Инкубаториум Киборгвилля

      — Почему я притащил тебя сюда… к нам в дом? Вот об этом ты точно хочешь спросить и вот это ты точно хочешь знать, — сказал мой самый лучший враг. — Все очень просто… эм… я сначала вырубил тебя и ушел, но потом чувство порядочности заставило меня вернуться и посмотреть на то, как ты там… и примерно через полчаса я пришел и увидел то, как ты продолжаешь обнимать асфальт и водить своей щекой по щеке земли, — говорил он с какой-то отдельной любовью к каждому слову о тех моментах, когда я пребывал в нокдауне. — Я подошел, посмотрел на это и решил, что если тебя кто-нибудь найдет в подобном состоянии, то ничем хорошим это на закончится ни для тебя, ни для твоих близких, ни для меня… и так далее, и тому подобное… эм… короче, я, когда вернулся и увидел тебя, понял что открыл ящик Пандоры и решил, что это не дело, это не круто, и единственный способ хоть как-то разгрести случившееся — забрать тебя на своем горбу до дома, и уже потом, когда ты вернешься в сознание, обо всем поговорить. Только на сей раз спокойно, — он посмотрел на меня с какой-то непонятной мне надеждой. Мой лучший враг посмотрел на меня так, словно до этого момента я всегда только и делал, что провоцировал его на какие-то действия или слова и так, будто бы в том, что я очнулся в его доме, тоже виноват я! И подобный взгляд мне показался странным, но я сдержался, чтобы ничего не сказать по этому поводу. Поэтому, вместо провокационных вопросов или откровенного издевательства над ним, я спросил: «Ладно… хорошо… и что ты хочешь? Как ты видишь реализацию того разгребания, о котором сказал?»       После моего вопроса воцарилась такая неловкая затяжная пауза, в которой никто не знал о том, что можно говорить, а чего лучше не произносить вслух. Родители моего лучшего врага переглядывались, таким образом поддерживая какой-то внутренний диалог, доступный только им двоим, и такой уровень понимания вызывал умиление и радость. Я наблюдал за ними и понимал, что каждому из них достаточно напрячь веки, или лоб, или брови, чтобы второй прекрасно понял вопрос и такими же методами дал ответ. Это было удивительно, мило и приятно. Что же касается одноклассника, он просто молча наблюдал за мной и по тому как зрачки метались из стороны в сторону было понятно, что он находится в поисках правильных слов и борется даже не с самим собой, а со своей человечностью, которая, по моим представлениям, категорически против тех мыслей, что поселились в голове парня.       — Так вот… кхм… — сказал он. — Мда… в общем… — я видел то, как мой лучший враг собирается с мыслями и с силами, чтобы сказать, как мне тогда казалось, что-то умное и разумное, — … у меня есть следующее предложение… и заключается оно в том, чтобы… эм… забыть наши разногласия… эм… помириться короче, — услышанное ввело меня в ступор, но мне понравилось то, что он сказал, хотя бы потому, что он смог это сделать! Парень смог собраться с силами, поломать свою гордыню и предложить мир, после столько лет золотой войны! И я даже хотел было согласиться с его предложением, но одноклассник продолжал вещать и вот то следующее, что было предложено им, ввело меня в состояние, близкое к бешенству, буквально выжав из меня концентрат из непонимания и несогласия. Парень сказал: «Что касается Истины… предлагаю устроить между нами что-то вроде спора… или соревнования… итогом и призом которого будет Истина. Победитель забирает все, а проигравший забывает о любых поползновениях в сторону к этой девушке. Что скажешь?!»       — Что я скажу? — моему возмущению не было предела. — Что я скажу на твое предложение о том, чтобы сделать Истину главным призом… ты вот об этом спрашиваешь? — я смотрел на то, как мой лучший враг согласно кивает и делает это с чувством собственного достоинства. — То есть ты считаешь это нормальным, да? Приравнять Истину к какому-то предмету, совершенно положив свой прибор на её личность… на мнение и прочее… так получается?! — спросил я, с трудом сдерживая негодование. — И если первая часть твоей кряхтящей речи мне действительно понравилась и я был готов пересмотреть наши с тобой отношения в сторону дружеских, то вторая часть, друже, ну хоть убей! Вторая часть — дерьмо! Просто морально-этический выкидыш, с которым я никак не могу согласиться! Который, буквально, заставляет меня спросить у тебя: «Ау! Что в твоей-то голове происходит, что ты такую чушь продуцируешь в своих мозгах, а?!» — в итоге взорвался я.