоне светлых янтарных глаз. Вэй Ин, не обращая внимания на то, что во рту у него расположилась тысячелетняя пустыня, прохрипел волновавший его вопрос:       — Дети не пострадали?       Лань Чжань не удивился такому вопросу, ведь его муж в первую очередь думает о дорогих ему людях, а потом уже о себе, если вспомнит. Выжидающий взгляд грозовых глаз заставил мужчину поторопиться с ответом.       — Нет.       Вэй Ин облегченно выдохнул, о чем тут же пожалел, заскулив от новой вспышки боли. Лань Чжань нахмурился, как бы упрекая мужа за свою неосторожность и раскрыл нижние одежды. Толстый слой бинтов на груди стал быстро пропитываться кровью, видимо учащенное глубокое дыхание заставило швы разойтись. Мужчина принялся аккуратно стягивать повязки, обнажая раненую грудь, когда как Вэй Ин пытался скосить глаза так, чтобы увидеть насколько сильно ему досталось.       И если первый преуспел в своём деле, то второй сверлил глазами потолок, потому что тело болело постоянно, а во время поползновений появлялась режущая боль, которая накладывалась поверх тупой ноющей. Лань Чжань пристально осматривал разодранную грудь. Процесс заживления шёл медленно, но лихорадка спала два дня назад, а трупный яд полностью вывелся из организма, поэтому теперь жизни любимого ничего не угрожало. Только если он не вскочит на ноги и не ринется чем-нибудь занимать свои непоседливые конечности. Лань Чжань заново перебинтовал грудь и поднёс к губам возлюбленного небольшую чарку воды. Вэй Ин с благодарностью выпил предложенное, чувствуя, как в его пустыне расцвел оазис.       Немного успокоив дыхание, Вэй Усянь прохрипел второй вопрос:       — Сколько я уже…       Договорить ему не дал бархатистый, несмотря на волнение, голос супруга.       — Семь ночей и восемь дней.       — …       — Оу…       На более полный ответ у Вэй Ина не хватило сил, и он провалился в темное забытие, приятно унявшее его боль.        Последнее, что смог выцепить его расплывающийся взгляд были обеспокоенные глаза Лань Чжаня. И в тот момент он очень пожалел, что снова заставляет и без того уставшего любимого волноваться еще сильнее.