С трудом открыв дверь, Фуго вошёл в свою комнату. Сердце продолжало бешенно колотиться. Фуго, в панике схватившись за голову, озирался по сторонам. Стены его жилища, ранее успокаивающие и спасающие своего хозяина от любых невзгод, будь то от вины за очередной срыв или же наоборот от выражения тех чувств, которые парень не мог показать своим друзьям; сейчас в душе Фуго бушевал сильный ураган: настолько сильный, что даже комната, раскрашенная в расслабляющие зелёные оттенки, не могла усмирить его.
Этот шкаф с идеально расставленными книгами. Этот стол с многочисленными порезами. Это слегка загрязнившееся окно, выходящее на перекрёсток. Фуго казалось, что все четыре стены давили на него. Ещё секунда — и он станет лишь плоским куском мяса, обильно пропитанным кровью.
Упав на колени, Фуго зашептал:
— Я не могу. Я не могу. Я не могу. Я. Просто. Не. Могу.
Тем временем тепло, греющее его сердце, начало превращаться в настоящий пожар. У Фуго перехватило дыхание.
— Почему мне так хорошо? Почему мне так тепло? Я дал себе слово, что больше не сделаю этого. Я просто не имею на это право. Я не хочу…
Фуго посмотрел на подоконник.
— Я не хочу…
На подоконнике стояло много фотографий в аккуратно вырезанных из дерева и покрашенных в оранжевый цвет рамках.
— Я не хочу…
На фотографиях улыбался черноволосый парнишка.
— Наранча…
Фуго пополз к подоконнику, пытаясь дотянуться до изображений. Наконец, дотронувшись до одного из них, парень с нежностью приложил подушечки пальцев к месту, где находилась щека Гирги.
— Наранча…
Рука обхватила фотографию. Большой палец продолжал лежать на щеке паренька.
— Наранча.!
Большой палец начал продавливать стекло на фотографии.
— Наранча.!
Рука с новой и новой силой налегала на изображение. По комнате прошёлся звук треснувшего стекла.
— Как ты мог?..
Палец Фуго продавил фотографию, оставив на ней маленький овражек. Изображение исказилось. Наранча резко сменил выражение лица: от улыбки осталось лишь её подобие. Создавалось ощущение, будто паренёк стиснул зубы от внезапного удара ножом в спину.
— Как ты посмел покинуть меня?!
Прокричав эти слова, Фуго схватил фотографию Наранчи и отправил её в свободный полёт. Она с громким звуком врезалась в стену, разломавшись примерно на половину.
Больше не сдерживаясь, Фуго со всей силы скинул остальные фотографии с подоконника. Словно зверь на ещё не приконченную добычу, он набросился на них, ударяя кулаками раз за разом. Куски дерева и осколки стекла отскакивали от Фуго, покрываясь брызнувшей из кистей его рук алой жидкостью. Молниеносно поднявшись, блондин подключил и ноги. Яростно крича, Фуго втаптывал в пол остатки ранее целых изображений самого близкого ему человека.
— Ты был единственным, кому я мог излить душу!
Фуго взял спрятанный в ящике нож.
— Ты был единственным, кого мне действительно хотелось оберегать!
Фуго приставил нож к не полностью разорванной фотокарточке.
— Ты был единственным, кому я смог позволить называть себя по имени!
Удар за ударом, порез за порезом. И вот, пол исписан рандомными, нескладными узорами острия ножа. Фотокарточка порвана в клочья. Однако из-за неконтролируемых ударов и левая рука вся в порезах. Кровоточит, не останавливаясь. Но Фуго нет до неё дела. Ещё одна цель, требующая уничтожения, лежит в другом конце комнаты. Рядом с кроватью. Идеальное место для разделывания последней жертвы.
Фуго положил самую крупную фотографию чуть ниже подушки, наставив над ней нож. Искажённое лицо Наранчи смотрело прямо в душу. На секунду Фуго застыл. Он окинул взором свои окровавленные руки. Нож, который они крепко держали. Полусломанную фотографию. Беспорядок около подоконника. Всю комнату. Вернулся к фотографии.
Руки Фуго задрожали. На глазах проступили слёзы. Выронив нож, парень рухнул на кровать.
— Ты был единственным, кого я смог по-настоящему полюбить…
Не обращая внимания на беспорядок в комнате, кровь на руках, ноже и кровати, Фуго свернулся калачиком, дрожа и плача. Захлёбываясь собственными слезами, блондин сгрёб фотографию Наранчи, положив её прямо под своим сердцем.
— Я чувствую это тепло. Даже сейчас, Наранча. После всего того, что я только что сделал, я пылаю изнутри. То, как Джорно произнёс моё имя…это было так приятно. И он так добр ко мне. Джорно первый поверил мне, поддержал. Он в день похорон утешил меня. Тогда будто камень с души упал. Я хочу заботиться о нём, быть ему самым верным товарищем. Не только как боссу…
Фуго замолчал.
— Я только сейчас понял. Как же, наверное, странно, что босс Пассионе — твой друг. И ты так легко с ним общаешься. Смешно же, ты так не думаешь?
Блондин буднично, будто так и надо, обратился к лежащей под грудью фотографии Наранчи.
— Ох, я на секунду забылся. Как жаль, что ты не можешь ответить. Очень жаль.
Парень вновь выдержал паузу.
— Почему ты ушёл, Гирга? Может, ты до сих пор играешь со мной в прятки, и то тело, что сейчас покоится под несколькими метрами земли — это неудачно попавшая в руки фонду кукольная копия тебя? Я же помню — ты любил прятаться от меня, когда я опять выходил из себя. Или подшучивал на пару с Мистой, пугая из засады. Возможно, и в этот раз ты постарался. Но посуди сам — зачем? Ты же знаешь, какую ответственность я за тебя несу. К тому же, я сильно тебя…
Фуго запнулся. Он почувствовал, как его щёки покрылись румянцем.
— Я-я тебя…э-э-э…
Светловолосый поднял фотографию, вытянув перед собой и пристально вгляделся в неё. От оставшегося стекла отразился яркий оранжевый свет. Зажмурившись, Фуго посмотрел в сторону окна. В комнату падал луч заходящего солнца.
— Уже закат?
Фуго поднялся с кровати, подойдя к источнику света. С фотографией в руке, блондин, зачесав назад три лохматые, спутавшиеся пряди, посмотрел на улицу.
В шедших по тротуару из серых камней людях и проезжающих без конца по таким же серым дорогам машинах он не нашёл ничего, что могло привлечь внимание.
Тогда, Фуго обратил взор чуть высохших от слёз фиолетовых глаз в ясное небо. Небольшое облако скрыло солнце, тем самым уменьшив количество света, падающего на парня.
— Я…в общем, ты, наверно, и сам догадался, что я хотел сказать. Я сильно люблю тебя, Наранча Гирга. Полюбил тебя почти сразу за твою милую неряшливость, отвагу и большое сердце.
Облако, скрывавшее солнце, исчезло так же быстро, как и появилось. На смену ему плыли другие, такие же белые и пушистые.
— Какой ты дурак, Наранча. Наверно, это моё наказание. Я тогда не пошёл за тобой. Будь я рядом, я смог бы уберечь тебя. Но сейчас я должен доказать вновь свою верность, оплакивать смерть друзей и страдать от разрыва между тобой и Джорно. Даже представить не могу, что бы ты посоветовал мне делать в этой ситуации. Может, Бруно подсказал бы. Или Леоне…
Из глаз Фуго вновь потекли слёзы. Не отрывая взгляд от неба, он произнёс:
— Надеюсь, что ты счастлив там. Я всегда буду помнить о тебе.
Дрожа и пошатываясь, парень вновь упал на кровать. Обняв фотографию и закрыв глаза, Фуго медленно провалился в сон.
• • •
5:00
— Панна!.. Панна!..
«Дайте мне… ещё немного…поспать…»
— Паннакотта! Панна, не притворяйся, будто не слышишь меня!
«Неужели снова? Когда меня перестанут с этим задалбывать?»
— Мгх…
— Сладенький, я же не хочу принимать крайние меры, знаешь об этом?
— Хорошо. Я встаю, мама.
— Так-то лучше. И не надо больше так себя вести, договорились, пироженка?
—…
«Неужели ушла? Что ж, придётся приступать, если хочу поесть и спокойно пойти в университет.»
• • •
6:47
«Хорошо, что сегодня я буду заниматься только математикой. А то целый день биологии, химии или правописания — это тот ещё ад. Хоть сейчас всё происходит так, как я хочу. Главное — всё решить верно.»
• • •
7:53
— Мама, отец, я всё решил. Вот.
— Фуго. Ты сделал неверно.
— Да, пироженка. Я согласна с отцом.
— Ч-что? Но я перепроверил пять раз!
— Не повышай голос, Паннакотта! Ты и так будешь наказан. Ты должен знать за что. Плюс ко всему, молчи, когда говорят твои родители.
— Д-да, отец.
— У тебя две ошибки.
— Но это помарки, а не ошибки.
— Сладенький, что сказал тебе отец?
— М-молчать.
— Ты сегодня слишком резвый…
«Я же просто два раза зачеркнул цифры. И то самым аккуратным образом. Но он всё равно посадит меня туда. Я снова буду сидеть там. Неужели я должен просто смириться?»
— Ах ты, маленький гадёныш! Ты даже сейчас всё пропускаешь мимо ушей! Эгоистичное отродье!
— А-ай! Отец! Больно! Отпусти! Мама.! Помоги, мама!
— Идём со мной, пироженка.
— Хах, куда?
—…
— Что это за место? Мама, где мы? Что это…за ножи?..
— Не нужно бояться, Панна. Будет не больно.
— Ч-что?
— Просто выведу кое-что.
— М-мама? Что ты.?
А-а-а-а!!! АааАААа!!! Мама! Мама! Мне очень больно! Меня режут!!! К-кто это делает?! ААААА!!!
— Что ты так кричишь? Это всего лишь я, пироженка.
— Н-но… Как ты м-мож…
ААА!!! Прекрати! Остановись!!!
— АРГХ! Ха…к-ха…
— Ну что ты, на ногах стоять не можешь? Не падай. Вставай, осталось совсем чуть-чуть. “La mia dolce tor…” Всего две буковки.
— Нет! Не подходи! Не подходи! Отец! Отец!!!
— Опа! Поймала! Что ж, доделаем то, что начали. T-o-r-t-a. Готово! Полюбуйся на мою работу, сынок.
«К-как я могу видеть в зеркале свою спину…стоя к нему пере…»
— Ах! Ч-что ты со мной сделала?.. ЧТО ТЫ СО МНОЙ СДЕЛАЛА?!
«Бить…Бить.! И ещё раз БИТЬ!!!»
— Ргха! Ргха! Ргха!
— П-профессор?..
— Приходи ко мне на ужин, Фуго…
— ААААА!!! Прошу, хватит! ХВАТИТ!!!
«Дым… Много дыма… Я… задыхаюсь…»
— Purple Haze! Остановись! Х-хах… Х-хах…
«Неужели это конец?..»
— Нет, Фуго.
— Буччеллати? Аббаккио?
—…
— Наранча! Стой! Не покидай меня!
— Паннакотта… Живи ради них… Живи ради себя.
— Н-но я хочу с тобой!
— Хах?
«Триш? Миста?»
«…»
«Джорно…»
— Иди к нам, Паннакотта. Иди ко
мне.
«Он…он так пленительно красив. Как самое чистое золото. Но…»
— Небо… Земля… Такой сложный выбор!
• • •
— Нет!
Фуго, весь в холодном поту, вскочил с кровати. Дыхание сбилось, руки задрожали. Фуго осмотрелся. Прежний беспорядок. Только закатные лучи больше не заглядывали через окно в комнату. Заметно стемнело.
«21:17. Много же я спал.»
Встав с кровати, Фуго задрал свой зелёный пиджак и подошёл к зеркалу. Повернувшись спиной, он почти полностью разглядел злосчастную фразу.
— “La mia dolce torta”, — задумчиво прочёл вслух Фуго.
Не меняя интонации, он произнёс:
— Жалкая пародия на мать. Жаль, что я много раз сдерживал себя от того, чтобы прикончить тебя и твоего мужа. Тварь.
Фуго посмотрел под ноги. Под туфлями хрустели осколки стекла и куски оранжевой древесины. Затем парень посмотрел на свои руки.
— Давай приберёмся. Ну и беспорядок.
Включив свет, Фуго помыл руки, смочил тряпку и принялся за уборку.
