Per aspera ad astra

— Внимание встречающим! Поезд Метхенберг-Эйнрехт прибыл на одиннадцатый путь. Ротгер помощился. Дриксен он знал не намного хуже, чем родной кэналлийский, но гортанное шипение все равно резало слух. Вагон третьего класса - сутки спал! — наконец-то остался позади. Ротгер бодро закинул на плечо рюкзак и зашагал по платформе, огибая неторопливых белобрысых дриксенцев. По сравнению с маленькой станцией в Метхенберг, эйрехтский вокзал показался просто огромным. Стрельчатые окна в человеческий рост, золоченые люстры со стеклянными свечами, украшенные затейливой резьбой массивные двери… Даже пол — и тот выложили безумно красивым искусственным мрамором. Впрочем, полюбоваться им никто не дал. Сотни людей с чемоданами, колясками, тележками, сумками сновали туда сюда как селедки на нересте, толкаясь и перекрикивая друг друга. — Чйэво встаал, нуу! — возмутились на талиг с северным акцентом, и в следующий момент по кроссовкам Ротгера проехалась тележка. — Эй! — возмутился было он, но хам уже растворился в толпе. Через пару шагов Ротгер почувствовал себя той самой селедкой, идущей на нерест, потом — селедкой в бочке, когда толпа забуксовала, пытаясь протиснуться в двери, на поверку оказавшиеся не такими уж огромными. К счастью, ему удалось быстро просочиться вперед — и вскоре выплеснуться вместе с другими счастливчиками на широкое крыльцо. — Молодой человек, такси не желаете? — Такси, такси в центр! — Жилье недорого! Нахальные зазывалы налетели со всех сторон, не иначе как желая разорвать Ротгера на сувениры. — Нет денег! Такси не надо, жилье не надо, ничего не надо, гуси перелетные! — кэналлийский гусиным зазывалам не понравился, они быстро обтекли несостоявшуюся жертву, и через мгновение сзади снова раздалось: — Такси в центр! Недорого! Зазвенело — Ротгер живо обернулся и увидел трамвай, как раз поворачивающий к остановке. Трамвай оказался не чета хексбергскому. Там по крутым улицам карабкались маленькие коричневые вагончики, скорее фуникулеры, чем трамваи, сейчас же перед Ротгером затормозила бело-голубая громадина с лебедем на морде. Водитель сердито зазвонил: что, мол, уставился, деревенщина? Садись или уйди с дороги! Ротгер сразу прошел на заднюю площадку. Красивый талончик с Ратушей пробивать было жалко. Ротгер мельком оглянулся по сторонам и сунул его в карман целым — на память. Трамвай неторопливо тянулся по узким улочкам старого города, часто останавливаясь. Проплыл мимо высоченный храм — чтобы разглядеть его вершину пришлось аж прилипнуть щекой к стеклу. Потом — чудом уцелевший особняк прошлого Круга. Трамвай свернул на набережную Эйны и через мост въехал в Старый город. Трамвайные пути занимали половину улицы, пешеходы жались к домам. Похоже, историю здесь ценили больше, чем людей. Зато дома регулярно красили, а магазины назывались исключительно «лавками», а кафе — «шаддийными» или «ресторациями». За окном показалась башня с часами — городская Ратуша, и Ротгер поспешил выйти. Заветная бумажка с адресом ждала своего часа в кармане рубашки, но куда интереснее было оглядеться по сторонам. Из витрины с надписью «Седоземельские меха» скалилась тварь, похожая на пушистого ызарга. Рядом девица в старомодном платье и с толстыми светлыми косами (увы, накладными) торговала цветами из корзинки. На бортике фонтана мужик в костюме времен последнего Излома уплетал бутерброд с сыром. На его фоне томно изгибалась темноволосая красотка, позируя фотографу. А тот стоял неподалеку на одном колене и матерился на чистом талиг, когда в кадр попадали бегающие вокруг фонтана дети. Издалека доносилось визгливое пение волынки. Ротгер неторопливо обошел Ратушу, полюбовался на корабли в витрине сувенирной лавки, последовательно отверг предложения сфотографироваться с медведем, купить настоящий варитский шлем, сходить на экскурсию в канализацию и выпить чашечку багряноземельского шадди. Шадди было особенно жаль, но в карманах оставалась только мелочь, а на карточке — неприкосновенный запас на обратный билет до Хексберг, если здесь вдруг не выгорит. Хотя в своей удаче Ротгер не сомневался. Военно-морское училище в Хексберг он окончил с отличием. Почти. Ладно, до отличия там было далеко, но даже таких оценок хватало, чтобы поступить в университет им. Фельсенбурга по квоте «для малых народов». Правда, общежития при нем не имелось, но на этот случай у Ротгера был план. Точнее, адрес. Через два часа Ротгер убедился, что мир захватили туристы. Люди, у которых он спрашивал дорогу, смотрели на него бессмысленным взглядом, потом начинали растерянно оглядываться по сторонам. Самые догадливые тянули из сумки карту, но найти на ней улицу Марге-унд-Бингауэра не способны были даже они. Ротгер их понимал — длиннющие дриксенские названия улиц и переулков наползали друг на друга как черви в жестянке рыбака, поди разбери! Официанты, скучавшие у заборов своих уличных «рестораций», пожимали плечами и отворачивались, делая вид, что, указывать дорогу марикьяре ниже их гусиного достоинства. Хотя наверняка просто не знали. Очередная кривая улочка вывела к Эйне. Зеленая вода лениво облизывала гранит, на парапете сидели две грязные чайки. Ротгер помахал им рукой как старым знакомым и зашагал, куда глаза глядят. Солнце уже почти скрылось за разноцветными крышами, когда на очередной потертой вывеске удалось разобрать имя несчастного Марге, давно уже икающего в своем Закате. Не успел Ротгер сделать и двух шагов в нужном направлении, как сзади раздалось: — Вальдес, Крабья теща тебя сожри, приехал-таки? — Берлинга! — Ротгер обернулся, улыбаясь во весь рот. Дальний родич по отцовской линии работал в Эйнрехте уже третий год. Приезжая в Хексберг, он расхваливал столичную жизнь и зазывал соотечественников в строительную бригаду. С его подачи Ротгер и затеял эту авантюру, истратив на билет неприкосновенную заначку. — Наконец притащился, тюлень ты ленивый! — Берлинга хлопнул Ротгера по плечу и потащил за собой, расспрашивая обо всех знакомых по очереди. Закатное солнце пылало на куске жестяной крыши, который болтался на последнем гвозде. В сравнении с рыжим бликом двор казался на редкость унылым. От стены до стены тянулась веревка, завешанная коричневым тряпьем. Подъезд открывался красивым старинным ключом, а внутри воняло плесенью. — Не кесарский дворец. — заевшая дверь в квартиру открылась после хорошего пинка. Берлинга ухмыльнулся. — Да тут в центре они все такие, знаешь ли. И что думаешь — от туристов отбою нет, снимают все подряд. Сколько я гусям квартир переделал — чем ближе к Старому городу, тем жаднее. Сделай, говорят, чтоб потолок не валился, да плесень оргалитом закрой. И потоньше оргалит, знаешь, подешевле… Да не разувайся, так иди. Потом тапки купишь. Разуваться смысла действительно не имело. Тетушку Юлиану удар бы хватил при виде засаленного до черноты деревянного пола и грязных покрывал. Комнат в квартире было всего две. Ближайшая, заставленная разнокалиберными топчанами, оказалась пуста, из дальней слышались голоса. — Да проходи ты, все свои! — хохотнул Берлинга. — Эй, крабьи дети! Смотрите, кого я привел! На продавленном диване резались в карты двое, знакомых еще с Хексберг. — Дитрих! Филипп, башка ты белобрысая! — Ротгер скинул рюкзак и бросился пожимать руки старым друзьям. Приветствия, распросы. Берлинга развалился в кресле и снисходительно смотрел на молодежь. — Слушай умного человека, Вальдес, — сказал он, когда Ротгер закончил пересказывать домашние новости. — Завтра чтобы пошел в свой университет и поступил, ну-ка. Работу на первое время найду, а к осени подтянешься до бригады. Будешь хорошо работать — устроишь жизнь. Дитрих и Филипп переглянулись между собой, а Берлинга продолжил тем же поучительным тоном: — Уже и голодный небось? Иди, там на кухне суп остался. Ну-ка, будь как дома. Новая жизнь началась.