Грани допустимого

Если бы Гарри знал, чем в итоге обернется этот разговор, он бы просто ушел домой и передал дело другому следователю, не обращая никакого внимания на прямой приказ Кингсли и собственные благие намерения. Но у Гарри всегда были плохие оценки по Предсказаниям. Поэтому последние двадцать минут он сидит и слушает, как Малфой монотонно поливает грязью все, что Гарри так дорого. Белобрысый ублюдок прошелся уже по Рону, Гермионе, Джинни. Он высказал все, что думает о самом Гарри, причем, даже не пытаясь подбирать слова. И все попытки заткнуть его и хоть пару минут поговорить о деле проваливаются с треском. Остается только стискивать зубы, сжимать от злости кулаки и ждать, когда Малфой выговорится. Не то чтобы Гарри считал, что он действительно заслуживает все эти оскорбления, однако, с парочкой эпитетов согласен. Он прекрасно понимает, что является для Малфоя сейчас отдушиной, на которой можно сорвать всю злость на несправедливость мира. И поскольку Гарри действительно считает себя косвенно виновным в его бедах, он терпит. Ровно до той секунды, пока эта тварь не произносит: — ...а был бы дальновиднее, то прикончил бы этих подзаборных крыс еще до твоего рождения. И твои мамочка с папочкой не стали бы великими мучениками. — Ну хватит! — рявкает Гарри, вскакивая на ноги и отшвыривая стул. Он в два шага преодолевает разделяющее их расстояние и хватает Малфоя за отвороты мантии. — Не смей трогать моих родителей! — А не то что? Ударишь меня? Ничуть не испугавшись внезапного порыва, Малфой довольно ухмыляется, и Гарри вдруг понимает, что все это время чертов идиот намеренно провоцировал его на насилие. Если бы он действительно повелся на провокацию и вмазал Малфою, как тот того заслуживает, то хитрый гаденыш мог подать жалобу на жестокое обращение с подследственным. Не слишком бы это ему помогло, но Гарри, скорее всего, все же отстранили от дела. И оставалось бы только помахать на прощание ручкой да передать через Малфоя привет дементорам. Черт. Несмотря на все, что этот придурок только что наговорил, Гарри неприятно осознавать, что Малфой видит в нем исключительно врага, который мечтает упрятать его за решетку. Хотя откуда ему знать, что именно ненавистный еще со школьных лет Потти является сейчас, возможно, единственным шансом на спасение? Злость на Малфоя проходит моментально. Хмыкнув, Гарри отпускает его мантию и даже слегка приглаживает ее, расправляя складки. — Хорошая попытка, Малфой, но нет. Мне поручили вести твое дело, и я планирую качественно сделать свою работу. В ответ Малфой моментально прекращает мерзко ухмыляться и пожимает плечами, будто не ломал добрых полчаса комедию. — Ладно. Я понял. И о чем мы тогда будем говорить? Да неужели? Гарри очень хочет верить, что теперь допрос пойдет так, как надо. Он возвращается на свое место и кладет руки на стол, сцепляя пальцы в замок. — Давай начнем сначала. Что ты делал в той лаборатории, где тебя арестовали? — А разве это не очевидно? — Малфой удивленно выгибает бровь. — Твои коллеги по дороге сюда ни капли не сомневались в том, чем я там занимался. — Мне плевать, что там думают на твой счет мои коллеги. Поэтому — нет, не очевидно. Так что ты там забыл? Несколько долгих секунд Малфой молча его разглядывает. На лице, практически ничуть не изменившемся с тех пор, как Гарри видел его в последний раз, появляется задумчивое выражение. Злая веселость во взгляде сменяется настороженностью. И это прямо-таки прорыв в их общении. Наконец, Малфой произносит: — Ты можешь напоить меня Веритасерумом и узнать все, что тебя интересует. Гарри морщится и качает головой. — Я бы не хотел доходить до крайностей. И если мы уже закончили обсуждение личных счетов, то, будь так любезен, просто отвечай на мои вопросы. По возможности честно, разумеется. — Как жизнь меняет людей, Поттер. Ты не только сменил прическу и прекратил носить свои уродские очки, но и научился адекватно строить предложения. Раньше ты и двух слов связать не мог. — Профессиональная деформация. Малфой фыркает и, кажется, слегка расслабляется. — Ладно. Я понятия не имел, что там находится какая-то подпольная лаборатория. Где-то слышал, что по этому адресу есть аптека, в которой продают вполне разрешенные лечебные зелья без рецепта от колдомедика. У матери проблемы со здоровьем. Хотел ей помочь. — И что было потом? — За дверью оказалась та самая лаборатория, о которой ты уже наслышан. Там находились двое магов, которые, увидев меня, знатно переполошились. Я даже палочку выхватить не успел, как они меня оглушили и оставили валяться на полу. Когда в помещение ворвались твои дружки, я как раз только пришел в себя и смог встать. Не знаю, почему они меня не связали и уж тем более не убили. Не спрашивай. — А где твоя палочка? Гарри не верит ни единому его слову, но эта история отлично согласуется с тем безумным планом, который за несколько минут выстроился в голове. Поэтому он старательно запоминает каждое слово. Остается только надеяться, что Малфой не забудет свою ложь. — Понятия не имею. — Разве ее не забрали те самые преступники? И не кинули где-то в лаборатории? Малфой снова замолкает и некоторое время смотрит на Гарри откровенно оценивающим взглядом. — Уверен, что так оно и было. Возможно, она все еще там. Где-нибудь в дальнем углу, например, под стеллажами с ингредиентами. На Гарри накатывает неожиданная волна облегчения. Хорошо, что Малфой все понял правильно — не хотелось бы озвучивать вслух собственное стремление впервые в жизни пойти на должностное преступление. Что ж, пожалуй, на этом на сегодня можно закончить. Завтра он с самого утра отправится в опечатанную лабораторию и начнет работу с уликами. А тех бедолаг прилется оставить на потом, когда он поймет, что именно им следует сказать на суде. — Спасибо за сотрудничество, Малфой. Мне нужно некоторое время, чтобы подтвердить твою историю. Если она окажется правдой, тебя сразу отпустят, и я лично принесу извинения от лица Аврората за неправомерное задержание. Постарайся до того момента не настраивать моих коллег против себя. Гарри снова поднимается со стула, в этот раз с намерением покинуть допросную, но Малфой его удивляет. Он тоже встает, делает пару шагов и вдруг оказывается неожиданно близко. — Зачем ты мне помогаешь? — Малфой понижает голос почти до шепота, поэтому Гарри приходится придвинуться к нему практически вплотную, чтобы расслышать. Он отстраненно отмечает отличный парфюм. Удивительно. Даже живя в нищете, Малфой умудряется выглядеть и одеваться так, будто сошел с обложки «Ведьмополитена». — Давай обсудим это, когда суд тебя оправдает, — Гарри тоже понижает голос, надеясь, что за дверью никто не подслушивает. Он специально не стал накладывать заглушающие чары — это могло бы вызвать подозрение у его сослуживцев. — Нет, ты скажешь мне все сейчас, Потти, — Малфой хватает его за руку, не давая сдвинуться с места. — Я знаю, кто посадил за решетку Блейза и Панси. Поэтому если ты сейчас же не скажешь мне, что за херня тут творится, то... Гарри зажимает ему рот ладонью и глазами показывает в сторону двери. Не может же Малфой и правда не понимать, что здесь не место для такого разговора? Видимо, может. Он отстраняется от ладони, смотрит рассерженно, ждет, и Гарри тоже начинает злиться. Наклонившись к самому уху, Гарри шепчет: — И что ты сделаешь? На тебе наручники, которые блокируют магию, и в ближайшее время ты не выйдешь из Аврората. Что ты вообще можешь мне сделать? Малфой отпускает его руку, хмыкает, будто задумавшись, а потом говорит: — Например, я могу сделать вот это И с размаху бьет обеими руками в солнечное сплетение. Пошатнувшись от силы удара, Гарри делает шаг назад, сгибается пополам, а затем, потеряв равновесие, и вовсе падает на каменный пол. До кучи пребольно ударившись локтем, он неуклюже возится, пытается протолкнуть в легкие хоть каплю спасительного воздуха, а так хочется застонать, завыть от боли. Но оклематься ему не дают. Малфой с силой пинает его по ребрам, рывком поворачивает на спину, а затем и вовсе садится сверху. Когда зрение проясняется, Гарри всем телом вздрагивает от жесткой решимости, которая читается на лице Малфоя. Внезапно становится по-настоящему страшно. — Малфой, успокойся, ладно? Ему с трудом удается выдавить из себя даже не слова — какой-то жалкий хрип. Боль все еще слишком сильная. Черт, Гарри понятия не имеет, в какой момент ситуация полностью вышла из-под его контроля. Вот только Малфой и не думает успокаиваться. — Зачем. Ты. Мне. Помогаешь. Каждое слово сопровождается несильной, но достаточно ощутимой пощечиной. И до Гарри вдруг доходит, что Малфой не просто вымещает на нем злость, а бьет так, чтобы не осталось видимых следов. От этого понимания страх липким ручейком стекает по позвоночнику. Гарри уже сомневается, что если честно ответит на заданный вопрос, его тут же отпустят. Уж точно не без новой порции боли. По правде говоря, он сильнее, крупнее, в лучшей физической форме. В конце концов, у него есть палочка, тогда как Малфой и вовсе в наручниках. Гарри бы мог сейчас скинуть его с себя одним четким движением, наложить парочку заклинаний и выйти, сбежать из этой чертовой допросной. Мог бы. Но он не делает ровным счетом ничего. В этой абсурдной ситуации есть что-то чертовски правильное, нужное, значимое. Гарри вынужден себе признаться, что впервые за черт знает сколько лет вообще ничего не контролирует, и это ощущение оказывается до нелепости упоительным. А боль — боль он заслужил. На самом-то деле, заслужил гораздо больше, чем пару пощечин. Возможно, отголоски каких-то из этих мыслей отражаются на его лице, потому что пристально наблюдающий за ним Малфой снова хмыкает. А потом внезапно наклоняется ближе и с силой сжимает в кулаке его волосы, вынуждая выгнуться на жестком полу. О, нет. Это уже лишнее. Гарри все же решается прошептать ему часть правды, пока все не начало заходить куда-то не туда: — Я просто не хочу, чтобы тебя посадили. — Почему? — Малфой снова наклоняется к его уху. — Это не первый раз, когда ты пытаешься не дать им упрятать меня в Азкабан. Что ты за это хочешь? Гарри не понимает, от чего именно начинает задыхаться, и торопливо произносит гораздо больше, чем собирался: — Ничего, от тебя мне ничего не нужно. Я просто должен спасти хоть кого-то от этих сраных дементоров. Кажется, этого объяснения Малфою оказывается достаточно. По крайней мере, он отпускает волосы Гарри, поднимается, а затем и вовсе отходит на пару шагов. — Больше тебя не задерживаю. Вот и славно. Вот и хорошо. Гарри с трудом поднимается с пола, все еще ощущая отголоски боли в различных частях тела. Он чувствует неясное сожаление от того, что Малфой так быстро его отпустил, и никак не может понять причину своего состояния, пока тот не обращает внимание на один прелюбопытный факт. — Поттер, ты в курсе, что у тебя стоит? Все еще пытающийся отдышаться Гарри сначала поднимает удивленный взгляд на Малфоя, а затем смотрит на свой пах. Действительно. В процессе всей этой возни его мантия распахнулась и форменные брюки ни капли не скрывают более чем явное возбуждение. О, Мерлин, только этого еще не хватало! — Я... Это не то, о чем ты подумал. Гарри поспешно запахивает мантию и пытается смотреть куда угодно, только не на Малфоя. Совершенно не хочется видеть мерзкую усмешку, искажающую его лицо. — И о чем же я должен был подумать? — Малфой снова понижает голос до шепота. — Что тебя возбуждает боль? Игры в подчинение? Или это ты на меня так реагируешь? Если что, для справки, у меня есть невеста. — А я женат, — огрызается Гарри, мечтающий провалиться сквозь землю. — Хорошо, что мы прояснили вопрос ориентации, — похоже, у Малфоя в принципе отсутствуют тормоза, потому что он понятия не имеет, когда следует вовремя заткнуться, — Но все же это не отменяет твоей, хм, проблемы. — Со своими проблемами я разберусь как-нибудь сам, — Гарри, наконец, вспоминает, что вообще-то он здесь главный, хватает со стола бумаги и практически бежит до спасительной двери. — А ты лучше позаботься о своей шкуре. Не дождавшись ответа, он резко распахивает дверь и вылетает в коридор. К черту! Гарри понятия не имеет, почему тело отреагировало на это абсурдное происшествие подобным образом, но сейчас совершенно точно некогда копаться в причинах и следствиях. Он подумает об этом потом, если, конечно, по итогу этого дела им с Малфоем не придется коротать свои дни в соседних камерах за преступный сговор. Уж тогда-то они наговорятся вволю! К тому моменту, как Гарри доходит до своего кабинета, неуместное возбуждение практически пропадает, а в голове не остается места для посторонних мыслей. И вплоть до конца рабочего дня он сосредотачивается исключительно на изучении всех документов по делу Малфоя, которые передал ему Кингсли. Позже вечером Гарри входит в дом на площади Гриммо с единственным желанием рухнуть в кровать и забыться беспробудным сном до завтрашнего утра. Впереди его ждет как минимум еще один не менее напряженный день, и он просто хочет хоть немного отдохнуть. Однако, все его планы летят к чертям, когда в просторный холл, слегка подволакивая ногу, входит Джинни. Одного взгляда на жену, оказывается достаточно, чтобы понять — ближайшие несколько часов Джинни его спать не отпустит. — Привет, милая. Отлично выглядишь. Он давно уже не видел на ней подобных облегающих платьев и подозревает, что принарядилась Джин не просто так. — Ах, Гарри, я тебя уже давно жду. В последнее время ты все время задерживаешься, как будто кроме работы ничего на свете не существует. Когда-то Джинни саму было в дом не заволочь. Она постоянно пропадала на играх, сборах, тренировках, вечеринках и еще черт знает где. Вот только напоминать об этом сейчас, после всего произошедшего, было бы верхом глупости. Поэтому Гарри подходит, коротко целует ее припудренную щеку и отвечает: — Прости. Сейчас работаем над сложным делом. Обещаю, максимум через пару дней я буду полностью в твоем распоряжении. — Мне бы не хотелось ждать так долго, — Джинни укоризненно качает головой, от чего завитые в локоны рыжие волосы красиво ложатся на плечи. — Между прочем, я сегодня постаралась и приготовила твой любимый мясной пирог. — Просто умираю с голоду! На самом деле после драки с Малфоем грудь и ребра все еще ноют, и он не уверен, что сможет заставить себя проглотить хоть кусочек. Но ради жены придется постараться — не так часто Джинни выплывает из своей бесконечной депрессии. Оказавшись в просторной столовой, они чинно садятся по разные стороны шикарно сервированного стола, и Гарри с легкой ностальгией окидывает погруженную в гнетущий полумрак комнату. Когда они после свадьбы переехали в этот дом, то зареклись вести себя подобно чопорным Блэкам. Было здорово ужинать прямо на полу возле камина, голыми и расслабленными после бурного секса. И, к сожалению, фактически только на этих воспоминаниях до сих пор держатся их отношения. С тех пор, как Джинни заперла себя в четырех стенах, она кардинально изменилась. Гарри не может ее винить, но и радости особой не испытывает. Ему не хватает задорной и бесшабашной девчонки, в которую он некогда влюбился. Чертовски сильно не хватает. Он тянется было за куском пирога, но резкий окрик заставляет его на секунду замереть: — Нет, подожди! Попробуй сначала салат. Он с курицей и ананасами. Говорят, что ананасы являются природным афродизиаком. — Не знал, что у нас с этим какие-то проблемы, — отвечает Гарри, покорно накладывая в тарелку салат. По всей видимости Джинни забыла, что ананасы он терпеть не может. — Нет, но сегодня мне понадобится вся твоя мужская сила, — хихикнув, Джинни отпивает вино из своего бокала и тянется за вазочкой с клубникой. — Я забыл про какую-то важную дату? У нас сегодня праздник? Наколов на вилку кусочек ананаса, Гарри отправляет его в рот и быстро начинает жевать, надеясь не распробовать вкуса. Одновременно он прокручивает в голове все памятные даты, однако, не может припомнить ни одного повода, по которому стоило бы устраивать такой церемониальный ужин в середине октября. — Не забыл, но сегодня и правда особенный день. Я была в гостях у Луны, и, знаешь, они с Невиллом собираются завести ребенка. Ну разве не чудесная новость? — Действительно, чудесная, — занятый героическим уничтожением невкусного салата, Гарри совершенно не понимает, куда она клонит, поэтому следующая фраза застает его врасплох. — Я считаю, что и нам пора задуматься о детях. Сегодня семнадцатые лунные сутки — отличное время для зачатия. С трудом проглотив чуть не застрявший в горле кусок, Гарри откладывает вилку и с преувеличенным вниманием смотрит на Джинни. Судя по всему, у нее появилась новая идея по восстановлению их семейного благополучия. В прошлый раз она решила, что им необходимо сделать ремонт во всем особняке своими руками, чтобы восстановить духовную близость. Закончилось все несколькими неделями дичайшего бардака, парой масштабных скандалов и вызовом ремонтной бригады. Гарри до сих пор помнит незабываемый вкус овсянки, приправленной покрывавшей все поверхности в доме пылью от побелки. Новая идея Джинни тоже не кажется ему впечатляющей. Они ведь еще слишком молоды для подобных обязательств, зачем куда-то спешить? — Ты уверена, что хочешь этого? Дети — это большая ответственность и масса дополнительных трудностей, с которыми придется справляться каждый день. — Хочу, — Джинни отпивает еще немного вина и тяжело вздыхает. — Я устала сидеть здесь одна и ждать, когда ты соизволишь вернуться с работы. Я устала чувствовать себя ненужной. И если ребенок позволит мне снова стать счастливой, то да, черт возьми, я действительно этого хочу. — Ох, детка. Гарри быстро поднимается из-за стола и, подойдя, крепко обнимает ее за плечи. Джинни тесно прижимается к нему и всхлипывает. Он сомневается, что ребенок действительно сможет решить ее проблемы и восстановить душевное равновесие, но если она так хочет, то он не в праве отказывать. Гарри знает, что является не самым внимательным и заботливым мужем. В конце концов, после травмы, из-за которой Джинни пришлось бросить квиддич и несколько лет учиться заново ходить, он и правда уделял ей и ее проблемам недостаточно много времени. Возможно, следовало бросить все и увезти ее куда-то подальше, где ничего не напоминало бы постоянно об упущенных возможностях и нереализованных мечтах. — Давай начнем пробовать сегодня? — Джинни слегка отстраняется от его груди и смотрит таким жалобным и просящим взглядом, что у Гарри буквально сердце разрывается от боли, которую он видит в этих заплаканных глазах. — Что угодно, если тебе станет от этого легче. — Спасибо, — еще раз шмыгнув носом, Джинни несмело улыбается. — Я купила новое кружевное белье. — С этого и надо было начинать! Я просто обязан его немедленно увидеть, — подхватив смеющуюся Джинни на руки, Гарри несет ее в спальню, стараясь не думать о том, что, возможно, они собрались совершить очередную большую ошибку. Около часа спустя он лежит, крепко обнимая прижавшуюся к нему и пытающуюся отдышаться Джинни, и никак не может понять, какого черта только что произошло. Возможно, на него наслали проклятье. Или в голове окончательно помутилось от всех событий безумно долгого дня. Но, черт возьми, до оргазма его довел отнюдь не чувственный секс с ней, а воспоминание о неприкрытой злости, болезненной хватке в волосах и ощущении полного подчинения чужой воле. Он уверен, что теперь никогда уже не сможет посмотреть Джинни в глаза без стыда. Да и Малфою, будь он неладен, тоже. На следующий день Гарри просыпается на пару часов раньше обычного, осторожно выбирается из кровати, стараясь не разбудить жену, а затем начинает лихорадочно собираться. Он должен успеть побывать на месте преступления до того, как туда придется отправиться вместе с обязательной следственной группой. В последний момент Гарри вспоминает, что чуть не забыл мантию-невидимку и поспешно забирает ее из сундука, в котором отцовское наследие пылилось несколько лет. С окончания войны у него не было практически ни одного повода ее надевать, но как же хорошо, что эта вещь все еще осталась в его распоряжении. Закутавшись в плотную легкую ткань и убедившись в том, что ни единый дюйм его тела не виден окружающим, Гарри выходит из дома и аппарирует в неприметный тупичок, находящийся неподалеку от злополучной лаборатории. В шесть утра Косой переулок непривычно тих, лавочки начнут открываться только через пару часов, но Гарри все равно не хочет рисковать. Он быстро приходит мимо нескольких магазинчиков и сворачивает в неприметный проулок. Нужный дом он находит практически сразу — на двери красуется большой опознавательный знак, свидетельствующий о том, что здание опечатано Авроратом. Осторожно, чтобы не потревожить сигнальные чары, Гарри распутывает вязь наложенных на дверь заклинаний, нервно осматривается по сторонам и только затем заходит внутрь. Как и описывал Малфой, перед его глазами сразу же оказывается просторная комната, до отказа забитая стеллажами с ингредиентами, разделочными столами и котлами. Только идиоты могли организовать варку запрещенных зелий подобным образом. Хоть бы в подвале варили, в самом-то деле. Проверив комнату на различные чары и убедившись в том, что оперативники, опечатывающие здание, не потрудились навешать на комнату ни одного следящего заклинания, Гарри снимает мантию-невидимку, закатывает рукава и приступает к работе. Малфою чертовски повезло, что Гарри не просто знает, но и безмерно обожает свою профессию. На ходу трансфигурируя необходимые инструменты из попавшегося под руку хлама, он быстро начинает обследовать лабораторию. И, конечно, находит белобрысые волосы Малфоя везде, где только можно. Хоть бы расчесывался перед тем, как совершать преступления, великий, мать его, зельевар. Но Гарри не зря получал отличные отметки в Школе Авроров. Он методично и скрупулезно выискивает и уничтожает каждую мелочь, которая могла бы скомпрометировать Малфоя, при этом щедро разбросав несколько волосков там, где, по версии подозреваемого, они должны были остаться. Палочка Малфоя действительно находится под дальними стеллажами. Гарри проверяет ее Приори Инкантатем и, конечно же, последним использованным заклинанием является Эванеско. Идиот. Опытный следователь может понять, что именно за зелье тут варили, и по беспорядку возле котлов. Малфою повезло, что их магия схожа, иначе пришлось бы ему выдумывать очередную ложь. Воспользовавшись чужой палочкой, Гарри разглаживает свои брюки, а затем небрежно кладет ее на один из столов. Ну все, теперь перед следственной группой предстанет вполне однозначная картина. Мысленно похвалив себя за хорошую работу, Гарри снова закутывается в мантию-невидимку, восстанавливает охранные и сигнальные чары, а затем отправляется на работу. У него сегодня еще куча неотложных дел. Спустя несколько часов, допивая четвертую чашку кофе, Гарри чувствует себя нереально уставшим, но чертовски радостным. Давно уже рабочие обязательства не вызывали у него подобных эмоций. Остается только надеется, что это не связано с тем, что он в рекордно короткие сроки успел нарушить несколько законов и фактически обеспечил себе уютное место в Азкабане, если Кингсли узнает правду. Однако, Гарри всерьез рассчитывает обмануть своего начальника — благодаря безупречной репутации у него чертовски неплохие шансы. Утром, как и было запланировано, он собрал следственную группу и снова отправился на место преступления. Там Гарри только командовал своими ребятами, помогая им сортировать и классифицировать улики. Палочка Малфоя была найдена, заняв свое почетное место среди остальных улик. И он даже позволил себе пнуть один из стеллажей, демонстративно выражая досаду из-за этого прискорбного факта. По возвращении в Аврорат, Гарри тут же отправился допрашивать двух остальных подозреваемых, надеясь, что никто из его ретивых подчиненных не успел сунуться раньше. Но нет, все в отделе уже были наслышаны о том, что Кингсли поручил старшему следователю лично засадить бывшего Пожирателя Смерти за решетку. И если бы прежде Гарри возмутился подобному распространению сплетен, то сейчас шумиха была ему только на руку. Как он и ожидал, подозреваемые в один голос твердили, что уже две недели работают на мистера Драко Малфоя и с радостью готовы сотрудничать со следствием, чтобы смягчить свой приговор. Гарри благодарил Снейпа и Дамблдора за уроки Окклюменции, когда методично корректировал память им обоим. Ближе к обеду он успел дописать подробный протокол по делу, поставил свою размашистую роспись и отнес все бумаги Кингсли. Основное дело было сделано. Оставались завершающие штрихи. И теперь, сидя за своим столом, Гарри молится Мерлину и всем известным богам, чтобы последняя часть его плана также прошла без происшествий. К сожалению, он прекрасно понимает, что именно делает — весь день приходилось упорно затыкать чертову совесть, которая твердила, что он никогда больше не сможет с гордостью носить аврорскую форму, но к черту, все к черту. Впервые за очень долгое время он чувствует, что поступает действительно правильно. В конце концов, не зря ведь Распределяющая Шляпа хотела отправить его в Слизерин. Гарри как раз успевает допить кофе, когда в его кабинет врывается разъяренный Кингсли. Ну все, началось. Аккуратно отставив от себя чашку, он молча следит, как тот захлопывает за собой дверь, накладывает заглушающие и запирающие чары, и только потом поворачивается к его столу. — Гарри, скажи мне, что это неудачный розыгрыш. Я прочел твою писульку и планирую засунуть тебе ее в задницу! — Забавно потрясая протоколом, донельзя возмущенный и злой Кингсли делает пару шагов к нему. — Какого хрена Малфой оказался у тебя жертвой обстоятельств?! Малфой! Ты вообще соображаешь, что практически требуешь его просто так отпустить? Гарри цепляет на лицо самое виноватое выражение, которое только может найти в своем арсенале, трет шею и тяжело вздыхает. — Я сам был в шоке, Кинг. Но факты. Факты! Ты читал протокол допроса — он действительно оказался жертвой двух нелегальных зельеваров. Попал не в то время в не то место. — Ты сам-то в это веришь? Это же Малфой! Да ты вспомни, что вытворял его отец! Что он сам творил! Гарри, посмотри на меня. Я хочу, чтобы ты, блядь, смотрел мне в глаза, когда будешь утверждать, что этот прихвостень Волдеморта невиновен. Гарри покорно поднимает голову и встречает напряженный взгляд Кингсли. — Мир чертовски несправедлив. Но, да, Кинг, Малфой тут ни при чем. Ты даже не представляешь, как я мечтаю засадить его в Азкабан. Но не в этот раз. Не разрывая зрительного контакта, Гарри вспоминает, как Малфой оскорблял его во время допроса, как сам Гарри злился, когда нашел его палочку среди барахла подозреваемых, с какой отрешенной усталостью дописывал протокол. Ему нечего скрывать и утаивать. Он точно также расстроен из-за всего этого дела. Наконец, Кингсли отводит глаза и устало опускается на стул. — Прости Гарри, я должен был проверить. Ты же понимаешь, что это все очень подозрительно выглядит? — Все в порядке, Кинг. Если бы я не умел сопротивляться действию Веритасерума, то выпил бы его добровольно. Но теперь ты убедился, что я расстроен не меньше твоего? Остается только надеяться, что в следующий раз он действительно оступится и попадется на чем-то незаконном. — Да, пожалуй, ты прав. Таким людям, как Драко Малфой, не место на свободе. Даже если когда-то он спас тебе жизнь. — Полностью с тобой согласен. Все свои долги я отдал ему давным-давно. Кингсли устало вздыхает, поднимается со стула и снимает с двери заклинания. — Суд над теми двумя остолопом состоится на следующей неделе. Ну а Малфоя я тогда отпускаю за недостаточностью улик. Сам скажешь ему эти радостные новости? — А можно я больше не буду с ним видеться? — Гарри кривится, как от зубной боли, — мне с головой хватило допроса. Не хочу снова слушать о себе и своей семье гадости. Пусть забирает свою палочку и катится к чертям. — Ладно, тогда отправлю к нему кого-то из твоих парней. И, да, жду протокол по делу Эббот. Раз уж мы отпускаем Малфоя, надо хотя бы одного преступника посадить за решетку. — Конечно, Кинг. Я закончу его к вечеру. — Вот и хорошо. Но, блядь, поверить не могу, что кто-то вроде Малфоя просто попался под руку. Бывает же. Когда за Кингсли закрывается дверь, Гарри позволяет себе уронить гудящую от боли голову на стол. Тот не был аккуратен с его воспоминаниями, зацепил даже пару кадров их вчерашнего семейного ужина, ну да черт бы с ним. Если бы Кинг хоть на секунду усомнился в честности старшего следователя, он бы напоил всех троих подозреваемых Веритасерумом и самолично провел допросы. И тогда им с Малфоем пришлось бы несладко. Слава Мерлину, что проверки Легилименцией оказалось достаточно. Главное, что все закончилось — Малфою больше ничего не угрожает. И, что удивительно, сам Гарри тоже умудрился не лишиться должности и остаться на свободе. Теперь можно с чистой совестью выкинуть Малфоя из головы и снова забыть о нем на несколько лет. На самом деле Гарри был бы не против сказать ему лично, что все обвинения сняты за недостаточностью улик, но банально боится снова оставаться с Малфоем наедине. Нет, не надо больше всего этого. Гарри и без того чувствует себя будто находящимся в параллельной вселенной, где он нарушает закон, пытаясь спасти шкуру Малфоя, а еще его тело реагирует возбуждением в ответ на побои. Ну уж нет, хватит с него этого бреда. Тихо застонав, Гарри все же заставляет себя отлепиться от стола и пододвинуть поближе дело Ханны. Поразвлекались и хватит. Теперь пора приняться за настоящую работу и снова начать защищать закон. Пусть даже от таких несчастных людей, как она. Гарри действительно не думает о Малфое вплоть до вечера. Он с легким сердцем слушает жалобы Рона на то, что белобрысому хорьку опять удалось выкрутиться, и старательно с ним соглашается. Затем в хорошем настроении отправляется домой, ужинает с женой и проводит с ней приятные полчаса в спальне. И только перед сном, спустившись на кухню за водой и увидев, как в окно тихонько стучится незнакомый филин, Гарри вдруг четко понимает, что ничего еще не закончилось. Отвязывая послание от лапки птицы, которая тут же улетает, не дождавшись ответа или хотя бы угощения, он уже знает, кто отправил ему письмо. Он также ничуть не удивляется, увидев на пергаменте ровные строчки, написанные знакомым почерком. Но только прочтя короткую записку до конца, Гарри осознает, что в действительности все эти несколько часов ждал весточки от Малфоя. Ждал, что тот назначит встречу. И стоя ночью посреди кухни он вынужден признать хотя бы перед самим собой, что эмоции, которые испытал за последние два дня, стоили всех этих проблем. Пусть и на короткое время, но Гарри перестал чувствовать себя палачом и смог хоть что-то изменить. И, да, хоть ему и было стыдно перед Малфоем за неуместное возбуждение, та боль тоже была необходимой и правильной. После нее стало гораздо легче дышать. Конечно, нет ни единой причины, по которой Гарри стоило бы приходить завтра по указанному адресу. Однако, глядя на то, как пламя камина пожирает листок пергамента, он уже прикидывает, какую из выходных рубашек стоит надеть. И парфюм. Надо бы вдумчиво выбрать парфюм. Просто так. Буквально на всякий случай.