Свято место...

Хофф наконец освободил одну свою руку и уже хотел дать затрещину приятелю, но его остановило выражение, застывшее на лице Мийза. Выражение ужаса, о причинах которого даже задумываться не хотелось. «Не качай ее», - едва слышно пискнул меньший богген. - Чего не качать? Увы, Хофф отличался не только неповоротливостью и неторопливостью тела, но неповоротливостью и неторопливостью ума. Он вновь дернул руку, которую все еще цепко удерживала клейкая нить. Мийз почувствовал, как она задрожала под ними, как по ней идут колебания, передаваясь... куда? А главное – кому? «Не качай паутину. А не то…», - большой поганец так и не узнал, что будет, если он продолжит раскачивать паутину, потому что раздался звук. Он шел из глубины, отражаясь от стен, будя эхо в недрах колодца. Низкое, басовитое, вибрирующее гудение. Так звучит тетива, когда стрела уже отправилась в свой смертоносный полет. Так звучит лопнувшая струна, приводящая в действие изощренную ловушку. Так звучит смерть. Оба поганца замерли, всматриваясь в темноту расширившимися от ужаса глазами и чутко вслушиваясь в каждый шорох. Вот звук раздался снова. На этот раз чуть ближе, чуть громче. Показалось ли боггенам, или они и впрямь заметили какое-то движение во мраке? В этот миг оба они надеялись, что ответом на невысказанный вопрос будет «да, показалось». Надеялись, но знали, что это не так. Она появилась из глубин колодца, бесшумно скользя по своим нитям. Иногда ее лапы пробовали натяжение паутины, и та в ответ издавала низкое зловещее гудение. Она была большой. Очень большой. Едва ли Мийз и Хофф когда-либо встречали пауков такого размера. Да что там они, едва ли с пауком, подобным ей, сталкивался хоть кто-нибудь из боггенов. Она была неожиданно белой. Не той чистой и яркой белизной цветущей водяной лилии, не благородным серебристо-белым мудрой седины. Нет. Ее белизна была скорее отсутствием цвета. Таким может быть лишь создание, никогда не видевшее солнечного света, чистого неба с плывущими облаками, свежей зелени листвы. Она скользила по нитям своего плетения с какой-то сверхъестественной легкостью. Если бы у темных фейри были легенды о призраках, существах обитавших за гранью вещного мира, то, несомненно, им на ум пришли бы именно они. Ее лапа, наконец, легла на нить с двумя поганцами, что замерли без движения, боясь даже вздохнуть, не то чтобы шелохнуться. Паутина чуть качнулась, но лапа уже исчезла с ее поверхности. Паучиха направилась выше, не подав виду, что она заметила в своих тенетах двух незваных гостей, пробираясь по плетению липких нитей. Мийз с Хоффом было переглянулись с облегчением, обрадованные невниманием этого создания, но в следующую секунду она уже была рядом – бесшумно спустившаяся на нити паутины. И боггены смогли оценить и величину ее обманчиво хрупких лап, мощь хелицер, влажно поблескивавших ядом, и непроглядную глубину ее восьми черных глаз. Если бы их не удерживала бы клейкая нить паутины, оба поганца с воплями прыгнули бы вниз. Но даже в этом им было отказано. «О, у нас гости», - это было не громче шелеста ветра, шепота опадающей пыли, звука сочащейся влаги. Но они услышали. Услышали и замерли. Пара сухих бледных конечностей коснулась их, вначале одного, затем другого. - С чем пожаловали? О чем поведаете? И они поведали. Запинаясь вначале, оба приятеля под конец беспрестанно перебивали друг друга в своем стремлении как можно быстрее и полнее донести до нее события минувших дней. О горестях и бедах, что посыпались на род поганцев после исчезновения Мандрейка. - Значит, предсказанное стало истиной... Король Гнили сгинул, и настало новое время. «Кем предсказанное?» - пискнул Мийз. “Какое время?” - вопросительно ухнул Хофф. Смех ее будто омыл их морозным потоком, ледяными кубиками скатился вдоль их спин, от чего даже их грубая кожа пошла мурашками. А из глубин колодца пахнуло столь знакомым и сладостным для любого поганца запахом. Запахом распада и тления, влажных испарений и прелых листьев. Запахом дома и безопасности. Запахом Гнили. - Мое время! Время предсказанное самой Гнилью!