***
Если бы кто-то вздумал спросить у Мори, что именно он думал о Накахаре Чуе в первые моменты, он бы не смог найтись с достойным ответом. Он лишь пожал бы плечами, не зная, что именно сказать. Хотя у него все-таки было одно определение, которое подходило этому ребенку буквально идеально. И это определение было «странный». Накахара Чуя действительно был очень странным. И это было видно и по его глазам, и по его поведению, и по его разговору. С ним Огай был знаком заочно, когда услышал о том, что Фуку родила больного мальчика от бывшего друга Кансуке. Он тогда был очень сильно занят по работе, которая находилась вообще практически в другой стране, поэтому он мог лишь слышать описания внешности по телефону да проводить консультации также по телефону, рассматривая медицинскую карту на своем стареньком ноутбуке, который дышал уже практически на ладан. Кансуке давно уже советовал заменить его, но Мори не хотел менять привычную и исправно работающую технику на что-то более новомодное, дорогое и быстро ломающееся. Правда, через некоторое время поменять все-таки пришлось, когда Дазай утопил его в раковине, но это уже мелочи. К счастью, все файлы Огай хранил не только на полетевшем ноуте. Так вот, с Чуей Мори был знаком заочно. Он искренне радовался за друга и его жену, хотя и расстраивался из-за того, какая именно болезнь была у мальчика. По-хорошему, тот из-за серьезности своего диагноза вообще был не жильцом. Учитывая, что от родильного отделения до отделения интенсивной терапии было около десяти минут бегом, вообще было удивительно, что новорожденный ребенок не умер прямо так, пока его быстро несли врачи. Как он их материл, когда узнал, что эти идиоты не додумались принести одну из капсул в палату! Да, накладно и сложно, но ведь Кансуке был готов заплатить любые деньги! Действительно любые, так что все, что для этого нужно, врачи смогли бы получить. Однако, они даже не попытались это сделать, предпочитая не утруждаться, так как абсолютно все считали, что ребенок уже не жилец. В этом, кстати, были уверены абсолютно все врачи. А как Фуку и Кансуке отговаривали, когда выяснился страшный диагноз и то, что плод не развивается нормально! Их и просили, им и угрожали! Элитный роддом готов был пойти на все, что угодно, чтобы такой больной ребенок не рождался здесь и не портил им почти идеальную статистику. Однако, и Фуку, и Кансуке были твердо убеждены дать возможность родиться этому ребенку и попробовать помочь ему выжить. Только когда Мори потряс все свои связи и нашел лучшего в стране акушера-гинеколога, который готов был взяться за это дело и давал более оптимистичные прогнозы. А потом подобрал себе команду под стать. И именно благодаря этому Чуя не только родился, но и выжил. Правда, большая заслуга была именно у самого мальчика, потому что тот был настоящим бойцом, потому что дурацкий роддом так и не предоставил в родильную палату капсулу интенсивной терапии, даже если Кансуке обещал за это баснословные деньги. Огай и сам дивился рассказам бывшего сокурсника о том, что ребенок через пятнадцать минут был не только жив, но и держал глаза открытыми, дергал ручками и ножками и кряхтел. А почти сразу же после погружения в капсулу интенсивной терапии и вовсе возмущенно почти расплакался — правда, больше всего это скорее напоминало тихое мяукание котенка, а не что-то другое. Мори был действительно рад, что первый ребенок его друга смог выжить. И даже преисполнился небольшим чувством самогордости, потому что не последнюю роль в этом сыграл он сам. Дальше он все сильнее погружался в работу, хотя и успевал следить за тем, какие дела у друга и его семьи. Тот коротко отписывался о том, что именно они делали и на какую операцию на этот раз отправляется его сын, который был настоящим бойцом, и даже присылал несколько фотографий. И взглянув на них, Огай испытал небольшое ошеломление. Если ярко-рыжие, словно пламя, волосы еще можно было объяснить — у его матери были почти такие же волосы, пусть те в большей степени отдавались золотом, то вот ярко-голубые, словно две льдинки… Как у девушки с зелеными глазами и мужчины с янтарными глазами получился ребенок с таким ярким и пронзительным голубым цветом? Впрочем, генетика — очень странная вещь, так что, возможно, удивляться особенно не стоит. Однако, мальчик был действительно очень милым и красивым. О чем он и написал другу, снова погружаясь в работу. Потом он снова получал вести отрывками, отмечая, что, кажется, малыш пережил уже около двух или трех операций на сердце в столь юном возрасте. И везде выживал, хотя шансы были не особенно велики. Мори снова отметил про себя, что тот действительно боец, раз уж так сильно цепляется за жизнь. Кстати, всех врачей он своему другу подбирал сам, чтобы вероятность положительного исхода была как можно больше. Потом Огай по делам уехал в джунгли Амазонки, так что у него просто не было возможности связываться с внешним миром. Об этой поездке он пожалел, хотя, несомненно, это был интересный опыт. Правда, крокодил, который попытался отгрызть ему ногу, энтузиазма не вызвал. Впрочем, это была благотворительная миссия, так что мужчина не считал нужным ее прекращать, потому что медицинская помощь нужна всем. Особенно тем, кто отрезан от остального мира. Когда он вернулся, его почти смыло целой лавиной сообщений. Мори тогда лишь покачал головой, думая, что Кансуке очень мнительный. Он говорил, что его ребенок очень тихий, странный и смотрит куда-то так, словно видел что-то, что не могли видеть остальные. Это не было странно, учитывая его возраст, о чем Огай ему и написал. В дальнейшем он отвечал примерно также, даже если ворох писем о странном поведение мальчика увеличивался. Лично сам мужчина в поведении — по крайней мере, в самом описание этого поведения — ничего криминального не видел. Ну да, он очень тихий и спокойный, любит музыку и читать, любит писать, смотреть в окно. Иногда застывает на месте, явно о чем-то мечтая. И что? Просто очень мечтательный ребенок, а то, что разговаривает в одиночестве, так у него тот возраст, когда дети себе активно придумывают воображаемых друзей. А потом эти письма также резко прекратились, как и начались. Мори даже удивился немного, но не придал этому значения. Видимо, Кансуке стал занят другим или поведение ребенка перестало казаться ему слишком странным. Ну, или тот просто банально перестал параноить. По крайней мере, некоторое время Огай работал совершенно спокойно, а потом познакомился с мальчишкой-сиротой по имени Цусима Шууджи. Сначала он познакомился с ним в больнице, куда тот попал с побоями и перерезанными венами (и это в пять лет!). Мужчине было от него ни жарко, ни холодно. Он был там ненадолго проездом, но потрепал того по голове и дал несколько карамелек, которые у него завалялись в кармане после Элис. В том месте ему пришлось задержаться по делам, и тогда его вызвали в помощь полиции. Он удивился спутанным объяснениям, но поехал. И какого же было его удивление, когда выяснилось, что именно этот милый ребенок-цветочек с большими трогательными глазами и пушистыми черными волосами, который так сильно напоминал крошечного котенка, умудрился одним ножом не только убить свою мать и отчима, но и зверски расправиться с мужчиной, которому его пытались продать. Самое интересное, что ребенок даже не был в шоке. Он просто спокойно сидел и смотрел на кровавую баню, которую устроил. А потом вскинул голову и равнодушно посмотрел на полицейских. Брюнет слышал, как те потом обсуждали, что от взгляда этого ребенка у них по спине мурашки пошли. Мори же это, наоборот, заинтересовало. Он не испытывал к пацану жалости и сочувствия, потому что такие, как он, за эти эмоции в свою сторону ненавидят сильнее всех. А еще перегрызут глотку голыми зубами, если будут отстаивать свое. Таких маленьких волчат Огай видел уже не один раз — именно из таких и выбирал себе учеников, хотя никто так и не смог прожить больше года обучения. Однако, в этот раз, мужчина был уверен, этот мальчишка выдержит. Именно поэтому он спокойно прошел прямо по кровавому кафелю, лишь слегка поморщившись, когда его ботинки запачкались в крови, а потом присел перед мальчишкой и усмехнулся, засунув руки в карманы: — Пойдешь со мной? Цусима Шууджи кивнул, и после этого он перестал существовать. И дом, и дело об убийстве семьи очень «неожиданно» сгорели. Если Чумной доктор хотел, то он получал абсолютно все. И у него было слишком много должников, чтобы любой с удовольствием выполнил его маленькую просьбу. Зато на свет появился Дазай Осаму. Мори с первого взгляда понял, что шатен — совсем не простой ребенок. Он толком никак не мог это объяснить, просто он знал, что тот — совершенно другой. Именно тот, кто ему нужен. То ли дело было в поведении, то ли во взгляде, то ли в повадках, но он каким-то шестым чувством понимал, что перед ним не совсем обычный ребенок. Впрочем, гении — все такие. А учитывая, что именно тот пережил, то было бы странно, если бы он вел себя, как обычный ребенок пяти лет. Огай знал, что, когда нашел ребенка, сорвал нехилый такой куш. Иногда мужчина видел, как пристально смотрит на него шатен. Тогда ему казалось, что этот мальчик очень сильно хочет у него что-то спросить, но никак не решается. Он даже попробовал спросить у него об этом, но тот лишь покачал головой и поджал губы. А красно-карие глаза горели так, что сразу становилось понятно, что тот ни за что не скажет. Брюнет лишь пожал на это плечами, думая, что тот хотел себе какой-то подарок — все-таки, пять лет как раз возраст для этого, но даже не стал спрашивать. Это его совершенно не волновало. Главное, чтобы тот проходил его обучение без возражений, а все остальное уже второстепенно. Тем более, что скорость обучения мальчишки действительно поражала. Достаточно было показать Дазаю что-то всего один раз, как он мгновенно все повторял просто идеально. Иногда Мори даже думал, что тот уже знает это, просто не показывает, но это была слишком дикая и странная мысль, чтобы иметь возможность на жизнь. Тем более, пока это никак отрицательно не влияло на обучение, это совершенно не волновало Огая. Он нашел себе хорошую пешку и собирался действительно достойно воспитать его, чтобы получить после огромную выгоду. А ее мужчина умел видеть, как никто другой. Они прожили вполне спокойно и безмятежно вместе около двух лет, за которые брюнет достаточно быстро привязался к своему воспитаннику. Нет, он не растил его, как обычного ребенка, и его любовь не была отцовской. Скорее, его любовь напоминала ту, которая есть у Короля в шахматах к своей самой перспективной и хорошей пешке, которая сполна оправдывает все ожидания и вложенные средства и даже превосходит их. Мори действительно гордился собой, ведь он совершенно не ошибся в своем выборе. Дазай был действительно великолепным. А как он быстро всему учился! Просто превосходно! Огай даже подумать не мог, что даже гений может обладать такой скоростью обучения. Впрочем, за это мальчику мужчина готов был купить практически все, так что и шатен не оставался без награды за свое прекрасное поведение и обучение. Брюнет никогда не думал, когда брал мальчишку к себе, что со временем полюбит его, словно собственного ребенка. И не только его, но и Чую. Впрочем, все началось с Чуи, на нем и закончилось. Это на самом деле очень трудно объяснить, но… Именно Чуя был тем, кто изменил взгляды Мори на жизнь. Если раньше тот жил исключительно с мыслями о том, какую выгоду ему принесет тот или иной человек (немногочисленные друзья были редким исключением, хотя он до сих пор не может сказать это с полной уверенностью). Огай уверен, что ему было достаточно в первый раз в живую встретить Накахару и заглянуть в его голубые глаза, чтобы начать постепенно меняться. Тоже самое он замечал и у Дазая — тот буквально бегал за рыжиком, который был младше него почти на три года, хвостиком и преданно заглядывал в глаза. С первого взгляда мужчине стало понятно, что он видит между собой пока еще не сформировавшихся соулмейтов. Никак иначе подобную преданность, любовь и восторг от обычно ко всему равнодушного и почти ненавидящего мальчишки объяснить было нельзя. Когда брюнет только понял, то он испытал огромное бешенство от того, что все выверенные планы пошли под откос! Ведь соулмейты… эта такая вещь, которую очень трудно объяснить — она одновременно самое лучше и самое худшее, что может произойти с человеком. Своего соулмейта Мори послал уже давно, потому что просто не желал, чтобы кто-нибудь помыкал им или чтобы он должен оглядываться на кого-то другого и следить за его безопасностью, когда в очередной раз проворачивает свой гениальный план. Нет уж, мозги ему не для этого давали, чтобы он все пустил под откос только из-за чертовых меток и глупого сердца. Да, ему было тяжело и больно, метки пекли и ныли, но со временем он научился игнорировать их зов. Он лишь иногда морщился, когда с отвращением разглядывал их в зеркале. Быть связанным с кем-то на всю жизнь — разве эта судьба не самая худшая? Огай и сам не понял, каких трудов ему стоило сдержаться и не пристрелить рыжего пацана прямо там, но… Рука не поднялась и дрогнуло сердце. И то, что он — сын Кансуке, тут совершенно не причем. Наверное, дело было в ауре и взгляде. Тот воспринимался, словно самое невинное, что только может быть на этом гребаном свете. А его глаза… они совершенно не напоминали глаза ребенка. Они были спокойными и мудрыми. И взгляд у них был мудрым. Не умным, а именно мудрым. Мужчина следил за ним еще с тех пор, как к Чуе подошел Дазай, поэтому он быстро заметил, каким именно взглядом Накахара смотрит на бегающих и играющих детей. И черт возьми, больные дети не должны смотреть так! Они должны смотреть с горечью, завистью, злостью, отчаянием и ненавистью, а не лишь с любопытством и легким интересом, словно эта игра почти не интересна. Конечно, если бы была возможность, он бы присоединился, а так… Брюнет словил себя на том, что он пытается ущипнуть себя, чтобы проверить, не чудится ли ему. Тогда он лишь отдернул себя, недовольно поджал губы и, до побелевших костяшек сжимая стакан, подошел ближе, когда Кансуке предложил познакомить его с сыном. Мори быстро заметил, как Осаму встал чуть впереди, словно загораживая и защищая рыжика от него. Знает же, паршивец, мысли наставника! Огай дежурно улыбнулся, жалея, что когда-то столь сильно помогал другу и находил врачей для Чуи. Если бы тот сейчас был мертв, то столько бы проблем удалось избежать! Тем не менее, ему удалось сказать даже без малейшей дрожи в голосе: — Он и правда очарователен, как ты и говорил, Кансуке. И Дазай-куну, видимо, он тоже очень понравился. Даже слишком сильно, и это серьезная проблема. Однако, тогда мужчина ничего не смог сделать — не стал. Не смог бы выстрелить, глядя в пронзительные голубые глаза, даже если бы захотел. И Кансуке и шатен тут совершенно не причем. Просто брюнет не мог убить рыжика. С того дня в Мори что-то изменилось. Он и сам не мог сказать что, но он начал меняться. Стал становиться более… мягким и чувствительным, что ли? По крайней мере, никак иначе он не мог объяснить, что стал позволять Дазаю видеться со своим соулмейтом, хотя раньше это было самым строгим табу на свете. Но он просто не мог выдержать просящих карих глаз и соглашался. Его подкалывала на эту тему Элис, заявляя, что его словно кто-то проклял, на что Огай лишь пожимал плечами. Это действительно походило на чье-то проклятие, но заставить себя рассердиться на это не мог. Просто не мог. А потом Чуя загремел в больницу из-за сердечного приступа, и мужчина поймал себя на мысли, что действительно волнуется за этого ребенка почти также сильно, как Осаму. Это было шокирующим и удивительным открытием, но он ничего не мог поделать с этими чувствами. Он просто волновался, и все. А потом Накахара и вовсе куда-то пропал на долгие и долгие годы. Его семья хранила упрямое молчание, а они вместе с шатеном сходили с ума от беспокойства. Дазай стал хуже спать, стал рассеянным, почти не ел, поэтому еду приходилось в него впихивать почти силой. Он погас, словно в нем выключили лампочку. И, хотя брюнет старался его поддерживать, ничего не помогало. А появившаяся метка соулмейтов в разгар этих четырех мучительных лет не сделала лучше. Наоборот, сделала хуже, потому что именно после ее появления Осаму впервые схватился за лезвия. Мори беседовал с ним и пытался понять, почему тот делает это, ведь метка есть, а значит, что рыжик жив. Однако, шатен лишь сказал, что это делает ситуацию еще более мучительной. Зато, когда он проваливается в темноту после попытки самоубийства, он может ненадолго увидеть Чую — тот очень бледный, худой и маленький, он испуган, но жив. Потребовалось четыре года, чтобы Огай узнал, что именно Кансуке скорее всего виноват в пропаже сына. Тогда он сказал об этом Дазаю и дал полный карт-бланш. Мужчина не знает, что именно делал Осаму с ними, но в итоге все были живы и даже более-менее здоровы. Зато насчет их психической целостности были сомнения, потому что они смотрели на шатена, словно на самого дьявола, а потом и вовсе бились в истерике, стоило тому подойти к нему поближе. А потом Кансуке все-таки был вынужден рассказать им, куда именно исчез его ребенок. Такой злости, ненависти и отвращения брюнет давно не испытывал, хотя он всегда считал себя достаточно хладнокровным и равнодушным человеком. Своего. Собственного. Ребенка. В. Лабораторию. Где. Над. Ним. Будут. Ставить. Эксперименты?! — Ну и падаль же ты, Кансуке. — выплюнул Мори, который про себя поклялся, что если с Чуей что-то случится, он самолично вскроет всей семейке горло. Хотя нет, он вручит скальпель Дазаю, а сам отойдет в сторону. Все-таки, Накахара — его соулмейт. А потом были мучительные месяцы поисков. Рыжика он обнаружил совершенно случайно, когда приехал на взрыв в одну из секретных лабораторий, надеясь, что хотя бы здесь он обнаружит того, кого искали они. Так и произошло. Тот сидел посреди кратера, который остался от лабораторий, и тихо плакал, свернувшись в клубочек. Огаю осталось только укутать его в пиджак и отвести в машину, где тот вскоре и вырубился, привалившись к нему. Мужчина же в это время разговаривал с Осаму, которого интересовало все и сразу. На вопросе о изможденности брюнет лишь хмыкнул, но на вопросах о кровяном давлении и тому подобных у него глаза на лоб полезли. Он просто сказал, что все в больнице, после чего сбросил трубку. И помассировал виски, закатив глаза, потому что был уверен, что шатен с его паранойей еще доставит ему хлопот. Впрочем, он совершенно не жалел о том, что нашел Чую. А еще он с первого взгляда понял, что Накахара никогда не станет бойцом, какую роль ему готовил Мори изначально. Основной пункт — здоровье, а другие — наивность, доброта и неумение видеть в людях плохое. Так что да, бойцом ему не стать никогда, но вот их хрупким и тщательно оберегаемым маленьким принцем — да. Раньше для Огая самым важным было стать Боссом мафии, чтобы не только защитить город, но и достичь высокого положения, но теперь его волновала только его семья и бедовые дети, за которыми нужен глаз да глаз. Все изменения в его жизни пошли от Чуи, но мужчина совершенно не жалеет. И даже то, что в его жизни появился Фукудзава Юкичи, вызывает у него не раздражение и отрицание, как раньше, а только радость. Брюнет думает, что готов начать все заново. К счастью, его соулмейт полностью разделяет этот взгляд, дав ему второй шанс. Мори действительно счастлив и доволен, но теперь было бы идеально, если бы он не работал врачом в Портовой мафии. Тем более, что ему очень сильно не нравится, как этот старый маразматик смотрит на Чую, который прячется то за него, то за Дазая, настороженно поглядывая в сторону нынешнего Босса мафии. Неужели чувствует неладное? Огай очень радуется этому, потому что Накахара предпочитает сидеть дома и не ходить в мафию, но ему совсем не нравится, то что этот старик периодически интересуется мальчиком. Мужчина уверен, что это не к добру, но также он уверен, что сможет защитить своих детей в случае чего. Никакому старому пердуну он их отдавать не собирается! Нет уж, это его дети! К чему он не готов, так это к тому, что тем, кто убьет предыдущего Босса мафии, будет рыжик, которого тот где-то отловил и попытался зажать в каком-то углу (как подросток, ей-богу!). От абсурдности ситуации брюнету хочется нервно смеяться, но смеяться не тянет, потому что у Чуи самая настоящая истерика, ведь его способность сработала даже без его ведома, подняла старика в воздух и перемолола кости в труху, кинув на пол, словно полый мешок. Сейчас тот цепляется за Дазая и рыдает у него на плече, бесконечно бессвязно извиняясь. Мори сразу достает шприц специально на этот случай и вкалывает Накахаре крупную дозу, от которой он почти мгновенно засыпает. Огай переглядывается с Осаму, после чего они вместе облегченно выдыхают. Еще одного сердечного приступа им прямо сейчас не хватает. Через некоторое время рыжик уже спит под успокоительным на больничной койке, тщательно оберегаемый шатеном, который, будь его воля, предыдущего Босса мафии с огромным удовольствием жестоко пытал, превратив его последние мгновения перед смертью в Ад на земле (да и брюнет с удовольствием присоединился). Сам же Мори тем временем разбирается со всеми формальностями, делая так, чтобы никто и никогда не смог докопаться до истиной причины смерти предыдущего Босса мафии. Пусть уж лучше думают, что это он его убил, чтобы занять его место, чем узнают о роли Чуи в его смерти. И пусть тот старый маразматик сам виноват, никто не помешает мафии выставить именно Накахару виноватым и убить. Хотя бы за то, что тот посмел оказать их Боссу сопротивление, в ходе которого тот был убит. Всю правду будут знать только они, а остальные… Ну, это их проблемы. Уже через час у Портовой мафии был официально другой Босс, на которого смотрят со страхом и ненавистью, но перед которым абсолютно все преклоняют колени. Мори клянется сделать все, чтобы Чуе больше никогда не приходилось делать что-то такое. Он уверен, что Дазай его полностью поддержит.Король умер, да здравствует Король! А также Джокер и маленький Валет, которому нужна защита.