Воробушек и певчая птичка/The Sparrow and the Songbird

Так уж повелось, что каждому, когда-либо настигавшему их с Беном Соло поцелую суждено было оставить после себя глубокий, неизгладимый след. Из раза в раз становясь для Рей переломным моментом, с грохотом срывающим знакомый ей мир с петель, даже мимолётному слиянию губ удавалось перевернуть тот с ног на голову, самым чудесным образом смещая магнитные полюса и центр тяжести до тех самых пор, пока любая утвердившаяся прежде точка опоры не растворялась без следа в, кажется, необозримом пространстве бесконечного, неизведанного космоса. Стоит их коже едва соприкоснуться, и Рей как незаметно, так и неотвратимо ускользает из тисков черно-белой действительности прямиком в бескрайнюю вселенную, полную насыщенных, кричащих красок. Пожалуй, поцелуи Бена всегда напоминали ей… живую, ослепительную радугу. Мягкость его губ — бледно-персиковый цвет, мягкий на ощупь и сладкий на вкус. Его погруженная в ее волосы рука с запутавшимися в беспорядочных прядях, мягко вынуждающими запрокинуть голову назад пальцами — самый темный оттенок синего, безграничная сила с прожилками скользящего в ней размытого, едва различимого сумрака. Лихорадочный жар его рта — ярко-красный, теплый и солоноватый, живительный источник, пробуждающий внутри золотистые всполохи трепещущего пламени. Да, целовать Бена Соло — словно соприкасаться с вечностью, сливаясь воедино со всеми красками бесконечного мироздания одновременно; цветами, что сами по себе являются не более, чем исходными составляющими первобытного хаоса, совершенного, живописного беспорядка, проявляющегося лишь в далеких отголосках старого как сам мир, причудливого контраста светотени — блеклыми красками, что под его чудотворным прикосновением в одночасье и прямо на глазах умудряются обрести четкие контуры и зачастую невидимый невооруженным глазом сакральный смысл. Поцелуй Бена — точно ослепительное и призрачное звездное сияние, сумевшее заключить в себе как священное безумие, так и неизменное постоянство, снова и снова захватывающие Рей в добровольный плен: бескорыстно, всецело, без тени стыда и следа смущения. Вот только переливающаяся внутри всеми цветами радуги симфония красок, как впрочем любое случайное и временное явление, длится ровно до тех пор, пока распахнув глаза, Рей не встречается с затуманенным взглядом Бена своим. Потому что в этот самый миг постепенно соскальзывающая пелена окутывающей ее пестрой дымки, наконец, окончательно спадает с глаз, чтобы напоследок пройдясь по красочному миру взрывной, отрезвляющей волной, оставить после себя лишь кристальную ясность и горький привкус того, что неоспоримая реальность, окутав ее монохромной пленкой, рано или поздно снова прокрадется сквозь незаметные щели и многочисленные трещинки прямо к сердцу, обволакивая то черно-белой коркой суровой действительности. Той самой, в которой ей совсем нет места рядом с Беном. Беном. Беном, который испытывает по отношению к ней столь слепую ярость, что готов пойти практически на любую низость только, чтобы причинить ей невыносимую, оглушающую боль. Бен, который, даже понимая, что это разрушит Рей, принял осознанное решение не пригласить ее на похороны Леи. Бен, который помолвлен с кем-то вполне реальным, хоть и незнакомым ей. Будучи не в состоянии приглушить сам собой вырвавшийся из горла мучительный крик, Рей делает попытку отстраниться от мужчины, в последнее мгновение замечая искрящуюся в его глазах щемящую тоску, прежде чем тот позволяет ей окончательно выскользнуть из его рук. Так было всегда: точно в навязчивом, нескончаемом сне, вопреки всем попыткам и мольбам, в конечном счете у Рей не оставалось иного выхода, кроме как отстраниться, уйти с дороги, и Бен, будто по уже заведенному порядку, сжимая в бессильной ярости кулаки, всегда позволял ей раствориться в непроницаемом тумане безжалостной правды. Той самой, что когда-то бездонной, непреодолимой пропастью пролегла между ними, стремясь все больше разверзнуться под ногами при каждом рывке навстречу, любом стремлении дотянуться, пересечь разделяющую их бездну. Чудовищной правде — жестокой и черно-белой. Разноцветное сияние радуги, рано или поздно, но все же всегда отступало на задний план, оставляя их наедине с отчаянием и безысходностью в серой комнате без окон и дверей, пристально и неотрывно глядящими друг другу в глаза. — Это… это ничего не решит, — произносит Рей напряженным, срывающимся голосом, нервно проводя рукой по растрепанным волосам. Пробегающий по ее существу волнами мелкий озноб, кажется, продолжает усиливаться до тех пор, пока все ее тело не начинает колотить крупной дрожью. В пронзительном, сосредоточенном, кажется, отслеживающим каждое движение девушки взгляде Бена мелькает растущее беспокойство, вынуждающее того потянуться к Рей, однако перед тем, как ему удается коснуться ее плеча, та резко отворачивается, срываясь с места и направляясь на успевшую стать для нее вторым домом кухню, силясь заглушить в сознании доносящийся до слуха призрачным эхом тяжелый вздох оставшегося позади мужчины. — Заварю чаю, — бросает через плечо Рей, — ты?.. Проследовав за ней на кухню, Бен останавливается у стола, прежде чем опершись локтями о столешницу, крепко зажать между ладонями голову. — Нет, — выдыхает он. — Нет, последнее, что мне сейчас нужно, так это еще одна гребаная чашка чая. Все, чего я хочу, это, чтобы ты поговорила со мной. — Не о чем нам с тобой разговаривать. — Если бы в этом была хотя бы доля правды, — терпеливо возражает Бен. — Если бы тебе действительно нечего было бы мне сказать, ты бы не появилась тут с твердым намерением покалечить меня, брыкаясь и завывая как Банши. — Ты это заслужил, — горько выплевывает Рей, с яростью наполняя чашку молоком. — Ты… ты не пригласил меня, Бен. Лишил возможности попрощаться. Она хотела, чтобы я была там… она хотела, чтобы я прочла… и я… я… — слова неожиданно застревают у Рей в горле, а дыхание перехватывает так, что ей вдруг катастрофически не хватает воздуха. Оказавшийся рядом с ней спустя буквально секунду Бен, принимается ласково поглаживать девушку по спине, одновременно вытаскивая из руки чашку, которую она сейчас стискивает с такой силой, что создается впечатление, будто та вот-вот треснет. — Дыши, — приказывает он. — Рей, пожалуйста, постарайся сделать несколько глубоких вдохов, прошу тебя! Вскинув голову, Рей изо всех сил пытается сосредоточиться на лице Бена, очертания которого постепенно проступают сквозь пелену набежавшей на глаза соленой влаги. Под его пристальным взглядом девушка, наконец, заставляет себя судорожно втянуть воздух в, кажется, горящие адским пламенем легкие, силясь замедлить неистовое биение собственного сердца, что сейчас точно бешеное колотится в грудной клетке. — Я ведь заучила его наизусть, — беспомощно шепчет ему Рей, когда вновь обретает голос. — Выучила полностью, слово в слово… — Заучила наизусть? — мягко вторит Бен. Вобрав полную грудь воздуха, Рей прикрывает мокрые глаза. — «Да, не люблю уж больше. Но как сильно любил я… Вверял свой голос ветру, чтобы ее достигнуть. Она с другим, чужая. Моей — оставшись в прошлом. Ее глаза, и голос — и все, что мне так мило. Да, не влюблен уж больше. Или люблю, быть может. Путь так краток любви, и так долог — забвения». Острая боль снова затапливает каждую клеточку существа Рей, когда новая волна непоправимого горя с размаха бьет в самый центр солнечного сплетения, стремительно разливаясь по телу леденящим холодом. Леи больше нет. Лея мертва. А Бен — все, что от нее осталось, все, что осталось у нее, успел превратиться в полного незнакомца, совершенного чужака. Как же так, на удивление отрешенно думает Рей, захлебываясь в горе и рассматривая его сквозь плотную дымку слез. Неужели кто-то может быть таким далеким и в то же время настолько близким? Знала ли она вообще когда-либо этого человека? Взгляд девушки принимается скользить по родному лицу, поочередно останавливаясь на глазах, цвет которых ей знаком так же хорошо, как и свой собственный, задерживаясь на губах, которые она когда-то целовала, на щеках, которые однажды ласкали ее пальцы. Нет, со всхлипом решает Рей, он давно уже не ее Бен. Этот стоящий перед ней мужчина — совершенно незнакомый, чужой ей человек. Человек, которого, возможно, ей никогда так и не удалось познать до конца, по-настоящему. Потоки соленой влаги ручейками продолжают беспрерывно струиться по ее щекам так, что Рей приходится поспешно смахнуть те тыльной стороной ладони, пока стоящий рядом Бен не сводит с нее немигающего, полного отчаяния взгляда. — Рей, — начинает он, но она лишь мотает головой, резко протирая глаза, прежде чем обхватить голову руками. — Все в порядке, я… — «Потому что ночью, как эта, я держал в руках ее тело, душа не хочет смириться с признанием потери. Это будет последняя боль, причиненная ею, я верю, а этот сонет — последним, написанным для нее этой ночью», — не поднимая головы, внезапно и на одном дыхании произносит Бен тихим голосом. В устремленном на его бледное лицо взгляде Рей читается только безграничное удивление. — Бен, — шепчет она. — Бен, ты… Не зная, что сказать, Рей замолкает, в то время, как Бен, тяжело вздохнув, просовывает руки в карманы, прежде чем отойти от нее. — Я тоже любил ее, Рей, — обращается к ней мужчина все еще мягким и одновременно омраченным отпечатком скрытого упрека голосом, отчего-то сейчас напоминающим ей капли утренней росы, в предрассветный час застывшей на поверхности оконного стекла. — Я любил ее. Всем сердцем. Знаю, что и ты любила. Но Рей, ты не пойдешь на ее похороны, — отрезает Бен, выпрямившись в полный рост, пока маска решимости завладевает каждой его чертой. — Как впрочем и я. На протяжении долгого мгновения ошеломленная, в одночасье потерявшая почву под ногами девушка просто смотрит на Бена, а тот встречает ее взгляд без тени страха и сожаления. — Ты… ты не собираешься на похороны матери? — запинается она, ощущая, как ладони вмиг становятся влажными, а сердце снова заходится в груди. — Нет, Рей. Нас не будет на похоронах. Ни тебя, ни меня. — Но она… ты и я… мы… — С нас хватит, Рей, на десять жизней вперед — неестественно спокойно и решительно произносит Бен, прежде чем облокотившись на кухонную стойку, пододвинуть к ней остывающий чай. — Больше так продолжаться не может, и я собственноручно положу конец этому кровожадному безумию. Дрожащими пальцами поднеся чашку к губам, Рей вынуждает себя сделать несколько мелких глотков, невзирая на завладевшее желудком чувство сильной тошноты. — Все закончилось двенадцать лет назад, — несмело возражает она. — Все завершилось в ту ночь, когда его не стало. В ту ночь, когда не стало их обоих. — Нет, — бормочет Бен, принимаясь яростно мотать головой. Что-то в его глазах заметно темнеет, погружается в сумрачную мглу, указывая на то, что сокрушительная волна общих болезненных воспоминаний в одночасье накрыв их обоих, завладевает существом мужчины в той же степени, что и ее собственным. Ручей. Рядом болеутоляющая тяжесть тела Бена, царапины на спине и синяки на бедрах. Его просящие прощения, исцеляющие губы прокладывают дорожку от плеча к плечу. Наполненные нежностью и любовью слова, тотчас уносимые ветром прочь. Прямо у их ног — быстрое течение воды, устремляющейся обратно к морю. Между ними — взаимные обещания, разговоры о Европе и планах побега, о том, чтобы больше никогда не вернуться. В этот момент они одно целое, в этот момент они свободны. А затем, раздающиеся вблизи, разбивающие вдребезги священную тишину, нарушающие целостность их клятв, леденящие кровь крики. Отрезвляющие, наводящие ужас звуки, которые разносясь вокруг, болезненным эхом отражаются внутри, вынуждая их приподняться с отпечатавшимся на лицах чувством вины. — Все должно было завершиться еще тогда, — продолжает Бен жестким, непреклонным тоном. — Но тебе, как никому другому известно, что это не более чем обманчивая иллюзия. — Мы… были просто глупыми детьми, мы не понимали, что творим… — Нет! — судорожно сжатая в кулак рука Бена с грохотом приземляется на столешнице, а влажные глаза не отражают ничего, кроме мрачного отчаяния. — Посмотри на нас, Рей! Господи, только взгляни на нас. Неужели ты не видишь, что они с нами сделали. — Они ничего с нами не делали, — возражает Рей, попутно замечая, что собственный, окрашенный оттенком сомнения голос, снова подводит ее. — Мы самостоятельно сделали свой выбор. Своими руками и поступками проложили путь, определив собственную судьбу, мы… — мысли девушки беспорядочно разбегаются, чувства сплетаются в клубок, слова беспомощно затухают в воздухе. — Мы… мы стали лишь тем, чем нам суждено было стать… Пристальный взгляд Бена прожигает ее кожу, пронизывающий насквозь каждый миллиметр жар лишает способности здраво мыслить, дышать полной грудью. — Не смей, — срывается он. — Неужто ты еще не устала врать самой себе?! Мы не выбирали этого, Рей. Ничего из этого мы не выбирали. Они и только они навязали нам этот выбор. Именно они принуждали нас лгать, именно они заставляли нас из раза в раз отказываться от всего, что было нам дорого, и именно они все это время, отравляя все вокруг своей ненавистью, использовали нас в своих корыстных целях, точно призванных отплясывать по приказу, привязанных к ниточкам марионеток, но с этим покончено. Слышишь меня?! — Мышцы лица Бена дрожат от едва сдерживаемой ярости. — Я перерезаю нити, Рей. Сейчас. За нас обоих. Мы больше никогда, слышишь, никогда не станем безвольными марионетками в чьих-то жестоких и умелых руках. Прошлое осталось в прошлом, и мы с тобой отпустим его. Уничтожим, если придется. Рей чувствует, как на этих словах кровь отливает от собственного лица, в то время, как кажущиеся высеченными из камня черты Бена заметно смягчаются. С шумом выдохнув, мужчина тянется к ней, принимаясь нежно поглаживать руку. — Каждый, кто однажды являлся частью этой истории канул в небытие, обратившись в прах, — чуть тише продолжает он. — Оглянись вокруг, тут нет никого кроме нас с тобой, застывших во времени среди жалких, догорающих развалин. Только ты и я — все, что осталось от них. Тайны, ложь, игры, интриги… все это умерло, исчезло вместе с Леей и будет погребено вместе с ней так же, как когда-то было погребено с Люком, с твоим и моим дедушкой. Но мы не пойдем на похороны, Рей, слышишь меня, не станем оплакивать их. Мы отпустим прошлое и все, что с ними связано, ты и я. Замерев, Рей переводит взгляд на то место, где ладонь Бена касается ее руки, туда, где его кожа сливается с ее, делая их единым целым. — Но ведь один секрет все же остался, не так ли? — шепчет она, тотчас замечая, как в глазах Бена вспыхивает огонек паники. — Рей, нет… — Как нам быть дальше, Бен? — мягко спрашивает его Рей. — Что же теперь с нами будет? Оглушенный болью, обуреваемый отчаянием, мужчина резко подступает к ней, прежде чем притянув к себе, крепко прижать к груди. — Рей… Рей, Рей… то, что между нами… то, что связывает нас… это было всегда… и останется навечно… В ответ Рей лишь печально мотает головой, даже когда крепче обнимает Бена за талию, желая очутиться как можно ближе. — На то, что я в свое время не смогла покинуть это место есть своя причина. Причина, по которой я так ни разу и не побывала в России, так и не стала танцовщицей, — шепчет она. — Та же самая причина, по которой ты когда-то исчез… перестал писать… по которой планируешь разделить жизнь с кем-то другим… — Рей… — Эта причина всегда будет преследовать нас, постепенно отравляя изнутри, продолжая сжигать душу до тех самых пор, пока от той не останется ничего, кроме кучки пепла, понимаешь? — тихо продолжает Рей, даже когда пальцы Бена в немой мольбе до боли вцепляются ей в волосы. — При каждом взгляде на меня ты будешь видеть живое напоминание, зеркальное отражение горькой, известной только нам двоим правды. С точностью, как и я в тебе. Что бы ты не говорил, как бы не пытался убедить нас обоих в обратном, мы никогда не сможем безнаказанно вырвать эту страничку из блокнота. Ты и я, Бен, мы до самого конца будем держаться за нее, как за старую, так никогда и незажившую рану, что загноившись, продолжает причинять боль, заставляя терзаться виной и сожалением. Наша с тобой общая рана, которая рано или поздно обернувшись гангреной, погубит обоих, в конечном итоге превратив тебя и меня в то, чего они все от нас и ожидали… в еще одну печальную главу в истории династии Скайуокеров… — Рей, нет… — Та же причина, по которой мы не можем простить друг друга… — как ни в чем не бывало, продолжает Рей, приподнимая подол рубашки Бена, чтобы положить свою прохладную и мягкую руку на горячую кожу его поясницы. — Та самая причина, по которой мы не разговаривали годами, если не считать редких, холодных звонков на тему болезни Леи или чисто деловых вопросов. Причина, по которой помимо инстинктивного стремления причинить мне боль — в тебе также неизменно живет желание уничтожить, стереть с лица земли ручей. Ты можешь продолжать винить прошлое всю оставшуюся жизнь, но ты и я, — мы оба сыграли свою роль в этой трагической пьесе… только вот так никогда и не нашли в себе силы признаться в этом. — Но ведь я признался, — внезапно выдыхает Бен, давясь словами и силясь заглушить рвущийся наружу стон в тот момент, когда ладони Рей скользят вверх по его спине. — Во всем признался. Все им рассказал. — Я знаю, — мягко заверяет Рей. — Знаю. Но сейчас речь не о том… Я имела в виду совсем другое. Дело в нас… в том, что мы натворили после того, как это случилось… Пальцы Бена, соскользнув к самому основанию головы Рей, вынуждают ту откинуться назад, так что ей не остается ничего другого, кроме как взглянуть ему прямо в глаза, которые сейчас до краев переполнены такой сильной тоской, что у нее в очередной раз перехватывает дыхание. — Почему ты помешала мне взять вину на себя, — мягко упрекает Бен с закравшимися в тон нотками потаенной горечи. — Почему хотя бы не позволила разделить горе на двоих. Тебе не следовало нести это бремя в одиночку. Не следовало брать на себя неподъемный груз ответственности за произошедшее. — Тогда мне это казалось единственным верным решением, — просто отвечает Рей, прежде чем вздрогнув, резко выдохнуть от неожиданности, когда Бен перемещает руки к ее ногам, чтобы следом с легкостью подхватив ее, аккуратно усадить перед собой на гладкую поверхность столешницы. Решительно шагнув вперед, мужчина позволяет своему телу заполнить пространство между ее разведенными бедрами, и Рей шумно выдыхает, когда внезапный, вызванный ощущением его близости прилив тепла порождает в самом центре живота приливную волну благоговейного трепета. — Да и сейчас… Если подумать… Возможно, именно сейчас я, как никогда отчетливо вижу, что поступила тогда так, как должна была. — Ты ничего никому не должна, — горячо возражает Бен, прежде чем осторожно подтолкнуть Рей назад, вынуждая ту отклоняться до тех пор, пока ее спина не касается холодной поверхности деревянной столешницы. Склонившись над ней, Бен с громким стоном зарывается носом в шею девушки, переплетая ее пальцы со своими. — Ни тогда, ни сейчас. Ни в чем из случившегося никогда не было ни доли смысла. Только в этом, — крепко сжав ее ладонь в своей собственной, Бен оставляет на плече Рей легкий поцелуй. — Кроме как в нас, для меня ни в чем никогда не было ни малейшего смысла. Закрыв глаза, Рей вдыхает знакомый, такой родной запах, сквозь легкое головокружение ощущая, как Бен, отчаянно всхлипнув и по-прежнему ни на секунду не отрывая губ от ее кожи, тянется к ее рубашке, чтобы следом приподняв самый низ, обнажить живот. Медленно приоткрыв тяжелые веки, Рей молчаливо наблюдает за тем, как нежно скользнув пальцами по ее коже, Бен на мгновение замирает, позволяя себе насладиться тем, что каждое новое прикосновение вызывает в ней зримый приступ чувственной дрожи. — Ты была права, когда утверждала… что мы были всего лишь глупыми детьми. То, что я испытывал к тебе, чем ты была для меня… и мое непростительное молчание… я так и не сказал ни слова… — горестно шепчет Бен, прежде чем оставить исступленный поцелуй в самом низу ее живота, и Рей приходится прикусить губу, чтобы приглушить норовящий вот-вот выскользнуть изо рта стон. Простые несвязные слова заставляют что-то в самом центре души девушки вспыхнуть неукротимым пламенем — под стать зажженой спичке, брошенной в костер с сухой, прошлогодней листвой. Да, он ни словом не обмолвился о том, что чувствовал, что думал, чего хотел, но ее Бен поведал все самое важное бумаге, оставив после себя целый ящик адресованных ей писем. — Я была не более чем глупым, бестолковым ребенком, — снова шепчет она, протягивая руку к его щеке. Оставив легкий поцелуй на внутренней стороне ладони Рей, Бен склоняется над ней, тем самым окончательно сокращая дистанцию между их телами, так, что сейчас они соприкасаются кончиками носов. Позволив своим ногам сомкнуться на его бедрах, Рей притягивает мужчину ближе, ощущая, как тот дрожит, обжигая горячим дыханием нежную кожу ее ключицы. — Я больше не хочу быть глупым, когда речь заходит о нас, слышишь, Рей? Кивнув, Рей позволяет серому цвету раствориться в очередном всплеске ярких красок, когда губы Бена смыкаются на ее, и на это раз поцелуй напоминает ей клубнично-красный и небесно-голубой — цвета, присущие теплому и беззаботному летнему дню. — Скажи мне правду, — снова и снова шепчет Бен между поцелуями. — Не позволяй этой ране загноиться, навсегда разделив, окончательно погубив нас обоих. Скажи мне, скажи сейчас вслух, что действительно тогда произошло. Не отрываясь от ее губ, мужчина принимается расстегивать пуговицы на рубашке девушки, постепенно обнажая спрятанную под тканью покрытую мурашками кожу, и Рей, которая не знает больше ничего, кроме головокружительного падения в солнечную волну цвета, гладкой прохладной поверхности стола и теплого рта Бена, наконец, позволяет себе полностью раствориться в настоящем моменте. — Я убила их, — оторопело шепчет она, испуская стон, когда руки Бена, расстегнув последнюю пуговицу, распахивают края ее блузки, пока губы продолжают прокладывать дорожку влажных поцелуев по нежной коже у самого основания шеи. — Я их убила. — Нет, — бормочет Бен, — скажи мне правду, Рей. Ту, которая известна только нам двоим, а не ту, что когда-то навязали нам Лея и Люк. — Мы убили их, — выдыхает Рей. — Мы вместе уничтожили их обоих. — Да. Бен нежно прикусывает верхнюю часть ее груди, заставляя Рей задохнуться от сладкой, очищающей душу боли. — Мы убили их обоих, — повторяет Рей, выгибая спину навстречу теплому, исцеляющему раны рту. — Да, — произносит он низким голосом. — Рей, мы убили их обоих. Чуть опустив голову так, чтобы их взгляды могли встретиться, девушка позволяет себе утонуть в бездонных зрачках, наслаждаясь чувством единения нежной дрожью пробегающим по ее спине. На протяжении долгого мгновения они просто смотрятся друг в друга, прежде чем Бен снова склоняется над ней, ища ее губы своими. — Пожалуйста, Рей, давай поговорим, — умоляюще шепчет он, но та лишь решительно мотает головой, вместо этого притягивая его тело еще ближе к своему. Подставив шею для нового поцелуя, девушка позволяет радужной пелене еще раз окутать их с головы до ног, временно изгоняя серый цвет из своей палитры, полностью растворяя тот в ощущении губ Бена на своей коже. — Завтра, — заверяет она в ответ, заставляя мужчину замолчать под жадным натиском поцелуя, и Бен, испустив почти что нечеловеческий рык, накрывает ее тело своим, крепко прижимая Рей к себе и вжимая в деревянную столешницу. Она не лжет и не кривит душой, обещая, что завтра они обязательно поговорят и, как знать, возможно, им даже удастся объясниться и понять друг друга, а может быть, и нет. Разве это имеет какое-либо значение, когда речь идет о них, а, значит, Рей наперед известен печальный исход, который всегда, всегда одинаков. Завтра она снова незаметно ускользнет из его рук и из его жизни, а, Бен, до боли сжав руки в кулаки, проводит ее полным отчаяния взглядом, в который раз позволяя исчезнуть в сумеречной дымке беспощадной, непоправимой правды.

***

Стоящая рядышком с Рей под крышей одной из беседок Роуз в изумлении указывает на огромный дом по соседству. — Серьезно? Ты живешь в этой махине? — широко распахнув глаза, девушка принимается изумленно моргать, когда Рей коротко кивает в ответ. — Да. — Но… он ведь… он же так буквально в шаге от дома Соло? — продолжает Роуз, выглядя совершенно сбитой с толку. — Столько свободной, нетронутой земли, а дома построены буквально друг на дружке? Мама как-то упоминала, что семьи были довольно близки, но я понятия не имела, что настолько. В ответ Рей лишь пожимает плечами, застенчиво улыбаясь Роуз, которая выглядит такой хорошенькой в своем вышитом подсолнухами ярко-желтом платье с аккуратно обрамляющими личико блестящими локонами. — Выходит все это время вы с Беном жили буквально в шаге друг от друга, — не унимается Роуз, вынуждая Рей с тревогой посмотреть на подругу. — Мы редко видимся, — снова заставляет себя солгать Рей, прежде чем бросить осторожный взгляд в его сторону. Бен стоит неподалеку от сцены, которую ранее выстроили в саду непосредственно по приказу Леи — специально для празднования его дня рождения. Окруженный толпой людей, он стал центром всеобщего внимания, в то время, как Базин, кажется, мертвым грузом свисает с его руки, пока стоящая в сторонке, ужаленная этим осознанием Рей спешит подавить неприятную волну обиды. У него сегодня день рождения, это его праздник, напоминает она себе, так пусть же Бену сегодня будет по-настоящему хорошо. Наверное, она позволяет своему взгляду задержаться на его лице на долю секунды дольше, чем следовало бы, потому что Бен, подняв глаза, неожиданно ловит тот своим. Его черты мгновенно смягчаются, и сковавшее Рей изнутри напряжение мгновенно покидает ее, как впрочем и всегда, когда они находятся в непосредственной близости друг от друга. Ни один из них не спешит отводить глаз первым, и Рей, на мгновение позабыв, что они находятся в самом центре густого скопления людей, посылает ему ласковую улыбку, на которую тот немедля отвечает. Как же она любит его улыбку — чистую и искреннюю, без тени лукавства, всегда медленно расползающуюся по щекам при виде ее, так что иногда Рей даже начинает казаться, что кроме нее ту не видел никто, будто она принадлежит только ей одной. — Рей? Рей? — озабоченный голос Роуз прерывает ход мыслей девушки, которая, резко выдохнув, снова растерянно поворачивается к подруге. — С чего это вы с Соло вдруг уставились друг на друга? — в очевидном замешательстве спрашивает Роуз, заставляя Рей вздрогнуть от внезапного чувства вины и тревоги за то, что собственным неосторожным поведением она с легкостью могла выдать их секрет. — Я смотрела не на Бена, — поспешно выпаливает Рей, — а на Базин. Ее платье — просто загляденье. На это раз Рей даже не приходится лгать, потому как бледно-лиловый Базин действительно к лицу: девушка выглядит поистине элегантно, будто одна из тех, красующихся в парках мраморных скульптур: с зачесанными вверх волосами, и аккуратными ножками, облаченными в отполированные до блеска туфли на каблуках все в ней кажется до абсурда иделальным, безукоризненным. Рядом с Беном, одетым в скроенные на заказ брюки и идеально сидящую по фигуре пиджак, та смотрится настолько органично, что не может не показаться, словно они созданы друг для друга, и Рей закрывает глаза, вступая в поединок с очередным, так не вовремя настигшим ее приступом боли. — Базин? — заинтересованно переспрашивает Роуз, сама того не подозревая, отвлекая Рей от внутренней борьбы, и принимаясь напряженно всматриваться в толпу. — До меня дошел слух, будто отношения между нашей сладкой парочкой сейчас скорее натянутые, — неожиданно вставляет она. — Судя по всему, Бен положил глаз на кого-то еще. — Кого-то еще? — глухо вторит Рей, стараясь, чтобы тон ее голоса оставался максимально спокойным и беззаботным. — Понятия не имею, о ком идет речь, — отвечает Роуз, продолжая размышлять вслух. — Но, видимо, что-то в ней однозначно есть, раз уж Бен предпочел ее Базин. — Сегодня они выглядят достаточно счастливыми, — замечает Рей. — Внешность обманчива, — с преувеличенной серьезностью поясняет Роуз, вкладывая во фразу всю мудрость, накопленную ей за семнадцать лет жизни. — К слову, кто это не сводит с тебя взгляда? Вон из того окна? — Что? — собственное сердце замирает в испуге, и Рей лихорадочно оглядывается через плечо на окна своего дома. — Там же никого нет. Тебе, должно быть, просто померещилось. Мой дедушка болен… он давно уже не покидает постели… — Правда? — голос Роуз пропитан искренним удивлением. — Странно, я почти уверена, что видела там кого-то буквально секунду назад. — Скорее всего, это одна из медсестер, — шепчет Рей, у которой так пересохло во рту, что, кажется, язык сейчас прилип к небу, совсем не желая слушаться. — Скорее всего, Эмилин решила проверить, все ли у меня в порядке. Щурясь, Роуз лишь растерянно пожимает плечами. — Мне показалось, что я видела мужское лицо, но тут такое яркое освещение, что я вполне могла и ошибиться, за игрой бликов приняв ее за мужчину. Наверное, ты права, и это была всего лишь приставленная к твоему дедушке сиделка. Ой, а вот и По с Финном. Слегка хмурое, царящее на лице Роуз выражение проясняется буквально на глазах, когда очутившись рядом, Финн первым делом наклоняется, чтобы поцеловать ее, прежде чем с очевидным удивлением во взгляде повернуться к Рей. — Эй! — тепло приветствует он девушку. — Думал, тебя ни под каким предлогом не отпускают на вечеринки? — Ну, я и сама до последнего не думала, что получится выбраться, просто, так сложилось, что я живу по соседству, вот и решила заглянуть, — поясняет Рей, указывая на одиноко возвышающееся сбоку здание. — Мой дом вот там. Кивнув в ответ, Финн снова обращает свое безраздельное внимание к Роуз, оставляя Рей наедине с По, который тут же принимается внимательно изучать стоящую перед ним девушку только для того, чтобы осмотрев ту с головы до ног, заговорщически подмигнуть. — Вот видишь, я все-таки оказался прав, — замечает он, заставляя щеки Рей зардеться от накатившей волны смущения, подстать напуганнаному воробушку, съежившившемуся под его пристальным взглядом. — Прав в чем? Не прекращая улыбаться, парень наклоняется ближе, прежде чем протянуть Рей зажатый в его руке стакан с прозрачной жидкостью. — В том, что нам с тобой еще удастся как следует повеселиться. Сделав небольшой глоток, Рей немедля ощущает болезненное жжение в горле, спровоцированное незнакомым ей горьким вкусом неожиданно крепкого алкогольного напитка, прежде чем поперхнувшись, приняться хрипеть и кашлять так громко, что, по всей видимости, не может не вызвать у По неудержимый приступ смеха, даже с плотно закрытыми глазами чуть ли ни кожей чувствуя устремленный на нее пристальный взгляд Бена. Осторожно подняв глаза, Рей замирает, силясь разорвать образовавшийся в самом центре живота узел тревоги, когда замечает, что вместо того, чтобы улыбаться, Бен с плохо скрываемой яростью смотрит прямо на По. Скованное ужасом тело не желает слушаться, пока зажатое стальными тисками страха сердце девушки колотится так быстро, будто вот-вот вырвется из грудной клетки. Никто не должен узнать правды, в который раз напоминает себе Рей, никто никогда не дотронется до их тайны грязными руками. Ей необходимо сейчас же исчезнуть отсюда, чтобы ненароком не спровоцировать Бена. — Давай-ка что ли найдем местечко поспокойнее, что скажешь? — предлагает парень, кривовато улыбаясь, когда Рей оторопело кивает в ответ. Взяв девушку за руку, По решительно уводит ту прочь от праздной толпы.