— Фрэнк! Фрэнк! — врач бежал по бесконечным коридорам в поисках мужчины, новостей от которого не было около суток. Он сворачивал налево, и снова налево, и снова налево, бежал вперёд, поскальзываясь на гладкой плитке советского пола, не слыша людей вокруг и не замечая паники. Он искал-искал-искал, хватался пальцами за стены, чтобы не упасть от скольжения. Ещё один пролёт этого чертового огромного здания. Джерард начал открывать двери в каждой палате, ища взглядом одного лишь человека, чья судьба была определена и не в позитивную сторону. Запах хлорки и йода заполнял коридоры, клочья прожжённой от радиации и пропитанной кровью одежды валялись по углам, испуская радиационный фон и ужасный трупный запах. Если бы он не изучал русский, он бы подумал, что все медсестры спятили, решив ополчиться против него, но это было не так.
— Молодой человек, остановитесь! Вам туда нельзя! — топот собственных ботинок эхом бил по слуху, заставляя разум мутнеть, он просто бежал и жадно искал взглядом, надеясь найти и молясь о том, чтобы его здесь не было, что он сам ошибается, что он не там ищет.
— Боже правый, нет-нет-нет, — бросаясь на колени перед кушеткой, на которой лежало тело хирурга, обгоревшее и местами разорванное излучением в кровь, молодой ассистент зарыдал, взглядом обводя каждый сантиметр кожи, руками касаясь тех участков, где не так больно это ощущалось. Его била такая сильная дрожь, что он заходился в немых рыданиях, не ощущая кипящих от горечи и боли слез, льющихся ручьями по его лицу.
— Что они с тобой сделали, что вы сделали с ним?! Что вы сделали?! — санитары схватили Джерарда, пытаясь поднять, но тот лишь кричал и вырывался, не отводя взгляда от Айеро, который с трудом мог различать звуки и образы. Он слегка повернул голову в сторону парня, пытаясь понять, кто перед ним, не сразу, но ему удалось.
— Дж… — после длительного молчания его горло не было способно издавать звуки, поэтому, произнеся один, он зашелся с кровяном кашле, ощущая волны убивающей боли по всем телу.
— Молодой человек, успокойтесь и покиньте помещение! Вы нарушаете покой больных, вам нельзя к ним прикасаться, послушайте! — он рычал и выл, пытаясь ухватиться за край кушетки, но сильный санитар рывком вытащил его из палаты и громко захлопнул дверь, отрезая путь. Фрэнк снова погружался в какой-то свой смутный сон, в котором он пребывал все последнее время, вдыхая запах железа и того же самого йода, от которого невозможно было спрятаться. В горле
— сухость и пустыня, конечности взрывались внутри, переживая разрушение клеток тканей без шанса на восстановление. Все, чего он хотел, это увидеть лица близких, Джерарда и маленького сына, всего раз. Раз прежде чем ослепнуть навсегда и потерять рассудок в этом бесконечном кошмаре под названием Чернобыль.
Медики засунули Уэя в соседнюю пустую комнату и закрыли дверь, чтобы устроить допрос и внушить некоторые правила, которые он беспредельно нарушал.
— Кто вы такой? Ваша должность? — грозным голосом спрашивал мужчина средних лет, в очках и с жилистой кожей.
— Какая к черту разница, кто я такой?! Пропустите меня к Фрэнку Энтони Айеро, иначе-
— Личность и должность! — он громко стукнул кулаком по жестяному столу, пугая рядом стоящих медсестер, но ни разу не пугая Джерарда, который злился ещё больше и хотел растерзать каждого на своём пути стоящего. Свет в зеленой комнате с посыпавшейся краской мигал и раздражающе жужжал, накаляя обстановку.
— Джерард Артур Уэй, хирург и по совместительству ассистент моего коллеги из Нью-Джерси, мы прибыли в СССР с миссией, цель которой засекречена, — сквозь зубы проговорил он, сверля жутким, ужасно уставшим и разъярённым взглядом русского доктора напротив.
— Если вы врач, тогда я тем более не понимаю ваших расторопных и нелогичных действий по отношению к облученному радиацией в огромном количестве, разве вы не знаете мер безопасности?
— Мне плевать на ваши чертовы меры безопасности, мне надо быть рядом с этим человеком вне зависимости от обстоятельств, а вы стоите на моем пути. Немедленно пустите меня к нему! — мужчина сощурил глаза и поправил очки, вглядываясь в парня напротив и пытаясь понять его тайну, его истинное предназначение.
— Объясните мне, почему вы пренебрегаете своей жизнью, которая становится короче с каждой секундой близости с этим человеком?
— У него есть сын, маленький сын, ему нужен его отец, и я, вашу мать, уверен, Фрэнк сейчас нуждается в нем тоже.
— Фрэнк сейчас в бессознательном состоянии, он умирает, Джерард Уэй. Он — живой труп, мы лишь пытаемся облегчить этот процесс.
— Замолчите! — вскрикнул он, вскакивая со стула. Глаза вновь наполнились влагой, выставляя напоказ все его слабости. — Вы сейчас же пустите меня к нему, и у вас не будет проблем.
— Хорошо, — ответил доктор, тоже поднимаясь с места и складывая очки, — только когда будете умирать мучительной смертью, все же подумайте о ребёнке, — фраза прорезала слух Уэя, застревая остриём лезвия где-то в области сердца от осознания того неизбежного, что случится с ним и с Фрэнком, но что случится с Майлзом — трудно сказать, и от этого ещё больней. Вернувшись к больному, Джерард навис над ним, роняя слезы на его красную кожу и громко всхлипывая, гладя по волосам и презирая себя за то, что пустил его одного, что согласился на эту поездку, что не сберег. Он прижал его голову к своей груди и положил подбородок на его макушку, зажмуриваясь и глотая слезы, приговаривая, как он любит его, как жаль, что все так вышло.
— Прости меня, прости, прости, любимый, что отпустил. Господи, помоги же ему, — сипел он, срывая голос шёпотом, — не оставляй нас с Майлзом одних, мы не сможем без тебя, Фрэнки, — жертва радиации приоткрыла глаза настолько, насколько это возможно, и дрожащей рукой коснулась руки Джерарда, обхватывающей его.
— У-ход-ди, — он потратил все силы на одно единственное слово, желая, чтобы тот оставил его и выжил, но ассистент мотал головой и не хотел слушать, — ум-мрешь.
— Не умру, я не умру, главное ты не умирай, умоляю тебя.
— Сын, заб-бери М-м... лз, — Джерард понимал, что это конец, что мужчине надо быть уверенным в том, что все будет хорошо с его семьей, невзирая на панику.
— Конечно, конечно, Фрэнки, — сквозь слезы шептал он, не переставая его гладить. Бывший хирург наконец почувствовал успокоение, ведь он доверял Уэю, он доверил ему своего сына, который успел стать их общим, зная, что тот его не бросит ни при каких обстоятельствах. Он сделал последний вдох, прежде чем его разум вошёл в стадию бреда и непонимания реальности, галлюцинации. Он не слышал больше парня, но почему-то руки не отпускали его, а сердце сжималось всеми своими мизерными силами от боли. Руки Джерарда начали покрываться ожогами, но ему было плевать. Он знал, чем все кончится, поэтому не было смысла сейчас бросать Фрэнка и убегать от смерти.
— Если я не вернусь через час, забери его, прошу тебя, сделай это, — тихо говорил парень девушке, держащей младенца на руках, — вот наши счета, возьми все, что необходимо, береги его, — она кивала и кивала, но понимала, что Джерард не придёт больше и что ребёнка придётся приютить.
— Ты не вернёшься, да? — сквозь слезы, он улыбнулся, глядя на сына и боясь разорвать с ним эту тонкую связь родства. Он коснулся кончиками пальцев его маленького личика и оставил поцелуй на лбу, мысленно прощаясь и запоминая его образ, чтобы в конце жизни видеть его перед собой, даже в самом страшном бреду. Он не ответил и быстро вышел из комнаты, переходя на бег и направляясь в больницу, в которой предположительно находился его мужчина.
Врачи начали переводить облученных в более защищённые палаты для своей же безопасности, но Айеро оставили в той же, потому что смысла не было в его переводе, и Джерард не разрешил. Он вцепился в Фрэнка, не отходя от него ни на шаг, ни чтобы поесть, ни чтобы справить нужду, все его биологические потребности сводились к тому, чтобы просто быть рядом с ним.
Ночь. Свет в больнице погас, топот затих, но никто не спал. Уэй смотрел в окно на луну, думая о том, как там Майлз, его родители, родители Фрэнка, знают ли они? Боятся? Переживают? Всего этого ни он, ни мужчина уже не узнают. Хирург снова закашлялся, поэтому Джерард приложил ткань в виде платка к его губам, наблюдая пятна крови на нем. Кожа на его собственных пальцах начала облезать, его лицо и руки, живот, грудь, бёдра начали покрываться ожоговыми пятнами, дышать становилось тяжелее, все время кружилась голова, и тошнота не покидала его. Тело голодало и медленно умирало, но не от радиации, а от истощения. Каждая минута была для него вечностью, но он бы променял хоть одну из этих вечностей на несколько мгновений с живым и здоровым Фрэнком, который шутил и смеялся, целовал его губы, его руки и шею, плавно переходя на ключицы, смотрел своими прекрасными карими глазами в его глаза, касался нежными руками хирурга его спины и бёдер, шептал всякую несуразицу и говорил о том, как он счастлив с ним. Каждый момент из их прошлой жизни подбивал Джерарда к вою, вою в душе и его голове, потому что рыдать и кричать сил не было. Не осталось больше никаких сил. Он верил в то, что Фрэнк тоже это помнит, хотя бы отдаленно вспоминает их солнечные утра, первую встречу, их первое свидание и первую ночь. Первое признание в любви и первые слёзы радости, первые бытовые ссоры и их разрешения, их родителей и семейные вечера у них, особенно у родителей Фрэнка. Его мама готовила очень вкусный ягодный пирог, который Джерард обожал, а она обожала Джерарда, для которого Фрэнк и Майлз стали смыслом жизни. Парень жалел, что они для них пропали без вести и умерли заживо, они не узнают о том, что случилось с ними, где они теперь и где сейчас их единственный и любимый внук. Майлз тоже никогда не узнает, кем были его родители, потому что он ещё слишком мал. Он может узнать, если София оставит его у себя и в будущем поведает эту трагичную историю.
Рой мыслей кружился в черепной коробке и доставлял эмоции в таком количестве, в каком никогда не мог. Уэй тяжело вздохнул и, решив все для себя, лёг рядом с Фрэнком, обнимая его и обвивая конечностями его тело, мгновенно перенимая огромную часть радиации в свой организм. Он не мог не почувствовать этого, поэтому лишь обрадовался тому, что смерть не будет тянуть. Он начал погружаться в сон, в котором он обязательно встретит любимого хирурга, даже в самом страшном бреду.
Через несколько дней мужчина доктор зашёл в палату и, вздохнув, подозвал нескольких санитаров, чтобы те добавили в список жертв Чернобыля ещё двух людей. Ещё две смерти. Если сказать, что ему не было их жалко, то я совру. Он смахнул влагу с глаз и тихо прикрыл дверь, покидая опустевшую больницу навсегда. Джерард ни разу не сменил позу и отправился в вечный сон так, как и лёг, рядом с любимым человеком.
5 лет спустя...
— ... прошло 5 лет с момента, как Чернобыльская катастрофа вошла в список как одно из ужаснейших событий человечества. Множество людских жизней было вложено в ее ликвидацию, и их список до сих не заканчивается, убытки никогда не прекратятся, все мы должны помнить об этом и впредь заботиться о природе, как о самих себе, потому что однажды она снова нам ответит. Новости Нью-Джерси готовы представить некоторых людей, отправленных на ликвидацию, чтобы люди знали героев, хотя бы их имена останутся навеки в списках наших спасителей.
Небольшой список начал медленно проплывать белыми буквами по черному фону снизу вверх, позволяя телезрителям пробежаться взглядом и запечатлеть имена в памяти. Маленький мальчик стоял напротив экрана, с трудом понимая, о чем речь, но ему было интересно, отчего его родители так взволнованы, а диктор говорит каким-то другим голосом.
Джерард Артур Уэй — ассистент хирурга клиники ***, награжден посмертно. По некоторым данным переписи число спасенных лиц: 76
...
Фрэнк Энтони Томас Айеро-младший — хирург клиники *** первого класса, награжден посмертно. По некоторым данным переписи число спасенных лиц: 89
Имена и должности мальчику ничего не давали и ничем не отзывались в его памяти, он мельком побродил по ним взглядом и, оглянувшись, увидел свою мать с ладонью у лица, вытирающую выступающую влагу.
— Мама, почему ты плачешь?
— Все хорошо, милый, — произнесла она дрожащим голосом, слегка улыбнувшись, — теперь все будет хорошо.
