Loser

      — Минцзюэ-сюн, а помнишь, как мы впервые встретились? — Лань Сичэнь повернул голову к главе ордена Цин Хэ Не, с улыбкой осматривая его. День выдался относительно тёплый, да и все дела, касающиеся союза их кланов, были решены довольно быстро, поэтому два молодых человека сидели под недавно распустившейся магнолией и наблюдали за закатом. Действительно, вечернее солнце куда прекраснее, когда ты рассматриваешь его, никуда не торопясь, да ещё и в компании доброго друга.  — Как же такое забудешь, — усмехнулся Не Минцзюэ. Его глубокий, чуть с хрипотцой, голос нарушил установившуюся тишину, — Это было ещё до того, как я стал главой своего клана. Ты тогда был ещё совсем юным, Цзэу-Цзюнь, но уже держался наравне со взрослыми. Меня это всегда привлекало в тебе…       Что было потом, Лань Сичэнь запомнил надолго. Вообще, Первый Нефрит помнил всё, начиная с их неловких прикосновений во время прогулок по Нечистой Юдоли, и заканчивая пылкими и пьянящими поцелуями в Облачных Глубинах. Каждый раз, когда юноши видели друг друга, в их глазах загоралось неистовое пламя, которое невозможно было потушить. Пламя искреннего чувства. Кто бы мог подумать, что они, настолько разные люди и личности, — прекрасный во всех смыслах, нежный, даже немного хрупкий Лань Хуань и мощный, самоуверенный, иногда жестокий, но всегда верный Не Минцзюэ, — смогут найти нечто общее и познать, какого это — любить от всего сердца. Они стали названными братьями, что только сильнее соединило их души. Разве это не чудесно? Разумеется, они оба были счастливы, до тех пор, пока их не предали.

***

      Лань Ванцзи и Вэй У Сянь с уважением поклонились Цзэу-Цзюню, приветствуя его. Они не виделись с тех самых пор, как Цзинь Гуанъяо был заперт в одном гробу с лютым мертвецом, при жизни бывшим Не Минцзюэ. Все в тот день испытали несколько душевных потрясений: Вэй Ин узнал о чувствах Лань Чжаня к нему, Цзян Чэну открылась правда о его Золотом Ядре, а Лань Сичэнь получил предательский удар поддых от своего ближайшего друга и названного брата. После этой ночи внутри каждого что-то щёлкнуло, поменялся взгляд на жизнь: кто-то обрел давно потерянное счастье, а кто-то наоборот, остался абсолютно потерянным. — Брат, ты в порядке? — спросил Хань Гуан-Цзюнь, тихо ступая по полу в комнате Лань Сичэня. Конечно, он застал его за чтением очередного труда одного из величайших умов их клана, только вот Первый Нефрит знал их все наизусть, и даже Лань Чжань заподозрил неладное. — Да, брат мой, всё в порядке, — ответил ему Лань Хуань, отрываясь от книги и одаряя молодого человека своей добродушной улыбкой, — Просто решил освежить в памяти пару моментов из этой работы, пригодится для будущего занятия с молодыми адептами клана. Тебя что-то беспокоит? Как вы с Вэй У Сянем вообще поживаете? В последнее время от вас ни весточ… — Прошло два года, брат, — перебил его Лань Ванцзи, опуская глаза в пол и прикрывая их. Было видно, что ему очень тяжело даже думать об этом, — Вэй Ин и я всё ещё пытаемся придумать, как спасти их обоих, но мы не в силах что-либо изменить. Мне жаль.       Улыбка на устах Лань Хуаня тут же погасла. Он закрыл книгу и отложил её в сторону, а затем спрятал в ладонях лицо, оперевшись локтями об стол. — Пожалуйста, оставь меня на несколько минут. Мне нужно обдумать твои слова, — обречённо произнёс мужчина, тяжело вздыхая. Второй Нефрит послушно кивнул и бесшумно вышел из комнаты своего брата, направившись к Вэй У Сяню.

***

      Первыми в стену полетели бумаги, до этого аккуратно лежавшие на столе. Следом за ними отправились в полёт и кисти для каллиграфии. Те самые, которые когда-то подарил Лань Сичэню Цзинь Гуанъяо. Раздался негромкий, немного истеричный крик обессиленного, опустошённого изнутри человека. Цзэу-Цзюнь тут же залепил себе звонкую пощёчину, так как нарушил одно из трёх тысяч правил клана Гу Су Лань — не шуметь в Облачных Глубинах. Поднявшись с колен, он посмотрел в окно, где виднелась та самая магнолия, под которой они с Чифэн-цзунем так любили проводить тёплые летние вечера, обсуждая дела насущные или вспоминая подвиги былых времён. Иногда они просто молчали, наблюдая за танцующими на ветру лепестками. И больше этим двоим для счастья не было нужно ничего. Они могли мастерски обходиться без слов, так, что было достаточно одного взгляда для того, чтобы они поделились своими тёплыми чувствами друг с другом. А за такими взглядами всегда следовали осторожные и немного неуверенные, но такие искренние поцелуи и объятия.       Лань Хуань прошёлся по комнате, осматривая её своими потухшими от непередаваемой горечи глазами. Всё вокруг напоминало о том, что он остался один в этом мире. Брат, наконец, обрёл своё счастье с любимым и покинул Облачные Глубины. Конечно, они не забывали писать Первому Нефриту, чтобы тот помнил о них, но иногда от этих писем хотелось выть волком. Взгляд Лань Сичэня упал на полку, где лежал золотой медальон, подаренный ему когда-то Цзинь Гуанъяо. У каждого из них были такие, как неформальный знак их братства. И даже когда Не Минцзюэ обратился в лютого мертвеца, Цзэу-Цзюнь заметил какой-то блеск под чёрными лохмотьями. Это позволило ему сделать вывод, что их брат даже после смерти остаётся их братом, пусть и названным. А теперь нет никого. Только одинокий и наивный глава клана Гу Су Лань, никому ненужный. Неожиданно для себя, Лань Хуань схватил этот медальон и бросил его в зеркало. Он смотрел на себя в разбитое зеркало, и ему казалось, что даже его собственное отражение ненавидит его. Тяжко заставить себя поверить в то, что это не реально, когда все вокруг говорят, что ты — никто. — Смирись, Сичэнь, — прошептал он, продолжая смотреть на себя и пытаясь сдержать давно подступившие слёзы, — Ничего не изменить, ты никому не нужен. Лучше бы ты остался там, вместе со своими братьями, и все были бы счастливы.

— Замолчи. Ты нужен мне.

      Первый Нефрит оглянулся. Ему показалось, что он слышал чей-то голос, хриплый и очень низкий, хотя был твёрдо уверен, что находится в комнате один. — Кто здесь? — дрожащим голосом спросил молодой человек, утирая слёзы рукавом и отворачиваясь от разбитого зеркала. Он был готов поклясться чем угодно, хоть собственной душой, что в одном из осколков ему померещился Не Минцзюэ, стоящий за спиной. Но, как бы Лань Сичэню этого не хотелось, его там не было. После этого он взглянул на свои руки, немного красные от крови; видимо, поранился, когда разбил зеркало. Лань Хуань вздохнул. Если он не сделает этого сейчас, не сделает никогда. Мужчина схватил тот самый осколок и резким движением откинул рукав белоснежного ханьфу, обнажая аккуратное и будто бы бархатное предплечье. Он вновь посмотрел на магнолию и тихо-тихо прошептал, закрыв глаза: «Минцзюэ-сюн, прошу тебя, вернись».       Ответом ему был лишь шелест листьев магнолии на ветру да пение птиц, пролетавших мимо. Он не вернётся.