Звёзды

      Точка — она обжигающей кожу звездой вспыхнула на запястье; первая из десяти.       Вторая появилась на следующий день.       Крошечные отпечатки в форме по-детски выведенных звезд: жёлтые, окруженные россыпью угасающих веснушек.       Миниатюрное ночное небо; в тревожном свете свечей оно было зловещим напоминанием о том, что предназначенный ему судьбой оставил свой поцелуй на чужой коже.       Третья звезда проступила через три дня.       Метки прятались под длинным рукавом, когда четвертая и пятая застыли на краю запястья, их скрыл бинт.       Он чувствовал вину — смиренно ожидая появления остальных звезд.       Война закончилась.       Он не в праве удерживать маркиза.       Джордж Вашингтон исполнил свой долг — он заслужил покой.       Вечный или нет: не важно.       Всё меркнет, когда в центре ладони распускается новая звезда.       Сознание и тело охватывает лихорадка — седьмая звезда проступила на болезненно бледной коже, в зловещей тени закрытых штор. Восьмую генерал встретил в лихорадке.       Марта не осуждала — склонив голову сторожила покой мужа, её мысли следовали за отправленным во Францию письмом. Осталось так мало времени — до того, как вызванная слабостью и звёздами болезнь дыханием кашляющего задует свечу жизни.       — Сколько их? — Джордж поднял руку, слепо всматриваясь.       — Семь, — губы Марты дрогнули.       — Больше, — хриплый, лающий выдох.       — Восемь, — Марта осторожно ловит ладонь мужа, склоняется ниже к его лицу, прислонившись шепчет: «Восемь». Когда Вашингтон засыпал, забываясь тяжелым сном она поднимала широкие рукава и пересчитывала метки — её сердце предательски сжималось, когда на мгновение ей казалось, что она упустила девятую.       «Восемь»       Время тянулось медленно, как бесполезное содержимое очередной склянки — лекарства были глупостью, жалкой попыткой облегчить ношу.       Марта Вашингтон не считала дней — не проклинала маркиза, ждала. Добровольно запертая в тёмной комнате она не чувствовала течения времени — это облегчало ожидание.       Как бы это не было эгоистично Марта хотела быть только со своим мужем — это время могло стать последним, его нельзя было тратить на бессмысленные слова; слезливые слова утешения — достаточно держать его за руку; прислушиваясь к рваному, свистящему дыханию читать вслух.       Два месяца — множество историй; сладкое время — постоянный счет. Рекомендации постоянно сменяющих друг друга врачей, выписывающие длинные списки рецептов — споры с ними — она не позволит терзать её мужа кровопусканием, не допустит опиума — Марта с несвойственной ей яростью закрывала собой постель.       Середина третьего месяца — разрывающий легкие и вырывающий из груди переплетенные с лихорадочными просьбами кашель не проходил. Холодным дыханием ранней зимы озноб охватил тело Джорджа.       «Девятая»       «Ей кажется?»       Марта улыбнулась, неужели бессмысленно? Когда пахнущий розами Жильбер переступил порог комнаты она встала, моргнула, щурясь словно сомневаясь шагнула ему навстречу. Истощенный трудным путем маркиз торопливо сжал её запястье — его нескладные оправдания: шепот о случайностях, сомнениях был прерван пощечиной, громкой, оставившей красное пятно на тонкой коже.       Ей не нужны слова — они нужны её мужу — извинения.       Лафайет понял, выпустил, кивнув неуверенно, стыдливо шагнул к постели — сбросив с плеч мундир он мягко, стараясь не потревожить Вашингтона опустился. Скользнув рукой по смятой в судороге простыне нашёл влажную ладонь.       — Mon général, — маркиз затаил дыхание — в слабом свете увидел метки, ровный ряд, — Je suis désolé, mon général* — Жильбер не тронул их, — Я могу? — прочитав во взгляде Марты «должен» он спустился с постели на пол. Рука Джорджа дрогнула, но он не убрал её, позволил трепетно прикоснуться губами к центру ладони — к самой большой звезде.       Лицо Марты смягчилось.       — Я останусь, — ещё один поцелуй, — Je resterai. Лафайет не услышал шороха платья — Марта Вашингтон сжала его плечо — она плакала.       Комнату поглотила тишина.       Её прервал кашель.       Их ждёт исцеление — для каждого своё.       У них будет время.       Марта хочет перестать считать звезды — на коже и на небе.       «Поцелуй его за меня»