Гроссуляр

Стефан никогда не мог дать название цвету его глаз. Зеленые? Наверно, зеленые. Глаза мечтателя. Когда Джонни остается один, он перестает улыбаться. Опускаются уголки тонкого рта, непостижимые глаза смотрят в пространство. Все время тянет спросить, какие миры он там видит. — Стеф, скоро твой выход, — напоминает Женя, вламываясь в гримерку. — Да, я помню, спасибо, — улыбается парню Стефан, глядя, как Джонни оживает. Джонни позволяет себе остаться один только со Стефаном, и тот давно это понял. Ламбьель считает это подарком, о котором никогда никому не расскажет. Принадлежащее только ему секретное знание. Никому и никогда, даже Вейру. Ведь погружаясь в мысли рядом с ним, Джонни не подозревает, какой он щедрый. Ему просто хорошо думается или мечтается в этот момент. *** Смотреть Джонни в затылок приятно, пока они идут ко льду по коридору за трибунами на Cup of Russia. А еще во время проката можно украсть его Чебурашку, которого подарили поклонники. Хотя — найдет. Разыскивающий украденных Чебурашек Вейр страшен в гневе. Ламбьель до сих пор не научился правильно выговаривать имя ушастой диковины. — Только попробуй, — не оглядываясь, предупреждает Джонни. Так и знал, пока не виделись, он научился читать мысли. — Если выиграешь - хорошо, — покладисто соглашается Стефан. Конечно же, он соврет. Ведь разыскивающий украденных Чебурашек после победы Вейр особенно страшен в гневе. Смотреть в затылок радостно болтающему Джонни на пресс-конференции приятно не менее, чем в коридоре. *** Стефан дразнится. Сегодня он в игривом настроении. Бесится на репетиции, говорит что-то про пауков, лезет замерзшими руками под водолазку, обхватывает шею руками и хохочет. При упоминании пауков Джонни коротко взвизгивает, сдергивает руки Стефана и, обиженно надувшись, отъезжает от него. Ненадолго. Стефан забавный, когда дурачится, а вместе это у них получается еще фееричнее. Теплые карие глаза Стефана всегда сияют. Джонни помнит - когда впервые увидел его глаза, никак не мог поверить, что такие вообще существуют. Темные, но теплые, ласковые. Они отогревают. Все годы, что Джонни знал Стефа, начиная с далекого 98-го, тот неизменно согревал и вылечивал своим взглядом. А Стеф в первую встречу что-то мямлил про то, зачем Джонни завивает ресницы. А вот враки, ресницы у него всегда такие были. Стефан завидовал. Девушки по всему миру тоже. *** Участвовать в ледовых шоу весело. Всегда невероятно весело и круто. Стефан любит эту атмосферу всеобщего дружелюбия, подколов, смеха, эйфории от подготовки и предвкушения, куража выступлений. Разучивать с Джонни азы парного катания просто волшебно. Он не боится никаких поддержек, знает, что Стефан не уронит, что с ним надежно. Сегодня, делая тодес, Стеф ловит себя на мысли, как ему всегда хотелось поцеловать косточку на запястье Джонни. На красивом запястье правильной формы. Оно кажется обманчиво хрупким, как сам Вейр, но на самом деле это не так. Джонни сильный и крепкий. И такой красивый, он сам не подозревает, как. И так заливисто сейчас смеется после элемента, привычно кладя руку ему на плечо. Стефан смеется и обнимает в ответ. Не дотрагиваться не получается. Ничего не может поделать, наверное, это бессознательное. Совершенно внезапно для самого себя Стефан обнаруживается:       Смеющимся на плече Джонни — и Джонни тоже смеется.       Свою ладонь на пальцах Джонни — тонких чувственных пальцах, которые уютно покоятся в руке Стефана.       Танцующим с Джонни — стервец так захватывающе двигается, что на льду, что вне его.       Залипающим на профиль Джонни на очередной пресс-конференции (а все журналисты потом ТАКОЕ про это раздуют).       Дурачащимся вместе с Джонни в камеру  — миллион фотографий Стефан бережно хранит и не удаляет в своем старом телефоне, пару раз треснутом об лед криворуким хозяином.       Сталкивающимся взглядом с Джонни — и будто током ударило (а проклятые журналисты это поймают, и ТАКОЕ будут предполагать, что пару идей Стефан запомнил, немного стесняясь).       Да просто — обнимающим Джонни. А Джонни обнимает в ответ. И щемящее в животе сладкое чувство маленькой власти, что он может не отводить взгляд, не убирать рук, не избегать близости находиться рядом — ведь они же друзья, они коллеги, они позируют для очередной чертовой газеты, пусть Бог благословит их все — согревало тайным теплом и давало стимул ждать завтрашний день. *** Стайки поклонниц терпеливо ждут в аэропорту, кучкуясь по своим группкам. Почти все фигуристы прилетели одновременно, но двигались из разных терминалов к нужному автобусу. Что он почувствовал, когда его увидел? Когда шли навстречу, и оба одновременно выцепили друг друга взглядами в толпе людей. То ли походку узнали, то ли шестым каким-то чувством, это не объяснить. Радость. Теплую радость и легкость, каких давно не ощущал. Хотелось лететь. Это чувство, оно совсем редкое. Его почти не бывает. Но когда навстречу тебе идет Стефан Ламбьель, то бывает. Осветив все вокруг такой родной лукавой улыбкой, Стефан теряется среди девушек с букетами и игрушками, даром, что выше их. — Джонни, можно автограф? — Как долетел, Джонни? — Мы так рады. — Я тоже рад. Очень-очень. Какое хорошее слово — радость. По-русски оно здорово звучит. Надо научить и не позволять в этот раз воровать игрушки. Но по данному поводу Джонни предвосхищает заведомое поражение. *** — Ну ты-то что потух? — спрашивает Траньков. — Заболел вроде один Вейр. — Что? — не понимает Стефан. — У тебя глаза горят, когда вы рядом, — поясняет друг. Стефан отшучивается и поскорее отходит. Максим все верно заметил. Джонни сидит в гримерке. Он болеет и не выйдет сегодня на репетицию. Сердито смотрит поверх медицинской маски - хмур и неразговорчив, кутается в старый свитер крупной вязки. В этом свитере хочется обнять его еще больше. — Ну, и что ты потух? — бессовестно плагиатит Транькова Стефан. — Ненавижу болеть. — Завтра будет лучше. Зачем ты вообще приехал из отеля? Джонни буркает что-то невразумительное. Потом заявляет, что ему холодно. — Врач к тебе когда придет? — Сказали, минут через сорок. — Вот что с тобой делать… — суетящийся до этого в помещении Стефан замирает над креслом, где обхватил себя руками Джонни. Точнее, он знает, что делать. Он давно хочет сделать именно так. И возможно, сейчас это лучший вариант помощи, пока не придет доктор и не принесет нужные для спортсмена препараты. — Подвинься, — велит Стефан и умудряется расположиться в кресле, примостив трясущегося Вейра рядом. Теперь Джонни обхватывает руками Стефана. Удивительно, что среди такого количества задействованных людей, они здесь в одиночестве. Удивительно и хорошо отчего-то. — Скоро придет врач, — обещает Ламбьель темной макушке. Макушка кивает и прижимается к плечу. Трогательный в своей сердитой беспомощности Джонни шмыгает носом. Любимый свитер крупной вязки не спас его от озноба. Стефан спас. *** Джонни шепчет на ухо, сбивается, захлебывается в смехе и снова шепчет. Щекотно. К ним подъезжает Женя, Джонни начинает рассказывать и ему тоже. Плющенко оглушительно хохочет. Джонни снял на льду олимпийку, но ему жарко сейчас даже в одной футболке. — А ты что думаешь, Стеф? — пихает в бок Вейр. — Что? — улыбается Стефан. — Эй, ты что, все прослушал? Я ведь рассказывал тебе… — негодует Джонни. Конечно же, Стефан прослушал, он был занят. Он представлял, как они будут любить друг друга, и это что-то совершенно невероятное, словно цвет глаз Джонни: то темный, будто карий, почти как у Стефана, то светлый, прозрачный, и этим слегка пугающий. Каждый раз невероятный и разный. Стефану хочется прикоснуться губами к родимому пятнышку на шее Джонни, оно в виде сердечка, если смотреть под определенным углом. Сколько раз его туда целовали? Интересно, там чувствительная кожа? Он вздрогнет, прервется дыхание? Схватит запястья Стефана, не позволяя продолжить? Или принуждая продолжить. Пожалуй, сегодня Стефан проверит. А пока заставит беспечного Вейра одеться, только недавно переболел. *** — Да, а для украшения салат-латук, — рассказывает Джонни про участие в кулинарном шоу. Стефан стоит совсем близко и смотрит на ресницы избегающих его глаз. Почему-то вспомнилось, как впервые увидел их. Так давно, в прошлой жизни. «Невероятно, не бывает таких ресниц», - подумал он. — Не бывает таких глаз, — произносит новый знакомец-конкурент, дерзко пялясь из-под растрепанной челки. — Что? — приходит в себя от оторопи Стефан, прижимаясь к стене, чтобы пропустить остальных участников в раздевалку. — Таких… карих, — запинается Джонни и делает вид, что забывает про Стефана. Стефану становится тепло и приятно. Он проносит в себе это чувство сквозь все их встречи, намеченные и случайные. Любуется ресницами и расстраивается, когда глаза его мечтателя грустят. Нет. Не его. Джонни хвастался о свадьбе всем, всюду, постоянно. Не было утюга, который не трубил бы о бракосочетании выдающегося спортсмена-русофила с русским адвокатом. Джонни светил в камеру кольцом и всеми зубами, Джонни летал от счастья. Стефану своей свадьбой Джонни не похвастал. Как будто поведать о Викторе Воронове ему было неловко. Как будто Виктор, стоящий сейчас за бортиком и следящий за их репетицией, был недостаточно хорош для того, чтобы Джонни Вейр-Воронов ослепительно улыбнулся и рассказал, как счастлив, ему — Стефану. Он прячет глаза и говорит про погоду, про то, как заело молнию на костюме, про салат-латук, про бормашину, про клюшки для гольфа, про бирюзовый дождевик, и про потолок спортивного комплекса. Беседа была насыщенной. Меньше, чем через год Стефан поймает себя на мысли, что тайное желание разбить Воронову лицо становится явным. Еще через год он просто рад, что Джонни наконец свободен и не выглядит так, будто каждый день проходит через пытки инквизиции, притворяясь, что ему нравится. Джонни снова Вейр. Джонни вновь спокоен, этого достаточно. Явное желание переходит в разряд дремлющих тайных, прибереженное на случайную встречу. Все это время Стефан себя ненавидит. Он ведь знает, почему все случилось. Он сам позволил. Джонни просил рассказать. Очень просил, он был готов. Стефан не хотел. — Давай, пусть они знают, что мы вместе, — настаивал Джонни. — Зачем посвящать в свою личную жизнь других? Она на то и личная. И после этого все как в тумане. Роман на расстоянии. Работа. Усталость. Утка с Каролиной*, после которой Джонни не позвонил уточнить и не прочитал запоздалое сообщение от Стефана, а на долгие дни вырубил телефон и пустился во все тяжкие. То есть — совершил каминг-аут и принял предложение о браке. Как там эти русские говорят, что не назовут хорошим делом? Джонни как-то щеголял познаниями в дебрях языка-наказания не для его носителей. Запутался сам в итоге, но кое-что Стефан запомнил, Джонни почему-то учил лучше, чем Макс и Таня**. Ладно, они все равно после того раза решили ничего друг другу не обещать. Но это оказалось самым сложным. Не обязывающие ни к чему легкие отношения обратились тяжелой ношей. — Ты ведь согревал меня раньше, почему теперь так обжигающе холодно? — эти последние слова от Джонни запомнились ярче всего. Неважно, что они виделись на шоу много раз. Неважно, что смеялись и обнимали друг друга за плечи, как прежде. Они были в разлуке. Траньков посмотрел как-то, открыл рот сказать, но махнул рукой и промолчал. *** — Гроссуляр. — Что? — Минерал такой есть. Зеленый. Я недавно статью читал, — сообщает Стефан Транькову, который тренирует рядом вращение. Он хочет объяснить про глаза Джонни, что, кажется, догадался, какого они цвета. Макс смекалистый парень, а еще тактичный, никогда не лезет в душу. В следующий момент он обнаруживается где-то на другом конце катка. Наверное, тоже читал статью, теперь неинтересно. *** Они снова фотографируются. Снова обнимают друг друга. Стефан прижимается к его щеке. Джонни тепло и волосы Стефана вкусно пахнут. Это многого стоит. Это бесценно. — Журналисты опять напишут, — ворчит Ламбьель. — Так давай подкинем им топлива? — И без нас справятся. Точнее, как раз с нами и справятся. Они уходят обратно в гримерную. Там до выхода к журналистам Стефан пил кофе, а сейчас жует жвачку. Они снова вместе. Разлуки нет больше. Можно обнять друг друга без чувства той царапающей потери. Можно поцеловать. Вот прямо в эту минуту. Губы Стефана сладкие от жвачки, а язык горький. За все года Джонни так и не понял, как можно пить кофе без сахара, пусть оба спортсмены и следят за фигурой. Кофе без сахара — засыпать сахаром. Только так. Стефан смеется, смотрит, не отрываясь. Джонни его не торопит и ничего больше не требует. Каждый доказал, что хотел. А какие уроки из этого вынес, вряд ли кто-то сможет постичь до конца, у одного и второго это глубоко внутри. Но теперь Джонни понимает Стефана. Теперь Джонни заодно. «Счастье любит тишину». «Не рассказывай никому». — Я всегда хотел спросить, — говорит Стефан, держа его в кольце своих рук. — Что? — Так какого цвета твои глаза? — Не задумывался, — пожимает плечами Джонни. — Наверно, зеленые. — Гроссуляр. — Что? — Я когда-то статью читал, это минерал такой. Зеленый. — Стеф, тебе звонит Макс, — Джонни видно экран телефона Стефана, лежащий на столе. — О, замечательно. Тоже наконец-то послушает…