Алкоголь

Алкоголь был ледяным, терпким и ужасно щипал небо. Но Шинко, отодвинув край костяной маски, сделанной из черепа какого-то большого животного(калишец, честно говоря, сам не знал толком, что это был за зверь), опрокинул остатки напитка себе в рот даже не поморщившись, и с громким стуком вернул стакан на стол, потребовав у официанта, низенького четырехрукого латеронца, сновавшего между столиками, принести еще. Кантина гудела и захлебывалась в непрекращающемся вихре криков, смеха, ругани, однако каким-то неведомым образом весь этот гвалт гармонично вплетался в бодрую развязную музыку на фоне. Калишец едва заметно кивнул, когда рядом с ним появилась еще одна полная кружка, и, опустив голову на сложенные в замок руки, немигающим взглядом уставился в противоположный угол бара. В той стороне огромный и грузный бесалиск, навалившийся на стойку и что-то грубо выяснявший у скорчившегося в три погибели длинного нескладного цереанина, вдруг схватил последнего за шиворот и поволок прочь из бара, вышвыривая несчастного за дверь и резво направляясь следом за попытавшимся удрать на четвереньках мужчиной. Но Шинко интересовали не эти двое - он не обратил на потасовку ни малейшего внимания, - а те, кто до этого скрывался за их спинами. Когда бесалиск поднялся и отошел, и без того узкие вертикальные зрачки калишца сузились еще сильнее, превратившись в тоненькие щелки. Небрежно поглаживая край стеклянного бокала с мутной синеватой жидкостью одним пальцем и склонив голову набок, на стуле лениво развалился известный не только на Татуине, но и как минимум еще в сотне других систем, один из лучших охотников за головами среди любимчиков великого Джаббы Хатта - Гридо. Родианец, поймав пристальный взгляд Шинко, нахально прищурился и обвил рукой сидевшую рядом с ним тви'лечку, что-то прошептав ей на ухо. Девушка залилась смехом и игриво тряхнула своими лекку, перетянутыми кожаными ремешками. Калишец прикусил губу и вцепился в свой стакан. Гридо заметил это движение и насмешливо ухмыльнулся ему через всю кантину, ухватив тви'лечку за кончик ее левого лекку и пробежавшись пальцами вверх, чем заставил девушку судорожно вздохнуть и выгнуться, хватаясь за плечо родианца. Ром в руках Шинко угрожающе задрожал и чуть было не выплеснулся через край. Гридо изобразил невинное недоумение на своем лице. Шинко молча вскинул свободную руку, складывая пальцы в символический жест, известный во всех языках галактики даже без перевода. Родианец заметно развеселился. Он повторил ту же манипуляцию со вторым лекку своей подружки, заслужив еще один полувздох-полустон, и притянул тви'лечку вплотную к своей груди. Калишец сделал очень медленный глоток, одаряя Гридо таким убийственным взглядом, что по сравнению с ним даже знаменитый своей токсичностью трандошанский эль показался бы всего лишь легким "Татуинским закатом". Родианец, ни сколько не смутившись, тоже приподнял свой бокал, словно бы чокаясь с готовым взорваться при виде такой наглости калишцем, и ухватил девчонку за щеку, приподнимая ее лицо повыше и запечатлевая на ее губах легкий поцелуй. Затем Гридо встал, напоследок потрепав тви'лечку по голове, и не обращая внимания на побелевшего от ярости Шинко, вышел из кантины. Это было приглашением. Калишец прекрасно знал, что заставлять Шинко бежать за ним по пятам было одним из излюбленных развлечений охотника за головами. Будь это в другой ситуации, он бы точно не стал оказывать ему это удовольствие, но сейчас его кровь, подогретая не только вызывающим поведением Гридо, но и несколькими стаканами ковакианского рома, кипела, требуя догнать родианца, наплевав на уязвленную гордость, и высказать ему все, что Шинко думал об этом нахале. Калишец вскочил, с грохотом отодвигая стул, и рванул к двери, по пути растолкав группу приземистых арконцев, мирно беседовавших, склонив свои треугольные головы над столиком с причудливым дымящимся кальяном по центру. Гридо обнаружился в узком проулке по соседству с баром, удачно отгороженным с улицы чьим-то вездеходом. Родианец с безмятежным видом стоял посреди прохода, и, заслышав приближающегося Шинко, кивком указал тому вверх. — Закат сегодня красивый. Два алых диска - один большой, подернутый рыжеватой дымкой, и второй поменьше, яркий, как будто облитый свежей кровью, - сияли над плоскими крышами одноэтажных песчаных строений. Но Шинко не собирался клевать на этот дешевый трюк. Он в два решительных прыжка преодолел оставшееся между ними расстояние и одним резким движением прижал Гридо к стене ближайшего дома, нависая над ним. — Ты…! - яростно выдохнул он, пытаясь успокоить дыхание. — Я, — легко согласился охотник, невинно хлопнув глазами и не сделав ни малейших попыток освободиться. — Ты. Зачем. Это. Делаешь? — пропыхтел калишец, второй рукой хватая родианца за горло. — Специально? Он придвинулся вплотную к Гридо, пытаясь разглядеть что-то в его выпуклых, бездонных глазах, в которых, как иногда Шинко казалось, отражалась миллионами искристых звездочек целая галактика. — Конечно, — улыбка не покидала тонкие губы родианца. — Но зачем? — когти, стискивавшие его горло, ослабили хватку, и голос Шинко дрогнул, подмешав в гневный рык какие-то потерянные нотки. Гридо воспользовался этим моментом, чтобы твердой рукой отодвинуть от себя пальцы калишца и перехватить инициативу. — Потому что ты чертовски горяч, когда ревнуешь, — он сделал шаг вперед, заставляя Шинко невольно отступить под таким внезапным напором, затем еще один, пока теперь уже сам калишец не оказался зажат между противоположной стенкой и родианцем. Гридо опустил левую руку на стену над плечом Шинко, будто бы негласно утверждая свой авторитет. — Но…, — Шинко понимал, что опять как ребенок попадается на удочку хитрого родианца, но уже было поздно. — Но я немного перегнул палку, согласен, — признал Гридо, хотя по его голосу сложно было сказать, говорит ли он правду. — Позволь мне извиниться перед тобой, Шинко. Родианец легонько надавил ему на плечо, заставляя подогнуть колени и оказаться на одном уровне с ним, а затем свободной рукой провел вдоль челюсти калишца, словно любуясь выступающими по обеим сторонам от нее длинными изогнутыми бивнями. Шинко напряженно следил за каждым его движением. Прохладные и нарочито медленные пальцы Гридо каждым своим прикосновением вызывали мурашки по коже, пока блуждали вниз по острому уху, зарывались в выбившиеся из-под капюшона темно-каштановые волнистые пряди, приподнимали костяную маску, срывая ее и отбрасывая прочь. — Кто-нибудь увидит! — ахнул Шинко, потянувшись за упавшим в песок предметом. Пусть он и давно покинул Кали, но традиции его народа еще сохранялись где-то в подсознании. А обычай Кали считал зазорным показывать свое лицо кому-то кроме своих извошра. — Не увидит, — успокоил его Гридо. — Я тебя прикрою. Он обвил шею калишца и притянул к себе, одну руку кладя поверх его бивней - жест, который Шинко позволял проделывать с собой только родианцу, - а вторую оставляя на бедре парня. — Что ты..., — Шинко не договорил, так как охотник вдруг подался вперед и накрыл губы протестующего калишца своими. Шинко удивленно моргнул, но потом все же сдался, доверчиво обнимая в родианца в ответ и закрывая глаза. Поцелуй был с привкусом чего-то приторно-фруктового, но эта ликерная сладость была приятной, перебивая все еще остававшуюся после рома горчинку. Шинко судорожно выдохнул, пытаясь получить больше, намного больше, но охотник не собирался разрешать ему своевольничать - длинный и гибкий язык родианца контролировал малейшие действия партнера, изучая два ряда крупных заостренных зубов, обвиваясь вокруг, проскальзывая глубже, но вовремя останавливаясь, искусно балансируя на тонкой грани удовольствия и тошноты. Если в чем раса Гридо и была особенно хороша, так это в умении приносить наслаждение для тех, кто этого желал. Пусть большинство и считало тви’леков самыми искушенными в плане плотских утех, Шинко не мог согласиться с этим, чувствуя как одним поцелуем ловкий родианец заставляет все его прежнее раздражение, тщательно вынашиваемое на протяжении тех нескольких часов, проведенных по разные углы кантины, испаряться, как капли влаги, попавшие на раскаленный татуинский песок. Шинко издал хрипловатый стон и выгнулся в руках родианца, его когти угрожающе впились в спину Гридо, довольно чувствительно царапая даже сквозь плотную кожаную куртку. Охотник поморщился и, напоследок облизнув губы калишца, отстранился, наблюдая с видом художника, только что закончившего очередной шедевр, как тот отчаянно хватает ртом воздух, прижав свою четырехпалую руку к груди, а второй при этом пытаясь поправить растрепавшуюся косу. — Ты неисправим, Гридо, — пробормотал наконец Шинко, отдышавшись и убедившись, что сердце больше не норовит пробить ему ребра и выпрыгнуть наружу. — Но тебе нравится, — нахально заявил родианец, и как бы ему не хотелось возразить, в глубине души Шинко понимал, что Гридо прав. Ему нравилось. Нравилась развязность, отсутствие морали и приличий, хищный и неумолимый взгляд, появлявшийся в его бездонных звездных глазах когда тот наводил дуло заряженного бластера на очередного должника Джаббы. Авторитет, который Гридо имел в глазах калишца, желание доминировать, несмотря на то, что родианец был младше его на два стандартных года, и ниже на целую голову. Его нахальная усмешка, да крифф, даже то, как он каждый раз заставлял Шинко сходить с ума от ревности, нарочно заигрывая с первыми встречными девчонками в барах, которые охотно принимали знаки внимания от прославленного наемника. Шинко это нравилось, нравилось, когда адреналин заставлял содрогаться от бешенства и желания схватить родианца за воротник куртки, опрокинуть на стол и взять его прямо там, в кантине, жестко, всухую, на глазах у всех посетителей. Нравилось, когда уже через несколько минут он сам дрожал, не краснея только потому, что от природы имел багровый цвет кожи, и едва мог стоять прямо, пока Гридо уверенным жестом отводил его в темный угол, подальше от посторонних глаз, и мучительно медленно расправлялся с застежками и ремнями на его одежде, не давая права пошевелиться без разрешения. Ему нравилось все это, хотя какая-то часть сознания вопила о неправильности происходящего. Ему нравился Гридо. Он любил Гридо. И одновременно с тем ненавидел его за это чувство. — Эй! Ты идешь или так и будешь стоять, разинув рот, пока тебе туда вомп-крыса не забежит? - окликнул его родианец. Шинко вернулся в реальность, и увидел, что охотник протягивает ему маску. Он поспешно водворил череп на законное место, радуясь, что костяная поверхность скрывает внезапно охватившее его смятение. — Идем. Надо успеть обратно во дворец Джаббы до рассвета.