Быть Маринетт

      Знаете, никто бы не хотел быть супергероем в здравом уме, ведь за всей этой красивой мишурой скрывается очень опасная участь. Подумайте сами: ежедневно рисковать своей жизнью ради спасения чужих мало кто захочет. После пятнадцати лет такая жизнь не только войдёт в привычку, ага, но и успеет надоесть: ни нормальной работы тебе, ни личной жизни, ни лишнего времени — ведь ЧП могут произойти в любое время в любом месте. Ведь быть супергероем означает быть человеком с железной психикой и со стальными мышцами. Не спасешь кого-то вовремя — чужие душевные страдания будут терзать тебя, ведь ты мог спасти эту жизнь здесь и сейчас. Но здесь и сейчас по твоей вине на асфальте лежит лишь что-то, буквально недавно подававшее признаки нормального человеческого существования. Ты приносишь искренние соболезнования и сожаления, на что в ответ получаешь: «Не расстраивайтесь. Это не ваша вина, Ледибаг». Отвечающий нервно улыбается сквозь слезы, ведь на его глазах только что погиб человек. Это большой стресс. Каждый из нас отреагирует бурно на любую смерть; мне же приходится видеть ее ежедневно. Такой образ жизни, несомненно, накладывает отпечаток на твою жизнь. Я насмотрелась столько всего ужасного и безобразного, что парадокс теперь заключается в том, что без этого всего жизнь моя будет казаться пустой. Это как наркотик — быть супергероем, считай, неуязвимым. Обратная ситуация — когда жизнь удается сохранить, и человек благодарит тебя за спасение, хоть он и подверг свою жизнь опасности просто из-за глупости. Как ни странно, и после удачного спасения, и после неудачного наступает опустошение: ты будто начинаешь ничего не чувствовать, будто снова родился и еле стоишь на своих шатких ногах, и кажется, будто сердце сейчас выпрыгнет из грудной клетки, а тело упадет в обморок, предшествующий коме. Приходится подавлять эмоции, а это непросто, особенно когда чувствуешь, например, раздражение, или не чувствуешь почти ничего. Улыбка, которую буквально выдавливаешь из-за того, что какой-нибудь очередной идиот не выключил утюг и устроил пожар, и после всего этот же самый идиот тебе улыбается своей сальной улыбкой и глупыми круглыми глазами, а в моей голове полная каша и вообще не до его благодарностей. В такие моменты хочется сквозь землю провалиться, но благо, я могу свободно улететь, оправдавшись тем, что «Париж не ждет!». Не подумайте, что я такая циничная — совсем нет! Первый раз такие проишествия ещё можно понять, но когда таких глупейших случаев по десять на день — увольте! Или, например, достают самоубийцы, которые бросаются с крыши только ради того, чтобы их спасли именитые Ледибаг или Кот Нуар. Но почему же меня не спрашивают о моих травмах? Сколько раз я разбивала колени? Сколько раз я натирала кровавые мозоли на ногах? Сколько раз повреждался мой бицепс? Сколько раз я переживала те кровотечения, которые, как мне казалось, я не смогла бы закрыть? Сколько ушибов и гематом на моем теле, сколько шрамов, ран и ссадин?! Мне почти тридцать, а я все ещё занимаюсь подобной ерундой, за которую люди бывают порой неблагодарны. За моей спиной уже два юных Агреста, два несчастливых брака и несколько разбитых не по моей вине сердец.       С моим первым мужем, Лукой Куффеном (вы его, скорее всего, знаете, он — знаменитый музыкант), мы почти сразу разошлись — у него, кстати, сейчас гастроли по всему миру с новым альбомом. Лука — не самая большая любовь в моей жизни, однако именно эта любовь для меня многое значила: Лука открыл мне мир таким, каким раньше я его никогда не ещё видела. Но его очень доставали мое постоянное отсутствие и вечные отговорки насчет моих пропаж—я не стала открывать ему мой самый большой секрет. А Лука человек очень творческий —его могло посетить вдохновение в любое время в любом месте. Даже, когда мы занимались сексом, он мог просто вскочить за фортепиано или схватить гитару, чтобы записать придуманную им только что партию. И он очень злился, ведь я была его Музой, которая помогала ему ускорять процесс записи. Это, конечно, очень влияло на нашу семейную жизнь. О детях речи и быть не могло: мы сами еще детьми были. Наш роман бурно обсуждался в СМИ, я на тот момент была набирающим популярность дизайнером собственного бренда «Marinette» — к слову, работаю я до сих пор сама на себя, ведь саму себя с работы уволить нельзя. До замужества с Лукой я пыталась работать, но все было тщетно — работодатель устал от моих оправданий, почему же я все время опаздываю или сплю на работе, или ухожу непонятно куда во время рабочего процесса, и он послал меня на все четыре стороны. В общем, с Лукой разошлись мы полюбовно, хоть внутри я очень тяжело переживала этот развод: каждый решил оставаться свободным как весенний ветерок. Мы оба ушли в карьеру, временно позабыв о личной жизни, чтобы полностью сосредоточиться на том, что сейчас нам было важно обоим. Честно, о личной жизни больно было вспоминать: Луку я если не любила, то привязалась к нему как к уже родному человеку.       Но мои часики тикали, и я это понимала: если не со слов мамы о том, что «давно внучат пора», то физически и ментально мой организм изнашивался. Тикки, моя квами, говорит, что если я не перестану пахать как лошадь, то и до 27 лет не протяну.       — Отлично! — ответила я ей тогда. — Пополню клуб 27 за Луку!       Тикки моего саркастического оптимизма не оценила.       Холостой амбициозной карьеристкой я прожила недолго. Мне поступило предложение о деловой встрече в доме Агрестов. И тут я вспомнила Адриана — мою школьную любовь, идею фикс, о существовании которого я даже позабыла (я уверена: Я из прошлого Меня бы не простила) — он недавно расстался с Кагами Цуруги, моей давней подругой, известной фехтовальщицей. Кагами изменила ему с Феликсом, кузеном Адриана. Когда-то я даже уступила Кагами Адриана, считая себя его не достойной… В общем, семейка полная драм. На самом деле я очень обрадовалась встрече, потому что надеялась, что мой любимый дизайнер Габриэль Агрест заметил меня! Ну, а встречу с Адрианом я отодвинула на второй план—дело дней прошедших. Как оказалось, зря.       Холодный и строгий особняк Агрестов на этот раз встретил меня с теплыми распростертыми объятиями, и, признаться, было не совсем привычно, ведь все прошлые мои попытки войти в этот дом сопровождались коротким отказом. В этот раз все по-другому: мое имя было у всех на слуху, в то время как Агресты немного сбавили обороты, однако, по-прежнему оставаясь мастодонтом модного мира.       Меня усадили за длинный серый металлический стол, слегка отливавший серебром. Справа от меня, на узкой стороне стола, сидел Габриэль Агрест. Его лицо было все такое же суровое, морщины шли его образу, но делали его более устрашающим в моих глазах. Напротив сидел Адриан. Я не сразу узнала этого парня, но его доброжелательный по отношению ко мне вид «выдал» его; я кротко улыбнулась Адриану. Адриан совсем изменился: от почти андрогинного парня атлетического телосложения почти ничего не осталось — вместо него сидел крепкий и очень красивый молодой человек лет двадцати шести. Слева от Адриана села Натали, помощница Агрестов.       Габриэль, желающий как можно скорее разобраться с этой щепетильной ситуацией, спешно начал разговор.       — Маринетт Дюпэн-Чэн… — произнес он словно между делом. Мне это не понравилось. — Мы заинтересованы Вашей персоной.       Он подал незаметный знак Натали, чтобы та перехватила инициативу в разговоре. Адриану было заметно неловко в окружении нас троих.       — Мы наслышаны о Вашем бренде и… О Вашем романе с Лукой Куффеном… — Натали вопросительно взглянула на меня.       — Все так, — отчеканила я.       — Мы хотим предложить Вам выгодное деловое предложение, — Габриэль прокашлялся, Натали продолжала. — Дело в том, что Адриану скоро двадцать семь лет, а в доме Агрестов и Грэм де Ванили это плохое число. В общем, в этом возрасте нельзя быть холостым — плохая примета. И тут судьба, казалось бы, удачно свела нас с мисс Цуруги, да вот незадача: Грэм де Ванили переманили ее у нас.       На этих словах мой глаз нервно дернулся. Подумать только: не родственники, а шакалы какие-то, которые из-за дурацких понтов готовы себе глотки перегрызть! Переманить можно перспективного сотрудника, а не человека в любовном плане, хотя… У семей с длинной родословной и не такие игры за престиж и одобрение привилегированных родственников.       Натали все говорила. Я ждала сути всей этой Санты-Барбары.       — … из большого числа девушек Адриан лично настоял именно на Вас: он сердечно уверял нас, что знает Вас лично, — она вздохнула, сделав паузу. — Мы предлагаем Вам стать девушкой Адриана.       Я поперхнулась. Этого я точно не ожидала услышать. Но четырнадцатилетняя я точно бы сошла с ума.       Адриан, увидев мою реакцию, стыдливо прикрыл рукой лицо.       — Не настоящей, конечно, а девушкой пиар романа: создайте красивую картинку, лично сами можете быть свободны. Предложение, безусловно, безумное, но подумайте сами: это отличная пиар кампания для Вас и для Вашего амбициозного бренда; сын главного дизайнера, диктующего свои модные правила, встречается с девушкой, которая сама протоптала себе дорожку в мир модной индустрии. Мисс Цуруги слегка запятнала репутацию Адриана, а вы вместе после громких расставаний якобы нашли общую почву для разговоров и сошлись. Плюс, мисс Дюпэн-Чэн, мы обязуемся финансировать Ваши будущие коллекции.       Габриэль выдохнул. Самая тяжкая часть позади, осталось услышать мой ответ.       Предложение было действительно безумным, но ради таких предложений, я считаю, стоит жить, ведь именно оно может перевернуть твою жизнь с ног на голову. Мои руки затряслись, я на мгновение забыла, как дышать, ведь передо мной сбывалась мечта моего юношества! Хоть и роман фиктивен, все же слово вместе никто не отменял. Я без раздумий согласилась.       — Да! — и мой ответ, кажется, ошарашил Адриана. Скорее всего он думал, что я вообще не соглашусь на это безумие, и что зря Габриэль и Натали все это затеяли. Его глаза расширились, а рот оставался приоткрытым. Но вот, я согласилась, улыбнулась Адриану и ждала бумаги для росписи. Мне казалось, что это — отличный шанс укрепить и карьеру, и личную жизнь.       Казалось.       Мы встали из-за стола и пожали друг другу руки. Адриан улыбнулся мне своей ослепительной улыбкой, обезоружив меня полностью. К тому же с того момента, когда мы в последний раз виделись, мне показалось, что он стал выше меня сантиметров на двадцать — будь я без каблуков — и на все тридцать!       После этого, помню, мы встретились только недели через две; в действительности, жизнь будто не поменялась. Мне казалось, что Агресты не сочли нужным нашу совместную жизнь, ну, или хотя бы общение, а-ля, «это всего лишь бизнес». Хотя сердце бешено колотилось, томясь от ожидания заветной встречи. Но мы встретились случайно где-то на улице, словно потерявшиеся возлюбленные: я сидела на уличной террасе любимого кафе, вальяжно попивая свой кофе с круассанами и размышляя над эскизами будущих коллекций, в то время как запыхавшийся Адриан, убегающий от папарацци, узнал меня среди толпы и присел за мой столик. Помню, мы тогда душевно разговорились, и ещё помню, что мои руки по привычке сильно тряслись, а я слегка спотыкалась в словах, подбирая нужные для изречения мыслей. Адриан забыл про надоедливых фотографов и увлекся беседой, а они, в свою очередь, поймали нас. Не знаю, была ли это фотосессия подстроена, однако в прессе она наделала большой шум: наши фото оказались на первой полосе всех крупных СМИ, а наша пара стала самой обсуждаемой. Нам не пришлось играть: наши беседы, образы, встречи выглядели настолько непринужденно и гармонично, что в ее искренности не стоило сомневаться. Мы повторяли успех, раз за разом являясь на крупные события в ярких образах, а на улочках Парижа я и Адриан были не разлей вода. Но ни о какой любви и речи идти не могло: Адриан воспринимал меня всего лишь как друга, а я, на самом деле, устала от любовных терзаний, и дружбы Адриана мне будто действительно не хватало. Хотя, я обманываю себя: мне безумно хотелось быть рядом с ним, дышать с ним одним воздухом, но я знала, что наши отношения — всего лишь контракт, поэтому вела себя как идеальная кандидатка на роль девушки. Парадокс, но как я позже узнала, Адриан не вел двойную личную жизнь, впрочем, как и я: нам не нужно было чужих людей, которые разрушат твою жизнь как катаклизм, а потом станцуют на твоих костях как стервятники. Чем дольше мы находились друг с другом, тем больше я понимала, что не смогу себе найти никого лучше, чем Адриан: работа, совмещаемая с супергеройством, полностью занимала мое время. Я даже наняла себе помощника, ведь это было необходимо, потому что так я хотя бы находила время для встреч с Адрианом. Все шло как нельзя кстати, но именно эта деловитость наших отношений убивала меня. Отчужденность Адриана меня ранила. Он словно думал о другом, даже не об этом мире, не то, что бы обо мне. Конечно, мы целовались, обнимались, для всех это выглядело мило, тепло и нежно, но для меня и Адриана — формальности, лишь идеальное попадание в образ. Эта близость без чувств казалась невыносимой. Но я привыкла вести двойную жизнь, хоть и хорошо скрывать плохие эмоции — не мой конек.       Агрестам тоже очень нравился наш союз. Натали меня даже уверяла, что никогда не видела Адриана таким умиротворенным по сравнению с его другими отношениями. И кто же знал, на что они еще способны…       Как-то мы возвращались в дурном настроении с автерпати одной очень крупной премии, несмотря на то, что были слегка выпившими. Адриан был в ярости из-за появления Кагами, вернее, Феликса. Мое же настроение упало вниз из-за того, что Хлоя и Лука были вместе. Не подумайте, я очень счастлива за Луку, но… Моя привычная неприязнь к Хлое чуть не показала меня в дурном свете, хотя я искренне была счастлива за Луку, что он вновь встретил любовь в своей жизни. Адриан же, увидев нахальную рожу Феликса и Кагами в щекотливом положении, чуть не обнажил кулаки, чтобы украсить лицо кузена. Но здесь я смогла проявить себя как примерная жена аристократа: я успокоила супруга и перетянула одеяло общего внимания на себя с благородным видом, улыбкой и выдержкой. Но внутри было все равно гадко — настроение не улучшилось. Светские походы чем-то схожи с супергеройством: ты носишь маску для определенной цели, держишь мозг в тонусе, чтобы придумать план спасения или забавную остроту, однако в случае геройства ты действуешь ради благих целей, а в случае света — всего лишь на публику, зарабатывая себе имидж и одобрение. Но и то, и другое безумно утомляет. Хотя, быть Ледибаг немного проще, ведь отчасти Ледибаг — это настоящая я, хоть и не могу позволить себе быть расслабленной в эти моменты. Помогать людям — моя обязанность, а не хобби, и даже не работа.       С этими мыслями я сидела в комнате Адриана на диване. Вид мой был скучающий, а взгляд Адриана бегал по комнате как сумасшедший. Он искал ноту, на которой он мог себе позволить удачно вспылить. В моей руке был фужер с мартини, с которым я играла, плеская алкоголь по стеклянным стенкам туда-сюда, но я все не решалась его испробовать. Как и Адриан не решался выговориться.       Я поняла, что лучшей возможности сблизиться с мечтой моего детства я не найду.       — Что тебя тревожит, Адриан? — озабоченно спросила я.       Адриан действительно не ожидал моего вопроса, но спокойно и коротко ответил, словно изливая душу. Я не стала его перебивать, ведь так он сам сможет рассказать столько, сколько он посчитает нужным.       — Кагами и Феликс, — ответил он. Адриан хотел вспылить, но вмиг переключился, и в его глазах заиграл неизвестный для меня шальной огонек в его малахитовых глазах. Он мне напомнил тоже какого-то родного и знакомого человека, только не могу припомнить, кого именно...       — Знаешь, Маринетт, — он засиял. — Мы ведь все равно знаем друг друга не так хорошо, как хотели бы…       Я приподняла бровь в недоумении и инстинктивно закрылась от него. Он, словно извиняясь, замахал руками.       — Нет-нет, я не это имел в виду. Я хочу предложить вечер откровений: мы можем задавать другу любые вопросы, на которые должны ответить, а также рассказывать то, чего точно не можем знать друг о друге. Как тебе?       Лицо Адриана отражало детскую непосредственность, словно мы, как дети, будем открывать друг другу тайны мира, кажущиеся такими глобальными в детских глазах, хотя попросту ничего из себя не представляющих. Лицо его было напряжено, но в глазах эта напряженность смешалась с наивностью.       Идея мне понравилась.       — Хорошо, тогда я начну, — я игриво подалась вперед. — Адриан, почему из кандидаток ты выбрал меня?       Вопрос ввел Адриана в небольшой тупик, потому что он подзабыл детали контракта. Его лицо стало овальным, он думал о чем-то.       — Надо же, что ты именно это вспомнила… Ну, хорошо. В то время Натали предложила мне огромный список кандидаток. Многих я не знал, некоторых знал лишь мельком… Из знакомых… Ты, соответственно, Лила Росси, — ну, я думаю, ты догадываешься, почему я ее отсеял, — я довольно кивнула. — Ну и, пожалуй, Хлоя… Но на тот момент она уже была с Лукой (а я знал это, потому что связывался с ней), и я подумал, что она ни на кого на свете не променяет его, — Адриан наполнил свой бокал и поднял его. Мое сердце слегка сжалось, когда я узнала, что Хлоя с Лукой несколько дольше находятся в отношениях, чем я себе могла представить. Я не подала виду, но Адриан, похоже понял, что под градусом слегка сболтнул лишнего. — Тебя я выбрал, Маринетт, потому что ты мне была очень дорога, и я был счастлив, когда узнал, что ты занимаешься любимым делом до сих пор. Я очень рад, что на месте моей девушки оказалась именно ты, Маринетт, ведь тебя никто бы не смог заменить. За тебя!       Мы чокнулись фужерами, и он опорожнил свой до дна. Моя же улыбка лишь слегка искупалась в игривом мартини.       Мы говорили так долго... Я не помню сколько, но судя по опустошенным бутылкам — очень долго. Разговорились мы тогда знатно, мой язык, как и язык Адриана, сильно развязался, и я не помню львиную долю того, что было той ночью, ведь я могла рассказать ему свой секрет! Но Тикки меня заверила, что все в порядке. Я помню, что именно тогда он сказал, что не хочет отношений, ведь разочарован в людях, да и репутации это только навредит. Также он рассказал, что тяжело переживал разрыв с Кагами, однако знал, что они очень разные, и у них не получится что-то серьезное. Я же помню, что рассказывала то, как тяжело переживала развод, потом мы обсуждали Хлою, Луку, Кагами, Феликса, рассказав друг другу все, что знали о них, ну и самих себя тоже обсудили. Но обрывками я помню один очень любопытный эпизод.       Мы сидели в обнимку и смеялись с чего-то. В наших руках были фужеры, только теперь там вместо мартини был коньяк.       — Хорошо, раз пока вопросов нет… — бессвязно произнесла я. — Я тогда расскажу одну очень интересную вещь, — сейчас стыдно вспоминать, ведь тогда я так драматично начала говорить шёпотом, словно я рассказываю великую тайну мира. — Адриан, ты знал, что я все это время… Ладно, большую часть своей жизни я… была влюблена в тебя как полная идиотка… Я знала наизусть твое расписание, я следила за каждым твоим шагом, оправдывая это тем, что я — ярый модный фанатик… Но на самом деле я делала это лишь для того, чтобы быть с тобой, Адриан…       Меня опустошило. Я выпила залпом спиртное и поставила пустую тару на стол. От накатывающей волны стыда я прижалась к нему как котенок, чтобы избежать дурной участи. Сама того не замечая, по моим щекам крупными каплями начали течь слезы. Адриан задумался. Возможно, признание пьяного человека не тронуло его, но он хмуро размышлял над чем-то, будто и вовсе не пил.       — Я понимаю тебя, Маринетт…       Его голос вывел меня из транса. Красными глазами я смотрела на него, а он — вдаль.       — Я сам был влюблен не взаимно… Она всегда отшучивалась, отвергала мое сердце… Казалось, она не видела во мне спутника своей жизни. Но она любила другого. Чтобы не портить отношения с ней, и прежде всего, не ранить себя самого, я сказал, что мы друзья, и в любом случае она может ко мне обратиться. Я чувствую, что до сих пор люблю ее, и не смогу быть ни с кем вместе, кроме нее…       Он заметил меня. Наши взгляды пересеклись. Адриан выпил и поставил фужер на стол. Одной рукой он обхватил мое влажное и соленое лицо, другой обхватил мои пальцы своими, сцепив их в замок.       — Мы с тобой так похожи, Адриан, — выпалила я. Мне все так же неловко было смотреть в его глаза, но его взгляд меня буквально сверлил, и в этом взгляде я видела большие сомнения.       Адриан приблизился ко мне максимально близко, заслонив мое лицо своим, что я начала чувствовать его алкогольное дыхание. Он произнес буквально мне в губы:       — Ты позволишь?       На что я в ответ жадно поцеловала его. Я стала трепать его ржаные волосы, касаться руками его всего — казалось, не было этих десяти с лишним лет. Здесь были только я и он.       И моя сбывающаяся мечта.       Страсть витала в воздухе вместе с алкогольным градусом. Адриан крупными ладонями осторожно изучал мое тело — грудь, ягодицы, бедра, волосы. Он на удивление очень аккуратно стал раздевать меня. Мои движения казались такими неуклюжими, ведь я была так взволнованна этим событием. Пуговицы его рубашки тщетно поддавались освобождению, выскальзывая из моих рук. Адриан нехотя прервал наш поцелуй и снял рубашку, надежно забросив ее подальше. Я осмотрела стальной пресс парня и застыла на мгновение, рассматривая мужское тело, хоть было темно, рельеф его я кое-как могла разглядеть. Я даже прошлась рукой по нему. Адриан вздрогнул, но ему понравилось. Мне кажется, ему нравилась моя нерешительность. К моему стыду, и моя одежда плохо поддавалась мне снятию, и Адриан, хищно глядя на меня, помог мне раздеться, не оставив на мне ни единой вещи. Я была смущена: не так я себе представляла наш первый раз. По инерции я закрыла руками грудь и лоно, но в тот же момент Адриан накрыл мое тело своим, возобновляя наш поцелуй. Одной рукой он крепко сжал мои кисти, не давая мне шанса от него скрыться. Другой же снова жадно начал изучать дальше мое тело. Парень прервал поцелуй и провел языком мокрую дорожку вниз. От шеи к ключицам, от ключиц к груди. Его внимание не обошел ни один мой сосок, и, Господи, это было так приятно… Адриан так искусно работал языком, ювелирно выбирая силу нажима, что я сладко застонала, завывая от удовольствия. Но главное — впереди. Довольный собой, он отпустил мои кисти, и принялся изучать мои бедра. Он поднялся снова вверх, теперь снова заслоняя своим плотным телом мое, и мы слились в страстном поцелуе. Адриан изучал руками мои бедра и ягодицы, нежно похлопывая по ним. Затем — мое лоно. Я вздрогнула, когда его проворные пальцы забрались туда; там было влажно. Но, видимо, недостаточно, ведь я почувствовала сначала один, палец, а затем два. Его шалость заставила меня извиваться, словно угорь от ненастоящего наслаждения, но он плотно держал меня.       — Не томи! — томно вскрикнула я. И в лунном свете увидела его загадочную улыбку. Наконец, он вынул пальцы и плавно вошел в меня. Адриан медленно и нежно начал двигаться во мне, с каждым разом ускоряя темп, и, черт возьми, было безумно приятно. Он, хитрец, не стал меня целовать, а наслаждался звуками, которые я издавала, они были усладой для его ушей. И чем сладостнее стон, тем лучше старался Адриан. Ногтями я впилась ему в спину, разрываясь от удовольствия. Видимо, контраст боли и наслаждения пришелся ему по душе, ведь я услышала и его стоны. Адриан стал ускоряться, настал наш пик удовольствия и мы закончили. Его обмякшее тело легло на мое, а после мы уснули в объятиях друг друга.       Наутро мы так же лежали вместе. В то время, как я не могла встать, Адриан был более похож на человека — видимо, привыкший к подобным рандеву. Не знаю, сколько пропадал Адриан, но вернулся он с готовым завтраком в постель и с аспирином. Его вид был слегка помятым в сравнении с привычным, чего же нельзя было сказать обо мне.       — Доброе утро! — засиял он своей улыбкой.       Голова раскалывалась так, что любой шум казался отвратительно громким, даже более, чем обычно.       Адриан заботливо помог мне приподняться на диване и присел рядом.       — Как ты? — спросил он.       Я прокряхтела:       — Хреново.       Агрест вздохнул:       — Понимаю. Я сам знаю, какого это…       — Да уж… — промямлила я.       Мы оба сидели с виноватым видом. Ожидая, что начнет кто-то из нас, но мы хором начали:       — Насчет вчерашней ночи…       — Да, — сказала я, переключая акцент в нашем диалоге на Адриана.       Он снова вздохнул:       — Надеюсь, что между нами ничего не изменилось.       Вмиг я протрезвела. Тупая боль коснулась моего сердца. Боль в голове была белым шумом в сравнении с этой болью. Не уж то он боялся ответственности отношений? Или же мое признание смутило его?       — В смысле? — выпалила я.       — Не пойми неправильно, — начал он, — я все еще ценю тебя, Маринетт… Как союзника, как важную персону в моей жизни… Как друга, как настоящего друга. Но я не могу потерять тебя из-за таких глупостей.       Ком встал у меня в горле. Его слова эхом прозвенели в моей голове. Так или иначе, я с трудом выдерживала его присутствие. Не хотела, чтобы он увидел меня слабой.       «Как друга».       Слезы наворачивались на глаза. Я сидела, ссутулившись: мои волосы скрыли мое лицо, моя грудь вылезла из-под одеяла, но мне было все равно. Мое лицо уязвимее. Но тем не менее, я резко подняла голову и дерзко посмотрела ему в глаза, сдерживая собственные слезы.       — Хорошо, — я лукаво улыбнулась. Мой обнаженный вид придавал ситуации пикантность, чем я и воспользовалась. — Выйди, пожалуйста, я оденусь, — единственное, что я выдавила из себя.       Адриан внимательно смотрел на меня и ждал моих действий. Словно он нарочно сказал мне это все, чтобы увидеть мою реакцию. Было бы легче, если было бы так. Хотя нет. В первом случае он бы смеялся надо мной. Но сейчас он не смеялся. Адриан послушался и спешно вышел.       Давясь слезами, я сказала: «Тикки, трансформация!», и вылетела через окно. Подальше от всего этого.       После этого дня наши отношения медленно начали портиться.       Следующие три дня я рыдала, находясь в депрессии и отчаянии. Я ненавидела себя за этот глупый контракт, из-за Адриана, за то, что я поставила на себе крест, за то, что эта ситуация убивает меня изнутри. Из-за той ночи я начала чувствовать отвращение к алкоголю, поэтому не ушла в запой. На четвертый день я развеялась и вышла на патруль. Всю свою злобу я добросовестно направила на благо, поймав двух воришек и достав с дерева кошку. Тогда же я впервые за долгое время встретилась с Котом Нуаром. Так вышло, что мы общались по-деловому в чате, но очень давно не пересекались лично. Мы редко когда видимся вместе, обычно это не к добру: появляется акума. Но с победой Хищной Моли (или его временной ремиссии), пока не было ничего подобного. Увы, акумы снова возродились, в один из самых ужасных периодов моей жизни. С одной стороны, это сильно отвлекало от моих личных переживаний, с другой стороны, я снова больше стала подвергать себя опасности, рьяно сражаясь с Нуаром против злодеев. Это здорово сплотило нас, и после битв, мы, как старые друзья, пространно рассуждали на волнующие исключительно взрослых темы: налоги, ЖКХ, правительство, политика. Удивительно, но о личной жизни никто из нас не заикался. Видимо, все слишком сложно у нас обоих. Потом я не вылезала из костюма почти месяц, теряя связь с внешним миром. Адриан, похоже, тоже пропал из поля зрения окружающих его людей и СМИ. «Конечно, — горько думалось мне, — кому нужна такая лохушка Маринетт, когда есть другие девушки, модели небось!». Пока пара Адриана и Маринетт ушла на второй план, вместо нее блистали на первых полосах Ледибаг и Кот Нуар, и мне было немного неловко постоянно находится на обложках журналов и газет, ведь были другие достойные этого статуса персоны. Естественно раз в неделю я выполняла свою работу модельера, и слава богу, что моя профессия творческая, ведь отсутствие работы можно списать на отсутствие вдохновения. Но после моих ревностных прыжков по крышам мне стало по-настоящему плохо, хоть и Тикки бережно сохраняла целостность моего тела, исключая кожные покровы и естественную ноющую боль в мышцах. И нет, это не очередная хандра по Агрестам: меня начало жутко тошнить, мне захотелось арбуза в апреле, понюхать бензин и покрасить волосы в розовый — совсем точно что-то со мной не так! Чтобы не томить голову этим вопросом, я побежала в ближайшую аптеку.       — Удачи! — Тикки терпеливо стала ждать меня у туалета. В ответ я посмотрела на нее озабоченно.       Вышла я не сразу. Ошарашенная результатами теста, я вышла с каменным лицом из уборной.       — Что там? — с нетерпением спросила квами. На ее вопрос я показала тест с двумя полосками.       Тикки заверещала на всю комнату:       — Поздравляю, поздравляю, поздравляю тебя, Маринет!!! — она была по-настоящему счастлива. Но что-то на меня нашло, ведь от ее радостных возгласов я стала плакать. Мне стало очень обидно: я чуть не зареклась о прекращении общения с этим человеком, а через какое-то время оказывается, что я ношу под своим сердцем его ребенка!       — Маринетт, что ты! Подумай только: перед тобой свершается мечта всей твоей жизни!       Слова Тикки нисколько меня не обрадовали, а наоборот, еще хуже нагнали на меня печали. Совсем не так мне хотелось, чтобы моя мечта исполнилась.       — Ну-ну, девочка моя, не плачь, — Тикки понимающе похлопала меня по плечу. — Позвони Адриану, обрадуй отца.       Хоть мне и не хотелось этого делать, Тикки была права: как никак, он должен быть в курсе.       Дрожащими руками я набрала его номер. Как ни странно, ответ не заставил долго себя ждать.       — Маринетт?       Мне трудно было начать, что еще больше нагнетало обстановку и нервировало Адриана.       — Маринетт, что случилось?       Но я себя пересилила.       — Адриан, я… Беременна. От тебя.       Адриан молчал. Ответ последовал не сразу.       — Как?       — Ты еще спрашиваешь, как?! — я отчаянно крикнула. Этот глупый тон меня привел в ярость, хотя обычно из-за таких вещей меня сложно рассердить. — Поздравляю тебя, дорогой друг, ты станешь отцом, хотя сам будто не знаешь, как это произошло! — саркастично подметила я и сбросила вызов. Но от этого не стало легче: я начала рыдать, хоть и старалась себя пересилить. Ради ребенка. Ради того, чтобы акума не появилась из-за моего подавленного настроения.       Поздно вечером того же дня мы сидели с Котом Нуаром на крыше, отдыхая после патруля. Я закинула голову ему на плечо, наслаждаясь атмосферой Парижа, он же положил руку мне на талию, точно так же наслаждаясь обстановкой, но не нарушая моего личного пространства.        Неожиданно мне пришел в голову вопрос, на который мог ответить только мужчина.       — Котенок, — он взглянул на меня, услышав мой голос, — скажи мне: почему парень не хочет брать на себя ответственность в отношениях?       Нуар тяжело вздохнул. Вероятно, его тоже мучал этот вопрос.       — Мне кажется, такой человек еще не вырос. Он не понимает цены своим поступкам. Ему нужно пересмотреть свои взгляды на жизнь, ведь если он натворит глупостей, то расхлебывать все придется только ему самому.       Я не стала настаивать на нашем диалоге дальше. Мне просто хотелось насладиться вместе с ним нашим родным городом без всяких ссор и разборок, которые могли нарушить личное пространство.       Агресты снова позвали меня в свое поместье. Это была первая наша встреча с Адрианом после того телефонного звонка. На этот раз атмосфера за столом была разреженной, несмотря на видимую доброжелательность. В этот раз говорила только Натали, и то очень спешно. Адриан сидел с понуро опущенной головой, Габриэль смотрел вдаль в окно.       — Мисс Дюпен-Чэн, нам очень понравился результат нашего договора, — это звучало несколько фальшиво. Однако мне стало понятно: как бы сильно не любил меня Агрест-старший, наследников он давно заждался и не мог упустить такой шанс. — И, как вы поняли, мы хотим продлить его, но… Наши условия весьма необычны, хотя в вашем-то положении… — она прокашлялась. — Мы предлагаем вам брак. Разыграем пышную свадьбу, банкет для родственников, а после — развод якобы по разногласиям, если пожелаете. Алименты будут исправно платиться. Ваша задача — играть счастливую невестку. И еще… Мы заверяем, что любой ребенок, рожденный в этом браке, автоматически становится Агрестом. Вы согласны?       Адриан, скорее всего, не ожидал такого поворота событий. Он едва не вскочил; его вена на лице напряглась, мучительно ожидая моего ответа. Он говорил: «Никогда не отказывай старшим Агрестам. Особенно моему отцу. Он злопамятный, с ним шутки плохи». Я, конечно, понимаю, что это было сказано не всерьез, но мое решение было таковым из-за моего личного желания. И положения.       — Я согласна, — уверенно с широкой улыбкой на лице сказала я.       Адриан посмотрел на меня. В его глазах была смесь благодарности и недопонимания. Агресты в целом холодный народ, но мое быстрое согласие обрадовало их.       Позже, когда бумаги были подписаны, и я собиралась покинуть этот тяжелый для меня замок. Адриан догнал меня на лестничном пролете.       — Маринетт! — окликнул он меня. — Спасибо!.. То есть… Зачем ты согласилась? — слова тяжело подбирались для него. Я его прекрасно понимаю. — Я думал ты ни за что не согласишься… В том числе из-за меня.       Я тяжело взглянула на него.       — Я сделала это не для тебя. Я сделала это для ребенка. Нашего с тобой ребенка, мсье Адриан Агрест.       Адриан Агрест опешил. Не найдя слов, он недоуменно взглянул на меня и заметил, что я на каблуках.       — Разве беременным можно ходить в обуви с высоким каблуком и с каблуками в принципе?! — строго отметил он. Он был конечно прав, но соглашаться с ним совершенно не хотелось.       — Тебе-то что? — равнодушно спросила я, собираясь уйти, но Агрест схватил меня за руку. — Отпусти! — взвизгнула я.       — Нет, — его серьезный тон поражал меня. Но он оставался спокоен, чем еще больше пугал меня. — Я не отпущу мать моего ребенка непонятно куда. Ты остаешься здесь.       Я попыталась вырваться, на что Адриан поднял меня и понес в свою комнату. Он был много сильнее меня, и крепко держал меня в своих объятиях. Я попыталась вырваться, но оставила попытки, ведь вред я могла причинить себе непоправимый.       — Все твои вещи и всю твою работу мы перевезем сюда. Я не позволю тебе, чтобы ты надрывалась где-то. Я хочу воспитать нашего сына или дочь вместе с тобой, Маринетт Дюпэн-Чэн.       Так я и осталась жить у Агрестов.       Через месяц мы сыграли свадьбу в закрытом кругу друзей, но с открытой оглаской в СМИ, куда мы за бешеные деньги продали наши свадебные фото. Все были просто в шоке от нас, и мне было обидно, что мои друзья не разглядели за моей улыбкой боль. Возможно они и заметили, но списали все свадебный стресс. А свадьба была просто роскошной: в нежно серо-розовых тонах, с большим тортом и шикарным белоснежным свадебным платьем от Агрестов, при моем непосредственном участии — в общем все, как я хотела. Всю жизнь я ждала того момента, когда девушка из Загса спрашивает меня: «Согласны ли вы, Маринетт, выйти замуж за Адриана?», — я со слезами на глазах отвечаю: «Да», — мы обмениваемся кольцами, я расписываюсь, официально становясь Маринетт Агрест, и мы целуемся под фанфары и лихие возгласы «Горько!». В самом деле, я была счастлива в тот момент, ведь тогда не было никого, кроме нас: лишь я и он.       Дальше мне вспоминается эпизод, когда мы с Адрианом поехали на УЗИ. Наверное, это был самый волнительный момент. Адриан держал меня за руку, говоря этим жестом: «Все в порядке, ведь рядом я», — пока врач медленно и осторожно водил по моей склизкой из-за геля коже прибором, а монитор высвечивал показания. На экране я увидела необычную картину.       — Поздравляю! У вас будет двойня — мальчик и девочка.       Слова доктора привели меня в шок. Мне думалось: «Гены Грэм Де Ванили сыграли свою роль». У меня будет сразу двое детей от Адриана Агреста! Я чуть не запищала, серьезно! Я медленно приподнялась из-за кушетки, крепко держась за руку мужа, и взглянула ему в глаза: он тоже был счастлив. Адриан помог мне поднялся. Впервые за долгое время мы разговорились по душам совершенно ни о чем, и одновременно обо всем. В тот момент мы были потенциальными счастливыми родителями. Я с жаром поцеловала Адриана, отчего он растерялся. Но я сделала вид, что это всего лишь эмоции.       Не знаю, чем занимался Адриан, но всю мою чертову беременность он опекал меня как маленькое чадо, почти не отходя от меня ни на шаг. Всегда выслушивал мои капризы, всегда помогал мне. Смотря на него у меня сложилось двойственное впечатление: с одной стороны, если бы я ходила беременной без него, то проклинала и благодарила, ведь его не было бы в моей жизни, но мои дети росли бы без отца; с другой стороны, мне казалось, что я не заслуживаю такого идеального мужа, но после лезут мысли, что наш брак — результат фикции, одной маленькой безобидной лжи и моего разбитого сердца. А также то, что после нашей ночи я стала ему неинтересна, но интерес ко мне у него вернулся только из-за детей. Единственное, что меня по-настоящему радовало — у моих детей будет отец, который, как я очень надеялась, станет любить их, ведь у Адриана не было матери—она покинула наш мир, когда ему стукнуло четырнадцать. Мы подарим тепло и заботу детям, взамен нашим испорченным взаимоотношениям. Но меня в самом деле раздражала его безэмоцинальная привязанность ко мне: он словно щенок скулил по кому-то, будто из-за меня, обузы для него. А еще меня раздражало, что он буквально не выпускал меня из дома. Можно было гулять лишь по территории особняка. Но это не означало, что я сидела послушно дома — совсем нет. Вы же знаете: если закрыты двери для Маринетт, они открываются для Ледибаг.       Далее мне вспоминается наша встреча с Нуаром. Мы редко виделись, но наши встречи казались праздником друг для друга. Первым заметил меня он. Сразу отброшу шутки про то, что меня сложно не заметить, потому что костюм каким-то волшебным образом скрывал мое положение.       — Пр-р-ривет, Моя Мур-р-Леди!       Я была рада его видеть, как и он меня: все же, мы друзья.       — Привет, Котенок! — улыбнулась я. — Как поживаешь?       Он задумался. Я рассматривала его — боже, как он изменился с тех пор. Его глубокие зеленые глаза почему-то были печальны, а не привычно задорными. Но это не повлияло на его ответ.       — Как обычно — все клубнично!       Я искренне рассмеялась. Как я скучала по его глупым каламбурам. Ему это понравилось.       — Как ты поживаешь, Ледибаг?       Я снова вгляделась в его лицо и заметила шрам, идущий диагонально сверху вниз слева направо. Этот шрам я цинично называю почетным (пусть Котенок не знает об этом), ведь его нанес лично сам Хищная Моль острым клинком из своего посоха. Кот Нуар не любил говорить о своих ранах; он понял, что сейчас я вспоминаю появление его шрама на лице, и как ни странно, я знаю историю появления каждого шрама на его теле, хоть и не сразу вспомню, где находится каждый. Глубокие зеленые глаза внимательно наблюдали за мной и ждали моего ответа. Но ответить я не успела: внезапно появилась акума, и Нуар заслонил меня своим телом, чтобы опасность не тронула меня. Я почувствовала, как в моей крови разбушевался адреналин, и жажда поимки акумы во мне проснулась сильнее обычного.       Во время боя Кота Нуара сильно ранило в руку: лезвие ножа злодея почти насквозь проткнуло кисть, но он будто не обратил на это внимания. Я с упоением исцелила акуму, и хотела было идти на патруль, но взглянула на часы: оставалось две минуты, как Адриан должен был вернуться с деловой встречи. Я попросила Нуара осмотреть город за меня, совершенно забыв о его ранении, но он без слова и упрека согласился. Я спешно полетела домой и оказалась вовремя. Адриан вернулся через какое-то время, и я насторожилась: его рука была плохо перебинтована (вероятно, это было сделано наспех) и вся в крови. Я, как эксперт в лечении таких ран, забила тревогу и сама перебинтовала его руку.       — Не стоит! — отнекивался он. — Пустяковая рана, заживет!       Почему-то ему не хотелось, чтобы его ранение было замечено. Наверное, чтобы я не волновалась о его здоровье. Но я настояла. И не зря.       — Где ж ты так поранился? — поинтересовалась я, перевязывая раненную конечность.       Адриан нахмурился.       — Какой-то хмырь пырнул меня, когда бежал из магазина с краденным телефоном. Он наткнулся на меня и подумал, что я нарочно преграждаю ему дорогу. Но по заслугам от меня он получил.       — Ничего себе! Какой ты молодец, Адриан!       К этому моменту я закончила перевязку.       — Как новенькая! — улыбнулась я. — Два-три дня будет побаливать, через неделю рана должна затянуться и зажить. Но руку не напрягай: заживать будет дольше. Жаль, что шрам останется — рана довольно глубокая…       Адриан пошевелил рукой, проверяя качество моей работы. Он слегка зашипел, сжав кулак, на что я строго посмотрела на него.       — Вау, не знал, что ты — эксперт в оказании первой медицинской помощи, да еще и такой высококлассной! — он искренне улыбнулся. — А насчет шрама не переживай: пустяк, главное, что жив остался.        Его похвала смутила меня, и я улыбнулась. Я взглянула на него. Удивительно, но я никогда не замечала диагональный шрам на его лице от левого глаза до правого уголка его рта. Ужасный шрам, сделанный будто нарочно, словно улыбка Глазго*, но тем не менее, придающий некий шарм и говорящий о житейском опыте его носителя (мол, я и не такое дерьмо пережил).       — Адриан, позволь спросить: откуда у тебя этот шрам? Никогда не замечала его, он почти незаметный…       Я прикоснулась к нему рукой, и Адриан отдернулся от меня как ошпаренный. Я видела, что вопрос ему не понравился, но он спокойно ответил:       — Да, просто… Когда Непогода нападала на город, один из штормов разбил витрину одного из магазинов, где я проходил, и стеклянный осколок ранил меня… — ответ получился скомканным, и он заторопился. — Извини, мне нужно идти, — и действительно вышел из комнаты. Тем лучше для меня: я вышла на вечерний патруль и снова встретилась с Нуаром.       Как оказалось, Адриан лукавил: шрам был не настолько старым, что был при Непогоде, и он никогда не ходил пешком по Парижу, предпочитая машину с личным водителем.       Потом я не смогла выходить на патруль, ведь у меня не было сил банально встать с дивана. Я предупредила Нуара, что уехала в командировку на неопределенное время, на что тот безукоризненно ответил, что все в порядке. И в тот же самый момент Адриан стал реже появляться в доме, чем нешуточно меня беспокоил.       Мои роды. Одновременно приятный и болезненный процесс. Они были относительно легкими. Я до сих пор безумно благодарна Адриану, что он не отходил от меня последние две неделю моей беременности. Мои ложные схватки отлично показали его готовность стать отцом, и во время родов он был со мной, хотя картинка была не совсем приятной.       — Поздравляем, у вас двойня — мальчик и девочка!       Мне стало так хорошо после этих слов. Сначала родилась девочка: ее положили мне на грудь, а после дали ее отцу, а после — мальчик, с которым процедура повторилась. Мы были тогда счастливы, и приятная усталость заполонила мое тело. Я сделала это.       После родов все внимание переключилось на Эмму и Хьюго. Новорожденные Агресты. Аристократы. Новость об их рождении предалась широкой огласке. Все были в шоке, поздравления нам насыпались навалом. Я, привыкшая к вниманию окружающих, ушла на второй план, оно и понятно. И как я ожидала, Адриан был погружен в заботу о детях и косвенно заботился обо мне, нянчась с ними. Мы спали порознь, и это слегка коробило меня, но мне было все равно: моя жизнь была направлена на существование ради моих детей, и мне абсолютно наплевать на мои удобства. Главное, чтобы дети ни в чем не нуждались.       Шло время. Дети росли, с Адрианом мы так и не помирились — пропасть недопонимания росла между нами и мы не могли переступить через себя для ее решения. Со временем Адриан все меньше стал заботиться о детях, появляясь в нашем доме раз в неделю, объясняя мне все это рабочими встречами. Ссоры стали частыми гостями в нашем доме. Забота о детях почти полностью легла на мои плечи. Мне пришлось звать маму, чтобы она смогла присмотреть за внучатами на время моего отсутствия: я очень хотела самостоятельно вырастить Эмму и Хьюго, поэтому мне очень не хотелось нанимать различных нянек. Соответственно, времени на работу и Ледибаг становилось все меньше, и я стала пренебрегать ночным сном, которого родителям так не хватает. Я была на грани истощения, мне даже жить не хотелось.       Сегодня мне двадцать девять, и пожалуй, это самый хреновый день в моей жизни. И последнее, что я хотела сегодня видеть — рожу своего собственного мужа. Я к нему относилась терпимо, но именно сегодня он выглядел как примерный муж, когда таковым не являлся. Он пришел домой как ни в чем не бывало в шикарном костюме, галстуке-бабочке, двадцатью девятью красными розами и с шикарным колье от Cartier, о котором я давно мечтала. Любая другая упала была перед таким мужем, но только не я. Я знаю, какой кровью достался мне такой муж.       Я тяжело посмотрела на него исподлобья. Рядом с ним сегодня я выглядела привидением, подобием человека в помятой одежде с гнездом на голове.       — С днем рождения, Маринетт! — улыбнулся он.       Слова стали для меня издевкой. Это было последней каплей. Слава богу, дети находились в другом крыле дома вместе с мамой и дедушкой Габриэлем: отличная возможность выспаться — идеальный подарок на день рождения.       — Как ты смеешь, Адриан?! Почему ты появляешься так редко в нашем общем доме? Ты видишь, что от меня осталось? Я совсем перестала быть собой — от меня остались только кожа да кости! Почему ты не можешь приехать хотя бы просто так и посидеть с детьми, без повода?       — Маринетт, прошу, успокойся: я же зарабатываю нам на жизнь.       — Зарабатываешь! — передразнила я его, закатив глаза. — Небось на мой подарок зарабатывал непосильным трудом! Да знаешь, не нужны мне от тебя никакие подарки: лучшим подарком были бы твои не такие редкие приезды, чтобы видеться с детьми. Или, если нет желания видеть детей, тогда бы просто не показывался мне хотя бы сегодня на глаза — вот мой идеальный подарок! Цены бы тебе не было!       Его вид стал суровым.       — Не говори того, о чем будешь жалеть после, Маринетт. Ты сама прекрасно знаешь, что в детях я души не чаю.       У меня глаз затрясся. Я взяла свою любимую вазу, и замахнулась ей на него.       — Убирайся! — навзрыд крикнула я.       Но как бы плохо не знал меня Адриан, он прекрасно понимал, что этой вазой я никогда в жизни его не ударю.       — Это и мой дом тоже! — он повысил голос. Никогда в наших ссорах он не поднимал на меня голос, чем сейчас удивил меня. Мои глаза расширились.       Человек ссорится, когда хочет сохранить и укрепить отношения с другим человеком. Позже я отчетливо поняла эту истину.       — Да?! Да мне осточертел и твой замок, и твое отсутствие в нем! Я по твоей воле осталась здесь заперта, между прочим! — мне в голову пришла замечательная мысль. — А знаешь, что?! Я подаю на развод. Вот это будет самым прекрасным подарком на мой день рождения. Да, я наконец съеду из этого ненавистного мне дома и заберу с собой детей.       Адриан приблизился ко мне и угрожающе навис надо мной. Он пугающе спокойно произнес:       — Ты не посмеешь. Я не позволю тебе этого сделать.       Я зарыдала и стукнула кулаками его в грудь.       — За что ты так меня мучаешь?       Мое тело обмякло и его сильные руки поймали меня. Нервный срыв. Обморок. Его голос эхом раздавался в моих ушах в тех промежутках, когда я пыталась прийти в сознание. Адриан был страшно перепуган. Он не ушел, как я ему велела.       Очнулась я в поликлинике с капельницей в руке. Адриан уснул, сидя на стуле рядом с моей кушеткой; все это время он держал меня за руку. Видимо, от волнения он настолько утомился, что не обнаружил моего пробуждения. Я вяло осмотрела себя: моя кожа стала совсем серой. Через какое-то время он проснулся, тихо чертыхнувшись, что не уследил за мной.       — Я сильно испугался за тебя, Маринетт.       Его обеспокоенный взгляд запрыгал на мне. Ужас, наверное, в его глазах я выглядела сейчас истеричкой! Какой позор…       — Раньше надо было беспокоиться… — отрезала я, но Адриан сделал вид, что не заметил этой реплики.       — Как ты себя чувствуешь?       — Хреново, но… Спасибо, — слабо улыбнулась я.       Он искренне удивился:       — За что?       Я переборола себя.       — За то, что не оставил меня одну, хоть я и просила.       — Перестань, это моя обязанность, а не воля, — усмехнулся он.       — Сколько сейчас времени? — спросила я.       — Час ночи.       Его ответ оживил меня.       — Господи, тебе же на работу нужно!       — Пустяки. Твое здоровье для меня важнее.       Я уснула. Адриан же не спал всю ночь. Утром, когда я проснулась, его след простыл, однако медсестра меня заверила, что он уехал всего пятнадцать минут назад, чтобы привезти мои парадные вещи и косметичку и увезти меня домой.       — Мадам Агрест, а вы не в курсе? — зачем-то поинтересовалась она.       Я насторожилась.       — Насчет чего?       — Как же! Вас сюда на собственных руках доставил сам Кот Нуар! Говорит, что вы потеряли сознание от солнечного удара.       Это известие меня очень удивило. Я застыла, не в силах сказать что-либо.       — Да-да, все-таки не знали! Все сейчас говорят об этом… — она прикусила язык, поняв, что сболтнула лишнего. — Потом, когда мсье Нуар удалился, ваш муж приехал и очень суетился на ваш счет.       Как Кот Нуар понес меня? Почему? Не уж то его сам Адриан уговорил? Почему не сам Адриан отвез меня в больницу? Эти вопросы просто сводили меня с ума. После поступка Кота Нуара мне от всей души хотелось отблагодарить его. И я задумалась: а что с Котом Нуаром? С его жизнью? Не уж то он холост? Помню, он вскользь упоминал, что у него кто-то есть, однако по его глазам я вижу, что он печален. Какая же я глупая, господи! Своими принципами не раскрывать личности до последнего я убила хорошую возможность завести счастливый брак… Он всегда рядом, никогда не откажет в моих просьбах, иногда даже во вред себе… Но тогда сам Кот Нуар страдал бы от неразделенной любви, ведь мне, наверное, было бы все равно на него, ровно так же, как Адриану на меня. В любом случае, человека по моему несчастью я уже имею, осталось только найти общую нить.       Но мысли о вынужденном разводе все равно не покидали меня. Так моя личная канула в лету.